Якеменко
35.3K subscribers
6.59K photos
1.82K videos
9 files
4.37K links
Канал историка, культуролога, ведущего программы «Наши» и «Утро Z” на канале Соловьев Live.


Главное - не знать, а понять.
Download Telegram
Не стало Ирины Мирошниченко.

Посмотрите (пересмотрите) «Старый Новый год». В память.

Вечную.
Представим себе группу молодых, а также весьма зрелых людей. Они заурядны, бескультурны, не обладают никакими талантами, ничего не читают, но, тем не менее, много лет «самовыражаются» - пишут стихи, прозу и издают их как Бог на душу – небольшими книжечками, мизерными тиражами и примитивным оформлением. Ровно на те деньги, которых достаточно, чтобы доставить себе это неприхотливое удовольствие. Когда-то в легендарном книжном магазине «19 октября» целый стеллаж был занят такими непрезентабельными книжками на серой оберточной козьеножечной бумаге – современной поэзией и прозой, а некоторые авторы, получив на руки тираж, ставили автографы и пристраивались в публичном месте (часто – в подземном переходе) с табличкой «книга с автографом автора».

И вдруг случается история с Донбассом. Для них ровно по схеме, озвученной авангардистом Бойсом: «В следующем столетии у каждого будут свои 15 минут славы». И они понимают, что с минимальной затратой сил и времени можно именно сейчас достичь славы не в искусстве, а в политическом дискурсе, но подав это как победу в искусстве. Ситуация и старшие либеральные товарищи (у которых большинство из них было на подсосе), давно научившиеся извлекать деньги и лайки из политической конъюнктуры, подсказывают им способ завладеть вниманием СМИ: надо поменять критерии так, чтобы бездарность оказалась талантом. Эта формула обещала великие блага и она явилась основополагающим руководством ко всей деятельности новоявленных юных и уже несвежих, юзаных «творцов».

Все дальнейшее было естественно и неотвратимо. Нахрап, кумовство, агрессивное шпанистое бескультурье, дискредитация настоящих фронтовых поэтов и писателей («Полевому было очень легко» «Симонов ничего не создал»), нужные знакомства, плотный круг «своих», по которому гоняются хвалебные рецензии, восторги, репосты, лайки...

Предыдущие годы и весь либеральный опыт свидетельствовал в их пользу, что стихосложение дело с крайне размытыми профессиональными и эстетическими рамками, не говоря уже о том, что на все возражения был универсальный аргумент «Он на Донбассе бывает» и “Про Донбасс пишет». И любой сомневающийся в величии, любой критик сразу оказывался в оппозиции не слабому и заурядному стихотворцу, коих сегодня не сеют, не жнут - сами родятся, а ни много ни мало – героям Донбасса, всему патриотическому дискурсу.

Стремление быть замеченными, обласканными, признанными, желание околачиваться в приемных АП, на фуршетах, выставках и презентациях (то есть развиваться в инкубаторе, а не на воле) сколотило из них кружок, в котором ни один посторонний, то есть талантливый, не может существовать. Вместо того, чтобы учиться быть талантливыми, совершенствоваться, страдать и томиться над листом бумаги, они стали публично возводить бездарность в ранг гениальности, совершать подмену. Сочиняя плохие стихи, они заявляют о себе, как о новых Симоновых и Твардовских и выворачивают вверх дном критерии и правила, так чтобы эти стихи считались хорошими. Примерно так, как делал коллективный Бурлюк сто лет назад:

«Оязычи меня щедро, ляпач!..»

Ляпачи покровительственно оязычили тех, кому очень хочется сказать что-то, да нечего. Помогают издаваться, раскручивают. Но не идут новые Твардовские. Не идут и все тут.

Потому что плохо. Бездарно. Матерно - заборно. Суконно. Скучно. Примитивно (напоминаю – никто ничего не читал – некогда, надо стишки строчить). Потому что не Твардовские. Потому что сильно отдает уличной частушкой и подъездными куплетцами в духе «А когда помрешь ты, милый мой дедочек, а когда ж помрешь ты, сизый голубочек?», исполняемыми под раскленную гитару, уляпанную гдровскими переводными картинками с женскими лицами.

Но учиться они не торопятся. Напротив, открыто заявляют, что раз народ не читает их опусы, то это плохой народ, невежественный, некультурный, непатриотичный. Что надо бы заставить читать их стихи. То есть делают ровно то, что всегда делали якобы ненавидимые ими либералы.

