Маргиналия к Брюсову
«Андроновы жили в лучшей части города, и Латыгину пришлось пройти порядочное расстояние, пока он дошел до пышного подъезда их особняка. Как всегда, последовала тягостная сцена в вестибюле, где важный швейцар прислуживал музыканту как бы нехотя и умел в свою выученную почтительность вложить все свое пренебрежение к учителю в потертом пальто. Небрежно, не положив, а "ткнув" шляпу "Моцарта" на полку, швейцар заложил руки за спину и произнес шепотом, в котором ощущалась затаенная насмешка:
- Барыня сказали вам сначала пройти к ним-с, в гостиную.
- А, хорошо.
Латыгин больно почувствовал это "сказали": лакей все же не отважился произнести: "приказали", но и не хотел говорить: "просили".»
Повесть «Моцарт».
События повести Брюсова происходят в 1916м году, еще в Российской империи. Уже несколько лет спустя герой не смог бы сходу различить сказали, приказали и просили – не только потому, что в революционном ужасе исчезли и швейцары, и особняки, но и потому что аристократический русский язык сменился канцелярским советским волапюком. Заметим, что ни швейцар, ни музыкант не принадлежат к высшему слою общества, но оба понимают разницу между тремя этими глаголами. Казалось бы, что тут такого – мы ведь тоже понимаем, что попросить, приказать и сказать суть не одно и то же. Дело в другом: швейцар прекрасно понимал, что хочет сказать музыканту – и, более того, хотел, чтобы тот его понял. А музыкант его понял. Моментально.
В этом суть языка: он не может быть индивидуальным, он требует, чтобы его понимали и говорящий, и слушающий. В обществе, где уничтожены ранги, язык неизбежно деградирует, потому что в обиходе остаются слова из самого низкого и наиболее общедоступного регистра. Потому после Французской революции победившее масонство сразу принялось за реформу языка, в рамках которой отменялось обращение на «вы». Для этого они даже вводили специальные декреты (см. книгу «Революционный невроз»). Разумеется, сами масоны прекрасно различали ранги (градусы) внутри своей группы, но для всех остальных ввели уравниловку. Тем самым они и упрощали жизнь низов, которым (теперь) не нужно было напрягать извилины чтобы понять, кто перед ними, и дополнительно унижали (еще недавно) высшие слои.
Но такие упрощения выполняют и иную, куда более важную задачу. Дело в том, что грубым (или некогда тонким, но искусственно огрубленным) культурам все нюансы, оттенки и полутона, которые в нормальных иерархических обществах доступны даже провинциальным швейцарам, кажутся нереально сложными. Это ж, мол, сколько нужно напрягаться, чтобы в итоге научиться понимать все эти великосветские кандибоберы. Зачем так заморачиваться, зачем вслушиваться в каждое слово, зачем ломать голову – надо говорить просто и прямо! Вот в этом главная ошибка – тонкости языка облегчают понимание, а не затрудняют его. Вот у Брюсова музыкант Латыгин сразу понял не только то, что его оскорбляет швейцар, но и то, что разговор с барыней предстоит неприятный. А если бы он не умел отличить те три глагола, он бы не знал, чего ожидать. А если бы имелось не три, а тридцать три глагола, то он мог бы знать не только предмет, но и исход диалога.
Выучить все это разнообразие не представляет никакого труда – равно как мы можем многое понять об отправителе электронного письма (и предугадать его содержание) уже по обращению. Если к человеку обращаются «Добрый день.», то это не тоже самое как если бы ему написали «Викентий Варфоломеевич, здравствуйте!». И «С уважением» – это не тоже самое, что «Искренне Ваш». Короче говоря, все эти месседжи распознаются моментально, если только знать об их существовании – в этом и заключается богатство языка. Притом смысл этого самого богатства тоже нужно понимать не только как его широту, но и как его высоту: в развитой культуре не просто много слов – в ней много уровней, рангов, регистров речи.
«Андроновы жили в лучшей части города, и Латыгину пришлось пройти порядочное расстояние, пока он дошел до пышного подъезда их особняка. Как всегда, последовала тягостная сцена в вестибюле, где важный швейцар прислуживал музыканту как бы нехотя и умел в свою выученную почтительность вложить все свое пренебрежение к учителю в потертом пальто. Небрежно, не положив, а "ткнув" шляпу "Моцарта" на полку, швейцар заложил руки за спину и произнес шепотом, в котором ощущалась затаенная насмешка:
- Барыня сказали вам сначала пройти к ним-с, в гостиную.
- А, хорошо.
Латыгин больно почувствовал это "сказали": лакей все же не отважился произнести: "приказали", но и не хотел говорить: "просили".»
Повесть «Моцарт».
События повести Брюсова происходят в 1916м году, еще в Российской империи. Уже несколько лет спустя герой не смог бы сходу различить сказали, приказали и просили – не только потому, что в революционном ужасе исчезли и швейцары, и особняки, но и потому что аристократический русский язык сменился канцелярским советским волапюком. Заметим, что ни швейцар, ни музыкант не принадлежат к высшему слою общества, но оба понимают разницу между тремя этими глаголами. Казалось бы, что тут такого – мы ведь тоже понимаем, что попросить, приказать и сказать суть не одно и то же. Дело в другом: швейцар прекрасно понимал, что хочет сказать музыканту – и, более того, хотел, чтобы тот его понял. А музыкант его понял. Моментально.
В этом суть языка: он не может быть индивидуальным, он требует, чтобы его понимали и говорящий, и слушающий. В обществе, где уничтожены ранги, язык неизбежно деградирует, потому что в обиходе остаются слова из самого низкого и наиболее общедоступного регистра. Потому после Французской революции победившее масонство сразу принялось за реформу языка, в рамках которой отменялось обращение на «вы». Для этого они даже вводили специальные декреты (см. книгу «Революционный невроз»). Разумеется, сами масоны прекрасно различали ранги (градусы) внутри своей группы, но для всех остальных ввели уравниловку. Тем самым они и упрощали жизнь низов, которым (теперь) не нужно было напрягать извилины чтобы понять, кто перед ними, и дополнительно унижали (еще недавно) высшие слои.
Но такие упрощения выполняют и иную, куда более важную задачу. Дело в том, что грубым (или некогда тонким, но искусственно огрубленным) культурам все нюансы, оттенки и полутона, которые в нормальных иерархических обществах доступны даже провинциальным швейцарам, кажутся нереально сложными. Это ж, мол, сколько нужно напрягаться, чтобы в итоге научиться понимать все эти великосветские кандибоберы. Зачем так заморачиваться, зачем вслушиваться в каждое слово, зачем ломать голову – надо говорить просто и прямо! Вот в этом главная ошибка – тонкости языка облегчают понимание, а не затрудняют его. Вот у Брюсова музыкант Латыгин сразу понял не только то, что его оскорбляет швейцар, но и то, что разговор с барыней предстоит неприятный. А если бы он не умел отличить те три глагола, он бы не знал, чего ожидать. А если бы имелось не три, а тридцать три глагола, то он мог бы знать не только предмет, но и исход диалога.
Выучить все это разнообразие не представляет никакого труда – равно как мы можем многое понять об отправителе электронного письма (и предугадать его содержание) уже по обращению. Если к человеку обращаются «Добрый день.», то это не тоже самое как если бы ему написали «Викентий Варфоломеевич, здравствуйте!». И «С уважением» – это не тоже самое, что «Искренне Ваш». Короче говоря, все эти месседжи распознаются моментально, если только знать об их существовании – в этом и заключается богатство языка. Притом смысл этого самого богатства тоже нужно понимать не только как его широту, но и как его высоту: в развитой культуре не просто много слов – в ней много уровней, рангов, регистров речи.
Потому упрощение языка ведет не к упрощению понимания, а к затруднению. Если одним словом могут быть обозначены десятки вещей, то именно такое слово будет сводить население с ума. Выучить тридцать слов с похожим значением – легко, а вот понять одно слово с тридцатью значениями – невозможно (точнее, возможно, но именно тут нужно по-настоящему напрягаться – как, скажем, в случае Эллочки Щукиной с ее «хо-хо»).
В этом смысл социалистического новояза: лишить население понимания смысла слов. И чем их меньше, чем проще держать народ в напряжении. Постепенно такой народ приучается думать по-минимуму, а нервничать – по-максимуму.
Возьмем лозунг «Пятилетку в четыре года» и переведем с советского на русский: страна с плановой экономикой принимает пятилетний экономический план, который на самом деле является четырехлетним планом. Почему тогда сразу не принять четырехлетний? Или оставить пятилетний? Нет, так нельзя: советская власть нарушает не только законы логики, но и законы математики, потому что объявляет, что по их плану 5=4. Цель очевидна: рабочий человек не должен понимать, как ему работать – как надо или как очень надо. В этом план – в нарушении плана. Бессмысленность социалистического новояза отлично показана в «Собачьем сердце»:
«– Контрреволюционные вещи вы говорите, Филипп Филиппович, – шутливо заметил тяпнутый, – не дай бог вас кто-нибудь услышит.
– Ничего опасного, – с жаром возразил Филипп Филиппович. – Никакой контрреволюции. Кстати, вот еще слово, которое я совершенно не выношу. Абсолютно неизвестно – что под ним скрывается? Черт его знает!»
Подневольному населению социалистической сатрапии должно жить именно так: ничего не понимать и постоянно переживать. Так что новояз – не грубая культурная политика, а тонкая социальная технология.
----
Патроны-Метафизики Tanshe, Алексей Деркачёв, Gaming Score, Дарья Москаленко, Иван Иванов, Alexma, Никита Гироскоп, Иван, Timofey Chernyshov, Sergey Donskoy, Vladislav, Александр Черевков, masha maltseva, История России, Denis Evdokimov, Ravil Bildanov, Константин Викторов, Быть – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Fabulous Bill, Randolf, Beresklet, Жан Бубенцов, Семён Попов, Иван Зотов, Рустам Кашапов, kapitanKukan, Alexander, священник Василий Корда – вам особое почтение и благодарность! Хочу выразить искреннюю признательность Fabulous Bill’у, чей донат превзошел требуемую сумму.
В этом смысл социалистического новояза: лишить население понимания смысла слов. И чем их меньше, чем проще держать народ в напряжении. Постепенно такой народ приучается думать по-минимуму, а нервничать – по-максимуму.
Возьмем лозунг «Пятилетку в четыре года» и переведем с советского на русский: страна с плановой экономикой принимает пятилетний экономический план, который на самом деле является четырехлетним планом. Почему тогда сразу не принять четырехлетний? Или оставить пятилетний? Нет, так нельзя: советская власть нарушает не только законы логики, но и законы математики, потому что объявляет, что по их плану 5=4. Цель очевидна: рабочий человек не должен понимать, как ему работать – как надо или как очень надо. В этом план – в нарушении плана. Бессмысленность социалистического новояза отлично показана в «Собачьем сердце»:
«– Контрреволюционные вещи вы говорите, Филипп Филиппович, – шутливо заметил тяпнутый, – не дай бог вас кто-нибудь услышит.
– Ничего опасного, – с жаром возразил Филипп Филиппович. – Никакой контрреволюции. Кстати, вот еще слово, которое я совершенно не выношу. Абсолютно неизвестно – что под ним скрывается? Черт его знает!»
Подневольному населению социалистической сатрапии должно жить именно так: ничего не понимать и постоянно переживать. Так что новояз – не грубая культурная политика, а тонкая социальная технология.
----
Патроны-Метафизики Tanshe, Алексей Деркачёв, Gaming Score, Дарья Москаленко, Иван Иванов, Alexma, Никита Гироскоп, Иван, Timofey Chernyshov, Sergey Donskoy, Vladislav, Александр Черевков, masha maltseva, История России, Denis Evdokimov, Ravil Bildanov, Константин Викторов, Быть – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Fabulous Bill, Randolf, Beresklet, Жан Бубенцов, Семён Попов, Иван Зотов, Рустам Кашапов, kapitanKukan, Alexander, священник Василий Корда – вам особое почтение и благодарность! Хочу выразить искреннюю признательность Fabulous Bill’у, чей донат превзошел требуемую сумму.
