Самый большой трудовой день в году - день рождения. Ответить на почти тысячу поздравлений, каждое из них прочитать - огромный, но очень радостный труд. Многие из них - очень личные. Нет возможности ответить сразу - буду делать бережно, осторожно и, наверное, долго - перечитывать, отвечать лично. Постараюсь. А сейчас сяду за статью - с ужасом понимая, что срок вот он. Низкий вам поклон, сегодня я - счастлив, кажется всё, что пытаюсь делать - нужно, имеет смысл

Мой старый приятель, чешский профессор, сухопарый, чем-то напоминающий немца, приглашал изредка погостить летом в его доме, чтобы вспомнить русский язык, просто пообщаться – где находимся и что с нами происходит. Но речь не о нем и не о его хитроумных домашних устройствах – ими он меня доводит до белого каления.
Скорее, речь о старой чешской деревне, в которой он живет недалеко от Праги, где столетние виллы перемешаны со старыми крестьянскими домами, почти каменными крепостями, с бесконечными, почти в три этажа, амбарами и новыми семейными кубиками, с пришлым населением, только что из Праги.

За двадцать с лишним лет, что я их наблюдаю, местные: заасфальтировали все дороги (в середине 1990-х было много щебенки), часть путей своих выложили плиткой, построили два новых моста, переходы через железную дорогу, провели в каждый дом газ, упрятали электрические провода под землю, сделали центральную канализацию, пустили из заповедника чистую воду в каждый дом, проложили кабель и достали каждый дом быстрым Интернетом, выстроили новый детский сад, новый теннисный корт (их несколько в поселке), обновили покрытие и всю инфраструктуру футбольного поля, устроили «собачью школу», небольшую промзону на задворках, дающую деньги и рабочие места, отличную детскую площадку, еще одно футбольное поле с искусственным покрытием, открыли новую библиотеку – интернет-центр, заново осветили улицы.

Рядом появились крупные супермаркеты и пивоварня-отель, два новых места «по пиву» и «кофечко» с детскими площадками. Через поселок проложили великолепную велосипедную трассу на десятки километров.

Боюсь сказать, что случилось в соседнем поселке. Там полностью перестроили старую школу, возвели ее второй корпус, отремонтировали замок, а местный французский ресторан и магазин с итальянскими сырами – это просто предмет гордости. И там, и тут – частные детские сады, новая музыкальная школа, вновь обустроенные парковые зоны. Подвалы с вином в местном замке. Бурная велосипедная и роликовая жизнь. Свой концертный зал. Спектакли, ярмарки, местные выставки. Недалеко железная дорога – там новые двухэтажные поезда «европейского уровня». Все это берется как будто из ниоткуда, из обычной повседневной работы.

И жилье, жилье, сотни, наверное, молодых семей, оккупировавших это пространство под ипотеку в 5–6%. Трех-, двух-, одноэтажные дома. От кубиков до вычурности.

И еще – все доступно, все для среднего класса, все дешево, доступно по деньгам. Все открыто, никаких стен и загородок, обычная поселковая среда, органично развивающаяся четверть века. Каждый год – по чуть-чуть, но в хорошем качестве. Тротуар здесь, плитку там.

В чем секрет? Вот уж где община и коллективизм. В таком поселении нет партий. Один край поселка выставляет одного кандидата, другой – другого. Борются люди и программы. Бюджет обсуждается публично, тратится только на местные улучшения. У общины есть свои земли, она может торговать землей или создавать на ней рабочие места. Есть свои доходы, их маловато. Мелкая коррупция? Все про всех всё знают и непременно съехидничают, а заодно и переизберут.

За партии голосуют на других выборах, кто – за левых, кто – за правых. Здесь же голосуют за «старосту», партии в этом не участвуют. И еще – все кипит мелким бизнесом, просто кишит. Через дом – объявление: чем занимаются хозяева и что у них можно поделать.

Чистота, нет свалок, в полях и лесах, на обочинах дорог – чистота. Тщательно оберегаются места общественного доступа, берег реки. Никаких частных загородок.

Очень спокойные люди, с чувством собственного достоинства, сходящие с ума по своим домам. Все в дом. Любовь к садам, огородам и бассейнам в них. Средний-средний класс, синие и белые воротнички, машины – «шкоды» разных времен или другие авто того же класса. Нет ничего, что было бы наспех сколочено: стыдно перед соседями.

Не дачный поселок, не садовое товарищество – старинная деревня, когда-то крепостных в XVIII веке. Сейчас община в несколько тысяч человек.

Я спрашиваю приятеля: «А за счет чего такая роскошь?»
Ответы получаю самые простые: что-то дало центральное правительство, что-то Европейский Союз (даже у автобусной будки высечено: «Сооружена за счет фондов ЕС»), что-то дают местные налоги, особенно промзона, а еще – община торгует своей землей. Покупает землю, продает землю, что-то возводит.

Когда я приезжаю и каждые несколько лет мне показывают, что еще прибавилось в этой обычной среде обитания, в паре десятков километров от Праги, мне становится не по себе и я думаю, в какой раз, что даже под Москвой невозможно воспроизвести эту самую обычную обычность, эту обыденность спокойного, мирного, открытого, дешевого существования с очень высоким качеством. Ту самую общину, по поводу которой так все беспокоятся.

Ну нельзя найти такое место.
Не Рублевку, не огороженный коттеджный поселок – просто спокойную деревню, сливающуюся с другими местами и мелкими городишками.

Тихий мещанский мир, детское, удобное, чтобы растить детей, место, в котором, конечно, кипят страсти – как без этого, но не по части исторических поворотов в судьбах отчизны.
И уж точно не по поводу судеб доллара и дьявольской сути глобальных финансов.

Зато известно, кто кого бросил и кто с кем сошелся.

А дальше начинаются вопросы: почему так? За четверть века – почему так? Почему это случилось в Чехии, стало обыденностью, но не случилось у нас дома? И что нужно сделать, чтобы случилось?

Ответы на эти вопросы придется искать всем вместе, но желательно на светлой стороне улицы, а не на темной, не в каком-нибудь очередном загибе, которыми так богата российская история.

