Причины возникновения гегелевской философии (3)
4. Вопрос логического и онтологического первоначала – и их связи.
Важнейшая философская проблема с древнейших времен – архэ, первоначало. В более поздние времена она несколько видоизменилась: вопрос состоял в том, что нужно брать за исходную предпосылку при создании своей системы философии. То есть мы должны с чего-то начать. А с чего начинать – что положить в основание своего философского здания?
Примеры. С чего начинается христианская философия? С бога. Из этого бога все и выводится. А откуда начал Декарт? С сознания, из которого последовательно вывел Бога и объективную реальность. А вот старик Парменид начал с бытия – и им же закончил, поскольку бытие противопоставил небытию со всеми вытекающими (см. мои тексты от 5-6 мая, там интересно).
Ко времени Гегеля почти все первоначала были перебраны. А потому нужно найти такое, которое было бы бесспорным как логически, так и онтологически. Почему эта проблема еще не была решена?
Посмотрим, что происходило с предыдущими вариантами. Допустим, в начало нашей философии мы «кладем» бога – как это делали Аристотель, неоплатоники и христиане. Ну а можем мы на сто процентов быть уверены в том, что бог действительно есть – не говоря уже о том, каков он, то бишь что он есть? Особенно после Канта говорить об этом с полной уверенностью стало крайне проблематично. Ну а если мы начнем с какого-то материального или крипто-материального принципа вроде воды Фалеса или огненного космоса-логоса Гераклита – вплоть до материи французских просветителей – кто может однозначно доказать, что вначале не было идеальной причины, от которой родилась эта самая материя? «Первична материя!» – а если нет? То есть если мы начинаем с конкретного сущего – будь то вода, бог или материя, нам всегда смогут возразить – «а можь не оно!». И действительно – можь и ряльно не оно.
То есть без разницы – берем мы какую-то субстанцию или логическое понятие, все равно у нас возникают проблемы. Вот, например, Единое неоплатоников. Логично же, что вначале было что-то одно – и из этого одного родилось многое? Логично. Но как получилось, что одно (полностью в себе самозамкнутое) решило превратиться в не-одно, во многое? Непонятно. Об этом я тоже писал в заметках о неоплатонизме.
Короче, к любой системе, известной на момент жизни Гегеля, можно было предъявить претензии. И он задался целью найти такое логическое и онтологическое первоначало, которое было бы избавлено от конкретики, но при этом в котором был бы заложен принцип порождения всего сущего. И этот принцип движения должен быть заложен в само первоначало. Но возможно ли это – найти отправную точку, которая сочетала бы безупречность логического обоснования и принцип саморазвития? Чтобы и опровергнуть это Первое было невозможно, но и не пришлось бы путаться в показаниях о том, как первоначало делается всем-всем разнообразием нашего мира… Тоже нелегкая задачка, не правда ли?
4. Вопрос логического и онтологического первоначала – и их связи.
Важнейшая философская проблема с древнейших времен – архэ, первоначало. В более поздние времена она несколько видоизменилась: вопрос состоял в том, что нужно брать за исходную предпосылку при создании своей системы философии. То есть мы должны с чего-то начать. А с чего начинать – что положить в основание своего философского здания?
Примеры. С чего начинается христианская философия? С бога. Из этого бога все и выводится. А откуда начал Декарт? С сознания, из которого последовательно вывел Бога и объективную реальность. А вот старик Парменид начал с бытия – и им же закончил, поскольку бытие противопоставил небытию со всеми вытекающими (см. мои тексты от 5-6 мая, там интересно).
Ко времени Гегеля почти все первоначала были перебраны. А потому нужно найти такое, которое было бы бесспорным как логически, так и онтологически. Почему эта проблема еще не была решена?
Посмотрим, что происходило с предыдущими вариантами. Допустим, в начало нашей философии мы «кладем» бога – как это делали Аристотель, неоплатоники и христиане. Ну а можем мы на сто процентов быть уверены в том, что бог действительно есть – не говоря уже о том, каков он, то бишь что он есть? Особенно после Канта говорить об этом с полной уверенностью стало крайне проблематично. Ну а если мы начнем с какого-то материального или крипто-материального принципа вроде воды Фалеса или огненного космоса-логоса Гераклита – вплоть до материи французских просветителей – кто может однозначно доказать, что вначале не было идеальной причины, от которой родилась эта самая материя? «Первична материя!» – а если нет? То есть если мы начинаем с конкретного сущего – будь то вода, бог или материя, нам всегда смогут возразить – «а можь не оно!». И действительно – можь и ряльно не оно.
То есть без разницы – берем мы какую-то субстанцию или логическое понятие, все равно у нас возникают проблемы. Вот, например, Единое неоплатоников. Логично же, что вначале было что-то одно – и из этого одного родилось многое? Логично. Но как получилось, что одно (полностью в себе самозамкнутое) решило превратиться в не-одно, во многое? Непонятно. Об этом я тоже писал в заметках о неоплатонизме.
Короче, к любой системе, известной на момент жизни Гегеля, можно было предъявить претензии. И он задался целью найти такое логическое и онтологическое первоначало, которое было бы избавлено от конкретики, но при этом в котором был бы заложен принцип порождения всего сущего. И этот принцип движения должен быть заложен в само первоначало. Но возможно ли это – найти отправную точку, которая сочетала бы безупречность логического обоснования и принцип саморазвития? Чтобы и опровергнуть это Первое было невозможно, но и не пришлось бы путаться в показаниях о том, как первоначало делается всем-всем разнообразием нашего мира… Тоже нелегкая задачка, не правда ли?
Причины возникновения гегелевской философии (4)
5. Другой серьезный вызов гегелевской эпохи – успехи естественных наук. До сих пор многие философы-идеалисты живут и пишут так, как будто они ничего не слышали о Ньютоне, Шредингере и Эйнштейне. Во времена Гегеля последних двух еще не было, но вот Ньютон уже был. Что делать со всеми естественнонаучными открытиями? Можно делать вид, что их нет, а можно попытаться вписать их в свою систему. Есть, правда, и третий путь: изучать только материальный мир, а все духовное оставить литераторам и богословам – к слову, таким путем наука и пошла (с серьезными оговорками, конечно). Но даже если предположить, что «есть только атомы и молекулы, а философы фигней страдают», то вопрос о способе бытия нематериальных сущностей все равно остается открытым.
Ну то есть. Понятно, как из атомов получается физический мир. Более-менее объяснимо, как возникает человек, общество и всякая духовность (это все высшие формы материи), но… Вновь возвратимся к проблеме мира идей – есть же и нематериальные вещи. Объективно есть. Числа, логические понятия, сущности вещей. Они-то как из атомов сложились? То есть идеальное существует и существует объективно – так же это объяснить исходя лишь из физической картины мира? Вопрос.
То есть перед Гегелем стоял ряд задач – создать систему, в которой успехи «философии природы» (так тогда называли естественные науки) сочетались бы с логикой и гуманитарными отраслями («философией духа») – и притом сочетались бы органично. Физики и лирики посредством такой системы должны были бы примириться между собой и, главное, понять целостность мира и метода его постижения.
6. Философия всегда занималась не только метафизическими вопросами, но и вопросами политики и этики, то есть вопросами общественного блага и индивидуального образа мысли и жизни. Этика Канта поставила серьезную проблему – принципиального разрыва между должным и сущим. То есть между тем, как надо жить и тем, как устроен мир. Мораль стала автономной (не связанной с внешними обязательствами) – а мир стал непознаваемым. Ну и как же преодолеть этот разрыв? В сфере общественных отношений мы на протяжении истории видим огромное разнообразие форм государства, права, традиций и культур – но каким должно быть будущее?
То есть необходимо связать друг с другом три элемента: философию как онтологию и логику, политическую философию как теорию государства и права и философию «индивидуальную» как этику и психологию. Ладно «связать» - их еще до того нужно создать! Вот такие задачки. Понятно, что можно было бы привести еще пятьсот других – но и описанного хватит.
5. Другой серьезный вызов гегелевской эпохи – успехи естественных наук. До сих пор многие философы-идеалисты живут и пишут так, как будто они ничего не слышали о Ньютоне, Шредингере и Эйнштейне. Во времена Гегеля последних двух еще не было, но вот Ньютон уже был. Что делать со всеми естественнонаучными открытиями? Можно делать вид, что их нет, а можно попытаться вписать их в свою систему. Есть, правда, и третий путь: изучать только материальный мир, а все духовное оставить литераторам и богословам – к слову, таким путем наука и пошла (с серьезными оговорками, конечно). Но даже если предположить, что «есть только атомы и молекулы, а философы фигней страдают», то вопрос о способе бытия нематериальных сущностей все равно остается открытым.
Ну то есть. Понятно, как из атомов получается физический мир. Более-менее объяснимо, как возникает человек, общество и всякая духовность (это все высшие формы материи), но… Вновь возвратимся к проблеме мира идей – есть же и нематериальные вещи. Объективно есть. Числа, логические понятия, сущности вещей. Они-то как из атомов сложились? То есть идеальное существует и существует объективно – так же это объяснить исходя лишь из физической картины мира? Вопрос.
То есть перед Гегелем стоял ряд задач – создать систему, в которой успехи «философии природы» (так тогда называли естественные науки) сочетались бы с логикой и гуманитарными отраслями («философией духа») – и притом сочетались бы органично. Физики и лирики посредством такой системы должны были бы примириться между собой и, главное, понять целостность мира и метода его постижения.
6. Философия всегда занималась не только метафизическими вопросами, но и вопросами политики и этики, то есть вопросами общественного блага и индивидуального образа мысли и жизни. Этика Канта поставила серьезную проблему – принципиального разрыва между должным и сущим. То есть между тем, как надо жить и тем, как устроен мир. Мораль стала автономной (не связанной с внешними обязательствами) – а мир стал непознаваемым. Ну и как же преодолеть этот разрыв? В сфере общественных отношений мы на протяжении истории видим огромное разнообразие форм государства, права, традиций и культур – но каким должно быть будущее?
То есть необходимо связать друг с другом три элемента: философию как онтологию и логику, политическую философию как теорию государства и права и философию «индивидуальную» как этику и психологию. Ладно «связать» - их еще до того нужно создать! Вот такие задачки. Понятно, что можно было бы привести еще пятьсот других – но и описанного хватит.
Причины возникновения гегелевской философии (5)
А теперь – еще раз. Егор Федорыч поставил перед собой титаническую цель: создать теорию всего и рационально обосновать ее. Для этого ему было необходимо:
1. Прошерстить всю историю философии (а также других отраслей знания), искусства, религии – а также разобраться в естественнонаучных вопросах, притом на уровне профессионала.
2. Создать научный метод, который бы не только сменил формальную логику, но и мог быть универсальным ключом к установлению истины в отношении любых феноменов. Любых.
Хочешь понять, почему гусеница становится бабочкой – примени гегелевский метод. Хочешь понять, почему в двадцать ты хочешь свергать устои, а в пятьдесят отстаиваешь «моральные ценности» - примени его же. Хочешь понять, зачем в атоме имеются протон и электрон – вновь примени этот метод. Хочешь понять, почему в Греции было рабовладение, а спустя две тысячи лет во Франции появилась Декларация прав человека и гражданина – см. выше. Первый вопрос относится к биологии, второй – к психологии и этике, третий – к физике, четвертый – ко всемирной истории. Но нужно для всех-всех-всех вопросов найти надлежащие ответы с помощью реально работающего метода. И это должен быть один и тот же универсальный метод! Строго научный, строго логичный, строго единый везде и во всем.
3. Суммировать разрозненные данные, применить к ним новый универсальный метод и превратить их в целостную научно-философскую систему.
Короче, Гегель поставил цель создать целостную систему (то есть описание мироздания во всех его формах – от атомарного до религиозного) и универсальный метод, с помощью которого можно было бы познать всеобщие процессы, все разнообразие явлений и всю сумму сущностей в их внутренних и внешних связях.
Вот это масштаб...
В следующих постах мы обозрим эту систему и этот метод, а потом азъ, грешный, выскажу о них свое суровое мнение.