На этой неделе опубликовал большую работу «Системы античной аретологии: этика Аристотеля, Эпикура и Эпиктета» на 120 000 знаков (около 18 000 слов). В ней вы можете прочесть о том
- почему античный гедонизм пришел в тупик (спойлер: не из-за своей «аморальности», а из-за несовместимости с человеческой природой);
- почему человек – двойственное существо;
- почему для Аристотеля порочность несовместима с счастьем, а власть и богатство – совместимы;
- как Аристотель-педагог погубил Аристотеля-моралиста;
- почему Эпикур – антипод гедониста и предшественник новоевропейской картины мира;
- к чему реально призывали стоики;
- почему современная популярность стоицизма несколько комична;
- как забвение категорий этики мешает нам рационально мыслить.
Подписывайтесь на мою страничку (варианты – в описании канала) и читайте этот материал (доступный для участников двух высших тиров – Метафизиков и Теургов) и еще 98 (!) других. На этой неделе у меня был полуюбилей – и своим участием вы сделаете мне отличный подарок. А я не премину отметить вас также, как и других патронов (которых с каждой неделей становится все больше):
Патроны-Метафизики Boris, Алексей Деркачёв, Константин Викторов, Sergey Donskoy, Никита Гироскоп, masha maltseva, Tanshe, Gaming Score, История России, Denis Evdokimov, Дарья Москаленко, Тимофей Чернышов, Иван, Александр Черевков, Vladislav, Alexma, Быть, Иван Иванов, Ravil Bildanov – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Philellin7, Alexander, Жан Бубенцов, священник Василий Корда, Иван Зотов, kapitanKukan, Randolf, Fabulous Bill, Beresklet, Рустам Кашапов, Семён Попов – вам особое почтение и благодарность!
Во вторник здесь, в канале, будет опубликована маргиналия к К.А. Крылову об аналитической философии – в случае подписки она будет вам доступна уже сейчас.
- почему античный гедонизм пришел в тупик (спойлер: не из-за своей «аморальности», а из-за несовместимости с человеческой природой);
- почему человек – двойственное существо;
- почему для Аристотеля порочность несовместима с счастьем, а власть и богатство – совместимы;
- как Аристотель-педагог погубил Аристотеля-моралиста;
- почему Эпикур – антипод гедониста и предшественник новоевропейской картины мира;
- к чему реально призывали стоики;
- почему современная популярность стоицизма несколько комична;
- как забвение категорий этики мешает нам рационально мыслить.
Подписывайтесь на мою страничку (варианты – в описании канала) и читайте этот материал (доступный для участников двух высших тиров – Метафизиков и Теургов) и еще 98 (!) других. На этой неделе у меня был полуюбилей – и своим участием вы сделаете мне отличный подарок. А я не премину отметить вас также, как и других патронов (которых с каждой неделей становится все больше):
Патроны-Метафизики Boris, Алексей Деркачёв, Константин Викторов, Sergey Donskoy, Никита Гироскоп, masha maltseva, Tanshe, Gaming Score, История России, Denis Evdokimov, Дарья Москаленко, Тимофей Чернышов, Иван, Александр Черевков, Vladislav, Alexma, Быть, Иван Иванов, Ravil Bildanov – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Philellin7, Alexander, Жан Бубенцов, священник Василий Корда, Иван Зотов, kapitanKukan, Randolf, Fabulous Bill, Beresklet, Рустам Кашапов, Семён Попов – вам особое почтение и благодарность!
Во вторник здесь, в канале, будет опубликована маргиналия к К.А. Крылову об аналитической философии – в случае подписки она будет вам доступна уже сейчас.
Маргиналия к Крылову
«Знание англосакса – это знание того, как убить врага или добычу, это базовый конструкт их мышления. "Знать" = "знать, как убить".
"Аналитическая философия" возникла из желания убить философию как таковую - то есть уничтожить европейскую метафизику и европейский же рационализм. Это и не скрывалось: антифилософская природа "аналитической философии" подчёркивалась и декларировалась. "Разоблачим философию как бессмыслицу, как чисто языковый парадокс". Это корень и начало всей "аналитической традиции". И цель её по-прежнему именно эта – уничтожение европейской (континентальной) мысли и замена её эмпиризмом (в варианте бихевиоризма). "Истины не существует, сознания не существует, ничего такого-этакого просто нет".»
Из ответов на вопросы на сайте krylov.cc
Все так, но важно озвучить причины, по которым англосаксы вынуждены были приговорить европейскую философию. Дело в том, что, как окончательно доказал и 19й век, и 20й век, философия является реально работающим идеологическим оружием. Это доказали немецкие идеалисты, Маркс и Ницше. Не то, чтобы европейские народы массово читали этих философов, но влияние на культуру и политику они оказали – и вполне весомое. Понятно, что марксову галиматью раскручивали сами англичане, но они при этом понимали, что такие идеологии являются обоюдоострым оружием. Потому на острове они разработали свою версию социализма (фабианство), суть которого сводится к до боли знакомому (анти-)призыву «надо тихо сидеть и не бузить, а то как бы чего не вышло».
Если говорить предельно схематично, то аналитическая философия – это анти-гегельянство. Гегель доказывал, что все мировая история от атомов и молекул находит свое завершение в Прусской монархии – но при этом Гегель создал историю философии как научную дисциплину. Развязывать этот гордиев узел (история мира подобна истории духа, истории философии и истории Германии) англичанам не хотелось – потому они решили его разрубить: уничтожить саму философию. Потому что немцы себе ее присвоили.
Казалось бы: чего это первая держава мира испугалась выкладок какого-то прусского масона? На самом деле, все было очень серьезно. В те времена с каждым десятилетием общество становилось все более массовым, и кабинетные идеи начинали влиять на политику, потому что помимо церкви и аристократии в европейской политике появился новый игрок – «публика». Если в предыдущие века политика и философия мало пересекались друг с другом (в лучшем случае, философы набивались власть имущим в пресс-секретари), то к 19му веку на авансцену вышли идеи.
Эту перемену не так-то легко осознать нам сегодняшним: нам кажется, что идеи были важны в политике всегда. Это совсем не так. Люди, находящиеся у власти или около власти, чихать хотели на любые идеи, потому что цель власти – власть, а идеология – это ширпотреб для безвластных. И пока политику определяли только аристократы (плюс верхи церкви и бизнеса – но только верхи), идеи оставались уделом полутора инвалидов (интеллигентов) – да и те хотели поскорее занять теплое место на какой-нибудь кафедре, то есть приютиться поближе к кухне.
Так вот – чем больше в политику стала вовлекаться посторонняя публика (та, что не служит и не воюет), тем большее значение стала приобретать идеологическая война. Теперь мало было построить корабли, вооружить армию и запасти пороху. Нет, важно было также убедить свои народы в том, что мы хорошие, а они плохие. Наступала эпоха soft-power, «больших нарративов».
Что сделали немцы? Мало того, что в 19м веке они умудрились сбацать империю и безо всяких колоний провести индустриализацию – так немцы еще и смогли доказать всему миру, что они хорошие. Философия, музыка, литература – во всем этом немцы были лидерами Европы. И хотели стать политическими лидерами – назревала большая война.
«Знание англосакса – это знание того, как убить врага или добычу, это базовый конструкт их мышления. "Знать" = "знать, как убить".
"Аналитическая философия" возникла из желания убить философию как таковую - то есть уничтожить европейскую метафизику и европейский же рационализм. Это и не скрывалось: антифилософская природа "аналитической философии" подчёркивалась и декларировалась. "Разоблачим философию как бессмыслицу, как чисто языковый парадокс". Это корень и начало всей "аналитической традиции". И цель её по-прежнему именно эта – уничтожение европейской (континентальной) мысли и замена её эмпиризмом (в варианте бихевиоризма). "Истины не существует, сознания не существует, ничего такого-этакого просто нет".»
Из ответов на вопросы на сайте krylov.cc
Все так, но важно озвучить причины, по которым англосаксы вынуждены были приговорить европейскую философию. Дело в том, что, как окончательно доказал и 19й век, и 20й век, философия является реально работающим идеологическим оружием. Это доказали немецкие идеалисты, Маркс и Ницше. Не то, чтобы европейские народы массово читали этих философов, но влияние на культуру и политику они оказали – и вполне весомое. Понятно, что марксову галиматью раскручивали сами англичане, но они при этом понимали, что такие идеологии являются обоюдоострым оружием. Потому на острове они разработали свою версию социализма (фабианство), суть которого сводится к до боли знакомому (анти-)призыву «надо тихо сидеть и не бузить, а то как бы чего не вышло».
Если говорить предельно схематично, то аналитическая философия – это анти-гегельянство. Гегель доказывал, что все мировая история от атомов и молекул находит свое завершение в Прусской монархии – но при этом Гегель создал историю философии как научную дисциплину. Развязывать этот гордиев узел (история мира подобна истории духа, истории философии и истории Германии) англичанам не хотелось – потому они решили его разрубить: уничтожить саму философию. Потому что немцы себе ее присвоили.
Казалось бы: чего это первая держава мира испугалась выкладок какого-то прусского масона? На самом деле, все было очень серьезно. В те времена с каждым десятилетием общество становилось все более массовым, и кабинетные идеи начинали влиять на политику, потому что помимо церкви и аристократии в европейской политике появился новый игрок – «публика». Если в предыдущие века политика и философия мало пересекались друг с другом (в лучшем случае, философы набивались власть имущим в пресс-секретари), то к 19му веку на авансцену вышли идеи.
Эту перемену не так-то легко осознать нам сегодняшним: нам кажется, что идеи были важны в политике всегда. Это совсем не так. Люди, находящиеся у власти или около власти, чихать хотели на любые идеи, потому что цель власти – власть, а идеология – это ширпотреб для безвластных. И пока политику определяли только аристократы (плюс верхи церкви и бизнеса – но только верхи), идеи оставались уделом полутора инвалидов (интеллигентов) – да и те хотели поскорее занять теплое место на какой-нибудь кафедре, то есть приютиться поближе к кухне.
Так вот – чем больше в политику стала вовлекаться посторонняя публика (та, что не служит и не воюет), тем большее значение стала приобретать идеологическая война. Теперь мало было построить корабли, вооружить армию и запасти пороху. Нет, важно было также убедить свои народы в том, что мы хорошие, а они плохие. Наступала эпоха soft-power, «больших нарративов».
Что сделали немцы? Мало того, что в 19м веке они умудрились сбацать империю и безо всяких колоний провести индустриализацию – так немцы еще и смогли доказать всему миру, что они хорошие. Философия, музыка, литература – во всем этом немцы были лидерами Европы. И хотели стать политическими лидерами – назревала большая война.
Ну и что могли противопоставить немцам – народу Гегеля, Вагнера и Гете – англичане, нация, которая «не умеет в культуру». Ницше, бывший не только германофобом, но и англофобом, весьма точно отразил их ограничения в «По ту сторону добра и зла»:
«Это вовсе не философская раса – эти англичане: Бэкон знаменует собою нападение на философский ум вообще, Гоббс, Юм и Локк – унижение и умаление значения понятия "философ" более чем на целое столетие. Против Юма восстал и поднялся Кант; Локк был тем философом, о котором Шеллинг осмелился сказать:"Je meprise Locke" [Я презираю Локка – М.В.]; в борьбе с англо-механистическим оболваниванием мира действовали заодно Гегель и Шопенгауэр (с Гёте).»
Более того:
«Что шокирует даже в самом гуманном англичанине, так это отсутствие в нем музыки, говоря в переносном (а также и в прямом –) смысле: в движениях его души и тела нет такта и танца, нет даже влечения к такту и танцу, к "музыке". Послушайте, как он говорит, посмотрите, как ходят прелестнейшие англичанки, – ни в одной стране нет более прекрасных голубок и лебедей, – наконец: послушайте, как они поют!»
Если говорить о философии, то англичане прямо (и, может быть, верно) поняли гегелевский посыл: история философии – это история Мирового Духа, достигшего апофеоза в Германии. Что англичане могли противопоставить философии, приватизированной немцами? Джереми Бентама? Джона Стюарта Милля? Герберта Спенсера? Играть в большие нарративы они не могли – потому что сами сидели на пороховой бочке: не будем забывать, что Великобритания – это феодальная страна (и тогда, и сейчас), тогда как Германия уже почти была массовым обществом, спаянной не наследственным правом собственности, а национальном духом, «бурей и натиском», «железом и кровью».
