Михаил Горбачев — идеальный персонаж мифов и легенд, у каждого своих. Идеальная точка опоры для формулирования самого себя у всего нашего постсоветского социума. Этому, по моему мнению, способствуют несколько заблуждений.

1. Горбачев развалил СССР

Он не разваливал СССР. Более того, Горбачев — последний, кто боролся за его сохранение, пока тело безнадежно больного колосса разрывали национализмы в республиканских столицах и карьеристы в Москве. Он, безусловно, несет ответственность как руководитель государства, но это не было ни его планом, ни результатом его усилий.

2. Горбачев был нерешительным, мягким политиком

Горбачев не только дал старт радикальным реформам, которые откладывали, загнав страну в тупик, кремлевские вожди, но и бросал армию против протестующих — «мягкость» Горбачева до сих пор помнят и Баку, и Тбилиси, и Вильнюс.

3. Распад СССР безусловно плох или безусловно хорош

Распад СССР это несколько одновременных и параллельных, но разных процессов. Например, первый — крушение тоталитарного и идеологически жёсткого политического режима. Второй — разрыв экономических и личных, семейных связей. Вполне логично радоваться первому и горевать из-за второго.

4. Нынешние реваншисты исправляют ошибки Горбачева / нынешние либералы продолжают дело Горбачева

Фигура Горбачева слишком противоречива, чтобы делать из его достижений/провалов какое-то цельное наследие и сражаться за него. На каждое примирение с США есть утопленный в крови советский город, а на каждый «глоток свободы» есть закрытие программы «Взгляд».

Горбачев не был карикатурным злодеем и не был карикатурным героем. Мы стоим и на его достижениях, и на его ошибках, и отделять их друг от друга нельзя.

О «логике СВО» и ее губительности:

Последнее обострение в Карабахе стало самым смертоносным с окончания азербайджанской военной операции в 2020 году. Медиа на Западе — например, Foreign Policy в сегодняшней ежедневной рассылке — склонны толковать эти бои как вспышку насилия под боком у Москвы, отвлеченной на украинскую кампанию.

Мне в таком толковании видится типично поверхностный европоцентричный подход. Безусловно, на фоне кризиса и холодной войны России с Европой и США у мощных региональных государств появляются окна возможностей: мы видим, как, например, усиливается Турция и набирает влияние Индия.

Чтобы понимать политику Азербайджана, надо хотя бы за ней следить — нет вопроса, по которому Баку действовал бы более последовательно, чем по карабахскому. Вооружившись подтверждающими его правоту юридическими документами и дипломатией, мощной экономикой и армией, он старательно продвигает свою линию, раз за разом приближаясь к цели и избегая любого рода санкций, лавируя между Москвой, Анкарой, Брюсселем и Вашингтоном. Он делал это до 24 февраля и продолжал бы при любой внешнеполитической ситуации — иными словами, для Азербайджана это вопрос первостепенный, стратегический.

При этом между Москвой и Баку продолжаются доверительные контакты и прямой диалог — напомню, заявление о союзе России и Азербайджана было сделано уже после начала украинской операции.

Не все в мире исчерпывается «логикой СВО» и не все ей заканчивается. То, что в России, Украине и во многих странах Запада видится апокалиптичным, эпохальным событием, в других государствах часто воспринимается как информационный фон и обычное течение жизни на фоне своих куда более насущных проблем, что в том числе обусловливает нежелание условного «глобального Востока» присоединяться к антироссийским санкциям и всякого рода ценовым «потолкам».

Иран должен решительно реагировать на протесты, охватившие страну, заявил в субботу президент Ирана Эбрагим Раиси после того как вернулся из Нью-Йорка.

По его словам, нужно «решительно бороться с теми, кто нападает на безопасность и мир в стране». «Враги хотят оседлать волну… создать хаос… и неудобства», добавил он, отметив, что надо «проводить различие между протестом и нарушением общественного порядка и безопасности».

В общем типичная лексика представителя властей в государстве, охваченном протестами.

А протесты все ширятся и ширятся, несмотря на проблемы с интернетом. Но у иранцы слишком сильны социальные связи - и они находят способы выходить на протесты. Один из городов - Ошнавие с курдским населением (провинция Западный Азербайджан) взят протестующими под контроль.

Напомню, что все началось после того, как полиция нравов задержала 22-летнюю девушку Махсу Амини из-за того, что она неправильно надела хиджаб. В отделении полиции ей стало плохо, и она умерла после нескольких дней в больнице. Родственники утверждают, что смерть наступила в результате побоев, власти это отрицают. Но тут важен даже сам факт задержания. Каждый почувствовал себя на месте Махсы Амини. Людей достало вмешательство государства в их жизнь.

За почти две недели протестов в столкновениях с силами правопорядка погибли, по разным источникам, около 40 человек, причем как демонстранты, так и представители силовых структур.