Из моей книги "Открытая дверь"
https://www.lingva-f.ru/book_54.html

Он никак не должен был доехать до 1950-х. Белый, вражина, первопоходник. Ледяной поход 1918 года. Воевал в Добровольческой армии, от чего всю жизнь тряслись руки (контузия, тремор). Штурмовал красных в Екатеринодаре. Мог быть взят в 1930-е, как другие пишущие, в Ленинграде, в доме писателей на канале Грибоедова, 9. Но не был взят. Обязан был погибнуть в блокаде Ленинграда. Не хотел уезжать. Но очнулся в теплейшем Сталинабаде (Душанбе). Крещеный еврей – обязан был стать космополитом. Но не стал. Обруган, но не забран.

Враг, самый настоящий враг – но обласкан золочеными побрякушками. Запрещен – но допущен. Евгений Шварц?
Это он о себе: выдаю «внимательному наблюдателю главное свое свойство – слабость». Это о себе: «слабость: желание ладить со всеми. Под этим кроется вторая, основная: страх боли, жажда спокойствия, равновесия, неподвижности».
Это он, написавший «Дракон», пьесу, немедленно снятую после показа в Москве в 1944 году. Она вновь пришла в мир только после смерти автора.

«Я же их, любезный мой, лично покалечил… Человеческие души, любезный, очень живучи. Разрубишь тело пополам – человек околеет. А душу разорвешь – станет послушней, и только. Нет, нет, таких душ нигде не подберешь. Только в моем городе. Безрукие души, безногие души, глухонемые души, цепные души, легавые души, окаянные души. Знаешь, почему бургомистр притворяется душевнобольным? Чтобы скрыть, что у него и вовсе нет души. Дырявые души, продажные души, прожженные души, мертвые души».

Как он пробрался через 1930-е – 1940-е годы, чтобы от сердца умереть в постели? Как обошел случайности, чтобы уцелеть? В какой прогалине случилось так, что самое чистое зерно осталось на столе, когда все зерно смахнули со стола?

Это ведь он пишет в 1937 году: «Начиная с весны разразилась гроза, и пошла все кругом крушить, и невозможно было понять, кого убьет следующий удар молнии. И никто не убегал и не прятался. Человек, знающий за собой вину, понимает, как вести себя: уголовник добывает подложный паспорт, бежит в другой город. А будущие враги народа, не двигаясь, ждали удара страшной антихристовой печати. Они чуяли кровь, как быки на бойне, чуяли, что печать “враг народа” пришибает всех без отбора, любого, – и стояли на месте, покорно, как быки, подставляя голову. Как бежать, не зная за собой вины? Как держаться на допросах? И люди гибли, как в бреду, признаваясь в неслыханных преступлениях: в шпионаже, в диверсиях, в терроре, во вредительстве. И исчезали без следа, а за ними высылали жен и детей, целые семьи.

Нет, этого еще никто не переживал за всю свою жизнь, никто не засыпал и не просыпался с чувством невиданной, ни на что не похожей беды, обрушившейся на страну. Нет ничего более косного, чем быт. Мы жили внешне как прежде. Устраивались вечера в Доме писателей. Мы ели и пили. И смеялись. По рабскому положению, смеялись и над бедой всеобщей – а что мы еще могли сделать? Любовь оставалась любовью, жизнь жизнью, но каждый миг был пропитан ужасом. И угрозой позора. Наш Котов (комендант дома) совсем замер, будто часовой на карауле при арестованных или обреченных аресту, – в конце концов, разница была только в сроках. Он отворачивался при встречах, словно боясь унизить себя общением с жильцами – врагами…

Затем пронеслись зловещие слухи о том, что замерший в суровости своей комендант надстройки тайно собрал домработниц и объяснил им, какую опасность для государства представляют их наниматели. Тем, кто успешно разоблачит врагов, обещал Котов будто бы постоянную прописку и комнату в освободившейся квартире. Было это или не было, но все домработницы передавали друг другу историю о счастливицах, уже получивших за свои заслуги жилплощадь. И каждый день узнавали мы об исчезновении».

Он не узнал о своем исчезновении. Он и не исчезал.
Это может быть случайностью в стотысячных долях. Или не определимыми сейчас свойствами характера. Когда прошли первые холода, в саду все равно остается еще что-то, в чем есть движение, потому что этой пропасти холода невозможно исчерпать всё.

Или же все-таки есть сила, которой он отодвигал от себя нелюбовь, ненависть, невыносимость бытия, саму возможность не быть?

Природа этой силы неизвестна, и никто не знает, есть ли она, называясь силой духа, или присутствием духа, или просто духом, удерживающим угрозы и их чудовищные тела на расстоянии.

Возможно, эта сила есть, потому что уцелеть ему было невозможно.

Но как же замечательно, что он был, что он долго был с нами и в его руках было перо! С какой человечностью он писал и как легко можно его слова заучивать наизусть!

«Дон Кихот. «Привет вам, друзья мои! Нет ли в замке несчастных, угнетенных, несправедливо осужденных или невольников? Прикажите — и я восстановлю справедливость»!
Мы вас слышим, Евгений Шварц! Быть за несчастных, быть за всех, жить по справедливости – так стоит жить.

Или:

«Дон Кихот (лежа на полу). Не верю!.. Я вижу, вижу — вы отличные люди.

Он поднимается и идет.

Дон Кихот. Я вижу, вижу — вы отличные, благородные люди, и я горячо...

Хитро укрепленный кувшин с ледяной водой опрокидывается, задетый рыцарем, и обливает его с головы до ног.
Дон Кихот (упавшим голосом). Я горячо люблю вас. Это самый трудный рыцарский подвиг — увидеть человеческие лица под масками… но я увижу, увижу! Я поднимусь выше...

Люк открывается под ногами рыцаря, и он проваливается в подвал. Наверху полное ликование, доходящее до безумия».

Видеть человеческие лица под масками, проваливаясь в подвал – даже мысленно испытать это на себе, уже урок человечности. Не желай другому того, что не желаешь себе. Не отступай от этого, что бы ни случилось. Помни, что под масками – человеческие лица. Пожалуйста, удержи это в себе!

Или:

«Сеньор, послушайте человека, имеющего ученую степень! Времена странствующего рыцарства исчезли, прошли, умерли, выдохлись! Пришло новое время, сеньор! Новое! Тысяча шестьсот пятый год! Шутка сказать!