Так возникла аналитическая философия – как следствие интеллектуального поражения англичан в Kulturkampf (заметьте, что немцы понятие культуры прямо связали с борьбой: культура – это то, за что воюют и чем воюют). Ну а после двух проигранных (пусть не немцам, но американцам) мировых войн англичане вместе со всеми европейцами пошли дальше – начали дискредитировать культуру вообще. Почему «современное искусство» походит на что угодно, но только не на искусство? Да потому что искусство способно менять человека, возвышать его и побуждать к поступкам. Например – к войне, к террору и к мятежу. Соответственно, все возвышенное должно было быть изгнано из культуры – символично, что «История западной философии» Рассела (запоздалый и ничтожный ответ Гегелю) была выпущена в 1945 году. «Фаустовская душа», политическая, философская и музыкальная до мозга костей, была приговорена – ведь рожденный летать ползать не хочет. Восторженным летунам, европейцам, пришлось подрезать крылья.
«Это вовсе не философская раса – эти англичане: Бэкон знаменует собою нападение на философский ум вообще, Гоббс, Юм и Локк – унижение и умаление значения понятия "философ" более чем на целое столетие. Против Юма восстал и поднялся Кант; Локк был тем философом, о котором Шеллинг осмелился сказать:"Je meprise Locke" [Я презираю Локка – М.В.]; в борьбе с англо-механистическим оболваниванием мира действовали заодно Гегель и Шопенгауэр (с Гёте).»
Более того:
«Что шокирует даже в самом гуманном англичанине, так это отсутствие в нем музыки, говоря в переносном (а также и в прямом –) смысле: в движениях его души и тела нет такта и танца, нет даже влечения к такту и танцу, к "музыке". Послушайте, как он говорит, посмотрите, как ходят прелестнейшие англичанки, – ни в одной стране нет более прекрасных голубок и лебедей, – наконец: послушайте, как они поют!»
Если говорить о философии, то англичане прямо (и, может быть, верно) поняли гегелевский посыл: история философии – это история Мирового Духа, достигшего апофеоза в Германии. Что англичане могли противопоставить философии, приватизированной немцами? Джереми Бентама? Джона Стюарта Милля? Герберта Спенсера? Играть в большие нарративы они не могли – потому что сами сидели на пороховой бочке: не будем забывать, что Великобритания – это феодальная страна (и тогда, и сейчас), тогда как Германия уже почти была массовым обществом, спаянной не наследственным правом собственности, а национальном духом, «бурей и натиском», «железом и кровью».
Так возникла аналитическая философия – как следствие интеллектуального поражения англичан в Kulturkampf (заметьте, что немцы понятие культуры прямо связали с борьбой: культура – это то, за что воюют и чем воюют). Ну а после двух проигранных (пусть не немцам, но американцам) мировых войн англичане вместе со всеми европейцами пошли дальше – начали дискредитировать культуру вообще. Почему «современное искусство» походит на что угодно, но только не на искусство? Да потому что искусство способно менять человека, возвышать его и побуждать к поступкам. Например – к войне, к террору и к мятежу. Соответственно, все возвышенное должно было быть изгнано из культуры – символично, что «История западной философии» Рассела (запоздалый и ничтожный ответ Гегелю) была выпущена в 1945 году. «Фаустовская душа», политическая, философская и музыкальная до мозга костей, была приговорена – ведь рожденный летать ползать не хочет. Восторженным летунам, европейцам, пришлось подрезать крылья.
О западном расизме
Публикуется с сокращениями
<…> Когда мы смотрим на всю эту бесовщину под названием «борьба с расизмом», включающую вставание на колени, бичевание «институционального расизма», требования вечного покаяния и бесконтрольной миграции, мы невольно проецируем эту повесточку на себя и недоумеваем, как Запад вообще дошел до жизни такой. Со стороны (с нашей стороны) даже может казаться, что политика мультикультурализма и толерантности является аналогом (или последышем) советской и постсоветской национальной политики с обличением «великорусского шовинизма» и «многонациональным народом».
На самом деле, у нас с западными европейцами куда меньше общего, чем это обычно представляется. Различие в том, что на Западе институциональный расизм действительно существует. То, как и для чего левые предлагают с ним бороться, это другой вопрос, но само это явление имеет место. Его суть состоит даже не в том, что черным чего-то и куда-то нельзя, а в том, что для западных людей вопрос расы принципиально важен. Скажу проще и резче: европейцы и американцы – чудовищные расисты.
Их расизм принципиально отличается от нашего – это нужно не только понять, что и прочувствовать (потому что у нас таких чувств нет). Для того, чтобы русский или принадлежащий к русской культуре стал расистом, ему нужно сильно постараться. То есть для этого нужно изучать вопрос, менять образ жизни и мыслей, фильтровать круг общения и постоянно поддерживать себя в экзальтированном состоянии. Ну это тоже самое, что мальчику из приличной семьи стать панком. Надо стилизоваться, надо переделывать себя – насильно перестать мыться, научиться плевать через зубы и материться. Это почти «духовные упражнения». Западному человеку для того, чтобы стать расистом, нужно просто родиться. <…>
Западный расизм не содержит в себе того, что обычно приписывают расизму как таковому, а именно ненависти. Расизм – это не про ненависть. Расизм – про базовое отношение. Ну мы же не ненавидим котиков и песелей – наоборот, мы любим их и умиляемся забавным роликам с ними. Ну вот там нечто похожее.
Если говорить про Америку, то нередко упускается из виду то, что под рабство там было подведено богословское основание – мол, потомкам Яфета (белым) в Библии завещано владеть потомками Хама (черными). Отношение американцев к религии общеизвестно – это нация сектантов, а потому теология рабства была для них столь же обоснованной, как для нас – формулы из учебников по физике. Белый супрематизм, отношение к черным как к братьям меньшим – это американский культурный код.
Да чего там говорить – у них до сих пор действует «правило одной капли крови» (не юридически, но культурно), согласно которому даже один черной предок в любом поколении автоматически делает человека «черным» (даже если внешне он белый). <…>
Нашему человеку этого реально не понять – мы можем испытывать ксенофобские чувства, но именно что можем. А можем не испытывать. На Западе такой опции нет. <…>
--
Патроны-Метафизики Михаил Демьяненко, Alex X, E.Abw, Constantine Kosmynin, Eso Terikwa, Иван Иванов, Быть, Denis Evdokimov, Константин Викторов, masha maltseva, Tanshe, Александр Черевков, Gaming Score, Алексей Деркачёв, Sergey Donskoy, Дарья Москаленко, Ravil Bildanov, История России, Никита Гироскоп, Alexma, Тимофей Чернышов, Boris, Vladislav, Иван – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Иван Зотов, Beresklet, Рустам Кашапов, kapitanKukan, Randolf, Семён Попов, священник Василий Корда, Philellin7, Жан Бубенцов, Fabulous Bill – вам особое почтение и благодарность! Хотелось бы еще раз выразить отдельную признательность уважаемому Alexander’у, чьи ежемесячные донаты особенно щедры.
Нас уже больше 40 человек. Это очень круто.
Публикуется с сокращениями
<…> Когда мы смотрим на всю эту бесовщину под названием «борьба с расизмом», включающую вставание на колени, бичевание «институционального расизма», требования вечного покаяния и бесконтрольной миграции, мы невольно проецируем эту повесточку на себя и недоумеваем, как Запад вообще дошел до жизни такой. Со стороны (с нашей стороны) даже может казаться, что политика мультикультурализма и толерантности является аналогом (или последышем) советской и постсоветской национальной политики с обличением «великорусского шовинизма» и «многонациональным народом».
На самом деле, у нас с западными европейцами куда меньше общего, чем это обычно представляется. Различие в том, что на Западе институциональный расизм действительно существует. То, как и для чего левые предлагают с ним бороться, это другой вопрос, но само это явление имеет место. Его суть состоит даже не в том, что черным чего-то и куда-то нельзя, а в том, что для западных людей вопрос расы принципиально важен. Скажу проще и резче: европейцы и американцы – чудовищные расисты.
Их расизм принципиально отличается от нашего – это нужно не только понять, что и прочувствовать (потому что у нас таких чувств нет). Для того, чтобы русский или принадлежащий к русской культуре стал расистом, ему нужно сильно постараться. То есть для этого нужно изучать вопрос, менять образ жизни и мыслей, фильтровать круг общения и постоянно поддерживать себя в экзальтированном состоянии. Ну это тоже самое, что мальчику из приличной семьи стать панком. Надо стилизоваться, надо переделывать себя – насильно перестать мыться, научиться плевать через зубы и материться. Это почти «духовные упражнения». Западному человеку для того, чтобы стать расистом, нужно просто родиться. <…>
Западный расизм не содержит в себе того, что обычно приписывают расизму как таковому, а именно ненависти. Расизм – это не про ненависть. Расизм – про базовое отношение. Ну мы же не ненавидим котиков и песелей – наоборот, мы любим их и умиляемся забавным роликам с ними. Ну вот там нечто похожее.
Если говорить про Америку, то нередко упускается из виду то, что под рабство там было подведено богословское основание – мол, потомкам Яфета (белым) в Библии завещано владеть потомками Хама (черными). Отношение американцев к религии общеизвестно – это нация сектантов, а потому теология рабства была для них столь же обоснованной, как для нас – формулы из учебников по физике. Белый супрематизм, отношение к черным как к братьям меньшим – это американский культурный код.
Да чего там говорить – у них до сих пор действует «правило одной капли крови» (не юридически, но культурно), согласно которому даже один черной предок в любом поколении автоматически делает человека «черным» (даже если внешне он белый). <…>
Нашему человеку этого реально не понять – мы можем испытывать ксенофобские чувства, но именно что можем. А можем не испытывать. На Западе такой опции нет. <…>
--
Патроны-Метафизики Михаил Демьяненко, Alex X, E.Abw, Constantine Kosmynin, Eso Terikwa, Иван Иванов, Быть, Denis Evdokimov, Константин Викторов, masha maltseva, Tanshe, Александр Черевков, Gaming Score, Алексей Деркачёв, Sergey Donskoy, Дарья Москаленко, Ravil Bildanov, История России, Никита Гироскоп, Alexma, Тимофей Чернышов, Boris, Vladislav, Иван – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Иван Зотов, Beresklet, Рустам Кашапов, kapitanKukan, Randolf, Семён Попов, священник Василий Корда, Philellin7, Жан Бубенцов, Fabulous Bill – вам особое почтение и благодарность! Хотелось бы еще раз выразить отдельную признательность уважаемому Alexander’у, чьи ежемесячные донаты особенно щедры.
Нас уже больше 40 человек. Это очень круто.
Опубликовал здесь и здесь лонгрид о старом споре насчет «пути России». Ниже – выдержки из текста, доступного патронам 2-4 уровней. Им адресуется традиционная еженедельная порция оваций:
Патроны-Метафизики Дарья Москаленко, E.Abw, Иван, Denis Evdokimov, Константин Викторов, Алексей Деркачёв, Иван Иванов, Быть, Ravil Bildanov, Boris, Александр Черевков, Михаил Демьяненко, Constantine Kosmynin, История России, Alexma, masha maltseva, Тимофей Чернышов, Alex X, Никита Гироскоп, Gaming Score, Vladislav, Sergey Donskoy, Tanshe, Eso Terikwa – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Жан Бубенцов, Beresklet, священник Василий Корда, Philellin7, Иван Зотов, Рустам Кашапов, Семён Попов, Fabulous Bill, Randolf, kapitanKukan – вам особое почтение и благодарность!
Европейский путь vs особый путь
<…> Допустим, что у нас внезапно отшибло память – и мы ничего не знаем ни о своей стране, ни о Европе. Посмотрим на интересующую нас дилемму безо всяких предубеждений – глазами полных невежд.
Европейский путь (?)
<…> Сначала разберемся с национально-государственными границами. Судя по карте, в Европу входят десятки стран – и, насколько об этом можно судить, это очень разные страны и народы. Возьмем, например, произвольные шесть стран: Исландия, Бельгия, Чехия, Молдавия, Россия, Грузия. Стоп… какая еще Россия? Мы, что, тоже в Европе? Так зачем нам тогда выбирать европейский путь, если мы и так европейцы? Что ж получается: есть некий европейский путь, трансцендентный некоторым европейским странам? А кто тогда прибрал его к рукам – и на каком основании?