Был момент, когда власти попытались договориться с протестующими, предлагая расследование смерти Махсы Амини, но им никто не верил и это уже было даже не важно - люди дошли до точки. Теперь власти решили положить этому конец.

Мне написала знакомая иранка: "мы дошли до точки невозврата, все известные люи присоединились к протестам, многие женщины сняли платки, народ бьёт правоохранительные силы".

Вот еще ее слова, для тех, кто пытается в эти дни сравнить ситуацию в Иране с российской. Может быть вам интересно послушать иранцев:

"Ситуация в Иране не за один день дошла до этой стадии. Сначала были реформаторы, потом были оппозиционеры, потом народ вышел, но в результате подавления сдался, это повторялось несколько раз в течении двадцати лет, но теперь люди понимают, что им ничего терять, если сдаться то вся пролитая кровь будет впустую. У молодёжи нет надежды, везде безработица, нищета, и разделение по принципам веры и политики. Вэтих протестах участвует в основном молодёжь младше двадцати лет, большинству погибших коло 20. Они больше не слушаются".

От себя добавлю - что у иранцев огромный опыт протестного движения и сопротивления. И очень развита политическая дискуссия, общество вовлечено в политику, еще раз также подчеркну про социальные связи. И есть общество, доведенное до стадии кипения. Но в то же время есть и другая часть общества, с противоположным мнением.

И у меня пока нет ответа, как будут развиваться события, и полагаю его нет ни у кого. Любые варианты возможны. Но то, ближайшие дни будут критически важными - это точно.

И предлагаю несколько текстов коллег по теме:

Про особенности протеста у "Дежурного по Ирану" здесь, а здесь про попытки противодействия властей протестам.

О том, как складывалась ситуация перед Исламской революцией 1979 года и власти говорили, что переворот невозможен.

Про полицию нравов вот тут.

Делала вчера также перепост про возможную роль Илона Маска в обеспечении иранцев интернетом, но повторю, чтобы все ссылки были вместе.

В Казахстане я бывал недолго и всего два раза в жизни — и оба раза оставался с хорошим, светлым впечатлением. Приветливые люди, теплая южная атмосфера, русский язык — атмосфера не далёкого чужого края, а близкой страны: уютно, одним словом.

Не знаю, может, мне просто повезло, но и сейчас из Москвы отрадно видеть, как русских людей принимают — кормят, обогревают, дают ночлег. Без политики: от тех наших, что решают пожить за рубежом, не требуют отречься от страны, подписать/осудить, выступить/покаяться. Просто принимают по-человечески и часто помогают тем, кому нужно. И в Казахстане, и во всем бывшем СССР за небольшими исключениями.

Собственно, здорово, что «русофобия» остаётся в плоскости политической — но тут целый ворох исторических коллизий для будущего разбора и осмысления (вроде той, что от большевиков русский народ пострадал ничуть не меньше).

Думаю, сегодня каждый русский человек любых политических взглядов должен испытывать самую простую базовую благодарность — спасибо, друзья, что принимаете наших людей.

P.S. Для соотечественников — даже если вы с уезжающими не согласны, они все равно остаются нашими людьми.

Не соглашусь с коллегой Евгением Минченко насчет его тезиса, согласно которому президент провозгласил Россию лидером антиглобалистского мира, что, в свою очередь, создает противоречие с Китаем.

Наоборот — Владимир Путин объявил о создании своего рода альтернативного глобализма, экономического, но не политического и не культурного. Да, Китай атеистичен, но его руководство привержено тем же консервативным ценностям вроде важности семьи, оно так же отрицает западные гендерные новеллы — по крайней мере, на официальном уровне.

А те же принципы свободной торговли, близкие Пекину, провозглашает и Москва: даже после 24 февраля руководство страны неоднократно подчеркивало, что осуждает санкции и готово строить взаимовыгодные экономические отношения со всеми желающими.

Собственно, важнейший признак экономического глобализма — сосуществование политических и моральных систем без попыток распространить их за пределы государственных границ. Кубинцы, проголосовавшие за однополые браки, не будут делать их признание частью внешней политики и пытаться увязать их с экономическими вопросами.

Основной "грех" Запада, провозглашенный в речи — это его настырность в продвижении своих ценностей, попытка навязать свои интересы и свои общественные модели другим странам. Альтернативный глобализм, предложенный Владимиром Путиным, как раз и должен привлечь страны с разными политическими режимами, разными ценностными системами к единой задаче: выгодно торговать и жить вместе, не вмешиваясь в дела друг друга.

А вот получится ли это сделать в условиях острого противостояния с Западом — уже другой вопрос. Это все в рамках анализа самой речи. Без эмоций.

https://t.iss.one/politburo2/6892

Интересную тенденцию высветил опрос Илона Маска про российско-украинское урегулирование: Крым за Россией и решение по Запорожью/Херсону на новом референдуме. Большинство пользователей Твиттера проголосовали "за" — потом результаты изменились, "противники" взяли верх: при этом сам Маск написал, что наблюдает крупнейшую бот-атаку на его памяти.