Дон Кихот. И в этом году, как и в прошлом, и в позапрошлом, как сто лет назад, несчастные зовут на помощь, а счастливцы зажимают уши. И только мы, странствующие рыцари...

…А сколько вас?

Дон Кихот. Не мое дело считать! Мое дело — сражаться!»

И ведь правда – сражаться за честь, за справедливость, делать то, что должно. Есть честь, есть желание, есть слова, которые должны запасть в души! Каждые времена должны быть лучше других, но разве это закон? Мы ничем не лучше тех, кто жил, мы так же громко зовем на помощь, ожидая помощи, сострадания и, ради нас всех, – любви.

Опять Шварц:

«Одни люди идут по дороге выгоды и расчета. Порицал ты их? Другие — по путям рабского ласкательства. Изгонял ты их? Третьи — лицемерят и притворяются. Обличал ты их? И вот встретил меня, тут-то тебя и прорвало? Вот где ты порицаешь, изгоняешь, обличаешь. Я мстил за обиженных, дрался за справедливость, карал дерзость, а ты гонишь меня домой подсчитывать доходы, которых я не имею. Будь осторожен…! Я презрел блага мирские, но не честь!»

Как легко сказать, что это проповеди, пустые, никчемные, что наша жизнь устроена иначе, что бытие – другое. Но есть еще один выбор - вспомнить, какими мы мечтали быть, и сказать себе, в насмешку или всерьез, вслед за сказочником:
«Сражаясь неустанно, доживем, доживем мы с тобою… до золотого века. Обман, коварство и лукавство не посмеют примешиваться к правде и откровенности. Мир, дружба и согласие воцарятся на всем свете. Вперед, вперед, ни шагу назад!».

Глупо? Нельзя? Смешно? Но так ли это смешно? Есть дневники Шварца – и в них его прямая, не сказочная речь. Вот что он спрашивал у самого себя в 1950-х, незадолго до того, как ушел – навсегда: «Дал ли я кому-нибудь счастье? Не поймешь. Я отдавал себя. Как будто ничего не требуя, целиком, но этим самым связывал и требовал. Правилами игры, о которых я не говорил, но которые сами собой подразумеваются в человеческом обществе... Я думал, что главные несчастья приносят в мир люди сильные, но, увы, и от правил и законов, установленных слабыми, жизнь тускнеет. И пользуются этими законами как раз люди сильные для того, чтобы загнать слабых окончательно в угол. Дал ли я кому-нибудь счастье? Пойди разберись за той границей человеческой жизни, где слов нет, одни волны ходят».

Волны? Но мы сами можем в этом разобраться. Да, за пределами его жизни. Он дал нам счастье. Когда читаешь его, когда – то смеешься, то воешь, то плачешь, когда приходишь в восхищение от того, что язык человеческий, язык русский может звучать именно так, как у него, мы знаем – он дал нам счастье. И еще он дал нам ощущение, оно – твердое, оно есть – в том, что можно жить со всем достоинством и дарить счастье в самые поворотные времена.

Это моя новая колонка в "Неделе - Российская газета"
https://rg.ru/2023/02/07/pastyr-beznogih-dush.html

Позиция украинского собеседника в FB, юриста Володимира Темченко, (ученая степень, академическое образование и фундаментальные суждения). Опубликована несколько дней назад - в обсуждении моего поста в FB. Всё о том же -понимать, есть ли хотя бы какие-то точки пересечения общественного мнения "по разные стороны границы"?
Вот этот текст:
"Из разрозненных сообщений возникает некая новая социальная тенденция о реальности войны:
1. Из освобожденных ВС Украины территорий часть людей стали уезжать на свою историческую родину.
Причины разные, но прогнозируемо специалистам известны, в частности, это беженцы - потомки русских переселенцев после голодомора 32-33 годов. Их много!
Тенденция объективная и сохранится, в частности, по причинам разрушенного хозяйства, - кое-где поселки не подлежат восстановлению! Да и восстановить разрушенное быстро не получится! Это десятилетие min!

2. Поэтому, - чем дольше война, тем очевидно будет больше разрушений и депопуляция разрушенных территорий.
Следует также иметь ввиду: многие беженцы (разных национальностей!)не вернутся в Украину.
Это еще одна из приоритетно весомых причин бесполезности продолжения войны!
Если война порождает социальную и экономическую пустыню, - какой в ней смысл, тем более с учетом несостоятельности известных антинаучных (!) лозунгов о «русскоязычном населении»! Каждый человек обязательно идентифицирует себя как гражданин, социально-культурно, национально.

3. Войну нужно заканчивать немедленно.
В ряду различных вариантов правовых решений возможен вопрос общественного обсуждения о территориях до 24 февраля 2022 года. Думаю, что подобные обсуждения объективно требуют отсрочки на период восстановления, - до 5 лет точно.

Особенности правового механизма обсуждения приоритетов и равновесных решений в этих вопросах можно будет понять только после социально-экономической стабилизации, изучения общественного мнения, настроений и многих иных составляющих в новой (!) послевоенной реальности".

Володимира Темченко легко найти в FB - одним кликом как руководителя "Украинской правозащитной инициативы"

Удивительная эластичность российского народа: 1) как ни в чем не бывало, параллельная жизнь, 2) "всё есть", гибкость экономики, не падение (благодаря сотням тысяч мелких и средних бизнесов, серой экономике), 3) не разговаривать о главном, быть "мимо его". Как-будто его нет.
Так же 100 лет назад за 3-4 года из "старорежимного" встал на ноги советский человек.
И в этом надежда - если дать другое направление - быстрейшее приспособление народа. Демократия по немецкому образцу? Социальная рыночная экономика? Через 2-3 года - все "за", если жизнь - к лучшему, пропаганда - в ту же сторону, куда ветер дует.
Ничто - не обречено, всё - изменямо, поразительная адаптивность к изменениям базовых условий существования