А теперь – еще раз. Егор Федорыч поставил перед собой титаническую цель: создать теорию всего и рационально обосновать ее. Для этого ему было необходимо:
1. Прошерстить всю историю философии (а также других отраслей знания), искусства, религии – а также разобраться в естественнонаучных вопросах, притом на уровне профессионала.
2. Создать научный метод, который бы не только сменил формальную логику, но и мог быть универсальным ключом к установлению истины в отношении любых феноменов. Любых.
Хочешь понять, почему гусеница становится бабочкой – примени гегелевский метод. Хочешь понять, почему в двадцать ты хочешь свергать устои, а в пятьдесят отстаиваешь «моральные ценности» - примени его же. Хочешь понять, зачем в атоме имеются протон и электрон – вновь примени этот метод. Хочешь понять, почему в Греции было рабовладение, а спустя две тысячи лет во Франции появилась Декларация прав человека и гражданина – см. выше. Первый вопрос относится к биологии, второй – к психологии и этике, третий – к физике, четвертый – ко всемирной истории. Но нужно для всех-всех-всех вопросов найти надлежащие ответы с помощью реально работающего метода. И это должен быть один и тот же универсальный метод! Строго научный, строго логичный, строго единый везде и во всем.
3. Суммировать разрозненные данные, применить к ним новый универсальный метод и превратить их в целостную научно-философскую систему.
Короче, Гегель поставил цель создать целостную систему (то есть описание мироздания во всех его формах – от атомарного до религиозного) и универсальный метод, с помощью которого можно было бы познать всеобщие процессы, все разнообразие явлений и всю сумму сущностей в их внутренних и внешних связях.
Вот это масштаб...
В следующих постах мы обозрим эту систему и этот метод, а потом азъ, грешный, выскажу о них свое суровое мнение.
Гегель. Часть 2.
Суть гегелевской философии (1)
Сразу скажу, что вторая часть не будет понятна тем, кто не прочел первую. Так что отсылаю читателя на 5 заметок назад.
Обозрев те причины, вследствие которых появилась гегелевская философия, мы, наконец, можем перейти к ее изложению.
Излагать метод и систему Гегеля можно очень подробно, а можно в нескольких абзацах. Но в обоих случаях легко упустить главное: несмотря на весь объем его сочинений, на всю его дотошность и скрупулезность – его философия чрезвычайна проста. Но если преподать ее в готовом виде – исчезнет смысл, который состоит как раз в том, что читатель должен пройти вместе с Гегелем весь его путь. И, главное, что если ограничиться только готовыми выводами, то не удастся схватить саму суть его философии. Можно, напротив, изучать Гегелю строчка за строчкой, степ-бай-степ, но… горю и такому читателю.
Я постараюсь изложить тему так, чтобы схватывание сути было наивозможно более быстрым, цепким и ловким.
Начнем с начала – начала его логики и онтологии. Что же он взял за начало, которое, как мы помним, являлось камнем преткновения всей предыдущей философии? Гегель выдает воистину гениальное решение. «Гениальное» – не значит «истинное» или «неопровержимое», а значит наиболее «изящное» и «элегантное». Мы помним, что первоначало не может быть чем-то определенным – богом, нусом, логосом, материей и так далее, поскольку любое определение является предвосхищением выводов. Дать определение началу, назвав его чем-то конкретным, означало бы примыкание к той или иной философской партии. Подлинная наука, считает Гегель, должна быть очищена от произвола ее создателя – а для этого она должна брать неопровержимое, бесспорное основание, не обременяя его какими-либо определениями. Итак, начало логики и онтологии должно быть неопределенным.
Чем же, если вдуматься, являются определения? Это слова и понятия. Логика, как мы помним, это наука о логосах, о словах, поскольку именно в словах (в конкретных значениях слов) наш разум выражает смысл вещей. То есть, слова всегда являются определениями, а значит, нашими средствами для обозначения смысла. Но в ситуации поиска первоначала (как отправной точки всей науки) нам нужно отказаться от определений, а значит – от средств. Но совсем не использовать слова мы не можем – как же тогда писать и говорить о первоначале? Нам нужно выбрать такое слово, которое не несло бы никакой определенности и не являлось бы для нас никаким средством, с помощью которого мы могли бы (как это всегда было в истории философии) запутать себя и вновь уйти с истинного пути. Значит, первоначало должно быть не только неопределенным, но и непосредственным.
Ну и надо, наконец, найти совершенно нейтральный термин, который не говорил бы о первоначале ничего кроме самого факта его бытия… Должно же быть первоначало? И было же оно когда-то? Потому наш подопечный и положил в основание науки бытие как неопределенное непосредственное. И это самое бытие не должно быть нами воспринято и понято исходя из нашего представления о том, что есть бытие. Ассоциации с бытием, понимание бытия, знания о бытии – всем этим обременен наш разум, но все эти средства мешают нам взять бытие непосредственно и без привычных нам определений.
Но раз вначале у нас бытие, то как нам уйти от ошибки элеатов? Чем гегелевское бытие отличается от парменидовского?
Суть гегелевской философии (1)
Сразу скажу, что вторая часть не будет понятна тем, кто не прочел первую. Так что отсылаю читателя на 5 заметок назад.
Обозрев те причины, вследствие которых появилась гегелевская философия, мы, наконец, можем перейти к ее изложению.
Излагать метод и систему Гегеля можно очень подробно, а можно в нескольких абзацах. Но в обоих случаях легко упустить главное: несмотря на весь объем его сочинений, на всю его дотошность и скрупулезность – его философия чрезвычайна проста. Но если преподать ее в готовом виде – исчезнет смысл, который состоит как раз в том, что читатель должен пройти вместе с Гегелем весь его путь. И, главное, что если ограничиться только готовыми выводами, то не удастся схватить саму суть его философии. Можно, напротив, изучать Гегелю строчка за строчкой, степ-бай-степ, но… горю и такому читателю.
Я постараюсь изложить тему так, чтобы схватывание сути было наивозможно более быстрым, цепким и ловким.
Начнем с начала – начала его логики и онтологии. Что же он взял за начало, которое, как мы помним, являлось камнем преткновения всей предыдущей философии? Гегель выдает воистину гениальное решение. «Гениальное» – не значит «истинное» или «неопровержимое», а значит наиболее «изящное» и «элегантное». Мы помним, что первоначало не может быть чем-то определенным – богом, нусом, логосом, материей и так далее, поскольку любое определение является предвосхищением выводов. Дать определение началу, назвав его чем-то конкретным, означало бы примыкание к той или иной философской партии. Подлинная наука, считает Гегель, должна быть очищена от произвола ее создателя – а для этого она должна брать неопровержимое, бесспорное основание, не обременяя его какими-либо определениями. Итак, начало логики и онтологии должно быть неопределенным.
Чем же, если вдуматься, являются определения? Это слова и понятия. Логика, как мы помним, это наука о логосах, о словах, поскольку именно в словах (в конкретных значениях слов) наш разум выражает смысл вещей. То есть, слова всегда являются определениями, а значит, нашими средствами для обозначения смысла. Но в ситуации поиска первоначала (как отправной точки всей науки) нам нужно отказаться от определений, а значит – от средств. Но совсем не использовать слова мы не можем – как же тогда писать и говорить о первоначале? Нам нужно выбрать такое слово, которое не несло бы никакой определенности и не являлось бы для нас никаким средством, с помощью которого мы могли бы (как это всегда было в истории философии) запутать себя и вновь уйти с истинного пути. Значит, первоначало должно быть не только неопределенным, но и непосредственным.
Ну и надо, наконец, найти совершенно нейтральный термин, который не говорил бы о первоначале ничего кроме самого факта его бытия… Должно же быть первоначало? И было же оно когда-то? Потому наш подопечный и положил в основание науки бытие как неопределенное непосредственное. И это самое бытие не должно быть нами воспринято и понято исходя из нашего представления о том, что есть бытие. Ассоциации с бытием, понимание бытия, знания о бытии – всем этим обременен наш разум, но все эти средства мешают нам взять бытие непосредственно и без привычных нам определений.
Но раз вначале у нас бытие, то как нам уйти от ошибки элеатов? Чем гегелевское бытие отличается от парменидовского?
Элеаты считали, что небытия нет, а потому лишили бытие движения и развития. А вот Гегель именно здесь дает совершенно гениальное решение и проблемы элеатов, и всех затруднений предыдущих систем:
«Бытие есть чистая неопределенность и пустота. – В нем нечего созерцать, если здесь может идти речь о созерцании, или, иначе говоря, оно есть только само это чистое, пустое созерцание. В нем столь же мало есть нечто такое, что можно было бы мыслить, или, иначе говоря, оно равным образом есть лишь это пустое мышление. Бытие, неопределенное, непосредственное, есть на деле ничто и не более и не менее, чем ничто.»
Другими словами: чем является бытие? Ничем – раз оно неопределенное и непосредственное. То есть, внимание, бытие = ничто, а ничто –
«есть простое равенство с самим собою, совершенная пустота, отсутствие определений и содержания; неразличенность в самом себе… таким образом, ничто есть (существует) в нашем созерцании или мышлении; или, вернее, оно и есть само это пустое мышление и созерцание; и оно есть то же самое пустое созерцание или мышление, что и чистое бытие. – Ничто есть, стало быть, то же самое определение или, вернее, то же самое отсутствие определений и, значит, вообще то же самое, что и чистое бытие.»
Итак, бытие и ничто суть одно и тоже. Но ведь формально они суть противоположности, так? «Есть» противоположно «нет», а «наличие» противоположно «отсутствию».
То есть у нас есть два силлогизма:
1) Бытие и ничто едины
2) Бытие и ничто противоположны
С точки зрения формальной логики один из этих тезисов неверен. Так какой же из двух? Если мы поймем ответ – мы поймем всего Гегеля: и всю философию истории, и всю историю философии, и всю логику, и всё-всё-всё остальное.
Ответ: верны ОБА тезиса.
Продолжение обязательно последует.
«Бытие есть чистая неопределенность и пустота. – В нем нечего созерцать, если здесь может идти речь о созерцании, или, иначе говоря, оно есть только само это чистое, пустое созерцание. В нем столь же мало есть нечто такое, что можно было бы мыслить, или, иначе говоря, оно равным образом есть лишь это пустое мышление. Бытие, неопределенное, непосредственное, есть на деле ничто и не более и не менее, чем ничто.»
Другими словами: чем является бытие? Ничем – раз оно неопределенное и непосредственное. То есть, внимание, бытие = ничто, а ничто –
«есть простое равенство с самим собою, совершенная пустота, отсутствие определений и содержания; неразличенность в самом себе… таким образом, ничто есть (существует) в нашем созерцании или мышлении; или, вернее, оно и есть само это пустое мышление и созерцание; и оно есть то же самое пустое созерцание или мышление, что и чистое бытие. – Ничто есть, стало быть, то же самое определение или, вернее, то же самое отсутствие определений и, значит, вообще то же самое, что и чистое бытие.»
Итак, бытие и ничто суть одно и тоже. Но ведь формально они суть противоположности, так? «Есть» противоположно «нет», а «наличие» противоположно «отсутствию».
То есть у нас есть два силлогизма:
1) Бытие и ничто едины
2) Бытие и ничто противоположны
С точки зрения формальной логики один из этих тезисов неверен. Так какой же из двух? Если мы поймем ответ – мы поймем всего Гегеля: и всю философию истории, и всю историю философии, и всю логику, и всё-всё-всё остальное.
Ответ: верны ОБА тезиса.
Продолжение обязательно последует.
Суть гегелевской философии (2)
Итак, верно и то, что бытие и ничто едины, и что они противоположны. Но что можно поместить между бытием и небытием? Ведь все явления нашего мира то появляются, то исчезают – даже во своем внутреннем развитии они меняют форму и содержание. То есть всё сущее постоянно меняется, и то состояние, которое еще недавно было, теперь уходит в небытие. Так каким термином мы можем обозначить то третье, то как бы среднее, что располагается между «быть» не «не быть». Гегель называет это становлением (Werden). Становление противопоставляется вставшему, стоящему, статичному, то есть бытию. Становление есть такое движение, при котором бытие и ничто постоянно переходят друг в друга. Оно есть процесс, процесс изменения или, что еще важнее, процесс развития.
