Есть хороший детский мультфильм «Чудесница», https://youtu.be/F7sTi2gRCys сделанный в 1957 году и прославляющий кукурузу - именно тогда началась кукурузная эпопея Хрущева. Это был плакатный мультфильм, пропагандирующий важную народнохозяйственную и политическую тему. Мультфильм произвёл неизгладимое впечатление не только на детей, но и взрослых, имел оглушительный успех и получил в год выхода диплом XI международного кинофестиваля в Эдинбурге и в 1958 году первую премию на Кинофестивале в Москве. Ещё через год был выпущен набор открыток по мультфильму тиражом 125 000 экземпляров. О мультфильме много писали в прессе, чего никогда прежде не случалось.
Для чего это делалось? Дети должны были знать, что важного, серьезного, интересного происходит в стране. Об ее успехах, героях и врагах (один из самых выразительных моментов в мультфильме это песня и пляска сорняков). Мультфильм был понятным детям языком, на котором страна, взрослые разговаривали с детьми о том, что волнует пап и мам, чем заняты родители. Это была упаковка достижений и успехов страны в понятную для детей форму. Именно поэтому с раннего детства дети были встроены в актуальную повестку (что важно, не теряя «детскости») им была близка страна и взрослые с их проблемами и радостями. Заканчивался «возраст мультфильмов» - начинались детские и подростковые фильмы, говорившие о том же - что хорошо, что плохо и что посредственно.
Сегодня этого нет в принципе. Детские мультфильмы создают особый, слюняво-розово-детский мир с мимимишными малипусенькими (или наоборот - безобразно брутальными) персонажами, против которых воюют омерзительные, нарочито отталкивающие злодеи (в старых мультфильмах даже злодеи были смешными, живыми и добрыми, в нынешних даже положительные герои злые и безжизненные, добрые по обязанности и жанру, а не сами по себе).
Актуальности нет в помине. За минувшие годы произошло множество ярких, уникальных событий - возвращён Крым, прошла олимпиада в Сочи, юбилеи побед, врачи сражались с болезнями, герои гибли на СВО, в тылу собирали гуманитарку … происходило и происходит ещё много всего … Где мультфильмы о Крыме, победах, врачах, олимпийцах, солдатах, офицерах, учителях? Их нет. Дети годами растут в атмосфере отвратительно озвученных пупсиков (чаще всего вообще не наших), а потом, когда вырастают и им предъявляют все, что выше и требуют ценить и уважать, они воспринимают это как нечто чужое, не близкое, скучное.
Мультики были про одно, а страна и взрослые про совсем другое, чувствовать, переживать, сострадать, радоваться поздно, приходится учить трудные и непонятные слова и словосочетания на чужом языке «патриотизм», «гордость», «Родина», «подвиг народа», которые ни их уму, ни их сердцу, но эти слова надо знать, чтобы успокоить учителя, чтобы отстали родители, бабушки - дедушки. «Да-да, знаем. Слышали». Мертвые слова. «Быть героем? Для чего?», «Гордиться? Чем?», «Быть полезным? Кому?». Абстракции, под которыми никакого фундамента.
И тут приходит Моргенштерн и быстро обьясняет, кому, что, чем и для чего. Любить надо деньги, машины, девушек, удовольствия, гордиться только собой, быть полезным только себе. Никаких абстракций, все предельно четко, ясно, понятно. Есть ты и все остальное. Тебе все должны, просто они ещё об этом не знают. Главное - молодость, тело, желания… Вперёд, йюхууууу….
И его слушают, его понимают, ему верят. Он про них, а не про скучное, вчерашнее, замшелое, старое.
Все ужасаются.
Но мультиков про страну и героев как не было, так и нет.
Для чего это делалось? Дети должны были знать, что важного, серьезного, интересного происходит в стране. Об ее успехах, героях и врагах (один из самых выразительных моментов в мультфильме это песня и пляска сорняков). Мультфильм был понятным детям языком, на котором страна, взрослые разговаривали с детьми о том, что волнует пап и мам, чем заняты родители. Это была упаковка достижений и успехов страны в понятную для детей форму. Именно поэтому с раннего детства дети были встроены в актуальную повестку (что важно, не теряя «детскости») им была близка страна и взрослые с их проблемами и радостями. Заканчивался «возраст мультфильмов» - начинались детские и подростковые фильмы, говорившие о том же - что хорошо, что плохо и что посредственно.
Сегодня этого нет в принципе. Детские мультфильмы создают особый, слюняво-розово-детский мир с мимимишными малипусенькими (или наоборот - безобразно брутальными) персонажами, против которых воюют омерзительные, нарочито отталкивающие злодеи (в старых мультфильмах даже злодеи были смешными, живыми и добрыми, в нынешних даже положительные герои злые и безжизненные, добрые по обязанности и жанру, а не сами по себе).
Актуальности нет в помине. За минувшие годы произошло множество ярких, уникальных событий - возвращён Крым, прошла олимпиада в Сочи, юбилеи побед, врачи сражались с болезнями, герои гибли на СВО, в тылу собирали гуманитарку … происходило и происходит ещё много всего … Где мультфильмы о Крыме, победах, врачах, олимпийцах, солдатах, офицерах, учителях? Их нет. Дети годами растут в атмосфере отвратительно озвученных пупсиков (чаще всего вообще не наших), а потом, когда вырастают и им предъявляют все, что выше и требуют ценить и уважать, они воспринимают это как нечто чужое, не близкое, скучное.
Мультики были про одно, а страна и взрослые про совсем другое, чувствовать, переживать, сострадать, радоваться поздно, приходится учить трудные и непонятные слова и словосочетания на чужом языке «патриотизм», «гордость», «Родина», «подвиг народа», которые ни их уму, ни их сердцу, но эти слова надо знать, чтобы успокоить учителя, чтобы отстали родители, бабушки - дедушки. «Да-да, знаем. Слышали». Мертвые слова. «Быть героем? Для чего?», «Гордиться? Чем?», «Быть полезным? Кому?». Абстракции, под которыми никакого фундамента.
И тут приходит Моргенштерн и быстро обьясняет, кому, что, чем и для чего. Любить надо деньги, машины, девушек, удовольствия, гордиться только собой, быть полезным только себе. Никаких абстракций, все предельно четко, ясно, понятно. Есть ты и все остальное. Тебе все должны, просто они ещё об этом не знают. Главное - молодость, тело, желания… Вперёд, йюхууууу….
И его слушают, его понимают, ему верят. Он про них, а не про скучное, вчерашнее, замшелое, старое.
Все ужасаются.
Но мультиков про страну и героев как не было, так и нет.
YouTube
Чудесница
Мультфильм об освоении кукурузой северных широт. Жила Кукуруза в южных краях вместе с Арбузами, Виноградом и другими теплолюбивыми культурами. Но однажды один из северных колхозов пригласил к себе Кукурузу на постоянное место жительства. И тогда, под прощания…
Заметка о личности. Творение Личности, утверждение Личности, преображение Личности, обожение Личности человека есть ключевые задачи Христианства (а следовательно и европейской цивилизации). В этом состоит промысл Божий о человеке. Стоит подчеркнуть, что личность складывается из совокупности индивидуальных свойств и способностей сердца и разума, сочетания тайного и явного (или Божиего и человеческого) и внешним выражением этой совокупности и этого сочетания становятся свойства характера. Именно тайна, содержащаяся в личности каждого, сакральность, свет Божественного присутствия, отражающийся в словах и поступках, и создает притягательность личности, ее красоту и неповторимость.
Однако в наши дни мы видим, как личность стремительно и целенаправленно подвергается уничтожению, как развенчиваются тайны. Социальные сети становятся новым, шестым Интернационалом, членство в котором требует нивелировать любые личностные качества, отменять сакральность, срывать покровы, публично саморазоблачаться в прямом и переносном смысле. Не случайно основатель Facebook Цукерберг обьявил, что «с возникновением социальных сетей наступил конец личной жизни». То есть соцсети отменяют «личное», то, что создает Лицо, образ, неповторимость, одновременно разрешая то, что всегда было для личности запретным или строго регламентированным, поскольку разрушало или деформировало ее. Публичное обнажение, кощунства, мат – это не только «можно», но нередко и «нужно», чтобы соответствовать формату или уровню.
Естественный рост личности предполагал и предполагает неизбежное усложнение окружающего мира и своей жизни, умножение их составляющих. Рост человека (интеллектуальный и духовный) это умножение и усложнение знания, переход в языке от одних понятий к другим, от одной системы более простых образов к другой, более сложной, непрерывное разрастание ветвей. Николай Лиринский, создав известную схоластическую «квадригу»:
Littera gesta docet, quid credas allegoria,
Moralis quid agas, quo tendas anagogia.
Буква учит тому, что совершалось; аллегория – во что веровать,
нравственность – как поступать; анагогия – к чему стремиться.
