Как я уже писал, «Фонд Крылова» готовит настолку «Золотой ключ: Поле Чудес».

Игра еще проходит обкатку – идет уточнение правил, добавление персонажей, выстраивание игрового баланса. Разработчик игры Игорь Андропов уже демонстрировал ее в столице – близким и друзьям К. А.

Теперь Игорь добрался до Питера, заехал ко мне – мы часа 3 тестили игровую механику.

Что сказать? То, что я увидел – это охренеть.

В 2 словах:

Игроки идут на Зону, чтобы добыть капитал (а потом купить домен и «дудолить электорат»). Они обходят ловушки, борют джигурду, собирают арсенал.

Каждый ход – это выбор:

1) идти на Зону – там уже ждут Злопипундрий, Потаскунчик, Осёл-землекоп, удоды, нахнахи и иная джигурда;

2) идти в трактир «Щщи» к мартыхаю Бобе Сусычу – лечиться и барыжить хабар;

3) прыгать на других сталкеров.

В игре пригождаются: знание шансона (иначе штраф), частушек (еноты-фольклористы за них платят), навыки стихоплетства...

Предзаказ со скидкой еще открыт. Призываю оформлять, читать «Буратину», учить шансон.

«...Когда ученый решает конкретную задачу, он менее всего задумывается о том, соответствуют ли его методы идеалам научной рациональности. Развивая мысль Фейерабенда, хочется сказать, что все эти процедуры, методы, правила, этические нормы, критерии и все прочее, что принципиально важно для философии науки, имеют значение скорее для оформления научного исследования, нежели для его проведения. Если в гуманитарных науках все это методоложество еще имеет какое-то значение (потому что исследователь стремится сразу писать набело), то в науках естественных и технических теория практики неизбежно отходит на второй план. Проще говоря, в последнем случае ученый сначала исследует проблему, а уже потом думает о том, как он, собственно, это исследование осуществил. И как бы философы науки не стремились к "тесному взаимодействию с практикой", последняя живет своей жизнью и, будем честны, дает вполне валидные результаты.

"Технари", занимающие научным поиском, обычно действуют так же как и все мы — при решении повседневных задач: допустим, у нас выключился и не включается смартфон — думаем ли мы о последовательности своих действий? Нет, обычно, взяв его в руки, мы пять раз нажнем на вкл, десять раз потыкаем зарядник, потрясем, простучим, продуем, попробуем разобрать, подышим, повертим, швырнем — а потом повторим эти действия в случайном порядке. А вот когда он наконец включится, тогда мы уже будем думать, а что реально случилось — и как нам в следующий раз совершить меньше действий. Возможно, мы даже сможем выявить реальную причину — но сделаем мы это не с помощью метода. Точнее, метод будет обнаружен апостериори — но когда телефон вновь заставит нас понервничать, мы, скорее всего, будем вести себя немногим рациональнее, чем в первый раз. Потому что, когда мы решаем задачу, нас интересует результат, а не нахождение рационального метода получения результата.

Так вот. Ученый действует сходным образом — и о методологии он вспоминает только тогда, когда нужно представлять полученные результаты ("черт, как теперь все это оформить, чтобы красиво было?").

Если действовать обратным образом — сначала все подготовить, прочесть написанную философами литературу, выбрать методы, озаботиться регистрацией данных — проблему уже решат другие. Или же сам забросишь свой замысел, поскольку утомишься на стадии подготовки. Пусть аналогия несколько софистическая, то с тем же успехом можно требовать от поэта, чтобы он сначала изучил теорию литературы, а потом брался за стихи: "Если ты дактиль от амфибрахия не отличаешь, как же ты сможешь не выбиться из ритма? Нужно же проверить все ударные слоги перед тем, как писать!". Да нет, сначала пишешь, а потом интуитивно понимаешь, где попал впросак <...>».

P.S. Спасибо всем участникам опроса. Теперь буду публиковать тексты обычным шрифтом.