Кстати, у либералов была ещё одна важная задача - не позволить появиться настоящей литературе. Талантливой и яркой.

У этих задача та же самая.
Forwarded from КАТЮША
В Луганске на фасаде одного из домов появилось огромное граффити от «Катюш» 😍

Нашим муралом мы напоминаем о том, что такое мягкая сила в нашем понимании. Это сила женской поддержки фронта. Поддержки из тыла.

В мурал заложена история художницы Александры Сесиной из Санкт-Петербурга (участница движения «Катюша»), которую мы покажем осенью в нашем новом фильме.

Фильм расскажет истории четырех женщин - каждая из которых целиком предана своему делу и своей родине.

Они не просто сидят и ждут, пока парни вернутся с фронта, - они делают все возможное, чтобы мужчины за ленточкой чувствовали поддержку тыла. Поддержку, которая даже на расстоянии бережет бойца в трудную минуту, согревает, вселяет надежду, дает силы преодолеть непреодолимое и победить.

И вместе с теми, кто дождался, отпраздновать победу.

Луганск, спасибо за возможность напомнить бойцам, насколько они нам дороги и как мы верим в них.

🤍💙❤️

@katyusha_russian
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Посвящается всем, кто жизнерадостно смакует видео прилетов вражеских беспилотников на потеху неприятелю. Хайп, он же сиюминутный и «подписота» — явление проходящее. Понятно, что на патриотизме ножи нижегородских кузнецов не впаришь, проще засунуть совесть куда подальше и подарить врагу перемогу, променять интересы страны на лайки. СВО — это звездный час самозваных экспертов и военблогеров, рано или поздно оно закончится, а тухлый запах б..ядства не выветрится.
В эти дни в 1914 году началась и разгоралась Первая Мировая война – явление в ХХ веке особенное. Огромные массы людей безоговорочно поверили, что за техникой будущее, что она откроет всем невероятные перспективы и кардинально изменит жизнь к лучшему. Никто не подумал, что с ее помощью убивать других будет еще легче и привычнее, что она откроет и ворота концлагерей и двери крематориев.

Потому что мало кто понимал, что делать, как выйти из кризиса, подобного современному, а война всегда возможность все изменить кардинально, отчаянно рискнуть в надежде на то, что выход, которого никто не видит, появится сам, когда жертвы будут слишком велики. Тот самый Бог, что умер, не выдержит, воскреснет, сжалится и отворит волшебную дверцу, спрятанную за куском старого холста, на котором написано «Верден», «Ипр» и другие названия, и сегодня знакомые каждому европейцу с детства.

Рискнули. Тем самым открыли эпоху скептицизма, упадка духа, неверия в силу мысли и разума. Если Бог умер, то обращаться больше не к кому и надежда только на силу собственного интеллекта, мысли, слова. Но лучшие умы Европы, блестящие интеллектуалы, философы, художники слова и скульпторы образа, не смогли договориться и за них все решили солдаты. И за несколько десятилетий ХХ века убили больше людей, чем за всю историю человечества.

Поэтому победителей в той войне не было. Она была проиграна всеми. Никто не ликовал, облегчения не наступило, тяжелейшая операция не вылечила больного, а лишь ухудшила его положение, поставив под вопрос все ценности минувшего столетия и целесообразность наступившего. Это хорошо видно у Шпенглера, Вебера, Гуссерля, Хейзинги, Лессинга, Манна, Фромма, Камю, Ремарка и десятков других писателей, историков и философов, которые в тысячный раз задавали вопрос «Почему???», пытались понять, как стало возможно то, что произошло, как мы, «мудрецы и поэты, хранители тайны и веры», убили миллионы людей? Поскольку война не решила проблем, они немедленно вернулись после ее окончания, стремление к реваншу, в смеси с отчаянием и обидой стало тем зерном, из которого немедленно начала расти новая война, ставшая неизбежной еще за 30 лет до своего начала.

До сих пор в Европе Первая Мировая война считается более важным и значимым событием, нежели Вторая Мировая, ибо именно первая война сформировала духовный и политический климат большинства европейских стран. Первая Мировая война увековечена в сотнях памятников, мемориальных досок, в тысячах томов воспоминаний. У нас про Великую Отечественную говорят «в каждой семье есть участники войны», у них так говорят только про Первую Мировую. В западной археологии есть целое направление, изучающее и восстанавливающее событийные ряды и топографию Первой Мировой войны. Память о войне видна везде – на улицах, площадях, в семейных альбомах. России же с памятью о Первой Мировой войне не повезло. В годы, когда списать в небытие можно было сотни тысяч людей, тысячи храмов, сотни городов и сел была списана и Первая Мировая война. На десятки лет о ней забыли. Поэтому ничего ни у кого не болит.