Правила бесконечного удивления
1) нас заставляют тратить свою драгоценную жизнь на невесть что
2) наше время занимают тем, что нам совершенно не нужно
3) мы вынуждены говорить о том, что через год всё равно забудут и мы сами не будем помнить - о чем и когда
4) нами жертвуют, как ничем, как будто мы ничего не стоим
5) выход из этой глупости - быть отдельным
6) непроницаемые стены - да, невозможно
7) но отдельность, свое мнение, своя дорога, своя независимость., свои желания, свой круг чтения, свое общение, свои люди - и, наконец, своя любовь
8) быть бесконечно далеко от внушаемого
9) радоваться. За возможность дышать, думать, ощущать, двигаться, чувствовать. Мы - здесь. Наша жизнь идет. Мы в ней. Мы любим. И нас любят. Мы лично присутствуем при этом чуде 10) Верить, что все будет именно так,как нужно. Рано или поздно
11) Эта вера - не пустая. Она основана на наблюдениях - за своей и чужой жизнью
12) Считать ли риски? Тысячу раз считать. Меняться - и всё менять, строго по траектории рисков
13) Что не отменяет сегодняшнего наслаждения жизнью. Невозможно не делать этого, пока ты можешь

Так случилось, что целая квартира, совсем пустая, в райском уголке Москвы, оказалась в моем полном распоряжении на всю неделю. Был месяц июнь, за окном щелкали птицы, и я со всей вдумчивостью 18-летнего мудреца решил прочитать от корки до корки «Историю КПСС» в 6 томах, каждый том – страниц по 900. До экзамена по истории была еще неделя, рядом сверкала Москва-река, и тысячи страниц манили меня со всей определенностью.
Через неделю я вышел из подъезда обученным большевиком. Я знал, что, в первую очередь, нужно брать банки, почту и телеграф. Я мог беспощадно провести классовый анализ общества. «Но пасаран!» - звучало в моей душе в трамвае. Я отлично знал, как воспользоваться революционной ситуацией. И история за сотни лет разворачивалась в моей душе со всей определенностью – к братству и равенству, пусть достигаемому железной рукой.

Что ж, месяц июнь по-прежнему блестящ. Квартира та давно уплыла к дальним берегам. А тома с историей – затоптала жизнь.

Наша жизнь, наша страстная российская жизнь сказала нам совсем другое: никогда, ни при каких условиях, тоталитаризм, какие бы обличья он ни принимал, не способен сделать общество впередсмотрящим. Он обрекает его на усталость, на разруху, на пыль от обгоняющих.

Только свободный человек, полностью сознающий свое неравенство с другими, свое несовпадение, свою несхожесть, свою слабость и свою силу, может сделать жизнь – свою и общую - не находящейся на грани выживания.

Пусть даже в стае, пусть в иерархиях, пусть в стуке правил, но – свободный, рискующий, не прибитый гвоздями человек
.
От большевизма с его христианскими лозунгами – к рыночному романтизму – и дальше к «золотому сечению» в свободе и необходимости, как общему способу жить.

Для книги !Краткая история российских стрессов. Модели коллективного и личного поведения за 300 лет"
"Лабиринт" https://www.labirint.ru/books/914980/
"Озон - бестселлер" https://www.ozon.ru/product/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-810368740/?oos_search=false&sh=tay5RRzPfA

Ящик в моем доме не действует. Он смиренно стоит в углу, не вещает, молчит, как молчат шкафы и старые часы.
Свободное мышление отвергает:
1) идолопоклонничество. Дикая смесь коммунистических и династических статуй давно походит - размерами и замыслом - на идолов острова Пасхи, на базальтовых идолов, доходящих до 20 метров высотой и сотен тонн веса. Когда-нибудь новый Тур Хейердал будет выяснять, как мы это построили

2) клерикализм, ищущий крайности. Церковь, ставшая корпорацией, всегда проваливалась. Гонимая вера всегда побеждала. Вера - шепот, вера - утешение, вера - свободный выбор, вера - прямой разговор. Вера – печальный, веками намоленный храм, в котором часы потрескивают

3) Антизападничество, как сияние разума. Заливание мозга кипятком. Искажение лица путем победоносного рыка - не лучший способ бытия теплым летом

4) Ложное величие. На подъезде к станции Белинской костяки бывших заводов. В Петербурге темные пустые корпуса, подступающие прямо к дороге. Величие - это прекращение бараков, хрущевок, времянок и одичавших заборов длиной в десяток бетонных экваторов. Истребление босяцкого способа существования.

5) Антилиберализм, как метод хождения в зоопарк. Человека, призывающего загнать всех в клетки, обычно хватают за рукава и тащат в Кащенко, а не в телекамеру

6) Однородность сознания, достигаемую путем его перемалывания.

7) Счастье молотка, вколачивающего гвозди в лоб. Счастье быть маршевым рупором

8) Насилие, пронизывающее стекла, как мороз. Эфир как пыточную камеру для спокойно думающего человека

9) Чувство неутомимого превосходства. Орлиный клекот в мозгу воробья

10) Зрелища, от которых разит Римом. Хлеба и зрелищ, чтобы вы заткнулись

11) Крики маргинала в его потерянном саду

Не делайте этого! Всё это неутомимое хождение в сарай вместо постройки дома.

В сарай не ходит свободное мышление самодостаточного человека, отвечающего за самого себя, за свою жизнь, за свой способ существования, за свой взгляд, которым он обрабатывает жизнь.

В детстве наши войны были неизбежны. Мы стояли на третьем этаже пятиэтажки на Соколе и делили, кому быть лейтенантом, кому капитаном, а кому –целым полковником. А сейчас остается только молиться, чтобы котел не плеснул кипятком в наших детей, в наши души, в наши тела. А как молиться? За вразумление властей – любых, за умолимость государственных машин, за думанье. За неубиение. За разум, если он вообще есть.

Скажите это десятилетнему ребенку, когда он кричит "Ура!" и бьет из пулемета по сугробам снега. Скажите нам, когда мы, прикрывшись учебниками, ставим кресты в "морском бою" на чужих эсминцах или даже крейсерах. Скажите, что мир - это смысл бытия!