Слава богу, у нас в друзьях отыскались либеральные товарищи, которые объяснили, что под искомым нами европейским путем понимается путь не всех стран слева от Урала, а только одной, западной половины этого пространства. А потому Россия и Молдавия отпадают (про Грузию наши либеральные друзья начали было говорить, но стыдливо осеклись, лишь почтительно цокнув языком – судя по всему, им эта страна очень дорога).
Хорошо, значит мы получили первое положительное определение европейского пути – это западноевропейский путь. <…> Возьмем другие шесть стран – которые уж точно являются европейскими: Ирландия, Словакия, Португалия, Хорватия, Норвегия, Венгрия. Чей исторический путь мы должны выбрать в качестве образцового? Или, может, нам, опять же, нужно вывести некое среднее(вропейское) арифметическое? Бегло проглядев информацию про эти страны, мы не нашли между ними почти никаких сходств – более того, быт и нравы этих народов показались нам куда более различными, чем у некоторых из них – с Россией, о которой мы тоже бегло проглядели информацию. <…>
Наконец, нам открыли истину – оказывается, этот путь воплощен в Германии, Англии, Франции и еще в некоторых местах. Прекрасно – дело за малым! Нужно только изучить их историю и понять, как они стали нормальными. <…>
Патроны-Метафизики Дарья Москаленко, E.Abw, Иван, Denis Evdokimov, Константин Викторов, Алексей Деркачёв, Иван Иванов, Быть, Ravil Bildanov, Boris, Александр Черевков, Михаил Демьяненко, Constantine Kosmynin, История России, Alexma, masha maltseva, Тимофей Чернышов, Alex X, Никита Гироскоп, Gaming Score, Vladislav, Sergey Donskoy, Tanshe, Eso Terikwa – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Жан Бубенцов, Beresklet, священник Василий Корда, Philellin7, Иван Зотов, Рустам Кашапов, Семён Попов, Fabulous Bill, Randolf, kapitanKukan – вам особое почтение и благодарность!
Европейский путь vs особый путь
<…> Допустим, что у нас внезапно отшибло память – и мы ничего не знаем ни о своей стране, ни о Европе. Посмотрим на интересующую нас дилемму безо всяких предубеждений – глазами полных невежд.
Европейский путь (?)
<…> Сначала разберемся с национально-государственными границами. Судя по карте, в Европу входят десятки стран – и, насколько об этом можно судить, это очень разные страны и народы. Возьмем, например, произвольные шесть стран: Исландия, Бельгия, Чехия, Молдавия, Россия, Грузия. Стоп… какая еще Россия? Мы, что, тоже в Европе? Так зачем нам тогда выбирать европейский путь, если мы и так европейцы? Что ж получается: есть некий европейский путь, трансцендентный некоторым европейским странам? А кто тогда прибрал его к рукам – и на каком основании?
Слава богу, у нас в друзьях отыскались либеральные товарищи, которые объяснили, что под искомым нами европейским путем понимается путь не всех стран слева от Урала, а только одной, западной половины этого пространства. А потому Россия и Молдавия отпадают (про Грузию наши либеральные друзья начали было говорить, но стыдливо осеклись, лишь почтительно цокнув языком – судя по всему, им эта страна очень дорога).
Хорошо, значит мы получили первое положительное определение европейского пути – это западноевропейский путь. <…> Возьмем другие шесть стран – которые уж точно являются европейскими: Ирландия, Словакия, Португалия, Хорватия, Норвегия, Венгрия. Чей исторический путь мы должны выбрать в качестве образцового? Или, может, нам, опять же, нужно вывести некое среднее(вропейское) арифметическое? Бегло проглядев информацию про эти страны, мы не нашли между ними почти никаких сходств – более того, быт и нравы этих народов показались нам куда более различными, чем у некоторых из них – с Россией, о которой мы тоже бегло проглядели информацию. <…>
Наконец, нам открыли истину – оказывается, этот путь воплощен в Германии, Англии, Франции и еще в некоторых местах. Прекрасно – дело за малым! Нужно только изучить их историю и понять, как они стали нормальными. <…>
Boosty.to
Европейский путь vs особый путь - Максим Велецкий
Лонгрид о том, что нужно спрашивать у либералов и патриотов, чтобы довести их до бешенства
Начнем с Германии. Как оказалось, большую часть обозримой истории этой страны не существовало. Но то, что было на ее месте, было феодальным государством с крепостным правом и религиозным фанатизмом. А когда появилась собственно Германия, то – в виде монархии с идеологией милитаризма и национализма. А потом милитаризма и национал-социализма. А потом частично социализма, а частично капитализма – потому что страну разделили после того, как по ее вине погибли десятки миллионов людей по всей Европе. И, что более всего поразительно, оказалось, что большую часть своей истории немцы выступали за тот самый «особый путь» (но только свой). Плюс немецкие авторы первой величины нередко отказывались считать свою страну европейской. Потому и хотели идти своим путем. А как же европейский? А кто они тогда? И что делать русским? Идти особым путем Германии или особым своим путем или особым европейским путем Германии или… А нужно ли нам действовать как немцы? Ну то есть войны начинать, земли собирать, свой рейх строить? Либералы сказали категорическое нет – нам ничего не оставалось, как вычеркнуть Германию из числа субъектов европейского пути.
Ладно, давайте про Англию. Первое, что сразу бросилось в глаза – что это монархия, где есть палата лордов и сословное неравенство. Мы решили, что так тому и быть – пусть Россия станет такой же страной. Но либералы сказали, что России этого не надо, потому что у нас цари угнетали народ, а там короли его защищали – так что европейский путь не имеет никакого отношения к монархии и сословности. Нам это показалось странным – но мы продолжили смотреть историю этой страны. Оказалось, что в последние века она была колониальной державой – более того, самой крупной в истории человечества. Но либералы сказали, что колониализм – это плохо, и России этого нельзя – то есть что история Англии (английский путь) – это хоть и европейский путь, но не такой, какой нужен нам. Еще мы выяснили, что англичане воевали с будущими США, желая не дать им обрести независимость. Нам идея повоевать с США показалась любопытной, но либералы сказали, что этого нам тоже нельзя, потому европейский путь – это путь пацифизма и гуманности.
Вот от этого мы начисто выпали в осадок. Ведь, судя по открытым источникам, только с одной Францией (тоже вроде как европейской страной) англичане воевали 23 раза. Может быть, европейский путь как раз и заключается в том, чтобы постоянно воевать – раз это все время делали и Англия, и Германия? Либералы стали что-то кричать, потому ответ мы не расслышали. Что касается гуманизма, то словарное определение этого термина показалось нам не слишком совместимым с колониальными практики англичан. Ну раз либералы запрещают нам делать то, что делали англичане, придется и тут подчиниться и выписать их из народов, шедших по европейскому пути. <…>
Получается, что ни по германскому, ни английскому, ни по французскому пути развития нам идти нельзя! По какому же нам идти? А, точно – по европейскому! <…>
Либералы не сдавались. Они сказали, что в истории бывало всякое, ну а европейский путь – это не просто история, а комплекс идей, которые были сформулированы европейцами. Например, Локком, Вольтером, Кантом, Миллем, Досто… (мы не расслышали эту фамилию, потому что они смущенно проглотили окончание), Фроммом и Франклом. Какой-то скромный набор, подумалось нам. Значит, европейский путь – это не путь реальной Европы, а список литературы, умещающийся на одну страничку? А в России не было литераторов, которые бы тоже писали на схожие темы? А в Европе не было других авторов, которые бы писали обратное тому, что выдумали эти почтенные авторы? Почему нужно брать именно этих философов и литераторов, а не, допустим, Фому Аквинского, Маккиавелли, Якоба Шпренгера (автора «Молота ведьм»), Маркса, Ницше, Лавкрафта, Л.-Ф. Селина и Хайдеггера? Либералы то краснели, то бледнели. <…>
Ладно, давайте про Англию. Первое, что сразу бросилось в глаза – что это монархия, где есть палата лордов и сословное неравенство. Мы решили, что так тому и быть – пусть Россия станет такой же страной. Но либералы сказали, что России этого не надо, потому что у нас цари угнетали народ, а там короли его защищали – так что европейский путь не имеет никакого отношения к монархии и сословности. Нам это показалось странным – но мы продолжили смотреть историю этой страны. Оказалось, что в последние века она была колониальной державой – более того, самой крупной в истории человечества. Но либералы сказали, что колониализм – это плохо, и России этого нельзя – то есть что история Англии (английский путь) – это хоть и европейский путь, но не такой, какой нужен нам. Еще мы выяснили, что англичане воевали с будущими США, желая не дать им обрести независимость. Нам идея повоевать с США показалась любопытной, но либералы сказали, что этого нам тоже нельзя, потому европейский путь – это путь пацифизма и гуманности.
Вот от этого мы начисто выпали в осадок. Ведь, судя по открытым источникам, только с одной Францией (тоже вроде как европейской страной) англичане воевали 23 раза. Может быть, европейский путь как раз и заключается в том, чтобы постоянно воевать – раз это все время делали и Англия, и Германия? Либералы стали что-то кричать, потому ответ мы не расслышали. Что касается гуманизма, то словарное определение этого термина показалось нам не слишком совместимым с колониальными практики англичан. Ну раз либералы запрещают нам делать то, что делали англичане, придется и тут подчиниться и выписать их из народов, шедших по европейскому пути. <…>
Получается, что ни по германскому, ни английскому, ни по французскому пути развития нам идти нельзя! По какому же нам идти? А, точно – по европейскому! <…>
Либералы не сдавались. Они сказали, что в истории бывало всякое, ну а европейский путь – это не просто история, а комплекс идей, которые были сформулированы европейцами. Например, Локком, Вольтером, Кантом, Миллем, Досто… (мы не расслышали эту фамилию, потому что они смущенно проглотили окончание), Фроммом и Франклом. Какой-то скромный набор, подумалось нам. Значит, европейский путь – это не путь реальной Европы, а список литературы, умещающийся на одну страничку? А в России не было литераторов, которые бы тоже писали на схожие темы? А в Европе не было других авторов, которые бы писали обратное тому, что выдумали эти почтенные авторы? Почему нужно брать именно этих философов и литераторов, а не, допустим, Фому Аквинского, Маккиавелли, Якоба Шпренгера (автора «Молота ведьм»), Маркса, Ницше, Лавкрафта, Л.-Ф. Селина и Хайдеггера? Либералы то краснели, то бледнели. <…>
Особый путь (?)
Так что мы вынуждены были вернуться к первой альтернативе: внимательнее посмотреть на тот самый «особый путь». Конечно, нам захотелось понять, в чем конкретно он состоит (хотя ранее мы его отвергли просто из-за названия). По счастью, у нас оказались друзья-патриоты, которые объяснили нам, что нам нужно никому не подражать, но опираться на собственную историю и развивать самобытность. <…>
Первый патриот и антиевропеец сказал, что «Москва – третий Рим, а четвертому не бывать». Мы полезли искать на карте Рим и с удивлением обнаружили, что он находится в Европе. С еще большим удивлением мы обнаружили, что второй Рим – Константинополь – также находится в Европе (по крайней мере, одним своим берегом). Но если мы такие самостоятельные, но почему это наше качество базируется на преемстве от двух европейских городов? Первый патриот вышел, хлопнув дверью. <…>
Другой патриот сказал, что дело не в исключительности пути России, а только в том, что православная монархия отличает нас от Запада – и в этом смысле мы идем особым путем. Тут мы вынуждены были признать свое поражение – действительно, православных монархий на Западе не было, там были монархии католические и протестантские. Но ежели все отличие состоит только в этом, то мы почувствовали, что зря потратили кучу времени на изучение истории. Ведь в итоге все различие между «Россией и Европой» (а мы уже не можем не брать эту дихотомию в кавычки) свелось к различию между тем, исходит ли Святой Дух от Отца либо от Отца и от Сына. Это еще с учетом того, что существование Троицы является предметом веры, которую мы пока что не обрели. <…>
Ситуацию спасла – так нам показалось на первый взгляд – парочка других патриотов. Они заявили, что мы с Западом враги потому, что наш путь – это евразийство. <…> Допустим. Вопрос: если Россия – евразийская страна потому, что большая часть ее территории находится в Азии, то можно ли тогда считать Британскую империю евразийско-африканско-североамериканско-австралийской? А Французскую – евразийско-южноамериканско-африканской? Наши друзья-евразийцы покачали головой. Оказалось, что мы евразийцы потому, что наша страна не завоевывала Сибирь и Дальний Восток, а вошла с ними в мистический союз: а потому мы Евразийская империя, духовно окормляемая русским старообрядчеством, иранским суфизмом, сибирским шаманизмом, советским мессианством, в котором обрели таинственный синтез Аполлон и Дионис, Чингиз-хан и Сталин, Эвола и Сухраварди, протопоп Аввакум и Карл Густав Юнг, Назарбаев и Хайдеггер. Нам захотелось водки. <…>
Далее евразийцы стали рассуждать о Сталине как новом катехоне и провозвестнике Радикального Субъекта, выведшего Русь из мистического ноктюрна в героический диурн. Мы уже были в дурмане и без всякой водки, а потому не стали дожидаться, пока евразийцы уйдут сами – и, опасаясь передоза бессмыслицей, выпинали их геополитическими, сотериологическими, эсхатологическими, традиционалистскими, аполлоническими, дионисийскими, кибелическими и хайдеггерианскими поджопниками.