Но что еще более важно, что это третье не просто является серединой между первым и вторым. Оно есть такое «среднее», в котором происходит как отмена двух предыдущих состояний, так и их сохранение. Ну то есть. Становление не есть бытие и не есть ничто – а потому оно отменяет обе «крайности», оставляя их позади себя, но также оно и сохраняет их свойства в самом себе, оставляя их при себе. Становление есть отрицание бытия и ничто, но также и их сохранение в новом виде. Для описания процесса перехода противоположностей в нечто третье Гегель предлагает свой знаменитый термин «снятие» (Aufhebung). Питерский профессор философии А.Н. Муравьев (не знаю первый ли или кто-то до него) предложил взамен традиционному переводу «снятие» термин «оставление». Ведь «оставление» в русском языке означает как отрицание («я оставил свой дом»), так и сохранение, удержание («я оставляю за собой право»).
Таким образом:
1) Противоположности (любые) суть едины
2) В любом единстве можно выделить противоположности
3) Противоположности порождают динамику единства через становление, то есть
4) Оставление-снятие в новом единстве с новыми парами противоположностей.
Это называется диалектической логикой – такой логикой, которая описывает развитие через единство и борьбу противоположностей, через рассмотрение динамики, а не статики.
Не будем подробно разбирать гегелевскую «Науку логики». Скажем только, что бытие (которое есть единство бытия и ничто) и ничто (которое есть единство ничто и бытия) едины и сняты в становлении. Становление же есть единство возникновения (как «функции» бытия) и прехождения (то есть исчезновения как «функции» ничто), а потому оно уже есть нечто (а не ничто), то есть какая-то определенность или качество. Любому качеству присуще некое количество – качество и количество как противоположности снимаются в понятии меры: превышение меры приводит к переходу нечто в другое качество… Этому Гегель посвятил 400 малочитабельных страниц. Для нас же главное – ухватить суть. А она лучше всего проявляется в следующем знаменитом отрывке:
«Почка исчезает, когда распускается цветок, и можно было бы сказать, что она опровергается цветком; точно так же при появлении плода цветок признается ложным наличным бытием растения, а в качестве его истины вместо цветка выступает плод. Эти формы не только различаются между собой, но и вытесняют друг друга как несовместимые. Однако их текучая природа делает их в то же время моментами органического единства, в котором они не только не противоречат друг другу, но один так же необходим, как и другой; и только эта одинаковая необходимость и составляет жизнь целого».
Рассмотрим этот фрагмент подробнее - на его примере суть диалектического метода станет яснее, чем было до того.
Итак, верно и то, что бытие и ничто едины, и что они противоположны. Но что можно поместить между бытием и небытием? Ведь все явления нашего мира то появляются, то исчезают – даже во своем внутреннем развитии они меняют форму и содержание. То есть всё сущее постоянно меняется, и то состояние, которое еще недавно было, теперь уходит в небытие. Так каким термином мы можем обозначить то третье, то как бы среднее, что располагается между «быть» не «не быть». Гегель называет это становлением (Werden). Становление противопоставляется вставшему, стоящему, статичному, то есть бытию. Становление есть такое движение, при котором бытие и ничто постоянно переходят друг в друга. Оно есть процесс, процесс изменения или, что еще важнее, процесс развития.
Но что еще более важно, что это третье не просто является серединой между первым и вторым. Оно есть такое «среднее», в котором происходит как отмена двух предыдущих состояний, так и их сохранение. Ну то есть. Становление не есть бытие и не есть ничто – а потому оно отменяет обе «крайности», оставляя их позади себя, но также оно и сохраняет их свойства в самом себе, оставляя их при себе. Становление есть отрицание бытия и ничто, но также и их сохранение в новом виде. Для описания процесса перехода противоположностей в нечто третье Гегель предлагает свой знаменитый термин «снятие» (Aufhebung). Питерский профессор философии А.Н. Муравьев (не знаю первый ли или кто-то до него) предложил взамен традиционному переводу «снятие» термин «оставление». Ведь «оставление» в русском языке означает как отрицание («я оставил свой дом»), так и сохранение, удержание («я оставляю за собой право»).
Таким образом:
1) Противоположности (любые) суть едины
2) В любом единстве можно выделить противоположности
3) Противоположности порождают динамику единства через становление, то есть
4) Оставление-снятие в новом единстве с новыми парами противоположностей.
Это называется диалектической логикой – такой логикой, которая описывает развитие через единство и борьбу противоположностей, через рассмотрение динамики, а не статики.
Не будем подробно разбирать гегелевскую «Науку логики». Скажем только, что бытие (которое есть единство бытия и ничто) и ничто (которое есть единство ничто и бытия) едины и сняты в становлении. Становление же есть единство возникновения (как «функции» бытия) и прехождения (то есть исчезновения как «функции» ничто), а потому оно уже есть нечто (а не ничто), то есть какая-то определенность или качество. Любому качеству присуще некое количество – качество и количество как противоположности снимаются в понятии меры: превышение меры приводит к переходу нечто в другое качество… Этому Гегель посвятил 400 малочитабельных страниц. Для нас же главное – ухватить суть. А она лучше всего проявляется в следующем знаменитом отрывке:
«Почка исчезает, когда распускается цветок, и можно было бы сказать, что она опровергается цветком; точно так же при появлении плода цветок признается ложным наличным бытием растения, а в качестве его истины вместо цветка выступает плод. Эти формы не только различаются между собой, но и вытесняют друг друга как несовместимые. Однако их текучая природа делает их в то же время моментами органического единства, в котором они не только не противоречат друг другу, но один так же необходим, как и другой; и только эта одинаковая необходимость и составляет жизнь целого».
Рассмотрим этот фрагмент подробнее - на его примере суть диалектического метода станет яснее, чем было до того.
Суть гегелевской философии (3)
Итак, у нас есть 3 момента в развитии растения: почка, цветок, плод.
Откуда появляется цветок? Из почки.
Цветок пришел изнутри почки или откуда-то извне? Изнутри.
Когда появился цветок, почка исчезла? Да.
Вопрос: а в чем назначение почки? Очевидно, чтобы появился цветок.
А как мы узнали, в чем назначение почки? Понятно, что мы посмотрели на нее в процессе развития. Представим, что мы просто взяли бы почку и стали бы рассматривать ее как таковую — с помощью формальной логики. Является ли почка цветком? Нет. И на этом мы бы закончили с их взаимоотношениями. Но по Гегелю, именно здесь все и начинается.
Главный вопрос: где почка более полно являет свою сущность: в бытии как почке или в бытии как цветке? Почка, ставшая цветком, очевидно является «лучшей» почкой, чем та, которая погибла «зазря». Значит, сущность почки — не в ней самой, а в процессе и результате ее развития, преобразования в цветок.
Теперь следующие два связанных вопроса:
1. Умирает ли почка в цветке? Да, поскольку по факту ее уже нет.
2. Живет ли почка в цветке? Да, поскольку цветок есть иная форма бытия почки. Почки нет как почки, но она есть как нечто большее, чем она сама, как нечто лучшее, чем она сама и как то, ради чего она и была явлена.
То же самое, как мы понимаем, происходит и на уровне цветка и плода.
Противоречат ли каждое из состояний растения другому? В статичном состоянии — да. Они противоположны. А в развитии — едины.
Кант утверждал, что невозможно познать вещи, каковы они в себе. Гегель также говорит, что если мы изучаем то, что на явлено — ту же почку — то как ее ни крути, ни верти, ни режь на части и так далее — мы ее сущность, ее назначение не поймем. Она — всего лишь явление. Цветок — явление. Плод — явление. И познать их в статике мы не можем. А в динамике? Можем.
Внимание: цепь явлений в их развитии указывает на сущность этих явлений. В статике мы схватить сущность не можем. А в единстве и развитии явление (явления) раскрывает свою сущность.
Любая наука так и должна действовать — рассматривать все объекты именно в их развитии. Вещи текучи, но это не препятствие в познании, а наоборот, наш путеводитель. Подвижность явления проясняет для нас «неподвижность» сущности – и объясняют действительность (которая есть единство явления и сущности).
Таким образом:
1) Гегель [полагал, что] отверг затруднение Платона: идея (сущность) для нас все же доступна, поскольку всякая сущность проявлена, а всякое явление обладает сущностью. Не нужно отрекаться от земного, чтобы постичь вечное, поскольку вечное и временное суть не только противоположны, но и едины.
2) Гегель [полагал, что] отверг логику Аристотеля: наука не может работать в статичной двоичной системе «либо да, либо нет» - третье не исключено, а напротив, оно то и есть то главное, с помощью чего возможно познание истины.
3) Гегель [полагал, что] отверг агностицизм Канта: сущность вещей хоть и невидима для нас, но она дает себя познать в развитии, в цепочке явлений, в сменяющих друг друга состояниях.
Растение не тождественно себе, поскольку оно есть то почка, то цветок, по плод. Растение тождественно себе, поскольку оно есть то же самое растение. Я не тождественен себе, поскольку я постоянно меняюсь – был зародышем, потом младенцем, потом ребенком, потом… Но я равен самому себе, потому все равно это я. Мир не тождественен себе, поскольку сначала был бесконечно плотным и горячим, а после Большого Взрыва разметался во все стороны, а сильно потом породил жизнь и самосознание. Но это тот же самый мир. Тождество тождества и нетождества – вот главный принцип гегелевской диалектики. А единство и борьба противоположностей – это всеобщий закон, действующий как в материальной, так и биологической, и социальной, и духовной, и какой угодно еще сферах. Истории этих сфер и их взаимодействию посвящена система Гегеля, о которой будет наша следующая запись.
Итак, у нас есть 3 момента в развитии растения: почка, цветок, плод.
Откуда появляется цветок? Из почки.
Цветок пришел изнутри почки или откуда-то извне? Изнутри.
Когда появился цветок, почка исчезла? Да.
Вопрос: а в чем назначение почки? Очевидно, чтобы появился цветок.
А как мы узнали, в чем назначение почки? Понятно, что мы посмотрели на нее в процессе развития. Представим, что мы просто взяли бы почку и стали бы рассматривать ее как таковую — с помощью формальной логики. Является ли почка цветком? Нет. И на этом мы бы закончили с их взаимоотношениями. Но по Гегелю, именно здесь все и начинается.
Главный вопрос: где почка более полно являет свою сущность: в бытии как почке или в бытии как цветке? Почка, ставшая цветком, очевидно является «лучшей» почкой, чем та, которая погибла «зазря». Значит, сущность почки — не в ней самой, а в процессе и результате ее развития, преобразования в цветок.
Теперь следующие два связанных вопроса:
1. Умирает ли почка в цветке? Да, поскольку по факту ее уже нет.
2. Живет ли почка в цветке? Да, поскольку цветок есть иная форма бытия почки. Почки нет как почки, но она есть как нечто большее, чем она сама, как нечто лучшее, чем она сама и как то, ради чего она и была явлена.
То же самое, как мы понимаем, происходит и на уровне цветка и плода.
Противоречат ли каждое из состояний растения другому? В статичном состоянии — да. Они противоположны. А в развитии — едины.
Кант утверждал, что невозможно познать вещи, каковы они в себе. Гегель также говорит, что если мы изучаем то, что на явлено — ту же почку — то как ее ни крути, ни верти, ни режь на части и так далее — мы ее сущность, ее назначение не поймем. Она — всего лишь явление. Цветок — явление. Плод — явление. И познать их в статике мы не можем. А в динамике? Можем.
Внимание: цепь явлений в их развитии указывает на сущность этих явлений. В статике мы схватить сущность не можем. А в единстве и развитии явление (явления) раскрывает свою сущность.
Любая наука так и должна действовать — рассматривать все объекты именно в их развитии. Вещи текучи, но это не препятствие в познании, а наоборот, наш путеводитель. Подвижность явления проясняет для нас «неподвижность» сущности – и объясняют действительность (которая есть единство явления и сущности).
Таким образом:
1) Гегель [полагал, что] отверг затруднение Платона: идея (сущность) для нас все же доступна, поскольку всякая сущность проявлена, а всякое явление обладает сущностью. Не нужно отрекаться от земного, чтобы постичь вечное, поскольку вечное и временное суть не только противоположны, но и едины.