Если приглядеться, то перед нами очень точная схема духовного роста человека в процессе общения с тем, что стимулирует этот рост – от конкретного человека до Бога или его образа. Упрощение губительно и разрушительно для человека, оно низводит его к животному состоянию, к растительному образу жизни, сводит все богатство его микрокосма к вечно наполняемой и не могущей наполниться бочке Данаид, когда человек «живет, чтобы есть, а ест, чтобы жить». Но формат соцсетей это демонстративное и тоталитарное упрощение безо всяких «а если я не… а вдруг мне…». То есть чистые образы, изображения, знаки, бессвязные, калейдоскопически сменяющие друг друга и не предусматривающие уточняющих вопросов. Но если присмотреться внимательно, то, минуя весь огромный пласт человеческой культуры последних шести-восьми тысяч лет, ближайшие аналогии мы находим в наскальных петроглифах, где примитивный рисунок передает простое впечатление или произошедшее событие.
Вместе с этим происходит упрощение, а значит разрушение языковой культуры. Диалог, в котором время собеседника не ограничено и есть возможность высказать в процессе обмена мнениями любую, самую сложную, мысль, подменяется обменом репликами, цепляющимися к поверхностным смыслам или просто к словам и воплощающим острое желание собеседника мгновенно знать о реакциях друг друга. Нарочитое упрощение, иногда доходящее до искусственной дегенерации, неизбежно приводит к ассимиляции личностных идеалов и устремлений и сведению их к набору типовых схем и шаблонов, предложенных масс-медиа.
Однако в наши дни мы видим, как личность стремительно и целенаправленно подвергается уничтожению, как развенчиваются тайны. Социальные сети становятся новым, шестым Интернационалом, членство в котором требует нивелировать любые личностные качества, отменять сакральность, срывать покровы, публично саморазоблачаться в прямом и переносном смысле. Не случайно основатель Facebook Цукерберг обьявил, что «с возникновением социальных сетей наступил конец личной жизни». То есть соцсети отменяют «личное», то, что создает Лицо, образ, неповторимость, одновременно разрешая то, что всегда было для личности запретным или строго регламентированным, поскольку разрушало или деформировало ее. Публичное обнажение, кощунства, мат – это не только «можно», но нередко и «нужно», чтобы соответствовать формату или уровню.
Естественный рост личности предполагал и предполагает неизбежное усложнение окружающего мира и своей жизни, умножение их составляющих. Рост человека (интеллектуальный и духовный) это умножение и усложнение знания, переход в языке от одних понятий к другим, от одной системы более простых образов к другой, более сложной, непрерывное разрастание ветвей. Николай Лиринский, создав известную схоластическую «квадригу»:
Littera gesta docet, quid credas allegoria,
Moralis quid agas, quo tendas anagogia.
Буква учит тому, что совершалось; аллегория – во что веровать,
нравственность – как поступать; анагогия – к чему стремиться.
Если приглядеться, то перед нами очень точная схема духовного роста человека в процессе общения с тем, что стимулирует этот рост – от конкретного человека до Бога или его образа. Упрощение губительно и разрушительно для человека, оно низводит его к животному состоянию, к растительному образу жизни, сводит все богатство его микрокосма к вечно наполняемой и не могущей наполниться бочке Данаид, когда человек «живет, чтобы есть, а ест, чтобы жить». Но формат соцсетей это демонстративное и тоталитарное упрощение безо всяких «а если я не… а вдруг мне…». То есть чистые образы, изображения, знаки, бессвязные, калейдоскопически сменяющие друг друга и не предусматривающие уточняющих вопросов. Но если присмотреться внимательно, то, минуя весь огромный пласт человеческой культуры последних шести-восьми тысяч лет, ближайшие аналогии мы находим в наскальных петроглифах, где примитивный рисунок передает простое впечатление или произошедшее событие.
Вместе с этим происходит упрощение, а значит разрушение языковой культуры. Диалог, в котором время собеседника не ограничено и есть возможность высказать в процессе обмена мнениями любую, самую сложную, мысль, подменяется обменом репликами, цепляющимися к поверхностным смыслам или просто к словам и воплощающим острое желание собеседника мгновенно знать о реакциях друг друга. Нарочитое упрощение, иногда доходящее до искусственной дегенерации, неизбежно приводит к ассимиляции личностных идеалов и устремлений и сведению их к набору типовых схем и шаблонов, предложенных масс-медиа.
Любопытная деталь – в советское время почётный караул стоял у мавзолея круглосуточно. Сейчас почётный караул стоит у Могилы неизвестного солдата с восьми утра до восьми вечера.
То есть раньше Почётный караул стоял для усопших, погибших, для памяти, для вечности. Для тех, кого нет, кто не видит. Сейчас он стоит ровно рабочий день. То есть для тех, кто есть, кто увидит. Зачем стоять ночью, когда никого из живущих рядом нет?
Сейчас много говорят об исторической памяти и формах её сохранения. Здесь нет умысла или недосмотра - данный пример очень чётко показывает, как деформируются формы исторической памяти, как она переходит из вечного во временное, становится репрезентативной.
А, значит, меняется и содержание, которое память репрезентирует.
То есть раньше Почётный караул стоял для усопших, погибших, для памяти, для вечности. Для тех, кого нет, кто не видит. Сейчас он стоит ровно рабочий день. То есть для тех, кто есть, кто увидит. Зачем стоять ночью, когда никого из живущих рядом нет?
Сейчас много говорят об исторической памяти и формах её сохранения. Здесь нет умысла или недосмотра - данный пример очень чётко показывает, как деформируются формы исторической памяти, как она переходит из вечного во временное, становится репрезентативной.
А, значит, меняется и содержание, которое память репрезентирует.
Интересно читать о том, как работали настоящие писатели:
«Это похоже на самоистязание. Зачем я полез в это каторжное писательское дело! Не понимаю! Я мог, как мой отец, заняться сельскохозяйственными машинами, разными молотилками и веялками Маккормика».
Исаак Бабель
«Стихов писать не могу — даже смешно о них думать. Ненавижу свое декадентство. <…> как только запишу декадентские стихи (а других — не смогу) — так и налгу. В голове много глупостей и гадостей».
Александр Блок
«Мы знали с детства, что такое труд. Но никогда не представляли себе, как трудно писать роман. Если бы я не боялся показаться банальным, я сказал бы, что мы писали кровью. Мы уходили из Дворца Труда в два или три часа ночи, ошеломленные, почти задохшиеся от папиросного дыма. Мы возвращались домой по мокрым и пустым московским переулкам, освещенным зеленоватыми газовыми фонарями, не в состоянии произнести ни слова. Иногда нас охватывало отчаяние».
Евгений Петров
«Стал мучительно сочинять стихи о России, о «культуре», об «изгнанье». <…> Выплывают какие-то отдельные глуповатые образы: «и уходит / аллея кипарисовая в море…» или «в Богемии есть в буковом лесу / читальня…», и мне делается тошно, оскомина, муть в голове, всплывают старые, давным-давно употребленные сочетанья слов… Мне нужно ухватиться за какое-то виденье, углубиться в него — а сейчас передо мной проносятся только поддельные виденья; раздражают ужасно».
Владимир Набоков
«Ей-богу, не могу писать, кажется, как будто на каждой руке по четыре пуда тяжести. Право, не подымаются. <…> Ни о чем не могу думать, ничто не идет в голову».
Николай Гоголь
Что мы видим. Тяжёлый, изнурительный, напряженный труд, перемежаемый кризисами, отчаянием, личностными катастрофами, сопровождаемый напряженнейшими умственными усилиями, поиском образа, слова, рифмы. Плата за это - депрессии, разочарования, долгие ночи без сна, пьянство, тяжелые раздумья, болезни, иногда самоубийства.
А теперь вот это:
«Я пишу быстро и легко. Когда у меня появляются свободные пятнадцать минут, я сажусь и пишу. Причем без всякого вдохновения, которым любят бравировать другие писатели. И обычно – левой ногой. Писательство – это не труд, это забава. Причем забава легкая. Когда мои собратья по перу говорят, что в то время, когда они пишут, у них кровь идет горлом, я испытываю брезгливость и недоумение. У меня ничего горлом не идет» («МК в Питере» от 11.06.08))
Поняли, да?
Это «вышепушкина», «Вильям наш Шекспир» Прилепин, делится секретами «как быть графоманом».
Помните Конан Дойля?
«Это же чистосердечное признание! — воскликнул он. — Что вам еще нужно? Человек сам подтвердил собственное мошенничество. Нам остается только … назвать его во всеуслышание наглым обманщиком, кем он и является на самом деле».
И в самом деле. Какие там страдания, разочарования, муки???
Вы о чем вообще?
Здесь нужно добавить - после того, как левая нога субъекта закончила свой легкий трудовой досуг, приходит Елена Шубина с сонмом литературных негров и начинает превращать напачканное во что -то удобоваримое.
А, главное, он сам во всем признаётся.
И кто - то ведь после этого ещё и читает….
Ищет в этом что - то.
«Навозну кучу разрывая, петух нашёл жемчужное зерно …»
Какое там зерно…
Ничего им там не найти.
Но ищут…
Опомнитесь.
«Это похоже на самоистязание. Зачем я полез в это каторжное писательское дело! Не понимаю! Я мог, как мой отец, заняться сельскохозяйственными машинами, разными молотилками и веялками Маккормика».