Либералы вернулись с пустыми руками – они не стали покупать водку из принципа, потому что на ней было написано «русская», а водку, по их словам, придумали поляки – так что это, оказывается, культурная апроприация. Они добавили, что в России ничего своего нет – потому что мы не способны к работе и творчеству, а умеем только пьянствовать, лениться и мешать жить цивилизованным народам. Мы было захотели уточнить некоторые нестыковки в этом их тезисе, но потом передумали. Вместо того, чтобы выгнать их пинками аки евразийцев, мы решили не повторяться и просто набили им рыла. <…>
В итоге. С идеологического на человеческий язык проблема «особости» и «европейскости» переводится следующим образом: мы должны идти либо по пути, которого не было у нас, либо по пути, которого не было у Европы.
Так что мы вынуждены были вернуться к первой альтернативе: внимательнее посмотреть на тот самый «особый путь». Конечно, нам захотелось понять, в чем конкретно он состоит (хотя ранее мы его отвергли просто из-за названия). По счастью, у нас оказались друзья-патриоты, которые объяснили нам, что нам нужно никому не подражать, но опираться на собственную историю и развивать самобытность. <…>
Первый патриот и антиевропеец сказал, что «Москва – третий Рим, а четвертому не бывать». Мы полезли искать на карте Рим и с удивлением обнаружили, что он находится в Европе. С еще большим удивлением мы обнаружили, что второй Рим – Константинополь – также находится в Европе (по крайней мере, одним своим берегом). Но если мы такие самостоятельные, но почему это наше качество базируется на преемстве от двух европейских городов? Первый патриот вышел, хлопнув дверью. <…>
Другой патриот сказал, что дело не в исключительности пути России, а только в том, что православная монархия отличает нас от Запада – и в этом смысле мы идем особым путем. Тут мы вынуждены были признать свое поражение – действительно, православных монархий на Западе не было, там были монархии католические и протестантские. Но ежели все отличие состоит только в этом, то мы почувствовали, что зря потратили кучу времени на изучение истории. Ведь в итоге все различие между «Россией и Европой» (а мы уже не можем не брать эту дихотомию в кавычки) свелось к различию между тем, исходит ли Святой Дух от Отца либо от Отца и от Сына. Это еще с учетом того, что существование Троицы является предметом веры, которую мы пока что не обрели. <…>
Ситуацию спасла – так нам показалось на первый взгляд – парочка других патриотов. Они заявили, что мы с Западом враги потому, что наш путь – это евразийство. <…> Допустим. Вопрос: если Россия – евразийская страна потому, что большая часть ее территории находится в Азии, то можно ли тогда считать Британскую империю евразийско-африканско-североамериканско-австралийской? А Французскую – евразийско-южноамериканско-африканской? Наши друзья-евразийцы покачали головой. Оказалось, что мы евразийцы потому, что наша страна не завоевывала Сибирь и Дальний Восток, а вошла с ними в мистический союз: а потому мы Евразийская империя, духовно окормляемая русским старообрядчеством, иранским суфизмом, сибирским шаманизмом, советским мессианством, в котором обрели таинственный синтез Аполлон и Дионис, Чингиз-хан и Сталин, Эвола и Сухраварди, протопоп Аввакум и Карл Густав Юнг, Назарбаев и Хайдеггер. Нам захотелось водки. <…>
Далее евразийцы стали рассуждать о Сталине как новом катехоне и провозвестнике Радикального Субъекта, выведшего Русь из мистического ноктюрна в героический диурн. Мы уже были в дурмане и без всякой водки, а потому не стали дожидаться, пока евразийцы уйдут сами – и, опасаясь передоза бессмыслицей, выпинали их геополитическими, сотериологическими, эсхатологическими, традиционалистскими, аполлоническими, дионисийскими, кибелическими и хайдеггерианскими поджопниками.
Либералы вернулись с пустыми руками – они не стали покупать водку из принципа, потому что на ней было написано «русская», а водку, по их словам, придумали поляки – так что это, оказывается, культурная апроприация. Они добавили, что в России ничего своего нет – потому что мы не способны к работе и творчеству, а умеем только пьянствовать, лениться и мешать жить цивилизованным народам. Мы было захотели уточнить некоторые нестыковки в этом их тезисе, но потом передумали. Вместо того, чтобы выгнать их пинками аки евразийцев, мы решили не повторяться и просто набили им рыла. <…>
В итоге. С идеологического на человеческий язык проблема «особости» и «европейскости» переводится следующим образом: мы должны идти либо по пути, которого не было у нас, либо по пути, которого не было у Европы.
На этой неделе немного просел по публикациям – но кое-что из написанного все же выкладываю в общий доступ. В последнее время здесь, в «Тетрадях», в основном появлялись заметки на политологические темы, так что сегодня у нас – чисто гуманитарный текст.
Патроны-Метафизики Иван Гаврилов-Астафьев, Tanshe, Ravil Bildanov, Constantine Kosmynin, Быть, Тимофей Чернышов, Alex X, Иван Иванов, Boris, Михаил Демьяненко, Никита Гироскоп, E.Abw, Denis Evdokimov, Иван, Александр Черевков, Константин Викторов, Sergey Donskoy, masha maltseva, Alexma, Алексей Деркачёв, Gaming Score, Eso Terikwa, История России, Дарья Москаленко, Vladislav – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Семён Попов, Жан Бубенцов, Philellin7, священник Василий Корда, kapitanKukan Fabulous Bill, Randolf, Иван Зотов, Beresklet, Рустам Кашапов – вам особое почтение и благодарность!
----
Маргиналия к Зюскинду
«В городах того времени стояла вонь, почти невообразимая для нас, современных людей. Улицы воняли навозом, дворы воняли мочой, лестницы воняли гнилым деревом и крысиным пометом, кухни – скверным углем и бараньим салом; непроветренные гостиные воняли слежавшейся пылью, спальни – грязными простынями, влажными перинами и остро-сладкими испарениями ночных горшков. Из каминов несло верой, из дубилен – едкими щелочами, со скотобоен – выпущенной кровью. Люди воняли потом и нестираным платьем; изо рта у них пахло сгнившими зубами, из животов – луковым соком, а из тела, когда они старели, начинали пахнуть старым сыром, и кислым молоком, и болезненными опухолями. Воняли реки, воняли площади, воняли церкви, воняло под мостами и во дворцах. Воняли крестьяне и священники, подмастерья и жены мастеров, воняло все дворянское сословие, вонял даже сам король – он вонял, как хищный зверь, а королева – как старая коза, зимой и летом. Ибо в восемнадцатом столетии еще не была поставлена преграда разлагающей активности бактерий, а потому всякая человеческая деятельность, как созидательная, так и разрушительная, всякое проявление зарождающейся или погибающей жизни сопровождалось вонью.
И разумеется, в Париже стояла самая большая вонь, ибо Париж был самым большим городом Франции.»
(Из «Парфюмера»).
Было бы интересно сопоставить историю философии и историю гигиены – вот уж действительно важный предмет научных изысканий. Мне кажется, ответы на один из главных философских вопросов – о сущности человека – имеют куда большую корреляцию с санитарией, чем с политикой и религией.
Нам, живущим в несравненно лучших условиях, порою трудно понять, почему в былые времена взгляд на природу человеку был мрачным и пессимистичным. Чтобы ощутить, каков был мир до нынешнего бытового эльдорадо, не нужно представлять его без интернета и транспорта. Лучше убрать из него куда более важные вещи. Во-первых, канализацию. Думаю, каждый, кто хоть раз посещал деревенский туалет, после чувствовал себя куда менее совершенным и возвышенным, чем до.
Во-вторых, следует убрать из мира холодильники – из-за их отсутствия продукты приходилось закупать почти ежедневно и не в супермаркетах: люди вынуждены были ходить на рынки – и чем в более ранний час, тем лучше. Что можно думать о человечестве как таковом, ежедневно посещая базары, куда разом стекаются все – от кухарок и экономок от карманников и попрошаек? Вряд ли то, что все мы от природы стремимся к истине, добру и красоте.
Патроны-Метафизики Иван Гаврилов-Астафьев, Tanshe, Ravil Bildanov, Constantine Kosmynin, Быть, Тимофей Чернышов, Alex X, Иван Иванов, Boris, Михаил Демьяненко, Никита Гироскоп, E.Abw, Denis Evdokimov, Иван, Александр Черевков, Константин Викторов, Sergey Donskoy, masha maltseva, Alexma, Алексей Деркачёв, Gaming Score, Eso Terikwa, История России, Дарья Москаленко, Vladislav – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Семён Попов, Жан Бубенцов, Philellin7, священник Василий Корда, kapitanKukan Fabulous Bill, Randolf, Иван Зотов, Beresklet, Рустам Кашапов – вам особое почтение и благодарность!
----
Маргиналия к Зюскинду
«В городах того времени стояла вонь, почти невообразимая для нас, современных людей. Улицы воняли навозом, дворы воняли мочой, лестницы воняли гнилым деревом и крысиным пометом, кухни – скверным углем и бараньим салом; непроветренные гостиные воняли слежавшейся пылью, спальни – грязными простынями, влажными перинами и остро-сладкими испарениями ночных горшков. Из каминов несло верой, из дубилен – едкими щелочами, со скотобоен – выпущенной кровью. Люди воняли потом и нестираным платьем; изо рта у них пахло сгнившими зубами, из животов – луковым соком, а из тела, когда они старели, начинали пахнуть старым сыром, и кислым молоком, и болезненными опухолями. Воняли реки, воняли площади, воняли церкви, воняло под мостами и во дворцах. Воняли крестьяне и священники, подмастерья и жены мастеров, воняло все дворянское сословие, вонял даже сам король – он вонял, как хищный зверь, а королева – как старая коза, зимой и летом. Ибо в восемнадцатом столетии еще не была поставлена преграда разлагающей активности бактерий, а потому всякая человеческая деятельность, как созидательная, так и разрушительная, всякое проявление зарождающейся или погибающей жизни сопровождалось вонью.
И разумеется, в Париже стояла самая большая вонь, ибо Париж был самым большим городом Франции.»
(Из «Парфюмера»).
Было бы интересно сопоставить историю философии и историю гигиены – вот уж действительно важный предмет научных изысканий. Мне кажется, ответы на один из главных философских вопросов – о сущности человека – имеют куда большую корреляцию с санитарией, чем с политикой и религией.
Нам, живущим в несравненно лучших условиях, порою трудно понять, почему в былые времена взгляд на природу человеку был мрачным и пессимистичным. Чтобы ощутить, каков был мир до нынешнего бытового эльдорадо, не нужно представлять его без интернета и транспорта. Лучше убрать из него куда более важные вещи. Во-первых, канализацию. Думаю, каждый, кто хоть раз посещал деревенский туалет, после чувствовал себя куда менее совершенным и возвышенным, чем до.
Во-вторых, следует убрать из мира холодильники – из-за их отсутствия продукты приходилось закупать почти ежедневно и не в супермаркетах: люди вынуждены были ходить на рынки – и чем в более ранний час, тем лучше. Что можно думать о человечестве как таковом, ежедневно посещая базары, куда разом стекаются все – от кухарок и экономок от карманников и попрошаек? Вряд ли то, что все мы от природы стремимся к истине, добру и красоте.