Показательно, что такие результаты показал опрос в безусловно проукраинском Твиттере. То есть аудитория соцсети (а больше половины юзеров в ней моложе 34 лет) выступает с позиции ценности мира как такового, ради которого можно пожертвовать, например, тем же Крымом.

Это совершенно недопустимо для Украины, которая де-факто выступает с традиционных позиций ценности почвы, крови, нации, святости национальной земли и привычных нам понятий. Вполне себе "армия, мова, вера", провозглашенная еще при Порошенко. В этом плане противостояние Москвы и Киева ведется со схожих идеологических позиций — Россия тоже на уровне публичной коммуникации озвучивает тезисы ценности нации и земли.

Западноевропейское общество, как правило, от этих позиций довольно давно отошло. Потому очевидно, что главная задача Киева — продолжать будить в западном обществе те самые "традиционные ценности". Москва в этом случае — особенно после недавней речи президента — как раз берет на вооружение тезисы "миротворчества": "люди на занятых российской армией территориях свой выбор сделали, пришло время говорить о мире", ведь мир, мол, самое важное. Это мало влияет на ситуацию на земле, но интересно именно с точки зрения ценностных нарративов.

Дмитрий Тренин верно говорит о подстерегающей Россию и США ядерной опасности.

Однако проблема двусторонних отношений, как представляется мне, не только в отсутствии взаимного уважения. Да, стереотипы максимально заострены: российская сторона полагает, что в Вашингтоне злонамеренные родитель 1 и родитель 2 вынашивают планы мирового доминирования, но они обречены на поражение перед лицом поднимающегося многополярного мироустройства.

Американцы, в свою очередь, считают российское руководство идеологически одержимым, безумным и потерявшим связь с реальностью — все еще крайне опасным, но при этом теряющим могущество и обречённым на поражение.

В общих чертах такое взаимное восприятие было актуальным и во времена холодной войны. В те годы, однако, отсуствовали ещё два важнейших фактора.

Во-первых, не было столь пристального внимания общественности к конфликту, некоей цифровой демократизации и свободы, порожденной массовым проникновением интернета.

Тогда внешняя политика по обе стороны океана виделась делом профессионалов, которых мало интересовало мнение простых избирателей. Сегодня с СССР можно было враждовать, завтра можно было идти на "разрядку международной напряжённости". Никто бы не обвинил руководство страны в "предательстве", "сливе" или "договорняке".

Сейчас и Москва, и Вашингтон вынуждены принимать к сведению мнение простых людей, гораздо более "включенных" в конфликт благодаря интернету: люди с помощью соцсетей и получают информацию с мест из первых рук, и имеют сотни и тысячи трибун для собственных выступлений.

Из первой проблемы частично следует и вторая: мы помним, что Карибский кризис был разрешен путем тайных, кулуарных договоренностей Роберта Кеннеди и советского посла. Сейчас такой вариант также нереален и из-за давления общественно мнения (насчёт "договорянков") и из-за отсутствия доверия. Москва не доверяет Вашингтону со времён расширения НАТО на Восток, Вашингтон не доверяет Москве после истории с хакерскими атаками и "вмешательством в выборы".

В итоге три проблемы — отсутствие уважения, отсутствие доверия и "демократизация" внешней политики — делают карибский кризис нового извода более сложным, чем предыдущий. Остаётся надеяться, что новые сложности вызовут к жизни новые проявления мудрости и сдержанности.

https://www.kommersant.ru/doc/5608400

На фоне теракта на белгородском полигоне нельзя не вспомнить такой страшный феномен времён вьетнамской войны как «фрэггинг» — когда солдаты, недовольные отправкой на заведомо самоубийственные задания или взбешенные самодурством командиров, подрывали их с помощью гранат (тех самых «фрэгов»), списывая произошедшее на вьетнамцев или трагическую случайность.

За годы войны официально зафиксирована почти тысяча таких случаев — особенно часто «фрэггинги» стали происходить под конец, когда солдаты вслед за американским обществом потеряли всякое понимание целесообразности и смысла войны.

Особенно остро этот вопрос встал после принудительной мобилизации, когда на фронт в чужую и непонятную страну попали люди, совершенно не хотевшие расставаться с жизнью ради расплывчатых целей.

По «фрэггингу» были исследования и писались научные работы, однако считается, что профессионализация вооруженных сил и отказ от призыва свели эти инциденты практически к нулю, хоть и не совсем — о единичных случаях «фрэггинга» сообщалось и во время последней войны в Ираке.

Очевидно, что мобилизация — «народизация» боевых действий и насыщение армии инородными изначально элементами — а таже затягивание конфликта, к сожалению, лишь увеличивают риск подобного рода инцидентов.