А на Западе болит. И почувствовать ИХ боль, нет ничего лучше двух великих книг – Ремарка «На Западном фронте без перемен» и Хемингуэя «Прощай, оружие». «Допустим, что мы останемся в живых; но будем ли мы жить?», - рассуждает герой Ремарка. «Когда люди столько мужества приносят в этот мир, мир должен убить их, чтобы сломить, и поэтому он их и убивает… Он убивает самых добрых, и самых нежных, и самых храбрых без разбора. А если ты ни то, ни другое, ни третье, можешь быть уверен, что и тебя убьют, только без особой спешки», - говорит Хэмингуэй. Стоит перечитать (или прочитать), думая в это время о войне.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Москва. 1937 год. Кузнецкий мост.

«Разгар репрессий».

Вспомните либеральное описание этого времени - пустые улицы, лица, искаженные страхом и ненавистью, нищета, выживание. Люди двигаются короткими перебежками - от ларька к подворотне, а мимо на «чёрных Марусях» носятся злобные нквдшники, хватают всех, кто ближе и тащат в подвалы Лубянки (благо, недалеко), где, хохоча, глумятся над жертвами, упиваясь безнаказанностью. Половина сидит - половина охраняет, трусость и сервильность пронизывают общество …

Посмотрите на этих людей, вглядитесь в лица.

Через четыре года они будут насмерть стоять против врага и остановят его. Эти самые «трусы» остановят. И будут перевозить заводы из одного конца страны в другой и находить в себе силы читать, слушать музыку, писать книги.

Они. Эти самые люди. Что идут сейчас, в 1937 году по Кузнецкому мосту.
Навальному дали 19 лет за создание экстремистского сообщества.

Мне очень жаль графомана Прилепина, который так жестоко лишается своих друзей. Он в отчаянии и пишет по поводу приговора, едва удерживая дрожь в руках:

«С середины 90-х годов мне выпала честь общаться с людьми, которые за так, то есть за бесплатно, ходили на митинги, взламывали колонны ОМОНа, садились в тюрьму и достойно сидели там, иногда очень долго.

Ситуация начала меняться в «нулевые». И я помню, что именно Навальный был первым камнем преткновения. Алексей — мой сотоварищ, я был бы счастлив называть его своим другом, но сейчас у него таких друзей выстроится очередь: многие хотят быть причастны к тому, что имеет вкус человеческого героизма, человеческой трагедии, человеческой истории. Так что сойдёмся на том, что у нас были с ним общие дела совершенно очевидного толка: нам не нравилась власть в России.

Опыт общения с Навальным всегда, неукоснительно убеждал меня в одном: это очень честный человек, который действительно думает то, что говорит, и живёт так, чтобы его жизнь соответствовала произносимому им. Потом, конечно, он был — извините за прошедшее время, но я действительно рассказываю о том, что было — итак, он был едва ли не единственным настоящим демократом из числа известных мне: никакого снобизма, открытость, порядочность, и отсутствие всех этих их, кажется, врождённых и неистребимых патологий: когда за каждым кустом мерещатся нацисты, а за поругание пресвятой толерантности тебя могут засунуть в мешок и утопить в собственной слюне.

Потом Навальный являл собой идеальный образец политика нового типа: русское лицо, европейские манеры, умение подать себя и держать себя. Понятно, что в открытой политической борьбе — с эфирами и дискуссиями — конкурентов у него и не было бы; ну, почти не было бы…. Он не звездил, он вёл себя скромно, хотя у нас звёздная болезнь у большинства начинается с куда меньшими исходными данными.

…И вот, имея такое о нём представление, я с какого-то времени в среде своих знакомых и даже друзей стал натыкаться на мнение о том, что Лёша — очень хи-итрый парень, что у него всё-о-о схвачено, что он — «проект».

Нет, я ни на мгновение не усомнился, как и прежде, в честности Навального — однако как-то понемногу сам стал говорить, что всё обойдётся, что срок, наверное, будет условный, что Навальный умело играет на конфликте интересов внутри Кремля, и шахматную партию свою видит, как минимум, на три хода вперёд — он политик, он это умеет. Так я говорил…

…и заигрался в это.