2) Гегель [полагал, что] отверг логику Аристотеля: наука не может работать в статичной двоичной системе «либо да, либо нет» - третье не исключено, а напротив, оно то и есть то главное, с помощью чего возможно познание истины.
3) Гегель [полагал, что] отверг агностицизм Канта: сущность вещей хоть и невидима для нас, но она дает себя познать в развитии, в цепочке явлений, в сменяющих друг друга состояниях.
Растение не тождественно себе, поскольку оно есть то почка, то цветок, по плод. Растение тождественно себе, поскольку оно есть то же самое растение. Я не тождественен себе, поскольку я постоянно меняюсь – был зародышем, потом младенцем, потом ребенком, потом… Но я равен самому себе, потому все равно это я. Мир не тождественен себе, поскольку сначала был бесконечно плотным и горячим, а после Большого Взрыва разметался во все стороны, а сильно потом породил жизнь и самосознание. Но это тот же самый мир. Тождество тождества и нетождества – вот главный принцип гегелевской диалектики. А единство и борьба противоположностей – это всеобщий закон, действующий как в материальной, так и биологической, и социальной, и духовной, и какой угодно еще сферах. Истории этих сфер и их взаимодействию посвящена система Гегеля, о которой будет наша следующая запись.
Суть гегелевской философии (4)
Закончим с философией Гегеля на рассмотрении его системы. Гегель задался целью дать общую теорию всего в согласии с диалектическим методом. Подробно рассматривать систему нет ни возможности, ни желания – главное, уловить ее отправные точки.
Во введении к «Науке логики» имеются важные слова, которые станут причиной раскола его последователей на материалистов и идеалистов: «Логику, стало быть, следует понимать как систему чистого разума, как царство чистой мысли. Это царство есть истина, какова она без покровов, в себе и для себя самой. Можно поэтому выразиться так: это содержание есть изображение Бога, каков он в своей вечной сущности до сотворения природы и конечного духа.»
То есть та логика, тот метод, который открыл Гегель есть не только универсальный инструмент человеческого познания, но и, буквально, логика бога. И именно в соответствии с гегелевской логикой бог создал из себя все сущее.
Нормальная такая заява. Откуда же у Гегеля претензия на знание мыслей бога? Наш Егор Федорыч здесь, как ни странно, вполне последователен и логичен: у бога и у Гегеля одна и та же природа и одна и та же задача: объяснить все сущее. Гегель есть человек, а человек есть существо духовное (не только духовное, конечно, но духовнее всего остального). Мировой дух (он же бог) бесконечен, а Гегель конечен, но именно через человека дух-бог может и хочет объяснить сам себя. Звучит довольно парадоксально, но за деталями отсылаю к своей недавней статье о теодицее Гегеля.
Итак, по порядку (излагаю крайне сжато и даже попсово, но верно). Вначале, когда не было ничего (и когда бытие было ничем), бытие-ничто было всем сущим лишь в потенциале. Это первое имело идеальную, духовную природу. Движимое внутренним противоречием и желая реализовать себя и познать себя, дух пустился в становление – то самое, о котором шла речь чуть выше. Итак, вначале был мировой дух или абсолютная идея.
Здесь необходима ремарка. Русское слово «дух» не очень хорошо передает смысл соответствующего философского термина. Для нас дух это либо волевая часть души («дух победителя», «русский дух»), либо мистическая, сокровенная часть души («духовные ценности», «духовная жизнь», «духовный мир»). Немецкий Geist (равно как греческий Nous) является не только и не столько душой и волей (как в русском), сколько умом и мышлением. Это как бы живой и подвижный ум, деятельный разум – либо разумная душа. Geist Гегеля – это именно такой Ум-Дух.
Чем сначала должен стать дух сразу после того как пустится во все тяжкие что твой Уолтер Уайт? Своей противоположностью. А что является противоположностью духу? Материальная природа. Гегель пишет:
«Природа – это абсолютная идея в виде инобытия вообще, в виде безразличной, внешней предметности и конкретного, индивидуализированного осуществления своих моментов. Иными словами, природа – это абсолютное существо в определении непосредственности вообще вопреки своему опосредствованию. Становление природы – это становление духом.»
То есть дух стал природой, а природа, в свою очередь, пустилась в становление – началась естественная история. Пространство-время, атомы (движущаяся материя), силы притяжения и отталкивания, магнетизм и электричество и все такое. Так Гегель вписал все современные ему открытия в естественных науках в свою систему.
Пройдя долгий путь, природа прогрессировала до органического мира – мира растений и животных. И итогом этого становления стал человек. Но человек уже не только природно-материальное, но и духовное существо – а потому получается, что дух стал природой, чтобы природа сделалась духом, человеком. Человек, таким образом, несет в себе оба начала – и оба преобразовывает в процессе своего развития. В своих высших проявлениях человеческий дух познает себя, бога и мир через три высшие формы деятельности: искусство, религию и философию. Ну и высшим проявлением философии как высшего проявления человеческого духа как высшего проявления человека как высшего проявления органической жизни как высшего проявления природы – является познание всего сущего через… Гегеля.
Закончим с философией Гегеля на рассмотрении его системы. Гегель задался целью дать общую теорию всего в согласии с диалектическим методом. Подробно рассматривать систему нет ни возможности, ни желания – главное, уловить ее отправные точки.
Во введении к «Науке логики» имеются важные слова, которые станут причиной раскола его последователей на материалистов и идеалистов: «Логику, стало быть, следует понимать как систему чистого разума, как царство чистой мысли. Это царство есть истина, какова она без покровов, в себе и для себя самой. Можно поэтому выразиться так: это содержание есть изображение Бога, каков он в своей вечной сущности до сотворения природы и конечного духа.»
То есть та логика, тот метод, который открыл Гегель есть не только универсальный инструмент человеческого познания, но и, буквально, логика бога. И именно в соответствии с гегелевской логикой бог создал из себя все сущее.
Нормальная такая заява. Откуда же у Гегеля претензия на знание мыслей бога? Наш Егор Федорыч здесь, как ни странно, вполне последователен и логичен: у бога и у Гегеля одна и та же природа и одна и та же задача: объяснить все сущее. Гегель есть человек, а человек есть существо духовное (не только духовное, конечно, но духовнее всего остального). Мировой дух (он же бог) бесконечен, а Гегель конечен, но именно через человека дух-бог может и хочет объяснить сам себя. Звучит довольно парадоксально, но за деталями отсылаю к своей недавней статье о теодицее Гегеля.
Итак, по порядку (излагаю крайне сжато и даже попсово, но верно). Вначале, когда не было ничего (и когда бытие было ничем), бытие-ничто было всем сущим лишь в потенциале. Это первое имело идеальную, духовную природу. Движимое внутренним противоречием и желая реализовать себя и познать себя, дух пустился в становление – то самое, о котором шла речь чуть выше. Итак, вначале был мировой дух или абсолютная идея.
Здесь необходима ремарка. Русское слово «дух» не очень хорошо передает смысл соответствующего философского термина. Для нас дух это либо волевая часть души («дух победителя», «русский дух»), либо мистическая, сокровенная часть души («духовные ценности», «духовная жизнь», «духовный мир»). Немецкий Geist (равно как греческий Nous) является не только и не столько душой и волей (как в русском), сколько умом и мышлением. Это как бы живой и подвижный ум, деятельный разум – либо разумная душа. Geist Гегеля – это именно такой Ум-Дух.
Чем сначала должен стать дух сразу после того как пустится во все тяжкие что твой Уолтер Уайт? Своей противоположностью. А что является противоположностью духу? Материальная природа. Гегель пишет:
«Природа – это абсолютная идея в виде инобытия вообще, в виде безразличной, внешней предметности и конкретного, индивидуализированного осуществления своих моментов. Иными словами, природа – это абсолютное существо в определении непосредственности вообще вопреки своему опосредствованию. Становление природы – это становление духом.»
То есть дух стал природой, а природа, в свою очередь, пустилась в становление – началась естественная история. Пространство-время, атомы (движущаяся материя), силы притяжения и отталкивания, магнетизм и электричество и все такое. Так Гегель вписал все современные ему открытия в естественных науках в свою систему.
Пройдя долгий путь, природа прогрессировала до органического мира – мира растений и животных. И итогом этого становления стал человек. Но человек уже не только природно-материальное, но и духовное существо – а потому получается, что дух стал природой, чтобы природа сделалась духом, человеком. Человек, таким образом, несет в себе оба начала – и оба преобразовывает в процессе своего развития. В своих высших проявлениях человеческий дух познает себя, бога и мир через три высшие формы деятельности: искусство, религию и философию. Ну и высшим проявлением философии как высшего проявления человеческого духа как высшего проявления человека как высшего проявления органической жизни как высшего проявления природы – является познание всего сущего через… Гегеля.
Суть гегелевской философии (5)
Дух стал природой. Природа развилась до человека. Человек поставил задачу познать истину и в течение всей своей истории шел к этой истине. Вся история философии была процессом развертывания единой идеи и единого стремления – и через Гегеля обрела свое завершение. Мировой дух познал себя через одно из своих воплощений – скромного (или не очень) немецкого профессора.
Именно через эту трехтактную схему (дух-природа-дух) Гегель объясняет все феномены духовного и материального мира. Соответственно каждому этапу имеются и науки (или группы наук): этап бытия духа-идеи до становления изучает логика, этап инобытия духа в качестве материи изучает философия природы (или, как мы бы сейчас сказали, естественные науки), а на третьем этапе выступает философия духа (гуманитарные науки).
История становится у Гегеля не просто набором случайных явлений, но целесообразной и логичной деятельностью духа. История философии – не галерея великих имен, а величавая поступь бога на пути самопознания. История народов, государств, правовых институтов, религиозных идей, форм экономической деятельности и даже история сцепления атомов миллиардолетней давности – совершенно разумны, логичны и направлены на поступательное развитие, апофеозом которого и стала та истина, которую постиг Гегель.
Ну, по крайней мере, он так считал…
В третьей части мы Егор Федорыча где-то похвалим, конечно, но – в целом – нет.
Ниже даны схемы, примерно (элементов в ней в несколько раз больше) описывающие гегелевскую систему. Нужно помнить, что каждый элемент системы включен в борьбу противоположностей – и является как их продуктом (снятием), так и их частью: то есть логика, например, является снятием бытия и сущности в понятии, но сама логика, при этом, снимается в единстве и борьбе с философией природы в философии духа. (Кто это понял, тот молодец, а кто не понял – тот особо не потерял, если честно).
Дух стал природой. Природа развилась до человека. Человек поставил задачу познать истину и в течение всей своей истории шел к этой истине. Вся история философии была процессом развертывания единой идеи и единого стремления – и через Гегеля обрела свое завершение. Мировой дух познал себя через одно из своих воплощений – скромного (или не очень) немецкого профессора.
Именно через эту трехтактную схему (дух-природа-дух) Гегель объясняет все феномены духовного и материального мира. Соответственно каждому этапу имеются и науки (или группы наук): этап бытия духа-идеи до становления изучает логика, этап инобытия духа в качестве материи изучает философия природы (или, как мы бы сейчас сказали, естественные науки), а на третьем этапе выступает философия духа (гуманитарные науки).
История становится у Гегеля не просто набором случайных явлений, но целесообразной и логичной деятельностью духа. История философии – не галерея великих имен, а величавая поступь бога на пути самопознания. История народов, государств, правовых институтов, религиозных идей, форм экономической деятельности и даже история сцепления атомов миллиардолетней давности – совершенно разумны, логичны и направлены на поступательное развитие, апофеозом которого и стала та истина, которую постиг Гегель.
Ну, по крайней мере, он так считал…
В третьей части мы Егор Федорыча где-то похвалим, конечно, но – в целом – нет.
Ниже даны схемы, примерно (элементов в ней в несколько раз больше) описывающие гегелевскую систему. Нужно помнить, что каждый элемент системы включен в борьбу противоположностей – и является как их продуктом (снятием), так и их частью: то есть логика, например, является снятием бытия и сущности в понятии, но сама логика, при этом, снимается в единстве и борьбе с философией природы в философии духа. (Кто это понял, тот молодец, а кто не понял – тот особо не потерял, если честно).