Российские комментаторы, полагаю, не совсем верно оценивают перспективы американских промежуточных выборов для ситуации с Украиной. Если республиканцы возьмут под контроль одну или обе палаты Конгресса, количество собственно военной помощи Киеву не снизится — напротив, оно может вырасти.

Напомню, именно видные республиканцы выступали за передачу Украине ATACMS — ракет для системы HIMARS с дальностью до 300 километров, что позволит ВСУ свободно атаковать Крым. Более того, милитаризм близок республиканцам и по идеологическим, и по финансовым причинам — корпорации ВПК жертвуют деньги обеям партиям, но у республиканцев здесь все равно ощутимый перевес.

Проблема может возникнуть с невоенным финансированием: лидер (пока) республиканского меньшинства в Палате представителей Кевин Маккарти пообещал, что «бесконтрольного доступа к чековой книжке» у Киева не будет. Однако, это заявление, во-первых, сделано в рамках политической борьбы, во-вторых, оно оставляет огромный простор для Киева — Вашингтон, по крайней мере на первых порах, будет требовать лишь отчётности и более эффективного расходования средств. Двухпартийный консенсус насчёт поддержки Украины не закончился и не заканчивается.

Единственное, к чему более расчетливые республиканцы и правда будут более склонными, так это к переговорам, в том числе закулисным (и даже без участия Киева), чего Джо Байден — по крайней мере, публично — себе не позволяет.

Они же будут готовы более решительно намекать Киеву на неизбежность переговорного разрешения конфликта. Именно на это, полагаю, и рассчитывают в Москве — но для этого страну должен возглавить республиканский президент. Президентские выборы в США, напомню, лишь через два года.

Новое премьерство Биньямина Нетаньяху в Израиле — хорошая новость для Москвы, и дело здесь совершенно не в том, "друг Путина" он или нет. Он — друг российского видения мира.

В рамках нынешней политической стратегии все, что хочет Россия от партнёров по международных отношениям — чтобы они соблюдали свои собственные интересы. Собственные, а не "интересы человечества" и не "порядок, основанный на правилах": этот термин из лексикона американских политиков и идеологов, похоже, вызывает у действующего российского руководства настоящую ненависть.

Иными словами, Россия на мировой арене хотела бы видеть Эрдоганов, Трампов и Нетаньяху — с ними можно договориться, а не Джонсонов и Байденов — с ними договориться нельзя.

Нетаньяху глух к идеологемам об общей судьбе человества. Ему важно, что будет с Израилем и евреями. Ему важно, чтобы Иран не получил новые российские самолёты; чтобы израильские лётчики и дальше могли свободно бить по целям на территории Сирии; чтобы в России работал "Сохнут"; наконец, чтобы Москва и дальше аккуратно балансировала между Израилем и арабскими странами Ближнего Востока.

Все это Москва может дать. И даст. И дальше будет поощрять приход к власти политиков, которым нужны доступные энергоресурсы и политическая благосклонность Москвы. А уж как это называть — «цинизм и безнравственность» или «отстаивание собственных интересов» — зависит от наблюдателя.

Трамп пал, но дело его живет

Как справедливо заметил коллега @baunovhaus, основной итог американских выборов — падение Дональда Трампа и отказ республиканской партии от ориентации на него. Новое лицо республиканцев — Рон ДеСантис, губернатор штата Флорида.

Для оценки феномена ДеСантиса важно понимать не то, какие у него политические позиции и как он предлагает голосовать по тому или иному вопросу, а то, кем он является — а именно Трампом+, если угодно.

Дональд Трамп без всякого сомнения поменял республиканцев: из партии консервативных и любящих оружие фермеров-работяг он превратил ее в партию борьбы с элитой, с "вашингтонским болотом", с отчужденностью правящего класса от простых людей (насколько искренне это мог делать магнат-миллиардер — большой вопрос).

В этом смысле ДеСантис ничего не поменял: он лишь взял имидж Трампа и слегка улучшил его. Он не ведёт себя столь отвязно, не бранится, как Трамп, не известен скандальными любовными связями и сомнительными сделками.

ДеСантис берет трампизм и в вежливой, приличной упаковке несёт его людям — и люди его слушают. По опросу YouGov, больше республиканцев на выборах 2024 года хотели бы видеть от своей партии выдвижением именно ДеСантиса, а не Трампа.

Падение российских ракет на территории Польши не будет считаться нападением на Польшу. Для определения "нападения" важен умысел, желание напасть. Вопиющим инцидентом это назвать можно, нападением — нет. 5 статья устава НАТО спит спокойно.

"Коммерсант FM" сегодня взял у меня комментарий по роли соцсетей в предстоящих через два года выборах президента США — и я про себя обратил внимание, насколько не трогает мысль о восстановлении аккаунта Трампа в Twitter.