Потому что всё оказалось совсем иначе и куда проще.

Лёша чуть набычившись, трезво и с безупречным мужеством пошёл на таран. Что-то он там, быть может, просчитывал, на что-то, быть может, рассчитывал — но главный его расчёт всё равно был на себя: я обязан это делать — и я буду это делать, потому что кто если не я. Только так.

Но среди нас, Бог ты мой, почти никто уже не верит в такие мотивации! «Просто так не полезет никто!» — так звучит в бетоне выбитый закон нашего миропонимания. А если он лезет, унижая тем самым наше личное достоинство — значит, он ушлый. А оказалось так, что он — нормальный. Такой, какими все мы по мере возможностей должны были бы стать. Но не стали.

Но всё равно ужасно стыдно.
О, как мне хочется, чтоб и сегодня кто-нибудь из нас выбил этот цинизм: «Ну, пусть посидит… Всё не просто так…».

Есть Божий суд. И всякого, кто сейчас такое говорит, будут бить раскалённой железной линейкой по губам. Но есть ещё самые главные персонажи этой истории. Объяснившие нам, что перед законом все равны. Что сказать в ответ? Явись нам, Закон. Пусть они тоже ответят по Закону.
В ответ на пять лет Навальному они вполне могут получить пять тысяч пятьсот пятьдесят пять лет по совокупности совершённых дел. Кто-то в этом сомневается?»


Видите, как убивается Прилепин. Пожалуйста, посочувствуйте ему сегодня. Для него приговор Навальному большая личная утрата. Поддержите его. Дайте какую-никакую литературную премию что ли. Или маршала присвойте. Срочносбор объявите в пользу Прилепина. А то так и инфаркт схватить недолго.

В общем, поддержите. Не звери, чай.
⭕️УТРО Z на СоловьёвLIVE
"РОССИЯ ПРОВОДИТ СПЕЦОПЕРАЦИЮ НА УКРАИНЕ"

С 7.00 до 11.00

Сегодня в программе:

‼️ Обстановка «за лентой».
‼️Благочестивое воровство.
‼️ Электронное голосование.
‼️ Китай VS США.

И другое.

🎙в студии -

⚡️БОРИС ЯКЕМЕНКО⚡️.

В гостях:

⭕️Армен Гаспарян.

⭕️Дмитрий Журавлёв

⭕️Рафаэль Ордуханян

⭕️Юрий Тавровский

⭕️Александр Дудчак

⭕️Юрий Кнутов

📺Телеканал СоловьёвLIVE смотрите на бывших частотах Euronews, в Смарт ТВ, в приложениях Смотрим и Winkа, а также в телеграм https://t.iss.one/SolovievLive
Стал замечать у «патриотической» литературной гопоты аргумент в защиту своего мата - тот самый, который всегда использовала всякая мразь типа Быкова и прочих либеральных частушечников.

«А Пушкин тоже писал матерные стихи».

Метод не новый - не возвышаться до классиков, а унижать до себя, равняться с ними не в гениальности, а в пороках, «пускать в могилы гной собственного разложения» (с) – это методология всех деятелей «современного искусства». Но, пользуясь случаем, хотелось бы посмотреть внимательнее, что там на самом деле с матом и непристойностями у Пушкина.

Итак...

⁃ все, что считается у Пушкина «непристойным» – это т.н. «лицейская лирика», но знаменит он не ей.

⁃ у 97% лицейских стихотворений отсутствует автограф.

⁃ сам Пушкин, редактируя лицейскую лирику, решил, даже отредактировав, из 51 стихотворения не публиковать 34.

⁃ при жизни Пушкина ни одно из этих стихотворений опубликовано не было - все они появились в печати не раньше начала 1860-х годов и то за границей (в Лондоне и Берлине).

⁃ «Гаврилиада» впервые опубликована в Лондоне в 1861 году, а в России – только в 1908 году с соответствующим предисловием.

⁃ «Царь Никита и сорок его дочерей» - в почти полном виде опубликован только в приложении к четвертому ефремовскому изданию Пушкина 1903 года и напечатан был «в самом ограниченном количестве экземпляров». В полном же – только в академическом собрании 40-х годов ХХ века (через сто с лишним лет).

⁃ «Тень Баркова» приписывается Пушкину, но никто еще не доказал, что это Пушкин и поэтому она никогда не публиковалась в его собраниях. Кроме того, и Барков не публиковался около 150 лет, а ходил в рукописном виде, вследствие чего оброс таким количеством читательской отсебятины, что определить подлинность в наши дни невозможно.