Недавно разгорелся скандальчик из-за того, что одиозная телеведущая Малышева посвятила программу умственно отсталым, назвав их «кретинами» и «дебилами». Это многих возмутило и оскорбило – потому что сами слова, оказывается, являются «оскорбительными».
Что тут можно сказать? Человеческой глупости в этих вопросах, как обычно, нет пределов. Поговорим о данной ситуации в терминах семиотики.
Слово «дебил» происходит от латинского debilis – «слабый» и не означает ничего другого кроме, собственно, слабости и бессилия. Слово кретин является калькой французского слова cretin, которое означало «христианин». То есть оба слова, когда выбирались для медицинских терминов, являлись эвфемизмами, смягчениями. Как назвать умственно отсталого, думали французы? Назовем их христианами, чтобы другие христиане их не обижали и не чморили.
Но прошло время и эти нейтральные слова стали ругательными. Почему же? Наверно, сами слова какие-то некрасивые и ругательные? Да нет же, ёклмн.
Возьмем слово испанское debil или французское debile. Кажется ли кому-то неприятным слово devil – демон? Звучит-то похоже. Или вот cretin. Кажется ли кому-то ругательным французское слово crouton – «сухарик»? Или если вы поедете во французский город Кретей, будет ли это название резать вам слух?
Другие примеры. Возьмите несколько национальных прозвищ, являющихся сокращением от полного этнонима. Звучит ли как-то неприятно, «с расистским душком» именование «норг» (норвежец) или «русак» (русский)? «Вы сказали норг? Что это за нацистские выходки?», «Вы назвали меня русаком? Это же русофобия?» - не же, правда? А вот прозвище «азер», также не являющееся никаким ругательством, для некоторых звучит уже как-то «нехорошо». А «латинос»? Абсолютно нейтральное и легальное – но ведь возникают сомнения, правда? «А они не обидятся?».
Или обозначение национальности по распространенному имени: Почему Фриц или Иван в отношении немца и русского звучат не так же как Абрам или Ахмед в отношении еврея и турка? Вот вы экскурсовод – и говорите знакомому: «вчера вел группу фрицев» и «показывал город группе абрамов». Что звучит посомнительнее?
Или вот есть греческие буквы альфа и омега. Это просто буквы. Но если будет официально принято называть жертв школьной травли «омежками», а их инициаторов – «альфачами», то первое будет звучать «нехорошо», а второе – абсолютно нормально. Не потому что буква альфа лучше буквы омега, а потому что быть жертвой хуже, чем быть агрессором. Не по моему мнению, а по общей негласной установке.
Вряд ли стройненькие девочки обижаются на «фитоняшек». А вот нестройненькие вряд ли радуются, когда их называют «толстушками», «пухлячками» или «жиробасинами». Наверно, дело в самих словах? Или нет?
Итак, что есть слова? Это означающие – то, что выражает значение. А то, значение чего они означают, называются означаемыми.
Так вот вопрос не в том, как означить умственно отсталых – старостильными «дебилами», «кретинами», «слабоумными», «идиотами», «имбецилами» или политкорректными «специальными детьми», «особенными детьми», «солнечными детьми» - означаемое от этого не изменится. Назовите их хоть «ангелами», хоть «гениями», хоть «красавцами» - через 20-30 лет эти слова будут названы сначала «двусмысленными», а потом и «оскорбительными». Не потому что сами слова неправильные, а потому что их значения вызывают негативные коннотации.
Но воевать со словами – это же так просто, правда? «Ты, Малышева, напомнила нам о том, что нам не нравятся эти дети? Ты просто чудовище!».
Мне возразят: «Но каково родителям таких детей слушать подобное? Им же тяжело!». Да, им тяжело – но не потому что слова такие или не такие. «Запретим слова – и им станет легче!»
Серьезно?
Что тут можно сказать? Человеческой глупости в этих вопросах, как обычно, нет пределов. Поговорим о данной ситуации в терминах семиотики.
Слово «дебил» происходит от латинского debilis – «слабый» и не означает ничего другого кроме, собственно, слабости и бессилия. Слово кретин является калькой французского слова cretin, которое означало «христианин». То есть оба слова, когда выбирались для медицинских терминов, являлись эвфемизмами, смягчениями. Как назвать умственно отсталого, думали французы? Назовем их христианами, чтобы другие христиане их не обижали и не чморили.
Но прошло время и эти нейтральные слова стали ругательными. Почему же? Наверно, сами слова какие-то некрасивые и ругательные? Да нет же, ёклмн.
Возьмем слово испанское debil или французское debile. Кажется ли кому-то неприятным слово devil – демон? Звучит-то похоже. Или вот cretin. Кажется ли кому-то ругательным французское слово crouton – «сухарик»? Или если вы поедете во французский город Кретей, будет ли это название резать вам слух?
Другие примеры. Возьмите несколько национальных прозвищ, являющихся сокращением от полного этнонима. Звучит ли как-то неприятно, «с расистским душком» именование «норг» (норвежец) или «русак» (русский)? «Вы сказали норг? Что это за нацистские выходки?», «Вы назвали меня русаком? Это же русофобия?» - не же, правда? А вот прозвище «азер», также не являющееся никаким ругательством, для некоторых звучит уже как-то «нехорошо». А «латинос»? Абсолютно нейтральное и легальное – но ведь возникают сомнения, правда? «А они не обидятся?».
Или обозначение национальности по распространенному имени: Почему Фриц или Иван в отношении немца и русского звучат не так же как Абрам или Ахмед в отношении еврея и турка? Вот вы экскурсовод – и говорите знакомому: «вчера вел группу фрицев» и «показывал город группе абрамов». Что звучит посомнительнее?
Или вот есть греческие буквы альфа и омега. Это просто буквы. Но если будет официально принято называть жертв школьной травли «омежками», а их инициаторов – «альфачами», то первое будет звучать «нехорошо», а второе – абсолютно нормально. Не потому что буква альфа лучше буквы омега, а потому что быть жертвой хуже, чем быть агрессором. Не по моему мнению, а по общей негласной установке.
Вряд ли стройненькие девочки обижаются на «фитоняшек». А вот нестройненькие вряд ли радуются, когда их называют «толстушками», «пухлячками» или «жиробасинами». Наверно, дело в самих словах? Или нет?
Итак, что есть слова? Это означающие – то, что выражает значение. А то, значение чего они означают, называются означаемыми.
Так вот вопрос не в том, как означить умственно отсталых – старостильными «дебилами», «кретинами», «слабоумными», «идиотами», «имбецилами» или политкорректными «специальными детьми», «особенными детьми», «солнечными детьми» - означаемое от этого не изменится. Назовите их хоть «ангелами», хоть «гениями», хоть «красавцами» - через 20-30 лет эти слова будут названы сначала «двусмысленными», а потом и «оскорбительными». Не потому что сами слова неправильные, а потому что их значения вызывают негативные коннотации.
Но воевать со словами – это же так просто, правда? «Ты, Малышева, напомнила нам о том, что нам не нравятся эти дети? Ты просто чудовище!».
Мне возразят: «Но каково родителям таких детей слушать подобное? Им же тяжело!». Да, им тяжело – но не потому что слова такие или не такие. «Запретим слова – и им станет легче!»
Серьезно?
Впандан. Несколько лет назад я со своей знакомой ехал в машине. Она что-то оживленно рассказывала и вдруг осеклась и зависла. Я увидел, что она удивленно всматривается в рекламный билборд. На нем был изображен строящийся дом и подпись: «Это так по-европейски!». Я спросил, что ее так удивило. Она облегченно засмеялась. Оказалось, она сначала прочитала надпись как «Это так по-еврейски!».
Сравним слоганы:
«Это так по-европейски!»
«Это так по-еврейски!»
Почему они так похожи по написанию, но так непохожи по ассоциациям? Наверно, дело в двух буквах.
Именно в них.
Сравним слоганы:
«Это так по-европейски!»
«Это так по-еврейски!»
Почему они так похожи по написанию, но так непохожи по ассоциациям? Наверно, дело в двух буквах.
Именно в них.
Философия с нуля (1)
ВОПРОС
"Здравствуйте, уважаемый админ-философ. С какой литературы посоветуете начать изучать философию, с нуля?
Мой вариант: начать следует с «Логика» Виноградов и «Психология» Теплов. Дальше перейти к «Истории философии», лично мне понравился чешский учебник 1991 года, издательства Мысль. После это взяться за «Введение в науку философии» Семёнов. И потом уже на основе этой базы начинать читать античных философов: Платон, Аристотель, Эпикур, Марк Аврелий итд. Потом философов нового времени: Гоббс, Локк, Спиноза итд. Потом Философов средневековья и философов Востока: Фома Аквинский, Данте, Макиавелли, Омар Хайям, Конфуций итд.
Потом современных философов: Ильенков, Славой Жижек, Деррида, Бодрийяр, Розанов итд.
И только в последнею очередь приступать к сложной для понимания философии 18-19 века: Кант, Гегель итд.
Ваш вариант?
С почтением, от читателя."
ОТВЕТ
Вопрос был приведен в полном виде, поскольку содержал перечисление имен и направлений.
Все зависит от Ваших целей. Если задача – получить удовольствие от чтения «умных» и хорошо пишущих авторов, то список будет один, а если речь идет о более-менее системном, последовательном изучении, то совсем другой. Ваш список находится где-то посредине, тяготея ко второму варианту.
Рассмотрим именно этот второй – предложу свою версию (она может со временем поменяться, так что прошу не воспринимать ее как полную и окончательную). Она ограничивается только Античностью – приводить дальнейший список считаю избыточным, поскольку для людей, интересующихся богословием, он будет один, а для более научно ориентированных – другой.
Вы начали с учебников. Ко всем указанным у меня имеются определенные претензии (кроме «Логики»). Однако если речь идет об изучении с нуля, я бы вообще посоветовал воздержаться от учебников и начинать прямо с философских текстов. Это почему-то многих пугает – «сначала надо подготовиться, подчитать». Не надо, полагаю. Ну, если человек не понимает, чем философия отличается от религии, культурологии и нумизматики, то можно для начала прочесть пару обзорных статеек – чисто для вката. Например, википедию (да-да, почему нет) и статью в энциклопедии. Потратить на это полчаса-час, а потом – в бой. Учебник, как бы он ним был хорош, все же является интерпретацией философии, а не ее бесстрастным изложением. Это же касается и предисловий к текстам философов – их лучше пропускать по двум причинам. Во-первых, они, чаще всего, зануднее позднего Канта, и пока их осилишь, читать тексты уже нет желания. Во-вторых, большинство доступных текстов последний раз издавались в советское время – а там в предисловии карла-марла и прочая дрянь.
Но. Если начали и оказалось сложнее, чем ожидалось, и хочется пропустить ранних авторов – читайте «Западную философию от истоков до наших дней» Реале и Антисери. Там 4 тома – но для начала достаточно первых 4 глав первого тома (до Платона – а Платона уже нужно читать самостоятельно).
ВОПРОС
"Здравствуйте, уважаемый админ-философ. С какой литературы посоветуете начать изучать философию, с нуля?
Мой вариант: начать следует с «Логика» Виноградов и «Психология» Теплов. Дальше перейти к «Истории философии», лично мне понравился чешский учебник 1991 года, издательства Мысль. После это взяться за «Введение в науку философии» Семёнов. И потом уже на основе этой базы начинать читать античных философов: Платон, Аристотель, Эпикур, Марк Аврелий итд. Потом философов нового времени: Гоббс, Локк, Спиноза итд. Потом Философов средневековья и философов Востока: Фома Аквинский, Данте, Макиавелли, Омар Хайям, Конфуций итд.
Потом современных философов: Ильенков, Славой Жижек, Деррида, Бодрийяр, Розанов итд.
И только в последнею очередь приступать к сложной для понимания философии 18-19 века: Кант, Гегель итд.
Ваш вариант?
С почтением, от читателя."
ОТВЕТ
Вопрос был приведен в полном виде, поскольку содержал перечисление имен и направлений.
Все зависит от Ваших целей. Если задача – получить удовольствие от чтения «умных» и хорошо пишущих авторов, то список будет один, а если речь идет о более-менее системном, последовательном изучении, то совсем другой. Ваш список находится где-то посредине, тяготея ко второму варианту.