За прошедшее с момента выборов 2016 года время мир соцсетей кардинально изменился, и Дикий Запад закончился. Во многом после Трампа появились правила, уставы и алгоритмы, призванные бороться с дезинформацией.

Более того, пользователи сами устали от обилия вранья и сомнительной информации: например, по опросу больницы при университете Мичигана, более половины молодежи в возрасте от 14 до 24 лет сами ограничивают потребление информации из соцсетей, настраивают выдачу контента и ставят ограничения.

Наконец, "троллить" и выходить на прямой неформальный контакт с обычными пользователями научились и другие политики, не только Трамп — вспомните, например, "телеграммы" Дмитрия Медведева. В общем, в 2022 году твиттер-сенсациями уже никого не удивить: если, конечно, Илон Маск не придумает радикальной реформы соцсети.

В 1994 году майор ВВС США Томас Гриффит защитил диссертацию под названием "Стратегические удары по национальным системам электроснабжения", где разобрал эффективность ударов по электросетям для достижения непосредственно военных и политических целей и представил ее пентагоновским специалистам.

Он разобрал несколько случаев — в частности, атаки на инфраструктуру Северной Кореи (уничтожено 90%, страна две недели была в полном "блэкауте"), Вьетнама (85-90%) и во время первой войны в Ираке (более 90%).

Гриффит выявил четыре цели, которые преследуют подобные удары: воздействие на военную инфраструктуру (1), на производственные мощности (2), на лидеров (3), и наконец, на настроения общественности (4).

Что касается конкретно военных целей (1), автор счел эффекты умеренными: военная инфраструктура имеет приоритетный доступ к оставшимся в сети генерирующим мощностям, и потому, например, радары и средства связи все равно продолжают работать. Потому удары по энергосетям способны внести сумятицу в ряды войск противника, однако не годятся для полноценного воздействия и к успехам почти не приводят.

Производственные мощности (2) страдают гораздо лучше, однако есть одно но: уничтожение электросетей помогает в длительной войне на истощение против большой страны. Это не работает во время краткосрочных кампаний. Кроме того, Гриффит пишет: "В войне против небольшой страны с внешней поддержкой удары по электросетям для остановки производства не будут иметь значительного эффекта, поскольку страна сможет компенсировать потерю мощности с помощью распределения производства и внешней помощи, что показали примеры Северной Кореи и Вьетнама".

Воздействие на лидеров (3) также не оказывается эффективным. Причины, во-первых, в растущем чувстве национализма и готовности страны идти на жертвы, а во-вторых в том, что перемена линии поведения лидера под внешним воздействием может восприниматься как слабость, и потому лидер на нее не идет.

Наконец, общественность (4). Она, как утверждает Гриффит, действительно страдает и становится склонной к апатии, но, как показывают исследования конфликтов после Второй мировой, не конвертирует свое недовольство в политическое действие.

Подводя итоги, майор Гриффит советует Пентагону не полагаться на уничтожение энергетической инфраструктуры. Во-первых, оно не достигает политических целей войны, поскольку военные все равно сохраняют доступ к электричеству, а гражданское население не меняет власть из-за перебоев со светом. Во-вторых, сами атаки редко оказываются успешными: чтобы авиаудары полностью обесточили страну, ее энергосистема должна быть сконцентрирована в одном месте и не иметь большого числа резервных соединений, а также внешней помощи. В-третьих, они крайне усложняют послевоенное восстановление страны и имеют значительный негативный репутационный эффект: к ним крайне отрицательно относятся внешние наблюдатели.

Из этого случая есть одно исключение: если стоит задача остановить военное производство государства во время долгой войны. Но государство это, как мы помним, не должно иметь масштабной помощи из-за рубежа. "Во время будущих военно-воздушных операций пользы в ударах по национальным энергосистемам будет мало", — заключает Гриффит.

Продолжая тему ударов по энергетической инфраструктуре как военной тактике (спасибо, что читаете!), уместно вспомнить и доктрину "шок и трепет", разработанную американской военной наукой и использованной, например, во время второй войны в Ираке. Доктрина была систематизирована военными экспертами Харланом Ульманом и Джеймсом Уэйдом в рамках работы для Национального университета обороны США.

"Удары по системам электроснабжения противника могут затруднить его способность контролировать вооруженные силы, управлять важными для страны сферами экономики и, таким образом, ослабить политическую поддержку военных действий", — пишут авторы. Но обо всем по порядку.

Доктрина "шок и трепет", также именуемая доктриной мгновенного доминирования, ставит своей основной целью заставить противника немедленно или в достаточно быстрое время испытать всепоглощающее чувство шока и трепета, что должно парализовать его волю и лишить способности продолжать сопротивление. "Противник будет полностью небоеспособен и уязвим нашим действиям", — пишут авторы. Ульман и Уэйд указывают, что в рамках доктрины с помощью неядерных сил необходимо нанести такой оглушительный удар, который был бы сравним с последствиями ядерных бомбардировок Японии.