Исаак Бабель
«Стихов писать не могу — даже смешно о них думать. Ненавижу свое декадентство. <…> как только запишу декадентские стихи (а других — не смогу) — так и налгу. В голове много глупостей и гадостей».
Александр Блок
«Мы знали с детства, что такое труд. Но никогда не представляли себе, как трудно писать роман. Если бы я не боялся показаться банальным, я сказал бы, что мы писали кровью. Мы уходили из Дворца Труда в два или три часа ночи, ошеломленные, почти задохшиеся от папиросного дыма. Мы возвращались домой по мокрым и пустым московским переулкам, освещенным зеленоватыми газовыми фонарями, не в состоянии произнести ни слова. Иногда нас охватывало отчаяние».
Евгений Петров
«Стал мучительно сочинять стихи о России, о «культуре», об «изгнанье». <…> Выплывают какие-то отдельные глуповатые образы: «и уходит / аллея кипарисовая в море…» или «в Богемии есть в буковом лесу / читальня…», и мне делается тошно, оскомина, муть в голове, всплывают старые, давным-давно употребленные сочетанья слов… Мне нужно ухватиться за какое-то виденье, углубиться в него — а сейчас передо мной проносятся только поддельные виденья; раздражают ужасно».
Владимир Набоков
«Ей-богу, не могу писать, кажется, как будто на каждой руке по четыре пуда тяжести. Право, не подымаются. <…> Ни о чем не могу думать, ничто не идет в голову».
Николай Гоголь
Что мы видим. Тяжёлый, изнурительный, напряженный труд, перемежаемый кризисами, отчаянием, личностными катастрофами, сопровождаемый напряженнейшими умственными усилиями, поиском образа, слова, рифмы. Плата за это - депрессии, разочарования, долгие ночи без сна, пьянство, тяжелые раздумья, болезни, иногда самоубийства.
А теперь вот это:
«Я пишу быстро и легко. Когда у меня появляются свободные пятнадцать минут, я сажусь и пишу. Причем без всякого вдохновения, которым любят бравировать другие писатели. И обычно – левой ногой. Писательство – это не труд, это забава. Причем забава легкая. Когда мои собратья по перу говорят, что в то время, когда они пишут, у них кровь идет горлом, я испытываю брезгливость и недоумение. У меня ничего горлом не идет» («МК в Питере» от 11.06.08))
Поняли, да?
Это «вышепушкина», «Вильям наш Шекспир» Прилепин, делится секретами «как быть графоманом».
Помните Конан Дойля?
«Это же чистосердечное признание! — воскликнул он. — Что вам еще нужно? Человек сам подтвердил собственное мошенничество. Нам остается только … назвать его во всеуслышание наглым обманщиком, кем он и является на самом деле».
И в самом деле. Какие там страдания, разочарования, муки???
Вы о чем вообще?
Здесь нужно добавить - после того, как левая нога субъекта закончила свой легкий трудовой досуг, приходит Елена Шубина с сонмом литературных негров и начинает превращать напачканное во что -то удобоваримое.
А, главное, он сам во всем признаётся.
И кто - то ведь после этого ещё и читает….
Ищет в этом что - то.
«Навозну кучу разрывая, петух нашёл жемчужное зерно …»
Какое там зерно…
Ничего им там не найти.
Но ищут…
Опомнитесь.
Этому легендарному снимку сегодня 54 года.
Название 12 альбома «Битлз» должно было быть «Everest», по названию сигарет, на пачке которых было изображение той самой горы. Но ехать в Непал сниматься на фоне горы для обложки никто не захотел и решили сфотографироваться прямо рядом со студией. Соответственно на Abbey Road сменилось название альбома.
Делал фото фотограф Йен Макмиллан, которого пригласила Йоко Оно (они дружили). Участники группы встали у перехода и, дождавшись, пока проедут машины, прошли через него за 10 минут несколько раз. Макмиллан сделал шесть снимков.
Всё.
Однако эта фотосессия стала поводом для бредовой теории о гибели Маккартни в автомобильной катастрофе. На фото виден «Фольксваген» с номером LMW281F, который прочли как «Полу было бы 28 лет, если бы он был жив». А сам переход через улицу истолковали как похоронную процессию — впереди Леннон в белом как священник, в конце Харрисон в джинсовом костюме как гробовщик, а сам Маккартни с закрытыми глазами, босиком, идущий не в ногу с остальными покойник.
Кстати, легендарный «Фольксваген» с обложки был неоднократно продаваем на аукционах за приличные деньги и сегодня находится в музее Volkswagen Autostadt в Вольфсбурге.
Название 12 альбома «Битлз» должно было быть «Everest», по названию сигарет, на пачке которых было изображение той самой горы. Но ехать в Непал сниматься на фоне горы для обложки никто не захотел и решили сфотографироваться прямо рядом со студией. Соответственно на Abbey Road сменилось название альбома.
Делал фото фотограф Йен Макмиллан, которого пригласила Йоко Оно (они дружили). Участники группы встали у перехода и, дождавшись, пока проедут машины, прошли через него за 10 минут несколько раз. Макмиллан сделал шесть снимков.
Всё.
Однако эта фотосессия стала поводом для бредовой теории о гибели Маккартни в автомобильной катастрофе. На фото виден «Фольксваген» с номером LMW281F, который прочли как «Полу было бы 28 лет, если бы он был жив». А сам переход через улицу истолковали как похоронную процессию — впереди Леннон в белом как священник, в конце Харрисон в джинсовом костюме как гробовщик, а сам Маккартни с закрытыми глазами, босиком, идущий не в ногу с остальными покойник.
Кстати, легендарный «Фольксваген» с обложки был неоднократно продаваем на аукционах за приличные деньги и сегодня находится в музее Volkswagen Autostadt в Вольфсбурге.
Если попытаться описать одним словом состояние современной европейской цивилизации, то это будет слово «страх».
Сегодня страх определяет системы взаимоотношений и является навязчивой и вездесущей идеей. Основой этого страха является положение, в котором человек никогда прежде не оказывался (нашествие мигрантов, падающие доходы, множащиеся гендеры, деградирующие политики и так далее). Страх возникает от отсутствия хотя бы примерного императива поведения в новой среде, так как весь старый запас поведенческих и коммуникативных паттернов, если он не отменяется, то только ухудшает положение.
Одновременно в результате нагнетания паники, происходит социальная, эмоциональная, личностная депривация, что является громадной нагрузкой для человека, нагрузкой, с которой практически никто не может справиться. Поэтому человек сознательно и неосознанно продолжает цепляться за прежние стратегии поведения и самоатрибуции.
Это вызывает конфликт между человеком и средой, который порождает страх от абсолютного непонимания того, что будет дальше, от отмены горизонта планирования. Во многом это связано и с тем, что нынешняя среда, в которой оказываются сегодня люди, является принципиально новым явлением. То есть в ней отсутствуют очень многие элементы прежней среды, реперные точки, которые в повседневности необходимы для успешной адаптации к новым условиям и развития дезинтеграционной толерантности, то есть адекватного восприятия нового и необычного.
Именно страх в значительной степени является источником отрицательного отношения к проблемам окружающих, равнодушия, цинизма – пусть все горит огнём, мне наплевать, я хочу только одного - покончить со всем этим.
Подобное сближение человека и опасности является средством избавления от страха, гуманизация опасности создает развоплощает страх. Разнообразие и масштаб средств, направленных на преодоление страха, свидетельствуют о том, что страх сегодня не просто следствие неспособности осознать реальность, но вполне самостоятельное явление, автономная структура сознания, вокруг которой строится реальность, в значительной степени сочетающая настоящий и фантомный миры.
Важный момент. Люди из системы, из власти тоже испытывают страх. Страх выступить против привычных норм или против системы (выбор «или-или», когда третьего не дано) заставляет вступить с собой в борьбу, результатом которой становится преодоление страха путем выбора в пользу системы. Выбирая систему, представитель власти неизбежно встает перед необходимостью делегировать кому либо значительную часть своей личности и личной власти, теряя их у себя. В данном случае это государственная система.
С момента делегирования личность государственного человека становится неотъемлемой частью системы, последняя кооптирует доблести и достоинства, аккумулирует военно-животную энергетику и направляет ее туда, куда считает нужным. Страх изживается подчинением и все личные достоинства, победы, а также недостатки и поражения отныне объясняются наличием системы и начальника.
В рамках борьбы со страхом все неосознанные реакции, рефлексии, импульсы в обязательном порядке проходят атрибуцию в системе и получают оценки приемлемости. В результате возникает чувство порядка и уверенности, а также рождаются другие свойства и качества, которые государственный человек сам в себе не в состоянии выработать. То есть делегирование себя приводит к поглощению человека системой, страх исчезает только вместе со значительными составляющими личности, происходит замена внутренней структуры на внешнюю, а свободной воли на энергию и силу системы.