Рассмотрим именно этот второй – предложу свою версию (она может со временем поменяться, так что прошу не воспринимать ее как полную и окончательную). Она ограничивается только Античностью – приводить дальнейший список считаю избыточным, поскольку для людей, интересующихся богословием, он будет один, а для более научно ориентированных – другой.
Вы начали с учебников. Ко всем указанным у меня имеются определенные претензии (кроме «Логики»). Однако если речь идет об изучении с нуля, я бы вообще посоветовал воздержаться от учебников и начинать прямо с философских текстов. Это почему-то многих пугает – «сначала надо подготовиться, подчитать». Не надо, полагаю. Ну, если человек не понимает, чем философия отличается от религии, культурологии и нумизматики, то можно для начала прочесть пару обзорных статеек – чисто для вката. Например, википедию (да-да, почему нет) и статью в энциклопедии. Потратить на это полчаса-час, а потом – в бой. Учебник, как бы он ним был хорош, все же является интерпретацией философии, а не ее бесстрастным изложением. Это же касается и предисловий к текстам философов – их лучше пропускать по двум причинам. Во-первых, они, чаще всего, зануднее позднего Канта, и пока их осилишь, читать тексты уже нет желания. Во-вторых, большинство доступных текстов последний раз издавались в советское время – а там в предисловии карла-марла и прочая дрянь.
Но. Если начали и оказалось сложнее, чем ожидалось, и хочется пропустить ранних авторов – читайте «Западную философию от истоков до наших дней» Реале и Антисери. Там 4 тома – но для начала достаточно первых 4 глав первого тома (до Платона – а Платона уже нужно читать самостоятельно).
Философия с нуля (2)
Последняя ремарка. Ниже дан список того, с чем обязательно нужно ознакомиться. То есть программа-минимум. Так, в него вошло лишь тринадцать диалогов Платона и лишь несколько текстов Аристотеля. Это не значит, ясно дело, что остальное читать не нужно. Читайте всё, обо всех и отовсюду – я же публикую самый минимум. Потому в список не вошли объективно важные и субъективно любимые мной авторы: Анаксагор, Эмпедокл, Демокрит, Диоген Синопский, Зенон-стоик, Лукреций Кар, Цицерон, Ямвлих, Юлиан Отступник, Дамаский и даже Прокл, не говоря уже о десятках великолепных вспомогательных работ по конкретным именам.
I. Начинать следует с досократиков. Это не очень популярное мнение (обычно советуют начинать с Платона), но, по личному опыту, так усвоение истории философии идет получше. Есть два хороших издания:
1. Фрагменты ранних греческих философов, М, 1989. – Начинайте прямо с Фалеса, с сотой страницы, без изучения представленных в начале теокосмогоний.
2. Маковельский. Досократики, Минск, 1999. – Там к каждому досократику идет большое предисловие. Их читать можно, поскольку книга не советская, а русская –написана в 1914 году. Но не обязательно.
Обязательно следует ознакомиться со следующими именами: Фалес, Анаксимандр, Анаксимен, Пифагор, Гераклит, Ксенофан, Парменид, Зенон.
II. Платон. Диалоги (от простых – к более сложным):
Апология Сократа, Евтифрон, Алкивиад I, Лахет, Хармид, Федон, Пир, Теэтет, Федр, Государство (6 и 7 книги), Тимей, Софист, Парменид (до 157b).
III. Аристотель. Вот тут беда невыразимая. Аристотель на русский переведен очень плохо, так что если читаете по-английски, лучше осилить на нем. Если читаете только по-русски, то делать нечего – скачайте 4х-томник издательства «Мысль» (1976-1983). Читать лучше в таком порядке:
Том 4. Никомахова этика. Большая этика. Политика.
Том 2. (тут логические сочинения, которые особенно ужасны на русском, так что не зависайте на них, но все же разберитесь, о чем они): Категории, Об истолковании, Топика, О софистических опровержениях, Аналитики.
Том 3. Физика.
Том 1. Метафизика. О душе.
IV. Эллинизм
Эпикур. Главные мысли, Эпикур приветствует Менекея.
Эпиктет. Желательно, конечно, прочесть все – но в качестве минимума подойдут тексты по изданию «Римские стоики» (М, 1995) в переводе Черткова.
Марк Аврелий. «Размышления» в переводе Гаврилова не такие гладкие и художественные, как «Наедине с собой» в переводе Роговина, но зато лучше, мне кажется, передают дух этого сочиненеия. Так что советую первый вариант (это разные названия одной и той же книги).
Плотин (в переводе Тараса Сидаша). Пятая и шестая эннеады (полностью), а также трактаты в такой последовательности: III.8, II.4, II.9, I.4, I.5, III.1, III.6, IV.7. Здесь римская цифра означает номер эннеады, а арабская – номер трактата.
На том первоначальное знакомство с античной философией можно приостановить (но не завершить, конечно). Далее, как уже было сказано, можно задержаться на христианской теологии, а можно сразу перейти к Возрождению. Для знакомства с нуля больше подходит второй вариант.
Напоследок еще раз скажу, что это не догма. Устали от жуткого перевода логических сочинений Аристотеля, завязли в позднем Платоне, захотелось мяска – перескакивайте хоть в 19й, хоть в 21й век. Не пошел какой-то автор – почитайте краткое содержание и идите дальше. Философия должна быть в кайф. Главное, не бросайте.
Последняя ремарка. Ниже дан список того, с чем обязательно нужно ознакомиться. То есть программа-минимум. Так, в него вошло лишь тринадцать диалогов Платона и лишь несколько текстов Аристотеля. Это не значит, ясно дело, что остальное читать не нужно. Читайте всё, обо всех и отовсюду – я же публикую самый минимум. Потому в список не вошли объективно важные и субъективно любимые мной авторы: Анаксагор, Эмпедокл, Демокрит, Диоген Синопский, Зенон-стоик, Лукреций Кар, Цицерон, Ямвлих, Юлиан Отступник, Дамаский и даже Прокл, не говоря уже о десятках великолепных вспомогательных работ по конкретным именам.
I. Начинать следует с досократиков. Это не очень популярное мнение (обычно советуют начинать с Платона), но, по личному опыту, так усвоение истории философии идет получше. Есть два хороших издания:
1. Фрагменты ранних греческих философов, М, 1989. – Начинайте прямо с Фалеса, с сотой страницы, без изучения представленных в начале теокосмогоний.
2. Маковельский. Досократики, Минск, 1999. – Там к каждому досократику идет большое предисловие. Их читать можно, поскольку книга не советская, а русская –написана в 1914 году. Но не обязательно.
Обязательно следует ознакомиться со следующими именами: Фалес, Анаксимандр, Анаксимен, Пифагор, Гераклит, Ксенофан, Парменид, Зенон.
II. Платон. Диалоги (от простых – к более сложным):
Апология Сократа, Евтифрон, Алкивиад I, Лахет, Хармид, Федон, Пир, Теэтет, Федр, Государство (6 и 7 книги), Тимей, Софист, Парменид (до 157b).
III. Аристотель. Вот тут беда невыразимая. Аристотель на русский переведен очень плохо, так что если читаете по-английски, лучше осилить на нем. Если читаете только по-русски, то делать нечего – скачайте 4х-томник издательства «Мысль» (1976-1983). Читать лучше в таком порядке:
Том 4. Никомахова этика. Большая этика. Политика.
Том 2. (тут логические сочинения, которые особенно ужасны на русском, так что не зависайте на них, но все же разберитесь, о чем они): Категории, Об истолковании, Топика, О софистических опровержениях, Аналитики.
Том 3. Физика.
Том 1. Метафизика. О душе.
IV. Эллинизм
Эпикур. Главные мысли, Эпикур приветствует Менекея.
Эпиктет. Желательно, конечно, прочесть все – но в качестве минимума подойдут тексты по изданию «Римские стоики» (М, 1995) в переводе Черткова.
Марк Аврелий. «Размышления» в переводе Гаврилова не такие гладкие и художественные, как «Наедине с собой» в переводе Роговина, но зато лучше, мне кажется, передают дух этого сочиненеия. Так что советую первый вариант (это разные названия одной и той же книги).
Плотин (в переводе Тараса Сидаша). Пятая и шестая эннеады (полностью), а также трактаты в такой последовательности: III.8, II.4, II.9, I.4, I.5, III.1, III.6, IV.7. Здесь римская цифра означает номер эннеады, а арабская – номер трактата.
На том первоначальное знакомство с античной философией можно приостановить (но не завершить, конечно). Далее, как уже было сказано, можно задержаться на христианской теологии, а можно сразу перейти к Возрождению. Для знакомства с нуля больше подходит второй вариант.
Напоследок еще раз скажу, что это не догма. Устали от жуткого перевода логических сочинений Аристотеля, завязли в позднем Платоне, захотелось мяска – перескакивайте хоть в 19й, хоть в 21й век. Не пошел какой-то автор – почитайте краткое содержание и идите дальше. Философия должна быть в кайф. Главное, не бросайте.
Гегель. Часть 3.
Критика гегелевской философии (1)
Теперь можно, наконец, подвести итоги и высказать свое отношению к Гегелю. В первой части мы обозрели те задачи, которые Гегель ставил перед собой. Нельзя не отметить, что эти задачи он решил - ну, в смысле, "предложил решение". Об этом была вторая часть. Пройдем по этим задачам в том порядке, который был озвучен выше.
1) Гегель создал историю философию как отдельную отрасль знания. Подробно описывать его концепцию нет возможности, но в целом ее характер, думаю, уже понятен. История философии не есть история философов или история философий – это одна и та же история – одного и того же предмета. История философии не есть галерея гениев или механическая смена учений. Каждое новое имя, каждое новое учение является снятием предыдущих – снятием-сохранением. Новый философ создает свое учение, отталкиваясь от предшественников, но при этом вбирая в себя самое лучшее из их наследия. Таким образом, и философия Гегеля есть продукт диалектического процесса – ведь он вобрал в свою систему все то, что было важно и ценно в философии до него, и при внес личный вклад. Также, еще раз скажем, согласно Гегелю происходит везде: в религии, экономике, праве, прикладных науках и вообще во всем. Новое является отрицанием старого, но все же берет от старого все лучшее. История, таким образом, становится именно историей, а не хронологией, не просто набором частностей, объединенной протяженностью во времени.
2) и 3) Проблема недоступности сущностей и текучести явлений была разрешена созданием диалектического метода, задачей которого и явилось описание закономерностей развития: через смену состояний и открытие внутренних причин изменений открывается сущность явлений.
4) Логическое решение проблемы первоначала – в нахождении противоречий внутри самого первоначало, которое было взято без рационального опосредования и субстанциональной определенности.
5) Проблема интеграции естественнонаучного знания была решена через признание естественной истории нашего мира – но только с добавлением первой ступени развития сущего: да, были все эти атомы и их соединения, но это все был мировой дух, сделавшийся природой.
6) Про этические и политические взгляды Гегеля нужно говорить отдельно, но в целом можно сказать так: проблема разрыва между должным и сущим преодолевалась не через абстрактно-метафизическое кантовское бескорыстие (категорический императив), а через обнаружение диалектической связи между личностью, обществом и государством в каждую конкретную эпоху. Нравственность развивается, так как развивается общество – и наоборот. Потому Гегель не провозглашал последних и окончательных политических и этических идеалов, а скорее рассматривал обе сферы (кто бы мог подумать!) как единые и противоположные.
Ну… Что я по этому поводу думаю. Начну с хорошего.
Есть у меня одна слабость – я испытываю иррациональный пиетет по отношению к масштабным интеллектуальным «продуктам» (пардон за ругательство). Я все понимаю, например, про господина Дугина, но не могу не восхищаться масштабом его трудов. Я понимаю все минусы «Истории античной эстетики» Лосева, но сам объем вызывает благоговение. И, точно также, философия Гегеля кажется мне прекрасной и величественной. Во всех трех случаях поразительны не только ширина и глубина, но и способность к объединению, к синтезу всех частностей в единое целое.