Для успешного проведения кампании "шока и трепета" требуются четыре обязательные составляющие: абсолютное знание(1) своих сил, сил противника, его слабых мест и ситуации на поле боя и вокруг него, молниеносная скорость(2) действий, четкость и выверенность в исполнении намеченного плана ("военная гениальность(3)") и контроль (4) театра военных действий.

То есть доктрина "шока и трепета" требует одномоментных четко скоординированных и молниеносных действий на земле, в море, в воздухе, в космосе, и в наиболее уязвимых местах в тылу с помощью сил специальных операций (в наши дни сюда уместно добавить и киберпространство — прим. Алексея Наумова).

Противник должен незамедлительно лишиться связи, электричества, воды, складов, боеприпасов, высшего командования и командиров на местах, что должно парализовать его волю к сопротивлению. Авторы приводят хороший иллюстративный пример: над полем боя должна словно взорваться огромная светошумовая граната, заставив противника на время полностью лишиться чувств.

Одновременно с этим должны начаться не масштабные наступления фронтами (Уэйд и Ульман подчеркивают, что с нынешними размерами армий это маловероятно), а быстрые и сконцентрированные удары по наиболее уязвимым точкам, заранее указанным разведкой. Для итогового успеха интенсивность ударов и всех сопутствующих действий должен поддерживаться на постоянном высочайшем уровне, логистические цепочки должны быть нерушимыми, а военная гениальность должна быть не исключением, а правилом.

Авторы подчеркивают, что одной из политических задач такой операции является снижение числа жертв среди мирного населения, однако для достижения необходимого шокового эффекта нужно иметь возможность пресечь работу систем связи, транспорта, водоснабжения, производства продуктов и других объектов инфраструктуры.

"Сбалансированный подход к шоку и трепету должен вызвать [у противника] чувство угрозы и осознаваемый страх действий, которые могут полностью или частично остановить нормальное функционирование общества и исключить его способность к сопротивлению, остановившись в одном шаге от полного физического уничтожения", — рассуждают Ульман и Уэйд.

Наконец, они приходят к выводу, что сложнейшая в реализации доктрина "шок и трепет", необходимые для ее реализации высокий уровень технологий и выучки личного состава, связности различных частей вооруженных сил и способность к молниеносным совместным действиям при бесперебойной логистической поддержке нужны для одной финальной цели — напугать и разоружить противника в кратчайшие сроки. Иначе она не работает.

Об эффективности ударов по инфраструктуре в случае долгосрочного противостояния и войне на истощение — в моем предыдущем посте.

@vneshpol

В российском околополитическом сообществе есть распространенное убеждение, что мир, построенный на несправедливости и неравенстве, этих самых несправедливости и неравенства очень стыдится и даже боится.

Иными словами, достаточно показать нечестность мироустройства, громко заявить о нем с трибуны, обнажить его, и санкюлоты международной политики, согбенные жертвы колониализма и произвола великих держав, сами соберутся в непобедимый кулак, скинут с престола захиревших сюзеренов мирового порядка и поставят в бывшем тронном зале священное знамя многополярности.

Идея представляется сомнительной: это как ждать революции в стране, жителям которой рассказывают о дворце министра или коррупционных схемах крупного чиновника.

Реальность состоит в том, что несправедливость, в общем, всех устраивает. Не существует государств и народов, которые ради некоей абстрактной справедливости и равенства готовы разбивать свои страны в кровь о колючую стену однополярной системы.

Некоторые государства действительно готовы действовать: не ради истины, не ради великих целей, а только и исключительно ради своих национальных интересов. Левой рукой они принимают зерно от одной стороны, правой — поставляют беспилотники второй стороне. Идеи из их уст могут звучать самые разные, все, что их волнует — свои интересы.

Все дело в том, что король, которого вы хотите свергнуть, не боится страшных откровений о том, что он голый. Это все знают и это всех устраивает: при этом короле можно неплохо жить, что-то зарабатывать, он лишь требует лояльности и сильно не мешает. Бросать ему вызов опасно — у него казна, у него войска и рекордный военный бюджет, на его стороне пассивное большинство, которое не чувствует себя сильно ущемленным, да и идеи из его манифестов звучат красиво.

Чтобы свергнуть короля и заменить его систему своей (пусть на ваш взгляд и более справедливой), нужны две вещи.

Первая: альтернатива. Но не та, что лишь красиво звучит — в карман ее не положишь — а та, что помимо прочего даст всем стать богаче, что-то заработать и получить выгоду.

Вторая: сила. Военная и экономическая. Иначе король скажет вам: "Да, мне можно то, чего нельзя вам. Да, это двойные стандарты". И окружающие в душе согласятся с ним: что позволено Юпитеру, быку, как известно, не позволено.