Пока же в подъезде тепло, чувство тепла бьет из его батарей, мимо нас спускаются подозрительные женщины, и чувство того, что я майор, греет мою шубейку. И, если бы к нам во двор чудом заехал танк, мы бы облепили его, как пчелы, покрытые снегом

В жизни каждой семьи есть поворотные точки. В моей семье – 3 июля 1941 г., Ленинград. Войне - только 11 суток. Только 5 дней, как занят немцами Бобруйск – там осталась и погибла вся мамина семья. Но ещё все живы. 3 июля моя мать вышла замуж за отца - быть вместе, что бы ни случилось.
Господи, как все мы торопились в 20 лет! Что стоило хотя бы вечером присесть и медленно, вприкуску расспросить, как это было. Неужели трудно было в 30 лет замедлиться, отставить срочности, которых и не помнишь, и тоже расспросить – в какой купели Ленинграда это было, в какой час, во что одета, кто был еще и, если можешь, скажи, что чувствовала? Что чувствовала – скажи!
Время непроницаемо – нет хода назад. Хотя бы чай был? Нет, нет, ничего в этот день, никаких собраний, никаких - один только предмет. Хранимое - всю жизнь и всю войну - кем-то подаренное шоколадное, в серебряной фольге, мелкое сердце. Сегодня бы сказали – сердечко. Еще в 70-х оно было в горбатой коробочке в шкафу, уже полуразрушенное, но все-таки - сердце. Они очень любили друг друга.
22 июня – будь проклято, 28 июня – больше нет маминой семьи в Бобруйске, они не смогли уйти за Березину, 3 июля – погружение в войну, но вместе, уже вместе, вместе – во веки веков, пока, конечно, эти века и это время могут помнить.
Никто не думал, что может быть новая война. Что в нее может втянуться, не проклиная, народ. Как это может быть? Как поднялась рука? Да разве это может быть?
Время пожимает плечами и молча идет вперед, отстукивая дни, и каждый из них для кого-то – поворотная точка.
Встать на колени, сжать голову руками – и так и стоять, пытаясь повернуть его вспять.

Мы вместе, как «коллективный человек», ведем себя так же, как и по одиночке. Пытаемся предугадать, инстинктивно, то, что будет, заранее уйти из рисков – переместиться, перевести имущество, массово сокрыться, хотя бы на край земли. Мы можем замереть, можем подчиниться, когда случится очередное столпотворение, можем толпами броситься прочь, можем пытаться бунтовать, бороться, можем просто умирать, растворяться в полях и лесах своей земли, медленно, год за годом.

Можем вдруг совершить чудо, поражая всех силой и энергией, можем встать стеной и одержать победу тогда, когда, казалось бы, сделать этого нельзя. Можем, как и любой другой человек, метаться между крайностями, между идеями, пытаясь найти свой путь. Можем быть гибельными для самих себя – и для других. Нас могут не любить – всех вместе, нас могут обожать – короче, мы следуем собственной судьбе, судьбе коллективной, и она, как и всякая судьба, может быть счастливой, может быть печальной, а может – никакой.

Собственно, во всех нас, в «коллективном человеке» - есть то же рациональное зерно, что и в человеке отдельном, есть то же бессознательное – оно есть в любом животном стаде.

Вопрос только в том, как выжить сейчас?

И в том - как быть дальше?

Из книги "Краткая история российских стрессов. Модели коллективного и личного поведения за 300 лет"
"Лабиринт" https://www.labirint.ru/books/914980/
"Озон - бестселлер" https://www.ozon.ru/product/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-810368740/?oos_search=false&sh=tay5RRzPfA
"Литрес", электронная https://www.litres.ru/yakov-mirkin-1078911/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-modeli-kollekti/chitat-onlayn/?ysclid=lbgf9dre6l178311397

С континентальной Европой у нас глубокие связи. Да мы и сами – «континентальные». Мы все помним нашествия на Россию. Но нужно помнить и 5 – 6 модернизаций России, технологических «догнать», глубоко связанных с Германией, Нидерландами, Францией, Бельгией, в целом с европейским влиянием. Немецкое проникновение в России было очень сильным. Многое строилось по образцу Германии. Даже столыпинская реформа имела своим источником наблюдения, как устроена аграрная жизнь в Германии и Прибалтике.

Право, философия, экономическая теория, исторические науки, управление государством, публичные финансы и рынки капитала, высшее образование – идеологические основы общества строились под сильнейшим воздействием Германии, продолжавшимся не менее трех веков. Марксизм – это ведь тоже немецкие корни. Германия – яркий пример социальной рыночной экономики. В 1990-е – 2000-е Германия –партнер России №1 в потоке технологий и современного оборудования, после 2014 г. - №2 (после Китая).

Возможна ли в России социальная рыночная экономика континентального типа, какой она развивается у европейских соседей? Умеренная, взвешенная, состоятельная, технологичная. Да, конечно. А «государство благосостояния» может быть? Абсолютно. Стоит только повторить вслед за премьер-министром Столыпиным: ««Наше экономическое возрождение мы строим на наличии покупной способности у крепкого, достаточного класса на низах». А потом создавать ее год за годом, перестав клясть капитализм.

Из книги "Краткая история российских стрессов. Модели коллективного и личного поведения за 300 лет"
"Лабиринт" https://www.labirint.ru/books/914980/
"Озон - бестселлер" https://www.ozon.ru/product/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-810368740/?oos_search=false&sh=tay5RRzPfA
"Литрес", электронная https://www.litres.ru/yakov-mirkin-1078911/kratkaya-istoriya-rossiyskih-stressov-modeli-kollekti/chitat-onlayn/?ysclid=lbgf9dre6l178311397

"Сейчас в центре государственного регулирования – вороватый, не любящий работать человек, вечно обходящий закон, стремящийся не платить налоги и мечтающий только об одном – увести рубли вбок. Из-за этого стремительно растущее административное бремя, горы правил и проверок, обвинительный уклон, базы данных, в которые хочется запихнуть всё и обо всех. Бизнес, средний класс как будто железом закованы. Даже высшие чиновники, когда слышат о стимулах, машут руками – выведут, обойдут налоги, украдут и отщипнут.

А есть ли другое понимание «экономических людей»? Да, конечно - как стремящихся, по природе своей, к действию, к скорости, к инновациям. Как желающих расти, строить имущество своей семьи у себя дома, на долгие годы вперед. Как полных идей. Как тех, кому нужно – в первую очередь - помогать, стимулировать, содействовать, а уже потом хмуро надзирать и бить по рукам, если что. Такой взгляд – это другая экономическая политика. В ее центре простой принцип – «все, кто готов двигаться, принимать на себя риски, заваливать нас новыми идеями и продуктами – должны кожей ощущать, что им помогают во всём и всегда, автоматически». Не под асфальтом живем.