Гегель был столь успешен и популярен именно благодаря полной согласованности всех элементов своего творчества, всех предметов своих интересов. Интересны и содержательны и его логика (она во многих случаях реально работает), и его история философии, и история религии и учение о государстве и праве. Он, несмотря на громоздкость своей системы, всегда оставался достаточно тонким автором – весьма остроумным, если судить по конспектам его лекций. И вообще, он хорошо чувствовал то, о чем пишет. Потому, разумеется, Гегель по праву считается одним из величайших философов – в первую пятерку, по крайней мере, входит точно.
А посему и претензии к нему – по максимальному счету.
Критика гегелевской философии (1)
Теперь можно, наконец, подвести итоги и высказать свое отношению к Гегелю. В первой части мы обозрели те задачи, которые Гегель ставил перед собой. Нельзя не отметить, что эти задачи он решил - ну, в смысле, "предложил решение". Об этом была вторая часть. Пройдем по этим задачам в том порядке, который был озвучен выше.
1) Гегель создал историю философию как отдельную отрасль знания. Подробно описывать его концепцию нет возможности, но в целом ее характер, думаю, уже понятен. История философии не есть история философов или история философий – это одна и та же история – одного и того же предмета. История философии не есть галерея гениев или механическая смена учений. Каждое новое имя, каждое новое учение является снятием предыдущих – снятием-сохранением. Новый философ создает свое учение, отталкиваясь от предшественников, но при этом вбирая в себя самое лучшее из их наследия. Таким образом, и философия Гегеля есть продукт диалектического процесса – ведь он вобрал в свою систему все то, что было важно и ценно в философии до него, и при внес личный вклад. Также, еще раз скажем, согласно Гегелю происходит везде: в религии, экономике, праве, прикладных науках и вообще во всем. Новое является отрицанием старого, но все же берет от старого все лучшее. История, таким образом, становится именно историей, а не хронологией, не просто набором частностей, объединенной протяженностью во времени.
2) и 3) Проблема недоступности сущностей и текучести явлений была разрешена созданием диалектического метода, задачей которого и явилось описание закономерностей развития: через смену состояний и открытие внутренних причин изменений открывается сущность явлений.
4) Логическое решение проблемы первоначала – в нахождении противоречий внутри самого первоначало, которое было взято без рационального опосредования и субстанциональной определенности.
5) Проблема интеграции естественнонаучного знания была решена через признание естественной истории нашего мира – но только с добавлением первой ступени развития сущего: да, были все эти атомы и их соединения, но это все был мировой дух, сделавшийся природой.
6) Про этические и политические взгляды Гегеля нужно говорить отдельно, но в целом можно сказать так: проблема разрыва между должным и сущим преодолевалась не через абстрактно-метафизическое кантовское бескорыстие (категорический императив), а через обнаружение диалектической связи между личностью, обществом и государством в каждую конкретную эпоху. Нравственность развивается, так как развивается общество – и наоборот. Потому Гегель не провозглашал последних и окончательных политических и этических идеалов, а скорее рассматривал обе сферы (кто бы мог подумать!) как единые и противоположные.
Ну… Что я по этому поводу думаю. Начну с хорошего.
Есть у меня одна слабость – я испытываю иррациональный пиетет по отношению к масштабным интеллектуальным «продуктам» (пардон за ругательство). Я все понимаю, например, про господина Дугина, но не могу не восхищаться масштабом его трудов. Я понимаю все минусы «Истории античной эстетики» Лосева, но сам объем вызывает благоговение. И, точно также, философия Гегеля кажется мне прекрасной и величественной. Во всех трех случаях поразительны не только ширина и глубина, но и способность к объединению, к синтезу всех частностей в единое целое.
Гегель был столь успешен и популярен именно благодаря полной согласованности всех элементов своего творчества, всех предметов своих интересов. Интересны и содержательны и его логика (она во многих случаях реально работает), и его история философии, и история религии и учение о государстве и праве. Он, несмотря на громоздкость своей системы, всегда оставался достаточно тонким автором – весьма остроумным, если судить по конспектам его лекций. И вообще, он хорошо чувствовал то, о чем пишет. Потому, разумеется, Гегель по праву считается одним из величайших философов – в первую пятерку, по крайней мере, входит точно.
А посему и претензии к нему – по максимальному счету.
Критика гегелевской философии (2)
Во-первых, он ужасно пишет, и иногда, по моему убеждению, специально. «Наука логики» написана просто кошмарно из-за нагромождения весьма двусмысленных категорий по три на квадратный миллиметр. Да и «Феноменология духа» читается хуже, чем советский производственный роман. Вот лекции, как я уже сказал, очень даже ничо. Там он иронизирует и разъясняет на пальцах. А вот как выглядит вполне типичный текст из «Логики» (получайте удовольствие):
«…Определенное количество, как явствует из предыдущего, имеет свою определенность как границу в численностіі. Оно есть некое внутри себя дискретное, некое «многое», не имеющее такого бытия, которое было бы отлично от его границы и имело бы ее вовне себя. Определенное количество, взятое таким образом со своей границей которая есть некое множественное в самой себе, есть экстенсивная величина.
Следует отличать экстенсивную величину от непрерывной. Первой непосредственно противоположна не дискретная, а интенсивная величина. Экстенсивная и интенсивная величины суть определенности самой количественной границы, определенное же количество тождественно со своей границей. Непрерывная же и дискретная величины суть определения величины в себе, т. е. количества, как такового, поскольку, имея дело с определенным количеством, отвлекаются от границы. — Экстенсивная величина имеет момент непрерывности в самой себе и в своей границе, так как ее «многое» есть вообще непрерывное; постольку граница как отрицание выступает в этом равенстве «многих» как ограничение единства. Непрерывная величина есть продолжающее себя количество безотносительно к какой бы то ни было границе, и, поскольку ее представляют себе с такой границей, последняя есть ограничение вообще, в котором дискретность не положена. Определенное количество, взятое лишь как непрерывная величина, определено для себя еще не истинно, так как в ней отсутствуют «одно», в котором заключается для-себя-определенность, и число. И точно так же дискретная величина есть непосредственно лишь различенное «многое» вообще, которое, поскольку оно, как таковое, должно было бы иметь границу, было бы только множеством, т. е. чем-то неопределенно ограниченным; чтобы оно было определенным квантом, для этого требуется сочетание «многих» воедино, благодаря чему они полагаются тождественными с границей. Каждой — и непрерывной, и дискретной — величиной как определенным количеством вообще положена в ней лишь одна из двух сторон, которыми оно вполне определено и благодаря которым оно дано как число. Число есть непосредственно экстенсивное определенное количество, простая определенность, данная по своему существу как численность, однако численность одной и той же единицы; определенное количество отлично от числа лишь тем, что определенность в числе явно положена как множественность.»
Возможно ли это уразуметь? Да, текст, в принципе, доступный – но оттого не менее дурацкий. Хотя, в сравнении с Кантом, Гегель просто-таки Набоков.
Во-первых, он ужасно пишет, и иногда, по моему убеждению, специально. «Наука логики» написана просто кошмарно из-за нагромождения весьма двусмысленных категорий по три на квадратный миллиметр. Да и «Феноменология духа» читается хуже, чем советский производственный роман. Вот лекции, как я уже сказал, очень даже ничо. Там он иронизирует и разъясняет на пальцах. А вот как выглядит вполне типичный текст из «Логики» (получайте удовольствие):
«…Определенное количество, как явствует из предыдущего, имеет свою определенность как границу в численностіі. Оно есть некое внутри себя дискретное, некое «многое», не имеющее такого бытия, которое было бы отлично от его границы и имело бы ее вовне себя. Определенное количество, взятое таким образом со своей границей которая есть некое множественное в самой себе, есть экстенсивная величина.
Следует отличать экстенсивную величину от непрерывной. Первой непосредственно противоположна не дискретная, а интенсивная величина. Экстенсивная и интенсивная величины суть определенности самой количественной границы, определенное же количество тождественно со своей границей. Непрерывная же и дискретная величины суть определения величины в себе, т. е. количества, как такового, поскольку, имея дело с определенным количеством, отвлекаются от границы. — Экстенсивная величина имеет момент непрерывности в самой себе и в своей границе, так как ее «многое» есть вообще непрерывное; постольку граница как отрицание выступает в этом равенстве «многих» как ограничение единства. Непрерывная величина есть продолжающее себя количество безотносительно к какой бы то ни было границе, и, поскольку ее представляют себе с такой границей, последняя есть ограничение вообще, в котором дискретность не положена. Определенное количество, взятое лишь как непрерывная величина, определено для себя еще не истинно, так как в ней отсутствуют «одно», в котором заключается для-себя-определенность, и число. И точно так же дискретная величина есть непосредственно лишь различенное «многое» вообще, которое, поскольку оно, как таковое, должно было бы иметь границу, было бы только множеством, т. е. чем-то неопределенно ограниченным; чтобы оно было определенным квантом, для этого требуется сочетание «многих» воедино, благодаря чему они полагаются тождественными с границей. Каждой — и непрерывной, и дискретной — величиной как определенным количеством вообще положена в ней лишь одна из двух сторон, которыми оно вполне определено и благодаря которым оно дано как число. Число есть непосредственно экстенсивное определенное количество, простая определенность, данная по своему существу как численность, однако численность одной и той же единицы; определенное количество отлично от числа лишь тем, что определенность в числе явно положена как множественность.»
Возможно ли это уразуметь? Да, текст, в принципе, доступный – но оттого не менее дурацкий. Хотя, в сравнении с Кантом, Гегель просто-таки Набоков.
Чем плохи такие вот выкрутасы? Отнюдь не тем, что читать трудно. О, нет. Дело куда хуже. Чем сложнее учение (даже если оно вполне понятное – как ваш покорный слуга показал во второй части), тем большую ценность оно приобретает для того, кто с ним познакомился. Читатель затрачивает огромное количество усилий для понимания якобы сложного учения – а потому оно становится для него субъективно значимым. «Я Гегеля понял!». Кстати, тот же прием использует и вышеупомянутый А.Г. Дугин:
«Восстановление изначальных онтологических пропорций через мысль, определяет инициатический, сакральный, ритуальный, телеологический и сотериологический характер гносеологии традиционного общества.»
На понимание всего этого уходит много ресурсов. Входной билет в учение повышается – и читателю уже нелегко признаться себе в том, что он сильно переплатил.
Гегель не не может говорить с читателем нормальным языком – он не хочет этого. Да, не всем философам Всевышний даровал литературный талант, но по текстам видно, что Гегель нередко просто выеживается – что тоже нормально (все пишущие понтуются в меру амбиций и вкуса), но в меру. Вот, например, маленький (слава Богу!) кусок, в котором он разъясняет понятие умысла в разделе о морали:
«Поскольку поступок касается непосредственно наличного бытия, постольку принадлежащее мне в том смысле формально, что внешнее наличное бытие самостоятельно также и в отношении субъекта. Эта внешность может извратить поступок субъекта и обнаружить нечто другое, чем то, что в этом поступке заключалось. Хотя все изменения как таковые, поскольку они положены деятельностью субъекта, являются его делом, однако из-за одного этого он еще не признает их своим поступком, но признает своей виной только то наличное бытие в действии, которое заключалось в его знании и воле, только то, что было его умыслом, было ему принадлежащим.»
Нахера? Почему не написать нормально? Например, так: «Поступок всегда имеет две стороны: субъекта (того, кто его совершает) и объект (то, на что он направлен – то есть, в конечном итоге, внешний мир). Поступок как моральное действие зависит, конечно, от нашей воли. Но мы не можем просчитать все последствия поступка, а потому наши благие действия могут обернуться вредом, а дурные – пользой. Человек не может нести ответственность за всё произошедшее вследствие своих поступков, но несет ее за само действие, за свои мотивы и за те средства, которые он использует. Человек не властен над миром, но властен над самим собой – и оценка его вины требует исследования именно его умысла.»
Понятно, что претензия к качеству изложения – формальная, а не содержательная. Но и с содержанием не все так ладно, как хотели бы истые гегельянцы. Да и сама нечитабельная форма не случайна – и причина этому – одна серьезная проблема немецкого национального характера (той эпохи).
«Восстановление изначальных онтологических пропорций через мысль, определяет инициатический, сакральный, ритуальный, телеологический и сотериологический характер гносеологии традиционного общества.»