«...Есть свои ограничения и у психологов общего профиля. В рамках своей компетенции они могут быть великолепными специалистами. Но вот только эта компетенция по определению узкая. Вот реальные кейсы. К психологу приходит клиент с запросом на "выход из зоны комфорта" и борьбу с негативными установками. Психолог работает с ним – результата нет: достигнутые успехи каждый раз полностью обнуляются уже к следующему сеансу. Так может происходить – без преувеличения – не один год (особенно у психоаналитиков, которые в силу метода вообще не слишком торопятся). В чем дело? В том, что причина затруднений клиента – не негативные установки, а, например, тяжелый невроз. Или, того хуже, расстройство личности. Или "зависимости от психоактивных веществ". Или ПТСР. Все это – сферы компетенций не обычного, а клинического психолога, или психотерапевта, или психиатра.

Психолог без дополнительного образования, скорее всего, прохлопает эти проблемы – именно в силу того, что не обладает глубоким знанием регистров психических расстройств и не владеет навыками диагностики соответствующих пациентов (которых он принимает за клиентов). Пациенту необходима медикаментозная поддержка, а его пытаются наставить на путь истинный анализом сновидений и методикой третьего стула. "Главное – работать над эмоциями, отслеживать негативные мысли, закреплять новые продуктивные установки поведенческими актами". Нет – это не главное для тех, у кого имеется нехватка серотонина или переизбыток дофамина.

Свои профессиональные ограничения имеются и у историков философии. Главный – низкая компетентность в вопросах филологии. Нужно понимать, что философы и филологи в идеале должны работать друг с другом бок о бок. Если говорить максимально грубо, филолог занимается историей слов, а философ – историей идей. Но если их образование однобоко, то первый легко впадает в буквализм, а второй – в презрение к оному.

Замечательный пример историко-философской ошибки однажды привел филолог-классик А. В. Лебедев (приведу его по памяти – все подробности нас в данном случае не интересуют). Собирая доксографию Гераклита, он пересмотрел ранее бытовавшее отношение к позднеантичному свидетельству об эфесском философе. До Лебедева это свидетельство считалось не цитатой Гераклита, а псевдо-гераклитовским высказыванием, появившемся под влиянием стоиков. Проще говоря, стоики якобы переврали Гераклита, приписали ему собственные взгляды. Но Лебедев обратил внимание на простейший факт – текст свидетельства был написан на аттическом диалекте, но одна конкретная цитата была на ионийском диалекте (том самом, на котором говорил Гераклит) и притом содержала архаичное, уже устаревшее слово. Отсюда вывод: цитата – подлинная, чисто гераклитовская, а никак не стоическая <...>».

Спасибо Нике и Любе за то, что выдержали мое резонерство )

Поговорили о соотношении философии и религии, отличии философии от частнонаучного знания и дали предварительное определение философии как свободной формы знания, 1) не имеющей заранее определенных оснований, 2) опирающейся на автономию разума и 3) не признающей безусловного авторитета какой бы то ни было внешней инстанции.

Хочу порекомендовать лекции и страничку друга философа Максима Велецкого.
Его логика повествования и идеи очень откликаются мне. Поэтому я попросила Макса об уроках. Присоединяйтесь и вы. Виртуально и офлайн. Учиться никогда не поздно!
На фото Люба Тепцова, Максим Велецкий и я)

https://www.youtube.com/live/UVJpNCAG4Ak?si=kwctDYIxt79A-XM5

«Страх перед красотой

Красивым девушкам нередко сложнее найти хорошую пару, чем тем, у кого средние внешние данные. Нормальные парни красивых, чаще всего, побаиваются – "ну как я подойду...".

В результате к таким девушкам подкатывает всякая сволочь – которой и не страшны отказы, и откровенно плевать на то, с кем мутить.

Так что, мужики, как бы ни было страшно – надо подходить. В худшем случае вас ждет десять секунд позора, в лучшем – счастье обладания. То есть риск более чем оправдан».

Вместе со своим другом, иранистом Дмитрием Павловым, провел неделю в Иране. Был в трех городах – Тегеране, Исфахане и Йезде.