Замечательно писал о таких как они пушкинист В.Непомнящий:

«Хочется, почтенные коллеги, плюнуть и, обнажив истинную свою дикую и хамскую сущность, ляпнуть со всей непросвещенностью: стыдно и мерзко, милостивые государи мои и государыни тоже, гнусно и подло выглядит аккуратное ваше типографское воспроизведение тех подлых (то есть, в точном словарном смысле, низких), по народному разумению, слов, которые, невозбранно у нас существуя и даже благоденствуя, никогда на опубликование даже и не посягали — и вовсе не из-за цензуры.

А из-за того, что сочинявшие эти “тексты” на потеху себе и охочим озорники, охальники и срамники, коих на святой Руси всегда было в достатке, отличались от некоторых из нас тем, что имели уважение к слову, в частности, просвещенные мои, печатному. Такова еще одна странная особенность культуры нашего Отечества: чувство священности слова.

То есть, конечно, они, эти похабники и сквернословы, сочиняя свои опусы, вряд ли предавались размышлениям о том, что слово, этот таинственный дар Божий человеку, стоит на самых высоких ступенях лестницы, которая называется иерархией ценностей, ибо Слово — это Бог, Слово — это то, что было в начале, что вочеловечившийся Бог Иисус Христос есть Бог Слово… Нет, скорее, это чувство иерархии, эта способность отличать высокое от низкого, подлого, это чувство границы между “можно” и “нельзя” — все это тайно гнездилось не столько в головах, сколько в их душах или, может быть, печенках; и вот потому-то они, хотя и тщились поколебать эту “ценностей незыблемую скалу”… , — однако же до последнего предела они отнюдь не доходили, а именно, не тщились и не дерзали похабное, оскорбляющее высокий чин человека слово ввести в норму и тем самым ликвидировать нелюбезную вам оппозицию “доступное — запретное”. Нет, они употребляли подлое слово и играли им именно как запретным и в силу его запретности; “в детской резвости” колебля “треножник”, они не посягали совсем ниспровергнуть его — изменить, а тем самым и отменить, ценностную архитектуру Творения».

И, наконец. Пушкин - Вяземскому. 1825 год:

«Толпа в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок как мы! Врёте, подлецы! Он мал и мерзок – не так, как вы – иначе».

Распишитесь в получении, гопники.
Forwarded from СОЛОВЬЁВ
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
❗️Я увидел у некоторых наших товарищей отчетливое ощущение дискомфорта от громадного пространства страны. Оно их смущает. Они все время пытаются каким-то образом его сузить, уменьшить до масштабов своего куцего мышления. У них агорафобия. Лишить нас пространства – лишить нас значительной части национального менталитета.

Борис Якеменко в эфире Соловьев live
Сегодня много говорят о патриотизме. Судя по многим «патриотам», патриотизм сегодня зачастую это форма самопиара, причём порой небескорыстного и состоит он из трескучих лозунгов, реляций, выкриков и замеров уровня патриотизма у других, неблагонадёжных.

А я вспоминаю другой случай.

Вторая половина 1980-х годов, я студент истфила УДН им. П.Лумумбы и увлечённо работаю сразу над двумя дипломами - по кафедре истории России и кафедре Всеобщей Истории (в итоге защитил оба - первый и, по моему последний, случай в истории университета). Один диплом по архимандриту Антонину (Капустину) и его раскопкам на «Русском месте» в Иерусалиме, другой по средневековой русской эсхатологии - Град Небесный в общественном создании, культуре и пр.

Материалов почти нет (не нынешние благодатные времена) и я ищу их везде, где только можно. И тут кто - то посоветовал мне почти никому не известную библиотеку «Дома научного атеизма» (Гончарная улица, дом 16, старинная усадьба Клаповской). Я помчался туда. В небольшой комнате сидела импозантная дама, а вокруг на стеллажах лежала и стояла такая несусветная, дешевая и ненаучная дрянь, что мне стало нехорошо. Переворошив ее, я с гаснущей надеждой спросил даму, а нет ли чего - то ещё? Исследовательским взглядом изучив меня, она загадочно улыбнулась и сказала:

⁃ Ну, кое -что есть.