Сегодня страх определяет системы взаимоотношений и является навязчивой и вездесущей идеей. Основой этого страха является положение, в котором человек никогда прежде не оказывался (нашествие мигрантов, падающие доходы, множащиеся гендеры, деградирующие политики и так далее). Страх возникает от отсутствия хотя бы примерного императива поведения в новой среде, так как весь старый запас поведенческих и коммуникативных паттернов, если он не отменяется, то только ухудшает положение.
Одновременно в результате нагнетания паники, происходит социальная, эмоциональная, личностная депривация, что является громадной нагрузкой для человека, нагрузкой, с которой практически никто не может справиться. Поэтому человек сознательно и неосознанно продолжает цепляться за прежние стратегии поведения и самоатрибуции.
Это вызывает конфликт между человеком и средой, который порождает страх от абсолютного непонимания того, что будет дальше, от отмены горизонта планирования. Во многом это связано и с тем, что нынешняя среда, в которой оказываются сегодня люди, является принципиально новым явлением. То есть в ней отсутствуют очень многие элементы прежней среды, реперные точки, которые в повседневности необходимы для успешной адаптации к новым условиям и развития дезинтеграционной толерантности, то есть адекватного восприятия нового и необычного.
Именно страх в значительной степени является источником отрицательного отношения к проблемам окружающих, равнодушия, цинизма – пусть все горит огнём, мне наплевать, я хочу только одного - покончить со всем этим.
Подобное сближение человека и опасности является средством избавления от страха, гуманизация опасности создает развоплощает страх. Разнообразие и масштаб средств, направленных на преодоление страха, свидетельствуют о том, что страх сегодня не просто следствие неспособности осознать реальность, но вполне самостоятельное явление, автономная структура сознания, вокруг которой строится реальность, в значительной степени сочетающая настоящий и фантомный миры.
Важный момент. Люди из системы, из власти тоже испытывают страх. Страх выступить против привычных норм или против системы (выбор «или-или», когда третьего не дано) заставляет вступить с собой в борьбу, результатом которой становится преодоление страха путем выбора в пользу системы. Выбирая систему, представитель власти неизбежно встает перед необходимостью делегировать кому либо значительную часть своей личности и личной власти, теряя их у себя. В данном случае это государственная система.
С момента делегирования личность государственного человека становится неотъемлемой частью системы, последняя кооптирует доблести и достоинства, аккумулирует военно-животную энергетику и направляет ее туда, куда считает нужным. Страх изживается подчинением и все личные достоинства, победы, а также недостатки и поражения отныне объясняются наличием системы и начальника.
В рамках борьбы со страхом все неосознанные реакции, рефлексии, импульсы в обязательном порядке проходят атрибуцию в системе и получают оценки приемлемости. В результате возникает чувство порядка и уверенности, а также рождаются другие свойства и качества, которые государственный человек сам в себе не в состоянии выработать. То есть делегирование себя приводит к поглощению человека системой, страх исчезает только вместе со значительными составляющими личности, происходит замена внутренней структуры на внешнюю, а свободной воли на энергию и силу системы.
#вышепушкина Современный «патриотический поэт» все делает иначе, недели обычный человек. Ходит на боках, ест ухом, думает спинным мозгом, запоминает землю взглядом. Он всегда парень с вывертом себя наизнанку.
Поэтому обычному, непоэтическому человеку трудно понять «поэта».
Возникают вопросы.
Например, о взгляде пса в гондоле. Понятно, какую невысказанную фразу в адрес «поэта» можно прочесть в этом взгляде: «И зачем ты, дятел опилочный, меня сюда посадил? Чтоб ты пропал, бездарь!»
«Поэт» внезапно начинает рыдать. Хвоя комкает рыданья. Непонятно как она их комкает, но картина понемногу складывается. Запомнил взглядом пса в гондоле землю, разрыдался, выпрыгнул из гондолы (венецианской, дирижабля, воздушного шара - не сказано), ринулся в лес, треснулся о сук ёлки - скомкались не только рыданья, но и фасад «поэта», после чего последний был зацелован землей. На самом деле он просто грохнулся лицом оземь, но ему показалось, что это земля поднялась и его целует, болезного.
Последняя, процеловавшись, критически осмотрела своё рахитичное детище и язвительно спросила: «Эк зарос то. Телу чего не хозяин? Денег на парикмахера дать? А то скоро в паноптикум свезут, будут на ярмарках показывать». Тут начинаешь понимать, что это автобиографическое «стихотворение», написанное Пеговым по итогам визита к Президенту.
Финал оптимистичен. Автор посещает цирюльника и после этого, облегчённый, свежий, пахнущий тройным одеколоном, заставляет землю радостно петь.
А она уныло поёт и думает: «Господи, какой только дрянью меня не бременят… Чтоб ты лопнул, стихотворец, чтоб тебе повылазило, чтоб тебе одну Долгареву читать всю жизнь и одного Гасанова слушать…».
Где - то вдали, обнявшись, горько плачут Пушкин и Лермонтов и спрашивают друг друга горько: «Зачем мы вообще были?»
Смеркалось… Расхотелось говорить… Землю медленно, безысходно накрывали тяжёлые, безотрадные тучи смога «патриотической поэзии».
Поэтому обычному, непоэтическому человеку трудно понять «поэта».
Возникают вопросы.
Например, о взгляде пса в гондоле. Понятно, какую невысказанную фразу в адрес «поэта» можно прочесть в этом взгляде: «И зачем ты, дятел опилочный, меня сюда посадил? Чтоб ты пропал, бездарь!»
«Поэт» внезапно начинает рыдать. Хвоя комкает рыданья. Непонятно как она их комкает, но картина понемногу складывается. Запомнил взглядом пса в гондоле землю, разрыдался, выпрыгнул из гондолы (венецианской, дирижабля, воздушного шара - не сказано), ринулся в лес, треснулся о сук ёлки - скомкались не только рыданья, но и фасад «поэта», после чего последний был зацелован землей. На самом деле он просто грохнулся лицом оземь, но ему показалось, что это земля поднялась и его целует, болезного.
Последняя, процеловавшись, критически осмотрела своё рахитичное детище и язвительно спросила: «Эк зарос то. Телу чего не хозяин? Денег на парикмахера дать? А то скоро в паноптикум свезут, будут на ярмарках показывать». Тут начинаешь понимать, что это автобиографическое «стихотворение», написанное Пеговым по итогам визита к Президенту.
Финал оптимистичен. Автор посещает цирюльника и после этого, облегчённый, свежий, пахнущий тройным одеколоном, заставляет землю радостно петь.
А она уныло поёт и думает: «Господи, какой только дрянью меня не бременят… Чтоб ты лопнул, стихотворец, чтоб тебе повылазило, чтоб тебе одну Долгареву читать всю жизнь и одного Гасанова слушать…».
Где - то вдали, обнявшись, горько плачут Пушкин и Лермонтов и спрашивают друг друга горько: «Зачем мы вообще были?»
Смеркалось… Расхотелось говорить… Землю медленно, безысходно накрывали тяжёлые, безотрадные тучи смога «патриотической поэзии».
Почему России удается сегодня выигрывать как информационную, так и общую экономическую и стратегическую войну у Запада? Почему любая галиматья в западных СМИ не встречает критического отношения западного общества?
Тому есть несколько причин. Главная – за последние полвека (или даже больше) Западу успешно удалось разложить собственное население комфортом. Между либерализмом, демократией, рынком и комфортом был поставлен знак равенства. Таким образом миллионы людей были превращены в обывателей. Мещан.
Комфорт всегда был главной смыслообразующей идеей мещанства и вся ненависть к России сегодня не имеет в основе идеологии, выстраданных убеждений – это просто борьба за сохранение того уровня комфорта, к которому мещанство привыкло.
Мещанство отличается ненавистью ко всему сложному, изысканному, трагическому, к страданиям, метаниям, сомнениям и размышлениям. Тэффи очень точно отмечала характерные черты мещанина (называя его дураком):
«Дурак глубоко презирает то, чего не знает. Искренне презирает.
- Это чьи стихи сейчас читали?
- Бальмонта.
- Бальмонта? Не знаю. Не слыхал такого. Вот Лермонтова читал. А Бальмонта никакого не знаю.
Чувствуется, что виноват Бальмонт, что дурак его не знает.
- Ницше? Не знаю. Я Ницше не читал!
И опять таким тоном, что делается стыдно за Ницше…
…Чем культурнее страна, чем спокойнее и обеспеченнее жизнь нации, тем круглее и совершеннее форма ее дураков».
Именно поэтому так хорошо заходит идиотизм СМИ. «Русские быдло и скоты…». Ну конечно! «Русские украли все зерно». Ну конечно! «Русские подняли цены по всему миру». Ну конечно! «Русские желают нам всем смерти». Да! Да! Да! Просто. Звонко. Коротко. Не надо думать.
За всем этим стоит отчаянное желание не мыслить, не сознавать, не погружаться, абсолютное равнодушие и к судьбе Украины и к судьбе украинцев – борьба за комфорт истощила и выморила все силы. Ведь никто не выходит на массовые антивоенные демонстрации. Вспомним 1960-е – антивоенные движения по всему миру, пацифизм, хиппи, make love – not war, голубь Пикассо, Сорбонна… Протестовали свободные, активные, неравнодушные люди. Сегодня никто на это не способен. Холодильник и машина победили книгу и картину.