В-третьих, представим мир без антиперсперантов – вроде мелочь, но благодаря им сегодня даже небогатые люди не источают своих естественных запахов. В-четвертых, без презервативов – главный плюс которых отнюдь не в контрацепции, а именно в гигиене. Отсюда, кстати, всякие там «пуританские» нравы, проповедь девства и прочее – все это взялось не из ниоткуда. Вот два школяра – готовятся в богословы: один ходит по кабакам и вертепам и к тридцати сгнивает заживо от венерок, а другой воздерживается – и доживает до семидесяти в относительном здравии. Вывод очевиден – целомудрие дарует человеку здоровье и благополучие, а блуд превращает его в шмат заживо тлеющей плоти.
Это уже не говоря о том, что раньше не было ни нормальной стоматологии, ни оперативного вывоза мусора, ни очистки воды. Да даже проще – промышленное изготовление мыла (из натриевой соли) началось только в XIX веке, а до того оно производилось из древесной золы и потому стоило немалых денег. В бедных кварталах его вообще не было. Вот и представим себе, как выглядели города, и какие по ним ходили люди – не в дремучие времена, а каких-то двести лет назад.
Для того, чтобы в таком мире сохранить веру в человека, требуются сверхчеловеческие усилия – и даже странно то, что мир за полторы тысячи послеантичных лет (когда варварство уничтожило цивилизацию) не скатился в самый лютый гностицизм, то есть что всякие там катары, богомилы и иные человеконенавистники не добили остатки humanitas (и в смысле гуманизма, и в смысле идеала образованности). Но, к слову, понятна и набожность былых веков. Человек живет среди себе подобных – беззубых, дурно пахнущих и, мягко говоря, грубых людей, но стабильно раз в неделю посещает церковь, где пахнет ладаном и воском, где вместо грубостей звучит латынь (ну или церковнославянский), где он, презирающее себя и ненавидящее других внешне и внутренне неприятное существо, молится вместе со всеми и за всех о другой, лучшей, небесной жизни.
И, думается, на падение авторитета церкви и веры в спасение повлияли не столько открытия Дарвина или памфлеты философов-просветителей, сколько самые банальные вещи вроде канализации, пенициллина и хозяйственного мыла.
Это уже не говоря о том, что раньше не было ни нормальной стоматологии, ни оперативного вывоза мусора, ни очистки воды. Да даже проще – промышленное изготовление мыла (из натриевой соли) началось только в XIX веке, а до того оно производилось из древесной золы и потому стоило немалых денег. В бедных кварталах его вообще не было. Вот и представим себе, как выглядели города, и какие по ним ходили люди – не в дремучие времена, а каких-то двести лет назад.
Для того, чтобы в таком мире сохранить веру в человека, требуются сверхчеловеческие усилия – и даже странно то, что мир за полторы тысячи послеантичных лет (когда варварство уничтожило цивилизацию) не скатился в самый лютый гностицизм, то есть что всякие там катары, богомилы и иные человеконенавистники не добили остатки humanitas (и в смысле гуманизма, и в смысле идеала образованности). Но, к слову, понятна и набожность былых веков. Человек живет среди себе подобных – беззубых, дурно пахнущих и, мягко говоря, грубых людей, но стабильно раз в неделю посещает церковь, где пахнет ладаном и воском, где вместо грубостей звучит латынь (ну или церковнославянский), где он, презирающее себя и ненавидящее других внешне и внутренне неприятное существо, молится вместе со всеми и за всех о другой, лучшей, небесной жизни.
И, думается, на падение авторитета церкви и веры в спасение повлияли не столько открытия Дарвина или памфлеты философов-просветителей, сколько самые банальные вещи вроде канализации, пенициллина и хозяйственного мыла.
О науке и нумерологии
Люди рационального склада ума должны благодарить Вселенную за то, что в обычном году 365 суток. Это крайне неудобное число – оно делится только на 5, но результат – 73 – является простым числом (то есть делится только на себя и на единицу). Из-за этого невозможно составить четкий календарь – число дней в любом случае варьируется от месяца к месяцу. А из-за этого никак не получается четко соотнести месяцы с неделями и годами (недели все время вылезают за границы месяцев и годов).
Допустим, было бы иначе – скажем, в году помещалось бы строго 392 дня (безо всяких високосных годов). Тогда можно было бы сделать 14 месяцев по 28 дней (4 недели в каждом). Или (даже лучше) наоборот – 28 месяцев по 14 дней. Получилось бы строгая числовая пропорция: 7, 14, 28. Множители – 2 и 4 – обозначали бы соответственно полугодия и сезоны. Каждое полугодие длилось бы 196 дней = 14х14 (квадратное число!). Каждый сезон – 98 дней = 14х7. А если перемножить 7, 14 и 28, получилось бы 2744 дней, то есть 7 (опять 7!) лет. А 2744 – это 14х14х14! Даже я (когда сейчас случайно обнаружил все это) почувствовал легкое волнение. Оно и понятно – любая, самая простая нумерология, немного кружит голову. А если бы все это обнаружили составители настоящего (не выдуманного) календаря, они бы впали в религиозный экстаз.
А если бы не впали, то это сделали бы нумерологи. И они не дали бы развиться эмпирической науке – поскольку были бы опьянены гармонией чисел и создали бы религию вокруг все этих пропорций. И каждого, кто посмел бы усомниться в незыблемости этой теокосмогонической пирамиды (28-14-7), ждали бы большие неприятности. Мир казался бы людям стабильным и статичным – потому любая гипотеза, которая допускала бы наличие случайности, хаоса, многовариантности и прочего, сразу объявлялось бы богохульной.
Собственно, с подобной ситуацией столкнулись древние греки. Эмпирическая наука спокойно себе развивалась в Милете – но, на ее беду, Пифагор вычислил свою теорему. Нам сегодня трудно осознать, насколько это открытие снесло грекам голову. Берешь любой прямоугольный треугольник, применяешь формулу – и все сходится! Всегда! И, главное, 3x3 + 4x4 = 5x5. Красота!
Вокруг этого дела пифагорейцы замутили 1) новую религию (где числа были объявлены богами), 2) иерархическую секту, 3) идеократическую фундаменталистскую политическую организацию.
Помимо этого, открытие теоремы Пифагора изменило историю мысли – без него философия была бы невозможна (собственно, Пифагор и был первым, кто назвал себя философом, а не софосом, мудрецом), потому что вопрос об онтологическом статусе чисел подорвал авторитет эмпиризма. Числа ведь существуют только в нашем уме – но при этом не мы (субъективно) определяем значение числовых операций, нет. Мы лишь открываем эти значения – значит, они существуют сами по себе и вне зависимости от времени: ведь 3x3 + 4x4 = 5x5 работает всегда – и даже если мир погибнет, эта формула не перестает быть верной (хотя ее и некому будет применить). Еще раз: даже до того, как теорема Пифагора была открыта, она была верна. И если наступит конец света, она все равно будет верна, хотим мы этого или нет. Отсюда следует простой, но в сущности верный вывод: существует нечто вечное и объективное – и в этом может убедиться каждый, кто возьмется вычислить стороны любого конкретного «земного» треугольника. Грекам оставалось полшага до идеализма и дуализма вечного и временного – его проделал Платон.
Люди рационального склада ума должны благодарить Вселенную за то, что в обычном году 365 суток. Это крайне неудобное число – оно делится только на 5, но результат – 73 – является простым числом (то есть делится только на себя и на единицу). Из-за этого невозможно составить четкий календарь – число дней в любом случае варьируется от месяца к месяцу. А из-за этого никак не получается четко соотнести месяцы с неделями и годами (недели все время вылезают за границы месяцев и годов).
Допустим, было бы иначе – скажем, в году помещалось бы строго 392 дня (безо всяких високосных годов). Тогда можно было бы сделать 14 месяцев по 28 дней (4 недели в каждом). Или (даже лучше) наоборот – 28 месяцев по 14 дней. Получилось бы строгая числовая пропорция: 7, 14, 28. Множители – 2 и 4 – обозначали бы соответственно полугодия и сезоны. Каждое полугодие длилось бы 196 дней = 14х14 (квадратное число!). Каждый сезон – 98 дней = 14х7. А если перемножить 7, 14 и 28, получилось бы 2744 дней, то есть 7 (опять 7!) лет. А 2744 – это 14х14х14! Даже я (когда сейчас случайно обнаружил все это) почувствовал легкое волнение. Оно и понятно – любая, самая простая нумерология, немного кружит голову. А если бы все это обнаружили составители настоящего (не выдуманного) календаря, они бы впали в религиозный экстаз.
А если бы не впали, то это сделали бы нумерологи. И они не дали бы развиться эмпирической науке – поскольку были бы опьянены гармонией чисел и создали бы религию вокруг все этих пропорций. И каждого, кто посмел бы усомниться в незыблемости этой теокосмогонической пирамиды (28-14-7), ждали бы большие неприятности. Мир казался бы людям стабильным и статичным – потому любая гипотеза, которая допускала бы наличие случайности, хаоса, многовариантности и прочего, сразу объявлялось бы богохульной.
Собственно, с подобной ситуацией столкнулись древние греки. Эмпирическая наука спокойно себе развивалась в Милете – но, на ее беду, Пифагор вычислил свою теорему. Нам сегодня трудно осознать, насколько это открытие снесло грекам голову. Берешь любой прямоугольный треугольник, применяешь формулу – и все сходится! Всегда! И, главное, 3x3 + 4x4 = 5x5. Красота!
Вокруг этого дела пифагорейцы замутили 1) новую религию (где числа были объявлены богами), 2) иерархическую секту, 3) идеократическую фундаменталистскую политическую организацию.
Помимо этого, открытие теоремы Пифагора изменило историю мысли – без него философия была бы невозможна (собственно, Пифагор и был первым, кто назвал себя философом, а не софосом, мудрецом), потому что вопрос об онтологическом статусе чисел подорвал авторитет эмпиризма. Числа ведь существуют только в нашем уме – но при этом не мы (субъективно) определяем значение числовых операций, нет. Мы лишь открываем эти значения – значит, они существуют сами по себе и вне зависимости от времени: ведь 3x3 + 4x4 = 5x5 работает всегда – и даже если мир погибнет, эта формула не перестает быть верной (хотя ее и некому будет применить). Еще раз: даже до того, как теорема Пифагора была открыта, она была верна. И если наступит конец света, она все равно будет верна, хотим мы этого или нет. Отсюда следует простой, но в сущности верный вывод: существует нечто вечное и объективное – и в этом может убедиться каждый, кто возьмется вычислить стороны любого конкретного «земного» треугольника. Грекам оставалось полшага до идеализма и дуализма вечного и временного – его проделал Платон.
В результате мы получили философию как (самую) авторитетную подлинно научную дисциплину, в которой умозрение было поставлено выше зрения, и вообще мышление – выше чувства. Но мы отсрочили научно-технический прогресс, уже набиравший обороты в той же Ионии, потому что пифагорейская нумерология затмила своей элегантностью опытную науку.
И не только опытную, но и собственно математическую. Думается, Освальд Шпенглер был прав в том, что отношение каждой конкретной культуры к математике является характерным симптомом ее онтологии. Проще говоря, то, как культура видит число, так она видит и мир. Так вот, пифагорейское открытие касалось треугольника – законченной, статичной фигуры – потому и греческий космос представлял собой нечто статичное, идеальное, вечно-настоящее (для Платона, опять же, было принципиально важно то, что если нет ничего неподвижного, то наука невозможна). Потому-то, по мнению Шпенглера, постпифагорейские греческие интеллектуалы, несмотря на свою помешанность на математике и геометрии, так и не дошли до дифференциального и интегрального исчисления. Мне кажется, он был прав в том, что открытия Декарта и Лейбница (где число переставало быть величиной, но становилось функцией) не были сделаны потому, что своим фактом опровергали бы статус чисел как вечных и неподвижных сущностей – а значит, нарушали бы пифагорейскую гармонию.
А теперь вновь представим, что было бы, если бы календарь был 392-хдневным. Миром тысячелетиями правили бы настолько кондовые мракобесы, что не только пифагорейцы – даже жрецы Майя казались бы эталоном скептицизма и эвристики.