Король не боится громких слов. Король боится гильотины. А если ее у вас нет — тяжёлые времена ждут вас, ваши памятники и вашу церковь.

Передача Украине американских комплексов ПВО Patriot — безусловно, шаг к дальнейшей эскалации, но шаг, который из Вашингтона видится умеренным и просчитанным.

Его необходимо рассматривать в совокупности с недавним решением властей США ограничить дальность передаваемых Киеву ракетных систем HIMARS (громко озвученным через прессу), а также отказом передать ракеты ATACMS, способные наносить удары по целям в пределах 309 километров от точки запуска. Без ответа остаются идущие ещё с февраля просьбы Киева передать ему современные танки, самолеты и беспилотники.

То есть США воздерживаются от наращивания наступательных возможностей ВСУ, передавая только то, что с точки зрения Вашингтона должно помочь Киеву нивелировать преимущество ВС РФ и недопустить вступления США в войну.

Во время первой фазы наступления это были ручные противотанковые комплексы Javelin, призванные дать ответ на преимущество российских сил в бронетехнике. Когда бои приняли затяжной характер, Киеву передали HIMARS для борьбы с перевесом ВС РФ в артиллерии. Сейчас, в ответ на обстрелы инфраструктуры, Киеву передадут комплексы Patriot для борьбы с баллистическими ракетами и самолётами российских ВКС.

Эффективность комплексов Patriot в борьбе с ракетами и беспилотниками-камикадзе не под управлением американских военных при этом сомнительна: они не смогли защитить нефтехранилища Саудовской Аравии ни от ракетных атак йеменских повстанцев-хуситов, ни от иранских беспилотников-камикадзе. Для самолетов угроза гораздо более реальна.

Тем не менее, анализ шагов Вашингтона позволяет проследить проводимую им политику: с точки зрения США, они проводят своего рода "принуждение России к миру". Вашингтон усложняет проведение военной кампании Москвы путем компенсации слабостей ВСУ в ключевых аспектах (1), наращивания экономического давления с помощью санкций (2), и попыток дипломатической изоляции (3). При этом США предпринимают усилия для недопущения ядерной эскалации (4), организуя утечки об ограничении наступательных возможностей ВСУ и открыто заявляя об отказе в поддержке ударов по территории России.

Цель — измотать Москву военно и экономически так, чтобы вынудить ее отказаться от продолжения боев и уладить конфликт за столом переговоров, но при обязательном условии возвращения Украины как минимум на границы 24 февраля.

Этот план не нравится ни России (которая хочет сохранить контроль над официально включенными в состав территориями), ни Украине (которая хочет разгрома России и возвращения к границам 1991 года), но альтернативных планов у Вашингтона пока нет.

Постоянные визиты Зеленского в зону боев — в том числе, наверное, самый рискованный, в Бахмут, показывают, что сам украинский президент прекрасно осознает свою роль в нынешней ситуации. И дело вовсе не в "самопиаре".

Зеленский сегодня важен для Украины не как стратег, не как дипломат, не как великий лидер, выдающийся военачальник или искусный политик. На него не завязаны ни оперативно-тактические решения на земле, ни конкретные пакеты внешней военной и финансовой помощи.

Роль Зеленского сегодня практически исключительно символическая, и его основные занятия это как раз фотографии, интервью и выступления в СМИ. В плане усиления военных возможностей Украины визит ее президента на фронт может оказаться полезнее очередного звонка в Вашингтон, учитывая как снижающиеся возможности США для помощи, так и критику со стороны некоторых внутриамериканских сил.

Именно поэтому призывы некоторых сегментов российского Телеграма нанести удар по Зеленскому во время такого визита контрпродуктивны: он не изменит ситуации на земле, не снизит поставки западного вооружения и не приведет к капитуляции. Наоборот: физическая смерть Зеленского была бы его наиболее мощной медийной победой, символическим переломом, мощным стимулом для поставок пока еще не переданных систем вооружений.

Украина и ее судьба от жизни и судьбы лично Владимира Зеленского не зависят. И он это прекрасно понимает: в этом секрет его поведения.

Вопрос военного времени — насколько можно судить, среди российского руководства господствует точка зрения, что нынешнее затягивание боев на Украине несёт выгоды России, поскольку на Западе постепенно будет таять поддержка Киева, без которой он не сможет оказывать дальнейшее сопротивление.

Кроме того, предполагается, что ВСУ из-за российских ударов по инфраструктуре также будут терять управляемость и боеспособность, что приведет к отступлению.

Полагаю, что это ошибочная идея: затягивание конфликта опасно и разрушительно для России. Атаковав ВСУ внезапным ударом и купировав внутреннюю оппозицию, Россия решительно включилась в противостояние с первого дня и имела возможность задействовать все имеющиеся средства (включая удары по инфраструктуре, которые — не касаясь моральной стороны вопроса — никто не мешал наносить уже в феврале). Уже тогда Москве были доступные все ее ресурсы, все решения, все виды вооружений и стратегических решений.