Это не значит, что мещанство не способно на протест. Все митинги оппозиции в России, начиная с Болотной, это революция мещанства. Борьба за повышение уровня обывательского благополучия, сильно осложненная боязнью потерять уже имеющийся комфорт. Поэтому борьба осторожная, половинчатая, страшащаяся жертв, имитирующая настоящую борьбу, всегда имеющая окоп для отступления.
Именно поэтому западным политтехнологическим конструкциям (таковыми являются все западные лидеры) не на кого опереться – мещанство это болото. Приходится сражаться в одиночку с горсткой служилых журналистов.
То есть им не победить. Никаких шансов.
Тому есть несколько причин. Главная – за последние полвека (или даже больше) Западу успешно удалось разложить собственное население комфортом. Между либерализмом, демократией, рынком и комфортом был поставлен знак равенства. Таким образом миллионы людей были превращены в обывателей. Мещан.
Комфорт всегда был главной смыслообразующей идеей мещанства и вся ненависть к России сегодня не имеет в основе идеологии, выстраданных убеждений – это просто борьба за сохранение того уровня комфорта, к которому мещанство привыкло.
Мещанство отличается ненавистью ко всему сложному, изысканному, трагическому, к страданиям, метаниям, сомнениям и размышлениям. Тэффи очень точно отмечала характерные черты мещанина (называя его дураком):
«Дурак глубоко презирает то, чего не знает. Искренне презирает.
- Это чьи стихи сейчас читали?
- Бальмонта.
- Бальмонта? Не знаю. Не слыхал такого. Вот Лермонтова читал. А Бальмонта никакого не знаю.
Чувствуется, что виноват Бальмонт, что дурак его не знает.
- Ницше? Не знаю. Я Ницше не читал!
И опять таким тоном, что делается стыдно за Ницше…
…Чем культурнее страна, чем спокойнее и обеспеченнее жизнь нации, тем круглее и совершеннее форма ее дураков».
Именно поэтому так хорошо заходит идиотизм СМИ. «Русские быдло и скоты…». Ну конечно! «Русские украли все зерно». Ну конечно! «Русские подняли цены по всему миру». Ну конечно! «Русские желают нам всем смерти». Да! Да! Да! Просто. Звонко. Коротко. Не надо думать.
За всем этим стоит отчаянное желание не мыслить, не сознавать, не погружаться, абсолютное равнодушие и к судьбе Украины и к судьбе украинцев – борьба за комфорт истощила и выморила все силы. Ведь никто не выходит на массовые антивоенные демонстрации. Вспомним 1960-е – антивоенные движения по всему миру, пацифизм, хиппи, make love – not war, голубь Пикассо, Сорбонна… Протестовали свободные, активные, неравнодушные люди. Сегодня никто на это не способен. Холодильник и машина победили книгу и картину.
Это не значит, что мещанство не способно на протест. Все митинги оппозиции в России, начиная с Болотной, это революция мещанства. Борьба за повышение уровня обывательского благополучия, сильно осложненная боязнью потерять уже имеющийся комфорт. Поэтому борьба осторожная, половинчатая, страшащаяся жертв, имитирующая настоящую борьбу, всегда имеющая окоп для отступления.
Именно поэтому западным политтехнологическим конструкциям (таковыми являются все западные лидеры) не на кого опереться – мещанство это болото. Приходится сражаться в одиночку с горсткой служилых журналистов.
То есть им не победить. Никаких шансов.
Что то мне подсказывает, что если немного копнуть, то выяснится, что Песков и Волож - лучшие друзья.
Волож же просто испугался….
Как и Тиньков - друг Пескова.
Как и иноагент Венедиктов …
Как и ещё многие другие.
Волож же просто испугался….
Как и Тиньков - друг Пескова.
Как и иноагент Венедиктов …
Как и ещё многие другие.
Telegram
BRIEF
Я рад за Аркадия Воложа, лучше поздно, чем никогда. Желаю ему удачи, — Тиньков.
Перед нами «Новый Сатирикон». 1913 год.
Немного переделаем текст и окажется, что он написан словно сегодня.
«Была тёмная ночь … В редакции RT все было тихо. Громила Митька Косолапый бесшумно крался к столу редактора.
Но в дальней комнате происходило редакционное совещание и шаги Митьки были услышаны.
- А, негодяй, попался, - раздались сзади него крики и несколько рук схватили его сзади.
- Зачем он сюда забрался, - спросили сотрудники, держа Митьку.
- Я думаю, - отвечал редактор, - он хотел украсть сборник «Поэзия русского лета», так как он давно раскуплен.
- Бедняга, - вздохнули сотрудники, - тяжело ему, поди, без духовной пищи…. Почитать бы ему тогда что нибудь оттуда…
- Я прочту ему, - сказал редактор, - несколько стихотворений из сборника.
- Пустите, - крикнул Митька, - вы не имеете права!!!!
- Держите его крепче, - сказал редактор и стал читать…
Взор Митьки потускнел. Тело его опускалось все ниже и ниже…
А редактор, увлёкшись, читал ему стих за стихом…
- С ним, кажется, нехорошо, - сказали сотрудники.
- Так ему и надо, пусть не ведёт предосудительную жизнь.
- Простите, - хрипел Митька, - врагу закажу воровать… Прррр…
Редактор читал.
Митька вытянулся и затих.
- Тссс…, - сказал один сотрудник, - довольно. Кажется, он готов…
- Мир праху твоему, заблудший человек, - кротко сказал редактор, - пусть это будет примером другим, которые хотели бы посягнуть на «Поэзию русского лета».
Было тихо.
В окно смотрел печальный рассвет».
Немного переделаем текст и окажется, что он написан словно сегодня.
«Была тёмная ночь … В редакции RT все было тихо. Громила Митька Косолапый бесшумно крался к столу редактора.
Но в дальней комнате происходило редакционное совещание и шаги Митьки были услышаны.
- А, негодяй, попался, - раздались сзади него крики и несколько рук схватили его сзади.
- Зачем он сюда забрался, - спросили сотрудники, держа Митьку.
- Я думаю, - отвечал редактор, - он хотел украсть сборник «Поэзия русского лета», так как он давно раскуплен.
- Бедняга, - вздохнули сотрудники, - тяжело ему, поди, без духовной пищи…. Почитать бы ему тогда что нибудь оттуда…
- Я прочту ему, - сказал редактор, - несколько стихотворений из сборника.
- Пустите, - крикнул Митька, - вы не имеете права!!!!
- Держите его крепче, - сказал редактор и стал читать…
Взор Митьки потускнел. Тело его опускалось все ниже и ниже…
А редактор, увлёкшись, читал ему стих за стихом…
- С ним, кажется, нехорошо, - сказали сотрудники.
- Так ему и надо, пусть не ведёт предосудительную жизнь.
- Простите, - хрипел Митька, - врагу закажу воровать… Прррр…
Редактор читал.
Митька вытянулся и затих.
- Тссс…, - сказал один сотрудник, - довольно. Кажется, он готов…
- Мир праху твоему, заблудший человек, - кротко сказал редактор, - пусть это будет примером другим, которые хотели бы посягнуть на «Поэзию русского лета».
Было тихо.
В окно смотрел печальный рассвет».
Интересно посмотреть на особенности развития японской цивилизации как формы, в которой сочетаются архаика и современность.
Особенность Японии в том, что из всех современных государств она демонстрирует наиболее высокую способность вырабатывать схемы образа жизни и мышления, подходящие для преодоления любых противоречий времени. Япония всю жизнь балансировала на грани, то открываясь внешним влияниям и активно впитывая все новое, то замыкаясь для того, чтобы усвоить материал, переработать и в итоге вернуть тем, кто его дал, но уже с собственной маркой.
Для Японии характерны привязанность к своей земле и своей истории. Поэтому, когда Япония вступила в индустриальную эпоху, это не привело к ломке сложившегося уклада - от прошлого не только не отрекались, но использовали его, как капитал. Вопреки сложившемуся порядку, когда прогресс предполагает агрессивное отталкивание от предыдущих форм, их ломку (подчас демонстративную) японцы все делали «наоборот», возвращаясь к самим себе и утверждая национальную культуру и традиции через новации.
Основной принцип национального характера это движение «к себе». Перефразируя известное выражение, этот принцип выглядит как «Каждая дорога из Японии должна быть дорогой в Японию». Островное, замкнутое мышление привязывало человека к земле и себе. Японец толкает рубанок к себе, а не от себя, перед тем как ненадолго выйти из дома он обычно говорит «я вернусь», на что ему отвечают «возвращайся», то есть подчёркивается не решение выйти а намерение скоро вернуться. Путешествие в японской литературе воспринимается как горький опыт оторванности от родной земли, сопровождаемый постоянными мечтами о возвращении. Японец ощущает свое «я» только по возвращении извне. Отсюда стремление внимательно смотреть на себя, раз нельзя на других.