----
Патроны-Метафизики E.Abw, Eso Terikwa, Иван Гаврилов-Астафьев, Tanshe, Никита Гироскоп, Быть, Alex X, История России, Ravil Bildanov, Denis Evdokimov, Иван, Михаил Демьяненко, Vladislav, Alexma, Gaming Score, Тимофей Чернышов, Дарья Москаленко, Sergey Donskoy, Александр Черевков, Алексей Деркачёв, masha maltseva, Constantine Kosmynin, Константин Викторов, Boris, Иван Иванов – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Иван Зотов, Randolf, Семён Попов, kapitanKukan, Fabulous Bill, священник Василий Корда, Жан Бубенцов, Рустам Кашапов, Philellin7, Beresklet – вам особое почтение и благодарность!
И не только опытную, но и собственно математическую. Думается, Освальд Шпенглер был прав в том, что отношение каждой конкретной культуры к математике является характерным симптомом ее онтологии. Проще говоря, то, как культура видит число, так она видит и мир. Так вот, пифагорейское открытие касалось треугольника – законченной, статичной фигуры – потому и греческий космос представлял собой нечто статичное, идеальное, вечно-настоящее (для Платона, опять же, было принципиально важно то, что если нет ничего неподвижного, то наука невозможна). Потому-то, по мнению Шпенглера, постпифагорейские греческие интеллектуалы, несмотря на свою помешанность на математике и геометрии, так и не дошли до дифференциального и интегрального исчисления. Мне кажется, он был прав в том, что открытия Декарта и Лейбница (где число переставало быть величиной, но становилось функцией) не были сделаны потому, что своим фактом опровергали бы статус чисел как вечных и неподвижных сущностей – а значит, нарушали бы пифагорейскую гармонию.
А теперь вновь представим, что было бы, если бы календарь был 392-хдневным. Миром тысячелетиями правили бы настолько кондовые мракобесы, что не только пифагорейцы – даже жрецы Майя казались бы эталоном скептицизма и эвристики.
----
Патроны-Метафизики E.Abw, Eso Terikwa, Иван Гаврилов-Астафьев, Tanshe, Никита Гироскоп, Быть, Alex X, История России, Ravil Bildanov, Denis Evdokimov, Иван, Михаил Демьяненко, Vladislav, Alexma, Gaming Score, Тимофей Чернышов, Дарья Москаленко, Sergey Donskoy, Александр Черевков, Алексей Деркачёв, masha maltseva, Constantine Kosmynin, Константин Викторов, Boris, Иван Иванов – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Иван Зотов, Randolf, Семён Попов, kapitanKukan, Fabulous Bill, священник Василий Корда, Жан Бубенцов, Рустам Кашапов, Philellin7, Beresklet – вам особое почтение и благодарность!
О всесилии корпораций
Всю жизнь слышу рассуждения о том, что в будущем государства отомрут, и миром будут править корпорации. Потому что государства – это, мол, пережиток прошлого, а чем дальше, тем более усиливается влияние транснациональных компаний. Они могущественны своей экстерриториальностью, неподотчетностью и неописуемой алчностью. Благодаря последней они куда опаснее и изворотливее громоздких государственных машин – потому последние они коррумпируют, а затем отменят и превратят весь наш несчастный шарик в арену межкорпоративных войн. Если же они и сохранят государства, то будут манипулировать ими из тени.
Эта занимательная футурология насколько идиотская, что тут не знаешь, с чего начать ее критику. Потому лучше поискать ее корни, а уже потом обсуждать частности. Вера в могущество корпораций базируется на одном простом заблуждении, которое свойственно роду людскому. Оно состоит в том, что большинство людей сравнительно небогаты – в сравнении с реально имущим меньшинством. Главная власть, от которой страдает человек – это власть денег, а точнее власть безденежья. Да, отдельных граждан мучают карательные органы, но все мы в целом страдаем именно от бремени денег, которое заставляет нас заниматься не тем, чем мы хотим. Мы скованы финансовой ограниченностью – и, к тому же, видим, что власть в любой стране живет гораздо лучше того народа, которому служит или якобы служит.
Так возникает связка деньги=власть, которую с удовольствием популяризуют все, кому не лень. В результате нетрудно сделать следующий шаг и представить ситуацию, в которой корпорации накапливают большую часть мировых денег – и перекупают государства.
Все это глупости. Да, деньги могут приводить к власти, а власть можно монетизировать, но природа власти принципиально отлична от природы денег. Главное свойство денег – это возможность нечто купить. Главное свойство власти – это возможность нечто отнять. Для финансовой сделки необходима добровольность, а для насильственной – нет. Для иллюстрации сработает даже самая примитивная бытовая аналогия: если лицом к лицу встретятся первое лицо списка Forbes и самый занюханный гопник с ножом в руке, то победит последний – потому что у него есть нож.
Да, корпорация может купить власть – но может и не купить, если последняя откажется продаваться. Но зато власть может уничтожить корпорацию – и согласие ей не потребуется. В общем решение всегда за властью – и деньги могут лишь влиять на нее. Иначе говоря, у корпораций есть совещательный голос, но решающий – никогда. Все это давно и куда более лаконично описано Пушкиным:
«Все мое», — сказало злато;
«Все мое», — сказал булат.
«Все куплю», — сказало злато;
«Все возьму», — сказал булат.
«Но корпорации – очень хитрые, а потому они в перспективе смогут обзавестись силой, сравнимой с государственной!». Ну что ж, посмотрим конкретные примеры. Еще недавно у нас считалось, что олигархи правят государством – вы помните, наверно, слово «семибанкирщина». Ну и? Куда делась их власть? Вспомним пример товарища Ходорковского, бывшего до посадки самым богатым человеком России – который как раз пытался зайти во власть через формирование лояльного парламента. Это привело его к лобовому столкновению с Кремлем – ну и сколько дней продержалась его армия? Ноль дней, ноль минут, ноль секунд – потому что никакой армии у него не было. И даже если представить, что он смог бы нанять несколько тысяч опытных военных и сформировать из них частную армию, то в сравнении с несколькими миллионами силовиков это был бы потешный полк. Да, его могли бы и не трогать, но захотели – и тронули. Была корпорация – нет корпорации. Близкие к Ходорковскому журналисты и публичные люди строчат гневные статьи, Запад выражает озабоченность, народ аплодирует – ну и все. Власти его проглотили и не заметили.
Всю жизнь слышу рассуждения о том, что в будущем государства отомрут, и миром будут править корпорации. Потому что государства – это, мол, пережиток прошлого, а чем дальше, тем более усиливается влияние транснациональных компаний. Они могущественны своей экстерриториальностью, неподотчетностью и неописуемой алчностью. Благодаря последней они куда опаснее и изворотливее громоздких государственных машин – потому последние они коррумпируют, а затем отменят и превратят весь наш несчастный шарик в арену межкорпоративных войн. Если же они и сохранят государства, то будут манипулировать ими из тени.
Эта занимательная футурология насколько идиотская, что тут не знаешь, с чего начать ее критику. Потому лучше поискать ее корни, а уже потом обсуждать частности. Вера в могущество корпораций базируется на одном простом заблуждении, которое свойственно роду людскому. Оно состоит в том, что большинство людей сравнительно небогаты – в сравнении с реально имущим меньшинством. Главная власть, от которой страдает человек – это власть денег, а точнее власть безденежья. Да, отдельных граждан мучают карательные органы, но все мы в целом страдаем именно от бремени денег, которое заставляет нас заниматься не тем, чем мы хотим. Мы скованы финансовой ограниченностью – и, к тому же, видим, что власть в любой стране живет гораздо лучше того народа, которому служит или якобы служит.
Так возникает связка деньги=власть, которую с удовольствием популяризуют все, кому не лень. В результате нетрудно сделать следующий шаг и представить ситуацию, в которой корпорации накапливают большую часть мировых денег – и перекупают государства.
Все это глупости. Да, деньги могут приводить к власти, а власть можно монетизировать, но природа власти принципиально отлична от природы денег. Главное свойство денег – это возможность нечто купить. Главное свойство власти – это возможность нечто отнять. Для финансовой сделки необходима добровольность, а для насильственной – нет. Для иллюстрации сработает даже самая примитивная бытовая аналогия: если лицом к лицу встретятся первое лицо списка Forbes и самый занюханный гопник с ножом в руке, то победит последний – потому что у него есть нож.
Да, корпорация может купить власть – но может и не купить, если последняя откажется продаваться. Но зато власть может уничтожить корпорацию – и согласие ей не потребуется. В общем решение всегда за властью – и деньги могут лишь влиять на нее. Иначе говоря, у корпораций есть совещательный голос, но решающий – никогда. Все это давно и куда более лаконично описано Пушкиным:
«Все мое», — сказало злато;
«Все мое», — сказал булат.
«Все куплю», — сказало злато;
«Все возьму», — сказал булат.
«Но корпорации – очень хитрые, а потому они в перспективе смогут обзавестись силой, сравнимой с государственной!». Ну что ж, посмотрим конкретные примеры. Еще недавно у нас считалось, что олигархи правят государством – вы помните, наверно, слово «семибанкирщина». Ну и? Куда делась их власть? Вспомним пример товарища Ходорковского, бывшего до посадки самым богатым человеком России – который как раз пытался зайти во власть через формирование лояльного парламента. Это привело его к лобовому столкновению с Кремлем – ну и сколько дней продержалась его армия? Ноль дней, ноль минут, ноль секунд – потому что никакой армии у него не было. И даже если представить, что он смог бы нанять несколько тысяч опытных военных и сформировать из них частную армию, то в сравнении с несколькими миллионами силовиков это был бы потешный полк. Да, его могли бы и не трогать, но захотели – и тронули. Была корпорация – нет корпорации. Близкие к Ходорковскому журналисты и публичные люди строчат гневные статьи, Запад выражает озабоченность, народ аплодирует – ну и все. Власти его проглотили и не заметили.
Другой пример. Когда Россия вернула Крым, то западные компании получили запрет на торговлю с ним. Вот так коварные капиталисты, готовые на что угодно за триста процентов прибыли, ни в одной западной стране не смогли пролоббировать свое право на сотрудничество – потому что было принято политическое решение. А когда речь заходит о политике, экономика бессильна.
Но вернемся к тому, как власти насекомят корпорации. Например, в 2016 году оказалось, что Фольксваген подделывал эко-тесты двигателей. Результат – почти пятнадцать ярдов в пользу американской казны. Представим, что было бы, если бы они решили организовать вооруженное вторжение или угрожать главе разведки (купить его они могли бы попытаться, но запугать – нет, никак нет, никогда нет, никак и никогда нет) – их заводы в два счета превратились бы в Дрезден 1945го.
Но если вы корпорация, и у вас нет возможности организовать военную кампанию, то у вас нет власти, сравнимой с государственной. Да, в мирное время можно мутить всякие схемки с заносами и откатами – но как только власть высасывает все соки из бизнеса, она его кидает – или поддерживает, чтобы он дал новые соки. А если корпорации борзеют, их очень быстро приводят в чувство даже не группы спецназа, а безоружные судебные приставы. И никакая охрана не окажет им даже декоративного сопротивления.
Другой пример со штрафами. В 2008 году начался ипотечный кризис, вызванный безумной политикой американского государства. Но кого же сделали крайними? Конечно, банки! Вот кто во всем виноват – а власть, которая обычно регулирует каждый чих банковской системы бесчисленными законами, была тут совсем не причем! Вот и пришлось всяким голдмансаксам, джипиморганам и ситигрупам отдать государству помногу миллиардов просто за то, что они выполняли наказ этого же государства – обеспечить граждан дешевыми кредитами на жилье. «Но ведь у них же действительно были нарушения!». Да, но почему их не замечали раньше? Как так получилось, что страшные банкиры организовали мировой кризис, а «товарищ Сталин не знал, что в политбюро пробрались враги»?
К слову о Сталине. Когда этот английский политик спросил коллегу Черчилля, сколько у Ватикана имеется танковых дивизий, то был, в сущности, прав – в условиях войны имеет значение только сила. Потому прежде чем рассуждать о могуществе корпораций, следует задать себе тот же вопрос – сколько у них танковых дивизий. Вот если завтра Икея или Макдональдс обзаведутся ядерным оружием, тогда будет о чем говорить. До того – нет смысла даже начинать.