На понимание всего этого уходит много ресурсов. Входной билет в учение повышается – и читателю уже нелегко признаться себе в том, что он сильно переплатил.
Гегель не не может говорить с читателем нормальным языком – он не хочет этого. Да, не всем философам Всевышний даровал литературный талант, но по текстам видно, что Гегель нередко просто выеживается – что тоже нормально (все пишущие понтуются в меру амбиций и вкуса), но в меру. Вот, например, маленький (слава Богу!) кусок, в котором он разъясняет понятие умысла в разделе о морали:
«Поскольку поступок касается непосредственно наличного бытия, постольку принадлежащее мне в том смысле формально, что внешнее наличное бытие самостоятельно также и в отношении субъекта. Эта внешность может извратить поступок субъекта и обнаружить нечто другое, чем то, что в этом поступке заключалось. Хотя все изменения как таковые, поскольку они положены деятельностью субъекта, являются его делом, однако из-за одного этого он еще не признает их своим поступком, но признает своей виной только то наличное бытие в действии, которое заключалось в его знании и воле, только то, что было его умыслом, было ему принадлежащим.»
Нахера? Почему не написать нормально? Например, так: «Поступок всегда имеет две стороны: субъекта (того, кто его совершает) и объект (то, на что он направлен – то есть, в конечном итоге, внешний мир). Поступок как моральное действие зависит, конечно, от нашей воли. Но мы не можем просчитать все последствия поступка, а потому наши благие действия могут обернуться вредом, а дурные – пользой. Человек не может нести ответственность за всё произошедшее вследствие своих поступков, но несет ее за само действие, за свои мотивы и за те средства, которые он использует. Человек не властен над миром, но властен над самим собой – и оценка его вины требует исследования именно его умысла.»
Понятно, что претензия к качеству изложения – формальная, а не содержательная. Но и с содержанием не все так ладно, как хотели бы истые гегельянцы. Да и сама нечитабельная форма не случайна – и причина этому – одна серьезная проблема немецкого национального характера (той эпохи).
ВОПРОС
Здравствуйте, Максим
Меня зовут Глеб. Вопрос у меня такого характера: Что есть искусство? Какая задача перед ним стоит?
(Ваше видение, плюс кратенький обзор от философов-предшественников)
Современный попсовый взгляд - это самовыражение (в лучшем случае для самопознания, в иных "я так вижу"). У Платона, общепризнанный любимец Сократ заявляет что искусство служит благу, причём не косвенно, а конкретно (я на данный момент дочитываю "Горгий"). У Ницше это выражение духа, без оглядки на соседей (насколько я понял читая "Заратустру"), но "писанное кровью".
ОТВЕТ
От «кратенького» обзора воздержусь, поскольку выйдет он совсем не кратеньким. Тем более что частично Вы уже сами сделали этот обзор. Можете взять учебники по эстетике Борева и Бычкова – они вполне информативные.
Теперь конкретно по вопросам.
1. Искусство есть противоположность естеству. Естество – то, что создано природой. Искусство – то, что создано человеком. Под искусством в таком расширенном смысле подпадают не только «изящные искусства» (живопись, поэзия и прочие), но и ремесла («искусный мастер») и вообще вся культура (все рукотворное) от палок-копалок до генной инженерии и Варкрафта. Это изначальный смысл слова, сохраняющийся во всех европейских языках: потому греческое τέχνη и латинское ars означают и искусство, и мастерство; потому французское d'œuvre означает «работу», а chef-d'œuvre (шедевр) – это буквально «главная работа».
В ходе истории ремесло и искусство в нашем смысле сильно разошлись (хотя и не фатально). Под первым мы понимаем то, что приносит реальную пользу, что не свободно и не ценно само по себе. Под вторым – то, что, напротив, не утилитарно. Но на самом деле разделить их не так просто. Формально какой-нибудь говносериал с канала «Россия» может считаться искусством, а гениальный рекламный ролик таковым не считается. Или старинные иконы – они были сделаны для чисто утилитарных целей, а потом заявились искусствоведы и объявили, что теперь эти иконы являются предметом искусства. Я уж молчу про бесконечные споры о том, что искусство, а что нет.
Одно из популярных мнений состоит в том, что искусство есть то, в чем у нас нет чувственной заинтересованности. Например, нам нравится натюрморт не потому что мы хотим схрючить изображенное на нем, а – ну просто нравится он нам и сделан мастерски (чтобы это не означало). Но такой критерий разделения ремесла и искусства также не вполне работает. Во-первых, если у кого-то потечет слюна при виде натюрморта, то последний от этого не перестанет быть предметом искусства (или не быть, если он ни о чем). Во-вторых, заинтересованность у нас вполне может быть – мало ли для чего мы смотрим на нечто красивое? Хотим поднять себе настроение – чем не утилитарный мотив?
Давать определение искусству или приводить имеющиеся смысла нет – но значимо то, что оно чувственным образом воздействует на сверхчувственное. Как-то так.
2. Теперь о том, какая задача стоит перед искусством. Сама формулировка намекает на то, что есть искусство, а есть некая задача, которая перед ним стоит. Но задача, чтобы стоять, должна быть поставлена. Она не сама собой поставилась, а кем-то. Значит, мы должны признать некую разумную инстанцию, которая могла бы ставить задачи искусству. Варианта всего два: либо это Бог, либо человек (человек в целом, человек как вид). Очевидно, что это не второе – потому что человечество никого не уполномочивало ставить искусству задачи. А даже если бы и да – мы с Вами об этом бы знали. Значит, никакой общечеловеческой задачи у искусства нет.
Остается Бог. В принципе, в религиозных учениях вопросы искусства довольно детально разработаны. Но есть две проблемы. Во-первых, а какая теория искусства верна, если религий много? Во-вторых, а вдруг Бога нет?
Здравствуйте, Максим
Меня зовут Глеб. Вопрос у меня такого характера: Что есть искусство? Какая задача перед ним стоит?
(Ваше видение, плюс кратенький обзор от философов-предшественников)
Современный попсовый взгляд - это самовыражение (в лучшем случае для самопознания, в иных "я так вижу"). У Платона, общепризнанный любимец Сократ заявляет что искусство служит благу, причём не косвенно, а конкретно (я на данный момент дочитываю "Горгий"). У Ницше это выражение духа, без оглядки на соседей (насколько я понял читая "Заратустру"), но "писанное кровью".
ОТВЕТ
От «кратенького» обзора воздержусь, поскольку выйдет он совсем не кратеньким. Тем более что частично Вы уже сами сделали этот обзор. Можете взять учебники по эстетике Борева и Бычкова – они вполне информативные.
Теперь конкретно по вопросам.
1. Искусство есть противоположность естеству. Естество – то, что создано природой. Искусство – то, что создано человеком. Под искусством в таком расширенном смысле подпадают не только «изящные искусства» (живопись, поэзия и прочие), но и ремесла («искусный мастер») и вообще вся культура (все рукотворное) от палок-копалок до генной инженерии и Варкрафта. Это изначальный смысл слова, сохраняющийся во всех европейских языках: потому греческое τέχνη и латинское ars означают и искусство, и мастерство; потому французское d'œuvre означает «работу», а chef-d'œuvre (шедевр) – это буквально «главная работа».
В ходе истории ремесло и искусство в нашем смысле сильно разошлись (хотя и не фатально). Под первым мы понимаем то, что приносит реальную пользу, что не свободно и не ценно само по себе. Под вторым – то, что, напротив, не утилитарно. Но на самом деле разделить их не так просто. Формально какой-нибудь говносериал с канала «Россия» может считаться искусством, а гениальный рекламный ролик таковым не считается. Или старинные иконы – они были сделаны для чисто утилитарных целей, а потом заявились искусствоведы и объявили, что теперь эти иконы являются предметом искусства. Я уж молчу про бесконечные споры о том, что искусство, а что нет.
Одно из популярных мнений состоит в том, что искусство есть то, в чем у нас нет чувственной заинтересованности. Например, нам нравится натюрморт не потому что мы хотим схрючить изображенное на нем, а – ну просто нравится он нам и сделан мастерски (чтобы это не означало). Но такой критерий разделения ремесла и искусства также не вполне работает. Во-первых, если у кого-то потечет слюна при виде натюрморта, то последний от этого не перестанет быть предметом искусства (или не быть, если он ни о чем). Во-вторых, заинтересованность у нас вполне может быть – мало ли для чего мы смотрим на нечто красивое? Хотим поднять себе настроение – чем не утилитарный мотив?
Давать определение искусству или приводить имеющиеся смысла нет – но значимо то, что оно чувственным образом воздействует на сверхчувственное. Как-то так.
2. Теперь о том, какая задача стоит перед искусством. Сама формулировка намекает на то, что есть искусство, а есть некая задача, которая перед ним стоит. Но задача, чтобы стоять, должна быть поставлена. Она не сама собой поставилась, а кем-то. Значит, мы должны признать некую разумную инстанцию, которая могла бы ставить задачи искусству. Варианта всего два: либо это Бог, либо человек (человек в целом, человек как вид). Очевидно, что это не второе – потому что человечество никого не уполномочивало ставить искусству задачи. А даже если бы и да – мы с Вами об этом бы знали. Значит, никакой общечеловеческой задачи у искусства нет.
Остается Бог. В принципе, в религиозных учениях вопросы искусства довольно детально разработаны. Но есть две проблемы. Во-первых, а какая теория искусства верна, если религий много? Во-вторых, а вдруг Бога нет?
Если же признать, что никакой общей задачи перед искусством ни Бог, ни род хомо сапиенс не ставил, то останется только предположить, что «у каждого свое мнение». Но в этом случае, если нет истины, а есть мнение – о задаче речь идти не может. То есть задачи перед искусством не стоит, поскольку нет субъекта – нет задающего задачи (или он есть и он Бог, но тогда это вопрос веры).
Далее, нельзя ставить задачу искусству – можно ставить ее только человеку, его производящему. Я не цепляюсь к формулировкам – но только уточняю их, чтобы мы не совершали логических ошибок.
Как мы понимаем, чаще всего задачи людям искусства ставило государство. Ну, скрестим пальцы, что эти времена прошли и не вернутся. Хотя, судя по тому, что сейчас происходит на Западе…
Теперь про мое видение – раз уж Вы спросили. Нам от природы дано гораздо больше, чем нужно для выживания. Потому мы не только обустроили собственную жизнь, отринув поганое естество, так называемую «природу» (так как не захотели жить в землянках, бегать за едой по лесам группами по двадцать человек и дохнуть от старости в тридцать) – но и стали создавать нечто избыточное, духовное. Не может же самый совершенный инструмент во вселенной (наш разум) заниматься только «жизнью» – надо ж его для дела использовать: создавать литературу, сочинять музыку, снимать кино, придумывать театр.
Зачем это нам? Да иначе жить скучно. Вот и развлекаем себя. И Бога – ему же интересно то, что мы делаем. Он, а точнее, Они (Боги) нам в этом даже иногда помогают.
Я лишь предполагаю, что оно так. Пруфы предоставить не могу.
Далее, нельзя ставить задачу искусству – можно ставить ее только человеку, его производящему. Я не цепляюсь к формулировкам – но только уточняю их, чтобы мы не совершали логических ошибок.
Как мы понимаем, чаще всего задачи людям искусства ставило государство. Ну, скрестим пальцы, что эти времена прошли и не вернутся. Хотя, судя по тому, что сейчас происходит на Западе…
Теперь про мое видение – раз уж Вы спросили. Нам от природы дано гораздо больше, чем нужно для выживания. Потому мы не только обустроили собственную жизнь, отринув поганое естество, так называемую «природу» (так как не захотели жить в землянках, бегать за едой по лесам группами по двадцать человек и дохнуть от старости в тридцать) – но и стали создавать нечто избыточное, духовное. Не может же самый совершенный инструмент во вселенной (наш разум) заниматься только «жизнью» – надо ж его для дела использовать: создавать литературу, сочинять музыку, снимать кино, придумывать театр.
Зачем это нам? Да иначе жить скучно. Вот и развлекаем себя. И Бога – ему же интересно то, что мы делаем. Он, а точнее, Они (Боги) нам в этом даже иногда помогают.
Я лишь предполагаю, что оно так. Пруфы предоставить не могу.