У них своеобразное отношение ко времени. В нашей, европейской ментальности прошлое позади, а будущее впереди, то есть вренмя идет по горизонтали. У них прошлое вверху, то есть время идет сверху вниз. Поэтому в японском мышлении утопии ретроспективны, а реформы консервативны – последние не ломают, а восстанавливают данный изначально порядок. Поэтому нет задачи стремиться к неизменному, вечному – они просто данность, они есть по определению. В отличие от европейца, для японца время не враг, с ним не нужно сражаться, чтобы все равно проиграть. Не нужно останавливать мгновение - нужно раствориться в нем и самому стать временем, сделать его из внешнего условия жизни просто чередой состояний, сменяющих друг друга. Если ты меняешься вместе со временем, ты перестаешь ощущать его движение, попадаешь в «вечное настоящее».
В этих условиях становится важным, существенным все – в японской архитектуре принимаются во внимание все факторы - от дождя до землетрясений. При этом речь идет не о стихийной силе - о поведении. Всё ведет себя определенным образом, все систематизировано. Есть поведение природы, поведение людей, поведение земли, домов. Поэтому нужно понять закономерности этих типов поведений и объединить их в одной сущности.
Поэтому вокруг нет никаких случайностей, все чему-то учит. Улица учит отдельного человека, как себя вести, показывает ему место в обществе. Город учит общество. Когда строится площадь или улица, то создается особое пространство, где люди не просто праздно шатаются – улица и площадь заставляют людей думать, чем они займутся, чтобы присвоить себе это пространство и обжить.
Продолжение скоро.
Особенность Японии в том, что из всех современных государств она демонстрирует наиболее высокую способность вырабатывать схемы образа жизни и мышления, подходящие для преодоления любых противоречий времени. Япония всю жизнь балансировала на грани, то открываясь внешним влияниям и активно впитывая все новое, то замыкаясь для того, чтобы усвоить материал, переработать и в итоге вернуть тем, кто его дал, но уже с собственной маркой.
Для Японии характерны привязанность к своей земле и своей истории. Поэтому, когда Япония вступила в индустриальную эпоху, это не привело к ломке сложившегося уклада - от прошлого не только не отрекались, но использовали его, как капитал. Вопреки сложившемуся порядку, когда прогресс предполагает агрессивное отталкивание от предыдущих форм, их ломку (подчас демонстративную) японцы все делали «наоборот», возвращаясь к самим себе и утверждая национальную культуру и традиции через новации.
Основной принцип национального характера это движение «к себе». Перефразируя известное выражение, этот принцип выглядит как «Каждая дорога из Японии должна быть дорогой в Японию». Островное, замкнутое мышление привязывало человека к земле и себе. Японец толкает рубанок к себе, а не от себя, перед тем как ненадолго выйти из дома он обычно говорит «я вернусь», на что ему отвечают «возвращайся», то есть подчёркивается не решение выйти а намерение скоро вернуться. Путешествие в японской литературе воспринимается как горький опыт оторванности от родной земли, сопровождаемый постоянными мечтами о возвращении. Японец ощущает свое «я» только по возвращении извне. Отсюда стремление внимательно смотреть на себя, раз нельзя на других.
У них своеобразное отношение ко времени. В нашей, европейской ментальности прошлое позади, а будущее впереди, то есть вренмя идет по горизонтали. У них прошлое вверху, то есть время идет сверху вниз. Поэтому в японском мышлении утопии ретроспективны, а реформы консервативны – последние не ломают, а восстанавливают данный изначально порядок. Поэтому нет задачи стремиться к неизменному, вечному – они просто данность, они есть по определению. В отличие от европейца, для японца время не враг, с ним не нужно сражаться, чтобы все равно проиграть. Не нужно останавливать мгновение - нужно раствориться в нем и самому стать временем, сделать его из внешнего условия жизни просто чередой состояний, сменяющих друг друга. Если ты меняешься вместе со временем, ты перестаешь ощущать его движение, попадаешь в «вечное настоящее».
В этих условиях становится важным, существенным все – в японской архитектуре принимаются во внимание все факторы - от дождя до землетрясений. При этом речь идет не о стихийной силе - о поведении. Всё ведет себя определенным образом, все систематизировано. Есть поведение природы, поведение людей, поведение земли, домов. Поэтому нужно понять закономерности этих типов поведений и объединить их в одной сущности.
Поэтому вокруг нет никаких случайностей, все чему-то учит. Улица учит отдельного человека, как себя вести, показывает ему место в обществе. Город учит общество. Когда строится площадь или улица, то создается особое пространство, где люди не просто праздно шатаются – улица и площадь заставляют людей думать, чем они займутся, чтобы присвоить себе это пространство и обжить.
Продолжение скоро.
Уверен, что не только мне показалось, что как только из нашей жизни исчез вечно орущий, матерящийся и машущий кувалдами уголовник вместе с некоторой частью своего ЧВК, а за ним исчез его медиа - сброд, военные действия пошли совсем иначе - масса успехов, решительное продвижение вперёд, не стало паники, но стало в достатке снарядов, оружия, техники…
Я бы проверил эту связь.
Вдруг она подтвердится.
Тогда, я думаю, стоило бы ещё внимательнее присмотреться и к нему и к его компашке.
А также к его адептам из числа «патриотической» матерной графоманской гопоты.
Я бы проверил эту связь.
Вдруг она подтвердится.
Тогда, я думаю, стоило бы ещё внимательнее присмотреться и к нему и к его компашке.
А также к его адептам из числа «патриотической» матерной графоманской гопоты.
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
«17-ти мгновениям весны» - 50 лет.
Фильм - легенда. Актёры играют так, как сегодня не играет никто и нигде. Точность деталей поразительная. Вера в происходящее абсолютна.
Сцена встречи Штирлица с женой, где семь минут герои ничего не говорят,а просто смотрят друг на друга (но как смотрят), сегодня непредставима. Ее никто не сможет сделать по определению. Ни выстроить, ни сыграть.
Великий фильм. Великие мастера.
Великая эпоха.
Фильм - легенда. Актёры играют так, как сегодня не играет никто и нигде. Точность деталей поразительная. Вера в происходящее абсолютна.
Сцена встречи Штирлица с женой, где семь минут герои ничего не говорят,а просто смотрят друг на друга (но как смотрят), сегодня непредставима. Ее никто не сможет сделать по определению. Ни выстроить, ни сыграть.
Великий фильм. Великие мастера.
Великая эпоха.
Продолжаем. Особое значение в японской культуре имеет пустота. Если для европейца пустота это нечто, что требует непременно наполнения, она возникает от отсутствия чего то, это некая пауза между вещами и явлениями, возникающая от неспособности распорядиться пространством, то в японской культуре пустота это первоисточник всего. На японской картине всегда много свободного места – это и есть та пустота, создающая сюжет, первоисточник изображения. Нирвана – идеальная пустота. Невозможно нарисовать лес – можно нарисовать только отдельные деревья, но пустота между ними сделает их лесом, доработает сюжет за художника. То есть, в отличие от европейского взгляда на мир, для японца восприятие мира зависит не только от наполнения, но и от оставленных пустых мест, зависит от отказа наполнять. Тогда невольно становятся видимыми важные, существенные детали, как в театре Но – вместо лиц маски, персонажей как бы не существует, они спрятаны в пустоту и на ее фоне гораздо больше внимания обращается на жесты, движения и прочее.
Именно пустота обеспечивает единство реальности, представляется возможностью, которая никогда не будет использована. Это единство, представление о мире, как целостном явлении и только в этой целостности понимаемом – ключевое отличие восточного (не только японского) менталитета (в европейской культуре важно разъятие целого и исследование элементов в отдельности). Поэтому в восточной медицине утвердились массажи, иглоукалывание, совершенствование тела (воздействие снаружи, целостно), а в европейской хирургия - проникновение внутрь, разъятие. Именно восприятием всего сущего в единой, непрерывной реальности Гейзенберг объяснял успехи японцев в современной физике. Отсюда боевые искусства, объединяющие дух и тело, превращающиеся в философию, в отличие от боевых искусство в Европе, которые воспринимаются как гимнастика тела или средство борьбы, непременной победы над кем-то.
Все это хорошо видно в искусстве. Гравюры Хокусая, Утамаро, Куниеси это движение в статике, люди стоя идут, стихии бушуют в абсолютной тишине. В хокку и хайку небольшой сюжет разворачивается в целостную картину, где мысль движется по этапам, отбрасывая то, что уже не нужно. Слова, сюжет нужны, чтобы поймать образ или мысль. Когда они пойманы, достигнуты – слова и сюжет оказываются не нужны.
Таким образом реальность становится управляемой, трансформируемой, делается частью тебя, появляется возможность в совершенстве управлять телом, мыслью, любыми состояниями. Европа и США попытались пойти по этому пути, разрабатывая технологии люцидных снов, объединить восточное мышление и нейрофизику, в результате чего получить управляемый сон (сегодня люцидными снами увлечены тысячи людей, есть даже школы, которые этому учат). Человек, владеющий технологией люцидности, становится хозяином сна – он просыпается во сне, понимая, что спит и не выходя из этого состояния берет ситуацию на себя. В итоге он может делать что угодно – летать, превращать других и себя во что угодно, - понимая, что дело происходит во сне. Уже изобретен особый nightcup (ночной колпак), который определяет по зрачкам сон, в нужный момент с помощью света или звука дает толчок – и человек переходит в люцидность (то есть работает та же технология, что и в дзен-буддизме). Уже есть особое научное направление «онейрология», в рамках которого пытаются создать доступные всем аппараты для управления сном.