На днях на Бусти опубликую рассказ о поездке и вообще о стране. В нем почти не будет ничего о еде, отелях, достопримечательностях и прочей малоинтересной лабуде, которую обычно пишут по итогам путешествий. Я буду писать о самом важном, что есть в любой стране – о ее народе, а также о власти. Иран – тот редкий случай, когда к населению и к политическому режиму у меня диаметрально противоположное отношение.

В общем, речь главным образом пойдет о психологии иранцев. Будут и небольшие исторические экскурсы. Плюс – откровения местных жителей, которые, к моему удивлению, ничуть не стеснялись говорить о том, что думают о своем начальстве. Упомяну и обо всяком другом – забавном ассортименте книжных магазинов, например.

На фото мы с Димой в Аташкадехе – зороастрийском храме в Йезде.

«91

США как метрополия. Проамериканские активисты с просторов бывшего СССР, мечтающие о том, чтобы прекрасные Штаты взяли их страну под свое крыло, почему-то всегда держат в голове только положительные примеры американской оккупации: ФРГ, Южную Корею и Японию.

Увы, эти люди не учитывают, что указанные страны – редкие исключения из правил: американцы стараются только тогда, когда нужно показать "несвободному" миру "витрину капитализма". В остальных случаях янки творят лютую дичь вполне под стать англичанам и французам.

Американофобы нередко приводят примеры чудовищных последствий штатовской экспансии. Но. За такими примерами не нужно ходить в Африку, Азию или даже Европу. Из поля зрения как фанатичных сторонников, так и столь же фанатичных противников США выпадает страна, являющаяся лакмусовой бумажкой американского колониализма. Это Мексика.

Вдумаемся: у Штатов более 3000 (!) километров границы с Мексикой – и с той стороны идет сумасшедший человеко- и наркотрафик. Что творят картели внутри Мексики, описывать невозможно и ненужно – в сравнении с их зверствами Ленин и Пол Пот выглядят серафимчиками.

Если бы США захотели, они бы навели в Мексике порядок максимум за год – притом без военного вмешательства: достаточно было бы направить несколько сотен спецов в помощь мексиканскому правительству (те были бы и не пикнули – "приказ есть приказ"). Но этого не происходит и не произойдет. Мексика в качестве нищей криминальной клоаки вполне устраивает американские власти (потому что, судя по всему, с наркотрафика кормятся обе партии).

"Ну а как же жители южных штатов? Они ж первые страдают!" – да, и это тоже вполне устраивает американские элиты. Южан Вашингтону никогда не было жалко – ведь это пусть внутренняя, но тоже колония».

Мой старый товарищ, профессиональный историк Илья Михайлович Тарасов выпустил книгу – «От Лызлова до Татищева и Ломоносова. Древние славяне в трудах первых отечественных историков».

Из того, что я уже успел прочесть, бросилось в глаза разоблачение мифа о «московитах» как якобы постороннем по отношению к Древней Руси народе. Читая подобное, всякий раз убеждаюсь, что нет ничего более актуального, чем история.

Зная эрудицию Ильи и его увлеченность древнеславянской историей (не раз с удовольствием слушал его рассказы о ней), не сомневаюсь, что вся монография написана на высоком научном уровне.

Если интересуетесь данной темой, советую заиметь книгу в домашнюю библиотеку.

Друзья, через несколько минут начнется Ницше-семинар (ссылка на Zoom). Выступаю первым с докладом «Нейросеть внутри нас: нетворческие начала души». Если интересно, залетайте.

Друзья, сегодня (в воскресенье, 15.10) в 17:00 прочту в Маяковке лекцию «Религиозное искусство: pro et contra» (регистрация).

Главная тема лекции – конфликт этики и эстетики, а конкретно – морально-теологического и художественного типов сознания. Тема сложная – потому я с интересом за нее взялся. Подробный анонс можно прочесть по ссылке внизу.