Если так, мы быстро всё сделаем. Будут и темпы роста в 4 – 7%, и высокие технологии, и, самое главное, благосостояние для всех.

Ключевая цель

Это - качество и продолжительность жизни. 72,6 года в России (2017) – 96-е место в мире. В 2021 г. - 70,6 лет. В Китае и Эквадоре живут дольше. И на Кубе тоже (ВОЗ). Всё, что делается, любое решение в макроэкономике проверять по тому, как оно отразится на том, как и сколько живут люди.

У нас огромные, постыдные разницы между регионами. В Республике Тыва продолжительность жизни – 64 года (2016). Это уровень Судана и Конго. В Москве – 77 лет. И даже это меньше, чем в Албании и Панаме. У нас один из самых крупных в мире разрывов между тем, сколько живут женщины и мужчины. Женщины – больше на 10,5 лет! В театрах почти нет пар за семьдесят. Вместо них – вдовы.

Проблема рождаемости? А зачем рожать, если ребенок стал тяжелым финансовым бременем для семьи? Зачем, если убыль рабочих мест в 2012 – 2016 годах - 1,7 млн. (без малого бизнеса) (Росстат)? Зачем – если в экономике ни шатко, ни валко, а, бывает, что и очень шатко?

Как важно всё это менять! Не думать прежде всего тоннами, мегаваттами и кубометрами. Десятилетиями они рассматривались в стратегиях как главная цель. Качество, продолжительность жизни – вся экономическая политика должна быть подчинена, прежде всего, им. Росту рождаемости - без приписок, изменений методик расчета. Реформам – только «популярным», в интересах большинства, приводящим к прибыткам для населения, к росту его «операционной способности» желать и делать больше.

Новое пространство

У нас – человеческое опустынивание центральных районов и Северо-Запада России, ее исторического ядра. Других регионов. Средние и малые поселения в большинстве своем умирают. Сжимается их социальная инфраструктура. Все – в Москву, Петербург или в города – миллионники: там жизнь, деньги, рабочие места и муравейники на окраинах. Стало не стыдно строить трущобы из десятков этажей.

Но это неправильно. В основе роста в 4 – 7% – свободное перемещение, равенство условий жизни, если позволяет климат, сотни тысяч мест, где могут с удобством расположиться молодые, активные семьи. И накапливать дома, землю (ее очень много), имущество. «Двухэтажная Россия».

Стимулы, кипение жизни

Как же это сделать? Всё – просто. Стимулировать – в каждом экономическом инструменте. На первом месте – стимулы, а не наказания и вычеты, содействие росту, модернизации, внутреннему спросу населения. А какие стимулы?

Нормализация процента, доступнее кредит (прежде всего в регионах, малому и среднему бизнесу, в массовой жилищной ипотеке). Умеренно ослабленный курс национальной валюты (без него не обошлось ни одно «экономическое чудо»). Очень сильные и простые налоговые стимулы за рост и модернизацию, снижение налогового бремени. Когда фиск – это 37 – 39% ВВП, быстро расти нельзя. Подавление немонетарной инфляции, замораживание цен и тарифов, регулируемых государством (это уже было в 2017 году).

Бюджетный маневр, поворот ЦБР – больше денег среднему и малому бизнесу в регионах. Его доля в хозяйстве в 20 – 25% - очень мала. Ускоренная амортизация. Быстрое снижение административного бремени. Максимум льгот для прямых иностранных инвестиций (вместо поощрения кэрри-трейд и финансовых спекуляций). Импортные тарифы, толкающие к переносу заводов в Россию. Новый бюджетный федерализм, больше денег оставлять на местах, свободная иммиграция в Россию тех, чьи семьи хотя бы в третьем поколении жили в ее границах. И, конечно, вложения в скоростную инфраструктуру, связывающую страну.

Всё это осторожно, системно, чтобы не было вреда, шоков. С администрацией развития. С разгосударствлением при темпах роста выше 3,5 – 4%. Сегодняшняя роль государства в экономике и банках до 70% - избыток, свинцовый груз. Демонополизация, рыночная среда, защита собственности – без этого мы никогда не будем в первых.

Всё вместе – животворная почва для каждого, кто готов действовать у себя дома. Меньше рисков. Обновляй. Вкладывайся надолго. Оставляй, а не вывози капитал.

Это возможно? Да, конечно. Если элиты российского государства решат сделать то, что когда-нибудь будет называться «экономическим чудом в России». Не мы – первые, не мы – последние. 15 - 20 стран уже сделали это после второй мировой. Вошли (или войдут) в «золотой миллиард». Как это делается – никаких секретов нет".

Это моя статья в "Российской газете" 5 лет назад, 19 марта 2018 г. Я тогда пытался давать советы властям. Я мечтал о совершенно другой политике, очень человеческой. С ней никогда бы не возник февраль 2022 года. Другие цели, другая, по смыслу, страна.

Она обязательно случится. Только вопрос - когда?

Для меня Россия - мир отличных людей, с которыми можно говорить, как с самим собой. Именно эта Россия - прежде всего. Интеллигентность, а сейчас - растерянность, делание, попытки служения народу, родине - в самом высоком смысле этих слов, отгораживание, надежда на другое будущее, желание и готовность его строить. Я говорю именно для них, пытаясь забрать в этот круг знакомых - и незнакомых, обнаруживая каждый день тех, чья интонация, чей голос никогда не бывают фальшивыми. Именно для них - последняя часть "Краткой истории российских стрессов", политика переустройства общества и экономики, основанная на огромном опыте реформаций стран в последние 80 - 100 лет. Как точка отсчета для любых размышлений - они сейчас очень нужны. Идеи - именно они строят мир

Он был на 4 месяца старше Ленина, дожил до 100 с лишним лет, дважды женился по любви, имел 4-х детей, трех девочек и мальчика (все выжили), построил под Петербургом дом, в котором прожил жизнь, 3 раза сидел в тюрьме, был дважды членом ЦК кадетов, прошел блокаду, и в блокаду, на 8-м десятке лет жизни закончил известнейшую книгу "Удлинение жизни и активная старость", после чего в 79 лет женился на своей давней возлюбленной, снова построил дом, уже для нее, и добрался до 1970 г. Десятки лет вставал в 5 утра и несколько часов косил, рубил и копал, называя все это «дворницкими работами». 2 университета, Московский (отчислен и выслан), а затем Дерптский (ныне Тарту). Лечил на фронте в первую мировую. Может быть, хватит? В 1953 г., будучи из семьи крещеных евреев, по распоряжению из Москвы изгнан с должности зав. кафедрой и профессора, чтобы работать еще 17 лет, до своих 100+ лет в 1970 г.