То есть Европа и США как обычно пытаются извлечь из японского и в целом восточного опыта нечто практическое, полезное, забывая, что разрушение цельности губит часть. Забывается, что в Японии рост и развитие не связано с идеей размера, масштаба, как в Европе. Для настоящего развития и роста не важна соразмерность - главное взаимосвязи. Вот мёд – начало лестницы. За ним фермеры, за ними пчелы, за пчёлами цветы, за цветами почва, солнце, вода - всё это имеет прямое отношение к мёду. Японца, в отличие от европейца, всегда интересовало что стоит за продуктом, кто его делает, в каких условиях.
Именно пустота обеспечивает единство реальности, представляется возможностью, которая никогда не будет использована. Это единство, представление о мире, как целостном явлении и только в этой целостности понимаемом – ключевое отличие восточного (не только японского) менталитета (в европейской культуре важно разъятие целого и исследование элементов в отдельности). Поэтому в восточной медицине утвердились массажи, иглоукалывание, совершенствование тела (воздействие снаружи, целостно), а в европейской хирургия - проникновение внутрь, разъятие. Именно восприятием всего сущего в единой, непрерывной реальности Гейзенберг объяснял успехи японцев в современной физике. Отсюда боевые искусства, объединяющие дух и тело, превращающиеся в философию, в отличие от боевых искусство в Европе, которые воспринимаются как гимнастика тела или средство борьбы, непременной победы над кем-то.
Все это хорошо видно в искусстве. Гравюры Хокусая, Утамаро, Куниеси это движение в статике, люди стоя идут, стихии бушуют в абсолютной тишине. В хокку и хайку небольшой сюжет разворачивается в целостную картину, где мысль движется по этапам, отбрасывая то, что уже не нужно. Слова, сюжет нужны, чтобы поймать образ или мысль. Когда они пойманы, достигнуты – слова и сюжет оказываются не нужны.
Таким образом реальность становится управляемой, трансформируемой, делается частью тебя, появляется возможность в совершенстве управлять телом, мыслью, любыми состояниями. Европа и США попытались пойти по этому пути, разрабатывая технологии люцидных снов, объединить восточное мышление и нейрофизику, в результате чего получить управляемый сон (сегодня люцидными снами увлечены тысячи людей, есть даже школы, которые этому учат). Человек, владеющий технологией люцидности, становится хозяином сна – он просыпается во сне, понимая, что спит и не выходя из этого состояния берет ситуацию на себя. В итоге он может делать что угодно – летать, превращать других и себя во что угодно, - понимая, что дело происходит во сне. Уже изобретен особый nightcup (ночной колпак), который определяет по зрачкам сон, в нужный момент с помощью света или звука дает толчок – и человек переходит в люцидность (то есть работает та же технология, что и в дзен-буддизме). Уже есть особое научное направление «онейрология», в рамках которого пытаются создать доступные всем аппараты для управления сном.
То есть Европа и США как обычно пытаются извлечь из японского и в целом восточного опыта нечто практическое, полезное, забывая, что разрушение цельности губит часть. Забывается, что в Японии рост и развитие не связано с идеей размера, масштаба, как в Европе. Для настоящего развития и роста не важна соразмерность - главное взаимосвязи. Вот мёд – начало лестницы. За ним фермеры, за ними пчелы, за пчёлами цветы, за цветами почва, солнце, вода - всё это имеет прямое отношение к мёду. Японца, в отличие от европейца, всегда интересовало что стоит за продуктом, кто его делает, в каких условиях.
Telegram
Якеменко
Интересно посмотреть на особенности развития японской цивилизации как формы, в которой сочетаются архаика и современность.
Особенность Японии в том, что из всех современных государств она демонстрирует наиболее высокую способность вырабатывать схемы образа…
Особенность Японии в том, что из всех современных государств она демонстрирует наиболее высокую способность вырабатывать схемы образа…
В завершение темы. Все знают гениального самоучку Генриха Шлимана, открывшего Трою и знакомившего Европу с античным миром, но почти никто не знает Эрнеста Фенелозу, профессора Гарварда, совершившего почти такой же подвиг только на другой стороне земного шара. Он приехал в Японию в 1878 году преподавать язык – изоляция закончилась и император приказал японцам прежде всего учить английский. Это был тотальный перелом во всех сферах жизни и Фенелозу беспокоило то, что Япония стала отходить от своего собственного искусства и культуры в погоне за западными образцами (как все это знакомо). Старинные замки стали превращать в школы и склады, уникальные гравюры валялись на улицах, носители духа «бусидо» (самураи) стали ездить в трамваях.
И Фенелоза решил открыть Западу Восток, а Японии - непосредственно Японию. Стал собирать коллекцию японского искусства, которая приобрела такой масштаб, что когда он в 1884 году отдал эту коллекцию Бостонскому музею, его дальневосточный отдел стал лучшим в мире. Как некогда в Египет и Грецию, в Японию из Европы потянулись любители экзотики и древностей. Фенелоза убедил императора принять закон, запрещающий вывоз культурных ценностей и следствием этого закона стали музеи Киото, Нара и Токио. Не случайно император сказал Фенелозе: «Ты научил мой народ его собственному искусству».
А ведь действительно Японии незачем было гнаться за Европой. Уже в XVI веке Япония была прекрасно развитой страной, производила уникальные мечи, доспехи, пушки, превосходила любую европейскую страну по уровню грамотности. Торговый и финансовый капитализм был в Японии на подъеме задолго до Европы. Только в XVIII веке в Европе появились сочинения. сравнимые по масштабу, тонкости и глубине с «Гэндзи-моногатари», поэтическая лирика и меланхолия, которой пронизана японская литература уже в XIII веке появились в Европе несколько веков спустя во многом благодаря Шатобриану. Интерес к примитивному искусству родился в Европе менее 100 лет назад, а в Японии он появился в XVI веке, когда стала популярной деревенская керамика, изделия простых крестьян.
Одновременно Фенелоза активно пропагандировал японскую культуру в Европе, переводил на английский японские поэтические и литературные тексты, считая, что Европа поймет Восток только через стихи. Он, как Шкловский или Арто был из тех мечтателей, которые считали, что эстетика, искусство изменит планету...
Он умер в 1908 году в Лондоне, но Япония прислала за его телом крейсер и Фенелоза был похоронен у озера Бива. Духовное наследство Фенелозы произвело огромное впечатление на Эзру Паунда, который до конца своих дней изучал архив Фенелозы и понять Паунда без Фенелозы невозможно.
И Фенелоза решил открыть Западу Восток, а Японии - непосредственно Японию. Стал собирать коллекцию японского искусства, которая приобрела такой масштаб, что когда он в 1884 году отдал эту коллекцию Бостонскому музею, его дальневосточный отдел стал лучшим в мире. Как некогда в Египет и Грецию, в Японию из Европы потянулись любители экзотики и древностей. Фенелоза убедил императора принять закон, запрещающий вывоз культурных ценностей и следствием этого закона стали музеи Киото, Нара и Токио. Не случайно император сказал Фенелозе: «Ты научил мой народ его собственному искусству».
А ведь действительно Японии незачем было гнаться за Европой. Уже в XVI веке Япония была прекрасно развитой страной, производила уникальные мечи, доспехи, пушки, превосходила любую европейскую страну по уровню грамотности. Торговый и финансовый капитализм был в Японии на подъеме задолго до Европы. Только в XVIII веке в Европе появились сочинения. сравнимые по масштабу, тонкости и глубине с «Гэндзи-моногатари», поэтическая лирика и меланхолия, которой пронизана японская литература уже в XIII веке появились в Европе несколько веков спустя во многом благодаря Шатобриану. Интерес к примитивному искусству родился в Европе менее 100 лет назад, а в Японии он появился в XVI веке, когда стала популярной деревенская керамика, изделия простых крестьян.
Одновременно Фенелоза активно пропагандировал японскую культуру в Европе, переводил на английский японские поэтические и литературные тексты, считая, что Европа поймет Восток только через стихи. Он, как Шкловский или Арто был из тех мечтателей, которые считали, что эстетика, искусство изменит планету...
Он умер в 1908 году в Лондоне, но Япония прислала за его телом крейсер и Фенелоза был похоронен у озера Бива. Духовное наследство Фенелозы произвело огромное впечатление на Эзру Паунда, который до конца своих дней изучал архив Фенелозы и понять Паунда без Фенелозы невозможно.
⭕️УТРО Z на СоловьёвLIVE
"РОССИЯ ПРОВОДИТ СПЕЦОПЕРАЦИЮ НА УКРАИНЕ"
С 7.00 до 11.00
Сегодня в программе:
‼️ Обстановка «за лентой».
‼️Луна наша.