Будем упоминать и цитировать самых разных авторов: Франциска Ассизского, Достоевского, Уайльда, Ницше, Гераклита, Гомера, Архилоха, Платона, Моисея, Павла, Николая Сербского, Тертуллиана, Романа Сладкопевца и некоторых других – так что будет пёстренько. В центре рассмотрения будет Платон, более двух тысяч лет тому констатировавший «разлад между философией и поэзией» – то есть между абсолютной сверхчеловеческой истиной и свободным человеческим творчеством.

Лекция состоится в рамках цикла «Христианский дискурс» проекта «После иконы». В конце расскажу о том, чем, на мой взгляд, замечателен этот проект.

В цикле лекций участвуют разные спикеры, каждый из которых выступает со своей темой. Например, культуролог Павел Тугаринов расскажет о теургической эстетике русского авангарда, философ Никита Сюндюков – о связи христианства и постмодерна, ну а художница, куратор «После иконы» и организатор цикла Ника Клёцки (спасибо ей за приглашение в «Дискурс») накануне говорила о современном христианском искусстве. Призываю подписываться на их каналы, чтобы не пропустить очные выступления и/или ссылки на записи уже прошедших.

Вчерашняя лекция про конфликт этического и эстетического мировосприятий (в контексте религиозного искусства), кажется, удалась. Зрителям – спасибо за участие и последующее обсуждение.

Да, не в качестве дежурного комплимента: это уже мое десятое выступление в Маяковке, и в каком бы формате (будь то авторский курс или отдельная лекция в рамках цикла) я ни выходил к кафедре, всякий раз организация и модерация – на высшем уровне. За это искренняя благодарность куратору библиотеки (и по совместительству искусствоведу) Федору Найдёнышеву.

К слову о предыдущих лекциях. Напомню, что в этом году было прочитано два цикла:

I. Системы античной этики: прошлое и будущее (историко-философский курс).

1. От «семи мудрецов» до Сократа: досистематическая этика.

2. Ключевые понятия античной этики. Демокрит. Платон. Аристотель.

3. Эпикурейство. Стоицизм.

4. Цицерон. Неоплатонизм и эпоха синкретизма.

II. Онтология: от монизма к дискретности (авторский философский курс).

1. Бытие как проблема.

2. Онтологический статус и проблема единства истины.

3. Основной вопрос философии. Антропология дискретности: психология и этика.

4. Антропология дискретности: историософия и политология.

5. Философия дискретности: итоги.

«...Проблема в таком видении (история как общее, частная жизнь как единичное) в том, что частных людей всегда было подавляющее большинство. И для них бесконечные разборки идеофоров – это кошачий вой за окном – "только визжат и спать мешают". Где-то я, кажется, уже приводил такой пример: наблюдал как-то за реакцией неидеологичных людей на политические дебаты. В них участвовали люди радикально противоположных взглядов. Что говорили неполитичные зрители? "И этот правильно говорит, и тот – чего спорить?".

Понимаете трагикомизм ситуации? То, что изнутри идеофорического мышления кажется добром и злом, льдом и пламенем, правдой и ложью – для большинства людей (на которое идеофоры и опираются) неразличимо. Для них политические баталии – это просто очередной фарс, в котором участвуют свифтовские остроконечники и тупоконечники.

История – это всегда нарратив, это всегда идея истории, вычленяющая из жизни ее логический экстракт: "в ту эпоху усилились противоречия", "это был процесс перехода", "народ был охвачен новой идеей". Но изнутри мышления большинства людей, реально живших в те времена, все это было – внимание – вторичным, маргинальным явлением. К их жизни все эти процессы имели слабое отношение. Максимум что было значимого – это когда история вторгалась в их частную жизнь. Ну так и стихийные бедствия тоже вторгались – они ж не принадлежат истории, правильно? "Первый мой дом был разрушен землетрясением, второй – войной, ну ничего – я отстроился вновь, бывает".

Я предлагаю следующий мыслительный ход: а что если значения исторического и частного поменять местами ввиду преобладания последнего? Что если история как нечто большое и всеобщее, как направленный всеохватный процесс – это лишь маргинальное явление на обочине частной жизни?

Что если история – это нечто локальное, а частные жизни в их совокупности – нечто глобальное?