Да кто же это? Кому все это выпало? Речь об известнейшем ученом, Захарии Френкеле, "социальном гигиенисте", всю жизнь посвятившем тому, как лучше и здоровее устроить человеческие поселения. Больше десятка книг, академик АМН, зав. кафедрой, председатель всевозможных обществ, в 30-е получил предложение от Нобелевского комитета номинироваться на "Нобеля" (но не стал, 1930-е!). Но, может быть самое главное, что он был любителем людей, просто очень хорошим человеком, всю жизнь пытавшимся сделать так, чтобы они были здоровее. Санитарный врач с большой буквы. Это - радость писать не о злодеях, а просто об обычном, нормальном, очень хорошем человеке, умельце в своем деле, очень важном для нас всех. И еще - его книги пронизаны сотнями имен других таких же умельцев, спецов в своем деле, и, когда все это читаешь, ты начинаешь понимать, кому ты обязан - и чем. А кому ничем не обязан.

Наша жизнь – циферблат. Она вся в числах. Он владел 11 языками. Русский, украинский (родился в Борисполе), немецкий (свободный), латинский («я слыл… знатоком латыни»), греческий, французский (свободно). «Я… овладевал иностранными языками настолько, чтобы читать… книги и журналы, нужные мне, не только на немецком, французском, но и на английском, итальянском, испанском, чешском и польском языках» (с. 54). «С первого дня пребывания в Лондоне я стал посещать Гайд-парк, чтобы лучше понимать устную английскую речь” (с.251). Какая ненасытность!

Ненасытность? 3 раза в жизни голодал. 1889 г., студентом в Москве. «Там всегда стоял на столе хлеб, и его можно было есть бесплатно. Оплатив талоны на чай, я, главным образом, питался хлебом» (с. 80). 1918 г. «Мы не могли достать хлеба, не было… никакой муки и крупы» (с. 313). «Мы поддерживали жизнь…употребляя случайно сохранившиеся семена клевера, выпекая из него… суррогат хлеба» (с.324). 1941 – 1943 годы, Ленинград. «Невыносимое чувство голода», «неутолимое мучительное чувство голода», «ужасные проявления голода», «смерть от голода витает кругом», «мучает голод до совершенного отчаяния», «люди «падают» от голода аналогично падежу скота», «уже в ноябре смерть от голода казалась мне неизбежной» (с. 477, 481, 484, 487, 489, 539).

20 раз – счастливый человек! «Все 20 случаев моих вынужденных выступлений в качестве акушера окончились благополучно. Но сознаюсь, что я страдал при родах не меньше, чем сама роженица, переживая её боли и схватки… Из всех сторон деятельности и работы в моей жизни, оказание врачебной помощи при родах давало наибольшее удовлетворение. Непосредственное радостное чувство облегчения, когда раздавался первый крик новорождённого, а настрадавшаяся долгими мучениями роженица становилась счастливой матерью, оставалось светлым воспоминанием после каждого моего выезда на роды» (с. 149).
Еще раз. Помочь появиться на свет ребенку, помочь его матери – «из всех сторон деятельности и работы в моей жизни… давало наибольшее удовлетворение». Счастье! А сколько человек он спас, как санитарный врач, как «социальный гигиенист», как ученый? Неизвестно.

11 лет, 1896 – 1907 годы - земский санитарный врач в Петербургской, Вологодской, Костромской губерниях. «Выезжая к заболевшим оспой, сыпным тифом и другими эпидемическими заболеваниями на места и непосредственно знакомясь с тяжёлым положением населения, с его нуждами в элементарном санитарном и культурном обслуживании, я выработал в себе привычку… всякие цифры о числе заболевших воспринимать в их конкретном содержании, видеть за ними всю убогую обстановку в избах, всю неизбывную нужду и терпеливо переносимое горе в семьях, где происходили десятки и сотни заболеваний» (С. 150). «Я лично объехал школы во всех волостях и провёл там оспопрививание» (с. 146). «То, что я не лечащий, а санитарный врач, во внимание не принималось. В избы, куда я заходил, набивалось много народа, и нельзя было отказать во внимании больным, которые по много часов ожидали своей очереди» (с. 146).

А рядом - жизнь ученого! Книги и идеи - спасают! Создал систему оспопрививания и, основываясь на своем опыте земского врача, выпустил свою первую книгу «Очерки земского врачебно-санитарного дела» (1913). Как так устроить в тысячах земств России, чтобы врачебному делу достать до каждого. На гонорар построил свой первый дом для семьи. Это сейчас возможно?

Он дожил до 100 +, но всю жизнь пытался увидеть всё сам, мельчайшие детали человеческих поселений, достать до тех крайних их уголков, где нужен санитарный врач, «социальный гигиенист», чтобы удлинить массовую, «среднюю» жизнь. Чем он только не болел в этих блужданиях! 1896 г. - оспа, 2 дня без сознания (с. 135). 1899 г. – пневмония, начало чахотки (избавился «выкорчевыванием сосен») (с.166 - 167). 1916 г. – крупозная пневмония, 2 месяца без зрения (с. 281, 294). 1942 г. – крайняя степень истощения, гемоколит («безнадежно смертельный в моем возрасте») (с. 546). Желчная болезнь в 1918 – 1937 годах. В 1927 г. «сжег глаза» на металлургическом заводе (С.358 – 359). Но зато сам, своими глазами – увидел всё! И все-таки - до 100+!