‼️ Гендерное безумие.
‼️ Африканские деревни в России.
И другое.
🎙в студии -
⚡️БОРИС ЯКЕМЕНКО⚡️.
В гостях:
⭕️Игорь Кимаковский, советник главы ДНР.
⭕️Алексей Дзермант - политолог, Белоруссия
⭕️Василий Викторович Сазонов, декан факультета космических исследований МГУ.
⭕️Дмитрий Анатольевич Журавлёв - Генеральный директор Института региональных проблем.
⚡️Гость в студии⚡️:
⭕️Сергей Анатольевич Воронин, доктор исторических наук, профессор, советник лидера фракции ЛДПР.
📺Телеканал СоловьёвLIVE смотрите на бывших частотах Euronews, в Смарт ТВ, в приложениях Смотрим и Winkа, а также в телеграм https://t.iss.one/SolovievLive
"РОССИЯ ПРОВОДИТ СПЕЦОПЕРАЦИЮ НА УКРАИНЕ"
С 7.00 до 11.00
Сегодня в программе:
‼️ Обстановка «за лентой».
‼️Луна наша.
‼️ Гендерное безумие.
‼️ Африканские деревни в России.
И другое.
🎙в студии -
⚡️БОРИС ЯКЕМЕНКО⚡️.
В гостях:
⭕️Игорь Кимаковский, советник главы ДНР.
⭕️Алексей Дзермант - политолог, Белоруссия
⭕️Василий Викторович Сазонов, декан факультета космических исследований МГУ.
⭕️Дмитрий Анатольевич Журавлёв - Генеральный директор Института региональных проблем.
⚡️Гость в студии⚡️:
⭕️Сергей Анатольевич Воронин, доктор исторических наук, профессор, советник лидера фракции ЛДПР.
📺Телеканал СоловьёвLIVE смотрите на бывших частотах Euronews, в Смарт ТВ, в приложениях Смотрим и Winkа, а также в телеграм https://t.iss.one/SolovievLive
Все мы ежегодно празднуем день рождения. И всякий раз нам кажется, что это день особый (как новогодняя ночь), что где-то рядом чудо, что вот сейчас может быть вдруг все изменится. В этот день невольно задумываешься о смысле «дня рождения», рождения как такового. Ведь слова «мне исполняется … лет» имеют очень глубокое значение. «Исполниться» это значит «сбыться», «наступать» (исполняется мечта), а также «наполниться». «Случается и то, что он исполнится презрением к людскому пороку, ко лжи, к клевете» (Обломов). «И исполнилась Духа Святаго Елисавета» (Лк.1:43).
Что сбывается в день рождения? Чем наполняется он или мы? Или просто «исполняется» контракт с Богом о еще одном прожитом годе, наступает день сдачи отчета? Мы исполняем или мы исполняемся? Мы делаем или с нами делается? Мы вдумываемся или мы просто веселимся? Мы действительно рождаемся в этот день (то есть как впервые выходим на свет, выходим новыми) или просто вспоминаем, что когда то родились в этот день, сами уже не очень в это веря. Это принципиально разные вещи.
День рождения напоминает, что жизнь должна стать непрерывным рождением самого себя. Христос «всегда и вовеки тот же» не потому, что Он когда то родился раз и навсегда. Нет, он непрерывно, вечно рождается от Отца, он всегда в точке истока, а значит в чистоте, предельной новизне и абсолютной полноте бытия. Можно сделать дело, написать книгу, построить дом, создать семью - и можно родиться вновь, родиться иным в процессе строительства дома, создания семьи, написания книги.
В первом случае человек просто пользуется жизнью, как благом и ресурсом и не меняется. Поэтому сделка, строительство, книга создается по формуле: «Я прежний плюс…» Плюс дом, итоги сделки, напечатанная книга. Во втором случае из строительства, написания, сделки выходит другой человек. Новый. Растворивший в себе и дом и книгу и все остальное. Такой, что ему будет нужно что-то принципиально иное, а не вечные «миллион долларов», «особняк», «Бентли».
Вместе с этим эти безусловно-условные даты помогают нам всем помнить друг о друге, это прекрасная возможность сказать кому-то хорошие слова «по поводу». Это повод задуматься над тем, что жизнь надо затруднять и усложнять вполне сознательно – часто нам скучно жить именно потому, что всё спокойно и хорошо, потому что не хватает сложности, дополнительных цветов, полутонов, переживаний. Мы тухнем в благостной кисельной выгоревшей на свету благодати, к которой сегодня стремится большинство и куда нас тащат окружающие и никак не можем понять, что же это такое - все, наконец-то, хорошо, но почему же так скверно.
И тогда нам хочется или страдать страданиями других над старой книгой или любить безответно или ворваться к какому-нибудь герцогу во главе мятежной толпы и покончить со «всем этим» раз и навсегда, чтобы потом… нет, не успокоиться, а опять искать страданий и трудностей. Всякая дорога из Иерусалима должна быть дорогой … в Иерусалим. Как там у Омара Хайама:
Все бросить, выйдя в дальний путь
- так только.
Кровь сердца своего хлебнуть
- так только.
Самим собою пренебречь, как истинно влюблённый.
Не жди, что выйдет «как нибудь»
- так только.
И только так. Но тут нас подстерегает другое - в постоянной печали и трудностях есть непременный оттенок нарциссизма. И поэтому здесь важно найти грань. В поисках событий можно не останавливаться, в поисках людей важно не забыть остановиться. И важно помнить еще одно - для каждого впечатления, события, явления должна быть и своя мера чувств и переживаний, а не для всех одинаково. Если мы покупаем ерунду за очень большие деньги, от этого ерунда не становится дороже, а мы делаемся беднее и в конце концов растратимся, пробросаемся собой на пустяки, а собрать потом с земли, поднять из грязи то, что дано с неба, очень непросто.
В общем, родившись, не переставайте рождаться…
Что сбывается в день рождения? Чем наполняется он или мы? Или просто «исполняется» контракт с Богом о еще одном прожитом годе, наступает день сдачи отчета? Мы исполняем или мы исполняемся? Мы делаем или с нами делается? Мы вдумываемся или мы просто веселимся? Мы действительно рождаемся в этот день (то есть как впервые выходим на свет, выходим новыми) или просто вспоминаем, что когда то родились в этот день, сами уже не очень в это веря. Это принципиально разные вещи.
День рождения напоминает, что жизнь должна стать непрерывным рождением самого себя. Христос «всегда и вовеки тот же» не потому, что Он когда то родился раз и навсегда. Нет, он непрерывно, вечно рождается от Отца, он всегда в точке истока, а значит в чистоте, предельной новизне и абсолютной полноте бытия. Можно сделать дело, написать книгу, построить дом, создать семью - и можно родиться вновь, родиться иным в процессе строительства дома, создания семьи, написания книги.
В первом случае человек просто пользуется жизнью, как благом и ресурсом и не меняется. Поэтому сделка, строительство, книга создается по формуле: «Я прежний плюс…» Плюс дом, итоги сделки, напечатанная книга. Во втором случае из строительства, написания, сделки выходит другой человек. Новый. Растворивший в себе и дом и книгу и все остальное. Такой, что ему будет нужно что-то принципиально иное, а не вечные «миллион долларов», «особняк», «Бентли».
Вместе с этим эти безусловно-условные даты помогают нам всем помнить друг о друге, это прекрасная возможность сказать кому-то хорошие слова «по поводу». Это повод задуматься над тем, что жизнь надо затруднять и усложнять вполне сознательно – часто нам скучно жить именно потому, что всё спокойно и хорошо, потому что не хватает сложности, дополнительных цветов, полутонов, переживаний. Мы тухнем в благостной кисельной выгоревшей на свету благодати, к которой сегодня стремится большинство и куда нас тащат окружающие и никак не можем понять, что же это такое - все, наконец-то, хорошо, но почему же так скверно.
И тогда нам хочется или страдать страданиями других над старой книгой или любить безответно или ворваться к какому-нибудь герцогу во главе мятежной толпы и покончить со «всем этим» раз и навсегда, чтобы потом… нет, не успокоиться, а опять искать страданий и трудностей. Всякая дорога из Иерусалима должна быть дорогой … в Иерусалим. Как там у Омара Хайама:
Все бросить, выйдя в дальний путь
- так только.
Кровь сердца своего хлебнуть
- так только.
Самим собою пренебречь, как истинно влюблённый.
Не жди, что выйдет «как нибудь»
- так только.
И только так. Но тут нас подстерегает другое - в постоянной печали и трудностях есть непременный оттенок нарциссизма. И поэтому здесь важно найти грань. В поисках событий можно не останавливаться, в поисках людей важно не забыть остановиться. И важно помнить еще одно - для каждого впечатления, события, явления должна быть и своя мера чувств и переживаний, а не для всех одинаково. Если мы покупаем ерунду за очень большие деньги, от этого ерунда не становится дороже, а мы делаемся беднее и в конце концов растратимся, пробросаемся собой на пустяки, а собрать потом с земли, поднять из грязи то, что дано с неба, очень непросто.
В общем, родившись, не переставайте рождаться…