Затем открыла неприметную дверь справа от себя и пригласила войти. Я вошёл и был поражён - на полках стояло все, что угодно - от огромных напрестольных Евангелий-Апракосов в золоченых окладах (я потом добился передачи трёх таких Евангелий в один московский храм) и собраний сочинений Святых Отцов до полных комплектов «Безбожника у станка». Я чувствовал себя, как Ломтик из «Капитана Крокуса», которого Пафнутик привёл в пещеру с пирожными и тортами.

Я стал там дневать и ночевать и уходил только когда библиотека закрывалась. И вот однажды заведующая библиотекой показала мне внизу в гардеробе старушку-гардеробщицу, мирно дремавшую на стуле. «Это наша достопримечательность», - тихо сказала она. История оказалась поразительной. Когда дом после революции лишился хозяев, дочь последней владелицы решила любой ценой никогда не покидать родного фамильного гнезда. Начиная с 1917 года в усадьбе сменилось множество организаций и в каждой организации эта женщина устраивалась на любую, даже самую ничтожную должность, только для того, чтобы оставаться в своём родном доме и в нем умереть… Я представил себе, как она ходит по этому дому, своему родному дому, заходит в комнаты родителей, гостиную, свою детскую, заполненные канцелярскими столами, случайными людьми - и мне стало не по себе.

Но этот пример патриотизма, настоящего, тихого, жертвенного, пример почти вековой верности родному дому в эпоху съёмных квартир очень поучителен и свидетельствует о том, что подвиги не всегда бывают громкими и широко известными. Самый трудный подвиг - ежедневный, совершаемый на протяжении десятков лет. «Настоящее смирение не видит себя смиренным», - говорил святитель Игнатий Брянчанинов. Настоящий патриот не кричит о патриотизме.

Он просто служит.

Дому ли, стране ли.

И это главное.
⁃ Поднимаются …
⁃ Какие, какие бумаги поднимаются?!
⁃ Не бумаги, а наши войска опять на Карпаты поднимаются.
⁃ А, знаете, мы тоже от этого что-нибудь будем иметь.

Сатирикон. 1916 год. Война в разгаре.

«Военблогер»-срочносборщик существовал всегда. Только выглядел по разному.
Без слов …
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Утро Z. Разговор с Арменом Гаспаряном о вороватых «срочносборщиках» из перекрашенных навальнистов и «радикалов» и почему с этим воровством пора заканчивать.
«Сатирикон». 1912 год.

«Артистическая душа или чудесный смычок».

Вспомнилось почему - то наше время...

Есть, как видим, вечные типажи.
⭕️УТРО Z на СоловьёвLIVE
"РОССИЯ ПРОВОДИТ СПЕЦОПЕРАЦИЮ НА УКРАИНЕ"

С 7.00 до 11.00

Сегодня в программе:

‼️ Обстановка «за лентой».
‼️Настоящее волонтерство.
‼️ Хиросима как напоминание.
‼️ Вызовы экономике.

И другое.

🎙в студии -

⚡️БОРИС ЯКЕМЕНКО⚡️.

В гостях:

⭕️Сергей Макаренко, специальный корреспондент «Соловьёв Live»,
телеграм Makarenko 🅉 Donetsk

⭕️Юлия Витязева, ведущая "Соловьев LIVE", телеграм Юлия Витязева

⭕️Александр Сосновский, журналист, политолог, телеграм ДОКТОР СОСНОВСКИЙ

⭕️Андрей Бакланов, заместитель председателя Ассоциациироссийских дипломатов, профессор ВШЭ

⭕️Грегор Шпицен, политолог, независимый журналист /Германия/, телеграм Мекленбургский Петербуржец

⭕️Дмитрий Новиков, доцент факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ, заместитель заведующего Международной лаборатории
исследований мирового порядка и нового регионализма

📺Телеканал СоловьёвLIVE смотрите на бывших частотах Euronews, в Смарт ТВ, в приложениях Смотрим и Winkа, а также в телеграм https://t.iss.one/SolovievLive
6 августа 1945 года. В этот день…

Атомная бомбардировка Хиросимы. Картина Такэси Исида «Холодная роща», на мой взгляд, очень точно передаёт интонацию того, что случилось. Более 200 тысяч погибших в тот же день, тысячи облученных, обреченных на медленное умирание в течение многих лет...

А сбросивший бомбу Тиббетс, не мучаясь ни совестью ни бессонницей, спокойно умирает в своей кровати в 2007 году. В марте 2005 он говорит: «Если вы поставите меня в такую же ситуацию, то да, я сделаю это снова».