Любимое слово – «осмотреть». «Я успел съездить в Херсонес и подробно осмотреть раскопки, с изумлением останавливаясь перед вскрытыми керамическими трубами и канализационными колодцами» (с. 171). С изумлением перед канализационными колодцами! Осмотреть заводы, каналы, шахты, стройки, любые устройства человеческих поселений, дающие воду, тепло, очищающие землю, чтобы люди могли жить вместе, не болея. За всю свою жизнь, в эпоху войн и революций, нарушенного транспорта он осмотрел, как «социальный гигиенист», не менее 100 – 150 городов от Урала до Средиземного моря и сотни поселков и деревень.

Универсальный человек. Он редким образом соединял в себе инженера, проектирующего большие городские механизмы, человека рукотворного, построившего для себя – как образец для всех - уникальный «экологичный», чистый дом под Петербургом, с человеком – ученым, пытающимся вычислить законы, по которым большие массы людей могут так расположиться в поселениях, чтобы жить как можно дольше. Числа. Всю жизнь - статистик и демограф. Все книги – уникальные свидетельства тогдашнего бытия.

В Петербурге – холера? В ответ 2 книги – «Холера и основные задачи оздоровления наших городов» (1908), «Холера и наши города» (1909). Жизнь во время войны? В ответ - книга «Петроград периода войны и революции» (1923). «Началось катастрофическое обезлюдение Петрограда». В середине 1917 г. население Петрограда – 2,4 млн чел., в августе 1920 г. – 0,7 млн. чел. Уменьшилось на 1,7 млн чел., в 3,4 раза. Произошло «страшное вымирание стариков». «Катастрофическое поднятие общей смертности после революции», в 1914 г. – 21,5 чел. на тысячу, в 1918 г. – 43,7 на тыс., в 1920 г. – 50,6 на тыс., при развитии эпидемий, особенно тифа, и резком падении рождаемости с 30 на тысячу 1910 года до 13,8 на тыс. в 1919 г. Так он вычислил цену революции – в людях, в не рожденных детях.

Новые «социалистические» города? Френкель ответил первым советским учебником «Основы общего городского благоустройства» (1926). И в нем – мечта. Город, обладающий качествами «безопасности, здоровья, удобства, долговечности или прочности, красоты и уюта». Благоустройством городов добиться резкого снижения смертности до 11 – 13 чел. на тысячу, чтобы человек мог спокойно доживать до естественного предела в 80 – 100 лет. Даже сегодня, спустя 100 лет, мы не достигли этого. В 2020 г. в России у городского населения– 14,6 умерших на 1000 чел. (Росстат).

Он из любого своего опыта извлекал книги. Свою главную книгу «Удлинение жизни и активная старость» издал в 1946 г., когда ему было 76 лет. Эта книга – обещание жить до 100. Обещание для всех - «собрать самую лучшую «совокупность окружающих условий», всю «жизненную обстановку», чтобы увеличить среднюю продолжительность жизни до естественных пределов 80 – 100 лет. Показать «не иссякающую при соответствующих благоприятных условиях и в старости, далеко за пределами 60 – 70 лет, творческую и трудовую способность»! Дать «яркие образы старости, полной жизненных соков, волевых и интеллектуальных способностей».
Он свое обещание выполнил. Ему 83 года. «В 1952 г. мною было прочитано 370 лекций, прочитано и обсуждено с авторами 67 тетрадей работ, написано 5 рецензий на… диссертации; на защите этих диссертаций я выступал в качестве… оппонента». Каждый ученый хорошо знает, какой это по объему труд!

Есть ли еще числа на циферблате его жизни? Сколько угодно! 5 домашних обысков, не считая множества тюремных. В 1899, 1901, 1905, еще раз 1905, 1938 годах. «Это было тяжелое испытание, обрушившееся на мою семью» (1901) (с. 172). 1905 г. «Обыск… проведен был с подчеркнутой крикливостью и давлением. Квартира была оцеплена пешей и конной полицией. Жандармы… копались с вечера… до утра, перетряхивали детские кроватки и кухонную утварь, подушки, мебель, перелистывали каждую книгу» (с. 192). 1938 г. «Он предъявил приказ об обыске у меня и о моем аресте… Я понимал злую мою участь» (с.433).

3 раза высылался за неблагонадежность и «вредное влияние» (1890 г., Москва, отчислен из университета, 1901 г., Петербург, 1908 г., Кострома).

15 месяцев своей жизни из 100 лет просидел в тюрьме. 2 месяца, 1890 г. в Бутырке (студенческие волнения), 4 месяца, 1908 г. в Костроме (депутат 1-й Госдумы, за «Выборгское воззвание», призыв к гражданскому неповиновению после ее роспуска), 9 месяцев в «Большой террор», Ленинград, 1938 – 1939 годы.

«Следователь… осыпая меня самой грязной бранью, стал наносить мне удары по шее, по лицу… Потом нанёс кулаком сильный удар спереди по рту, по-видимому, чтобы заглушить дикие вопли, бессознательно мною издававшиеся. Я упал на пол, и он пинал меня ногою… «Ночью тебя, как падаль, в помойную яму выбросим»... Мне было приказано стоять «руки по швам, прямо». Прошёл час, другой, меня мучила жажда, боль во рту и смертельное утомление… Так простоял я весь день… Вторую ночь продолжался допрос… Утром следователь… прочитал исписанные листы моих бесхитростных и абсолютно правдивых показаний, изодрал их в куски и приказал писать новые, а пока поставил к стене, угрожая новыми побоями. Не видно было никакого выхода. Мною овладело тупое отчаяние и какое-то сумеречное состояние, точно в тяжёлом сне. Я попытался разбить себе голову ударом о стену. Череп оказался крепким… Около 60 часов непрерывного необычного напряжения, страдания, обращения со мною как с убойной скотиной, погружали меня в какой-то сон наяву… Когда двери камеры открыли… вид у меня был… такой, что никто из товарищей по несчастью меня ни о чём не расспрашивал… Я залез под скамейку, меня скрыли ноги сидевших. Там я пролежал до команды «спать»… Всё стихло, и в наступившей тишине под скамейкой я сделал попытку задушить себя, перевязав горло носовым платком» (с. 436 – 438). Массовый пересмотр дел в 1939 г. спас его.