Украина же со временем получает доступ ко все более растущему числу ресурсов и вооружений. Обладая на 24 февраля «Стингерами» и «Джавелинами», сегодня Киев смог получить разведывательные колесные танки, и перспектива передачи ему танков гусеничных, а затем и боевых самолетов, становится все реальнее. Это было невозможно представить ещё в марте — с тех пор контролируемая российскими войсками территория отнюдь не увеличилась.

Россия отвечает на поставки техники мобилизацией и милитаризацией: это логичный ответ с сиюминутной военной точки зрения, но сомнительный с точки зрения долгосрочной перспективы.

Любой конфликт заканчивается мирным соглашением, и России ещё предстоит восстанавливаться и переобустраиваться в мире. И в этом смысле милитаризация экономики и обескровливание (из-за погибших на фронте и уехавших) нашей и так немолодой (медианный возраст — 39 лет) стране точно не помогут.

Последствия для Украины (медианный возраст — 40 лет) ещё более разрушительны из-за масштабного уничтожения инфраструктуры, гибели солдат и мирных жителей и отъезда беженцев (многие, как мы понимаем, осядут в ЕС). Ее восстановление будет фактически проспонсировано огромными вливаниями со стороны очень мощных с экономической точки зрения стран и доступа к их рынкам, но это не вернет невосполнимый человеческий ресурс.

То есть затягивание конфликта одинаково вредно как для России, так и для Украины. Парадоксально, что своего рода долгосрочную выгоду от нее получают страны Западной Европы. Терпя невзгоды и тратя деньги сейчас, они диверсифицируют поставки ресурсов на будущее (пусть пока и по более высокой цене, но диверсификация делает вас независимым от ведущего поставщика), преодолевают зависимость от России, перестраивают промышленность и укрепляют армию.

США, в свою очередь, терпят снижение роста ВВП, но получают рабочие места и масштабный госзаказ в оборонном секторе, а также реальный опыт бескровной для себя войны с российской армией. Самое главное, что они не теряют при этом основного ресурса: человеческого.

Западная Европа в любом случае выйдет из конфликта сильнее, самостоятельнее, политически спаяннее и мобилизованнее. США получат опыт войны с Россией, не пролив ни капли американской крови. Украине помогут восстановиться. России, увы, придется выкарабкиваться самой.

Накануне первой военной годовщины телеграм занят подведением итогов и наблюдением за давно ожидаемым "российским наступлением".

Интересную лепту в дискуссию вносит Дара Мэссикот из аналитического центра RAND, ранее изучавшую военную политику России в Пентагоне. В статье "В чем просчиталась Россия" в журнале Foreign Affairs она сначала традиционно указывает на ошибки Москвы при проведении кампании: по ее мнению, излишняя секретность не позволила как следует подготовиться к наступлению, насытить группировку войск боеприпасами и живой силой.

Из-за этого замысел операции был составлен скорее посвященными в планы политиками, а не генералами, и потому отошёл от положений российской военной доктрины.

В частности, вместо многонедельных авиаударов по инфраструктуре и силам ПВО, которые должны были проложить дорогу мотострелкам, было принято решение наступать широким фронтом без подготовки: это не только создало проблемы при сопротивлении частей ВСУ, но и перегрузило линии снабжения.

Кроме того, политики, по мнению Мэссикот, не ожидали сопротивления со стороны украинских сил и рассчитывали на схлопывание обороны при массированном наступлении и активизации пророссийского подполья. Потому, в частности, и экономика не была переведена на военные рельсы — например, не был резко увеличен выпуск артиллерийских снарядов.

Главное, однако, в другом: на фоне победных реляций после «перегруппировок» российских сил во второй половине 2022 года, Мэссикот предостерегает элиты США и Западной Европы от недооценки России.

«Российская армия, безусловно, понесла потери, однако она все еще способна к проведению сложных операций, усвоению новых навыков и поддержанию боёв такой интенсивности, которые не под силу многим другим армиям мира», — пишет она. В качестве примера адаптации ВС РФ к новым условиям она приводит изменившуюся тактику использования авиации с применением беспилотников, значительный прогресс в деле форсирования водных преград и успехи в деле уничтожения инфраструктуры. Отмечает она и адаптацию экономики к военным нуждам.

Прогноз, однако, неутешительный: пока Украина готова сопротивляться, США и Западная Европа готовы поставлять оружие, а Россия продолжать адаптироваться, бои будут продолжаться.

Примечательно, что мысли о необходимости задуматься о разрешении конфликта доносятся до руководителей США и Западной Европы. О вероятных вариантах разрешения конфликта позволю себе высказаться чуть позже.