Что если идеофорические баталии и "логосы истории" – это бормотания кучки умалишенных, пришедших на болото с целью превратить его в реку? "Живете в своем обывательском болоте – а вокруг вас история – мы пришли вас расшевелить". Идите лесом, отвечают им <...>».

«96

"Магия искусства". Глядя на шедевры искусства, легко принять их за проявления чистого вдохновения: "вот она, спонтанность гения". Глядя на посредственные произведения, легко увидеть в них обратное: "никакого вдохновения, никакого творчества – только неумелое подражательство подлинному искусству".

Оба суждения могут быть ошибочными, потому что в их основе лежит суждение о процессе по результату. На самом деле, между интенцией к творчеству и его результатами нет строгой причинно-следственной связи. Музыкальный, литературный или "живописный" шедевр может быть плодом чисто рассудочного и даже цинического отношения к искусству. И наоборот – в результате акта чистого вдохновения и даже приступа экстатического энтузиазма может получиться безвкусная бездарная халтура.

Верой в свободную и спонтанную импровизацию в свое время грешил европейский романтизм – но и по сию пору многие непроизвольно (и совершенно напрасно) разделяют эту веру. О ней хорошо в свое время написал Ницше:

"Никто не хочет присмотреться, как возникло произведение художника; это только ему на руку, ведь всюду, где можно заметить становление, зритель расхолаживается. Законченное искусство изображения отклоняет всякую мысль о становлении; оно подавляет, будучи наличным совершенством".

Магия искусства – это последняя пристойная форма магии в нашем "расколдованном мире". Но ее, как и магии вообще, не существует. Зато существуют куда более важные слагаемые художественности: ясный ум, хороший вкус и знание технологий творчества. Вдохновение им иногда помогает, но никак их не заменяет».

«Miscast

Не всякий человек, который нам нравится, нам подходит. Казалось бы, простейшая мысль – но доходишь до нее, увы, не сразу. В любом случае в виде готового знания эта формула бесполезна: кто нам нужен на самом деле, можно выяснить лишь опытным путем.

Только узнавая себя, человек (годам примерно к тридцати) осознаёт, кого нужно выбирать, а кого избегать. Или не осознаёт – если после окончания отношений не проводит работу над ошибками. "Почему я выбрал этого человека, почему я подумал, что мне подойдет именно такой тип личности, какие качества я пере- и недооценил" – эти вопросы полезно задавать себе для того, чтобы скорректировать свои вкусы, чтобы адаптировать предпочтения под себя. Себя реального, а не выдуманного».

«105

"Ротация элит". В заслугу Советскому Союзу нередко ставят высокую социальную мобильность – мол, кто угодно мог стать кем угодно вне зависимости от происхождения.

На самом деле, высокая социальная мобильность является куда большим злом, чем низкая. Она демонстрирует лишь то, что в организации царит управленческий хаос.

Кроме того, людям свойственно сначала заботиться о своих отпрысках – и то, что за 74 года советской власти в стране так и не сформировались устойчивые кланы, говорит вовсе не о меритократии, а о фейковости всей государственной системы. Иными словами, отсутствие династий демонстрирует случайность советской кадровой политики. Люди, обладающие властью, стремятся если не передать ее по наследству, то по крайней мере добыть потомкам местечко "возле кухни". Раз этого не происходило, значит советские руководители реальной властью не обладали.

"Дело в другом – просто люди из Политбюро было идейными и не занимались кумовством". Это ложь. Вот показательная история: Юрий Леонидович Брежнев при папеньке был замминистра внешней торговли и депутатом Верховного Совета – но вскоре после смерти родственника был отправлен на пенсию – в 53 года!

В сравнении с СССР даже КНДР выглядит реальным государством – там хоть и диктатура, но потомственная.

Вообще, "ротация элит" ("люди приходят из ниоткуда, а их дети исчезают в никуда") – всегда и везде лишь эвфемизм – либо для замалчивания хронического системного кризиса, либо для прикрытия колониального статуса государства (точнее, государственного образования)».