Главная уловка футурологов, предсказывающих всесилие финансовой закулисы, состоит в том, что корпорации представляются чем-то растущим, а государство – чем-то увядающим. Все наоборот. Это раньше какой-нибудь Сесиль Родс или Ермак могли владеть здоровенными частями суши – ну и где таковые сегодня? Куда делась Ост-Индская компания, которая в начале XIX века имела армию в 150 тысяч человек (!), часть из которых располагалась даже в Лондоне?
А теперь посмотрим на то, что стало с государствами – за последний век они достигли могущества, аналогов которому не было в истории. Обратите внимание, как быстро западные страны безо всякого обоснования заставили свое население носить маски и сидеть по домам еще тогда, когда природа коронавируса не была изучена. Какой тиран прошлого мог так подчинить своих подданых?
Сегодня государство как институт находится в точке максимума – и со временем будет только усиливаться. А если какая-нибудь корпорация или даже картель захотят приватизировать власть, ее хозяева будут уничтожены с военных дронов – и в новостях скажут, что они спустили маски на подбородок.
Напоследок нужно сказать одну важную вещь – о том, кто и для чего создает мифы о силе корпораций. Помимо вангователей, делающих это по наивности, у таких мифов имеется очевидный заказчик – государство. То самое, которое создает ипотечные агентства, заставляет банки обеспечивать кредиты – а потом наказывает их за свои собственные ошибки под радостное улюлюканье толп. Стравливать бизнес и народ – любимая стратегия государства. И действует она безотказно.
Но вернемся к тому, как власти насекомят корпорации. Например, в 2016 году оказалось, что Фольксваген подделывал эко-тесты двигателей. Результат – почти пятнадцать ярдов в пользу американской казны. Представим, что было бы, если бы они решили организовать вооруженное вторжение или угрожать главе разведки (купить его они могли бы попытаться, но запугать – нет, никак нет, никогда нет, никак и никогда нет) – их заводы в два счета превратились бы в Дрезден 1945го.
Но если вы корпорация, и у вас нет возможности организовать военную кампанию, то у вас нет власти, сравнимой с государственной. Да, в мирное время можно мутить всякие схемки с заносами и откатами – но как только власть высасывает все соки из бизнеса, она его кидает – или поддерживает, чтобы он дал новые соки. А если корпорации борзеют, их очень быстро приводят в чувство даже не группы спецназа, а безоружные судебные приставы. И никакая охрана не окажет им даже декоративного сопротивления.
Другой пример со штрафами. В 2008 году начался ипотечный кризис, вызванный безумной политикой американского государства. Но кого же сделали крайними? Конечно, банки! Вот кто во всем виноват – а власть, которая обычно регулирует каждый чих банковской системы бесчисленными законами, была тут совсем не причем! Вот и пришлось всяким голдмансаксам, джипиморганам и ситигрупам отдать государству помногу миллиардов просто за то, что они выполняли наказ этого же государства – обеспечить граждан дешевыми кредитами на жилье. «Но ведь у них же действительно были нарушения!». Да, но почему их не замечали раньше? Как так получилось, что страшные банкиры организовали мировой кризис, а «товарищ Сталин не знал, что в политбюро пробрались враги»?
К слову о Сталине. Когда этот английский политик спросил коллегу Черчилля, сколько у Ватикана имеется танковых дивизий, то был, в сущности, прав – в условиях войны имеет значение только сила. Потому прежде чем рассуждать о могуществе корпораций, следует задать себе тот же вопрос – сколько у них танковых дивизий. Вот если завтра Икея или Макдональдс обзаведутся ядерным оружием, тогда будет о чем говорить. До того – нет смысла даже начинать.
Главная уловка футурологов, предсказывающих всесилие финансовой закулисы, состоит в том, что корпорации представляются чем-то растущим, а государство – чем-то увядающим. Все наоборот. Это раньше какой-нибудь Сесиль Родс или Ермак могли владеть здоровенными частями суши – ну и где таковые сегодня? Куда делась Ост-Индская компания, которая в начале XIX века имела армию в 150 тысяч человек (!), часть из которых располагалась даже в Лондоне?
А теперь посмотрим на то, что стало с государствами – за последний век они достигли могущества, аналогов которому не было в истории. Обратите внимание, как быстро западные страны безо всякого обоснования заставили свое население носить маски и сидеть по домам еще тогда, когда природа коронавируса не была изучена. Какой тиран прошлого мог так подчинить своих подданых?
Сегодня государство как институт находится в точке максимума – и со временем будет только усиливаться. А если какая-нибудь корпорация или даже картель захотят приватизировать власть, ее хозяева будут уничтожены с военных дронов – и в новостях скажут, что они спустили маски на подбородок.
Напоследок нужно сказать одну важную вещь – о том, кто и для чего создает мифы о силе корпораций. Помимо вангователей, делающих это по наивности, у таких мифов имеется очевидный заказчик – государство. То самое, которое создает ипотечные агентства, заставляет банки обеспечивать кредиты – а потом наказывает их за свои собственные ошибки под радостное улюлюканье толп. Стравливать бизнес и народ – любимая стратегия государства. И действует она безотказно.
Давно не призывал вас становиться патронами – а сегодня есть отличный повод: опубликован 125й текст. Это много меньше, чем я ожидал написать, но все равно терпимо.
В последний раз я делал список аннотаций еще в июле, а потому – вот проспект материалов за без малого два месяца (кроме тех, что публиковались здесь, в «Тетрадях»):
Очерки:
- Об обывательской бездуховности: о том, что упреки обывателям плохо говорят только о самих упрекающих
- Враги рода людского: не первый, но важный текст о сущности левых
- Мораль против истины: об одном из главных конфликтов человеческой истории
- Постмодерн как фикция: о проблемах с термином «Постмодерн» и о том, почему философам и ученым следует бережно выбирать понятия
- Маска как новый дресс-код: о ритуальном характере антиковидных ограничений.
Маргиналии:
- к Фрейду: о том, как античные люди объясняли природу полового влечения
- к Сенеке: о том, является ли сострадание добродетелью, и чем эмпатия лучше сострадательности
- к Демокриту: о влиянии этики Демокрита на Аристотеля, а также о том, почему историкам философии не всегда нужно доверять
- к Декарту: о смысле знаменитого «мыслю, следовательно, существую» и о том, почему без бога наука невозможна
- к Руссо: о том, как следование установлениям религии может быть отказом от совести
- к Талебу: о том, что для нас, людей, плохой прогноз хуже никакого
- к Пико делла Мирандоле: почти что лонгрид: сумбурные размышления об эпохе Возрождения и о том, почему из дуалиста-каббалиста сделали гуманиста
- к Анаксимену: об изящном решении вопроса первоначала и о том, как Аристотель предпочел теологию естественной науке
- к Крылову: о том, что такое стиль 90х годов для тех, кто их забыл или не застал
- к Фейерабенду: о том, что теория познания не может и не должна руководить самим познанием
- к Борхесу: о различии между жизнью и творчеством, а также об ограничениях анкетного метода Галковского
- к Ницше: очередная порция критики в отношении Ницше
- к Паланику: о том, как любой факт превратить в обвинение – на примере русофобской пропаганды
- к Пселлу: крупная маргиналия о важном уроке из истории Византии: что стабильные элиты являются лучшей защитой от смут
- к Ахутину: важный текст о том, что нельзя превращать философию в психотерапию и считать это занятие личной доблестью
- к Проклу: маргиналия-лонгрид о том, как философы избавляются от страха перед миром через грандиозные, но примитивные идеи
- к Дугину: о психологии реакционности: о том, почему многим людям приятнее быть пессимистами, чем оптимистами.
Белый шум – 6 выпусков о всякой всячине: об эвфемизмах и дисфемизмах, незаблоченных смартфонах, иностранных именах, быстрой заморозке, кино про подростков, смысле понятия антиномии, страдании грыжей, однополых коллективах, походах в гости, меркантильных футболистах, ожиданиях и опозданиях, значении посыла нафиг, вешании занавесок, фильмах Тарантино, слове «ботва», новостях в будущем времени, аудиокнигах, квасе, решении проблемы ж/д переездов и еще бог знает о чем.
Лонгриды (не считая лонгридов-маргиналий):
- Апории политической философии: о пяти проклятых вопросах политики
- О высшей ценности современных людей: о том, что таковой сегодня являются отнюдь не человеческая жизнь
- Семь добродетелей Александра Дугина: лонгрид, венчаемый надеждой на то, что Дугин в конце концов одумается и встанет на сторону Света.
В последний раз я делал список аннотаций еще в июле, а потому – вот проспект материалов за без малого два месяца (кроме тех, что публиковались здесь, в «Тетрадях»):
Очерки:
- Об обывательской бездуховности: о том, что упреки обывателям плохо говорят только о самих упрекающих
- Враги рода людского: не первый, но важный текст о сущности левых
- Мораль против истины: об одном из главных конфликтов человеческой истории
- Постмодерн как фикция: о проблемах с термином «Постмодерн» и о том, почему философам и ученым следует бережно выбирать понятия
- Маска как новый дресс-код: о ритуальном характере антиковидных ограничений.
Маргиналии:
- к Фрейду: о том, как античные люди объясняли природу полового влечения
- к Сенеке: о том, является ли сострадание добродетелью, и чем эмпатия лучше сострадательности
- к Демокриту: о влиянии этики Демокрита на Аристотеля, а также о том, почему историкам философии не всегда нужно доверять
- к Декарту: о смысле знаменитого «мыслю, следовательно, существую» и о том, почему без бога наука невозможна
- к Руссо: о том, как следование установлениям религии может быть отказом от совести
- к Талебу: о том, что для нас, людей, плохой прогноз хуже никакого
- к Пико делла Мирандоле: почти что лонгрид: сумбурные размышления об эпохе Возрождения и о том, почему из дуалиста-каббалиста сделали гуманиста
- к Анаксимену: об изящном решении вопроса первоначала и о том, как Аристотель предпочел теологию естественной науке
- к Крылову: о том, что такое стиль 90х годов для тех, кто их забыл или не застал
- к Фейерабенду: о том, что теория познания не может и не должна руководить самим познанием
- к Борхесу: о различии между жизнью и творчеством, а также об ограничениях анкетного метода Галковского
- к Ницше: очередная порция критики в отношении Ницше
- к Паланику: о том, как любой факт превратить в обвинение – на примере русофобской пропаганды
- к Пселлу: крупная маргиналия о важном уроке из истории Византии: что стабильные элиты являются лучшей защитой от смут
- к Ахутину: важный текст о том, что нельзя превращать философию в психотерапию и считать это занятие личной доблестью
- к Проклу: маргиналия-лонгрид о том, как философы избавляются от страха перед миром через грандиозные, но примитивные идеи
- к Дугину: о психологии реакционности: о том, почему многим людям приятнее быть пессимистами, чем оптимистами.
Белый шум – 6 выпусков о всякой всячине: об эвфемизмах и дисфемизмах, незаблоченных смартфонах, иностранных именах, быстрой заморозке, кино про подростков, смысле понятия антиномии, страдании грыжей, однополых коллективах, походах в гости, меркантильных футболистах, ожиданиях и опозданиях, значении посыла нафиг, вешании занавесок, фильмах Тарантино, слове «ботва», новостях в будущем времени, аудиокнигах, квасе, решении проблемы ж/д переездов и еще бог знает о чем.
Лонгриды (не считая лонгридов-маргиналий):
- Апории политической философии: о пяти проклятых вопросах политики
- О высшей ценности современных людей: о том, что таковой сегодня являются отнюдь не человеческая жизнь
- Семь добродетелей Александра Дугина: лонгрид, венчаемый надеждой на то, что Дугин в конце концов одумается и встанет на сторону Света.
Большие работы (доступны только для двух высших уровней подписки):
- Системы античной аретологии: этика Аристотеля, Эпикура и Эпиктета: критика кинизма, гедонизма и стоицизма, резюме учения Аристотеля, исчерпывающая характеристика эпикурейства и многое другое (18000 слов)
- Презревший Благо: теология первоначала у Плотина: о корне различий между Платоном и Плотином, а также между классической Грецией и поздним эллинизмом (3300 слов)
- Афины и Иерусалим: Важный текст о различиях между античными и христианскими взглядами на сущность бога, космоса, человека и морали с весьма значимыми выводами (8500 слов)
В этом месяце будет опубликована работа о сущности Нового Завета (около 13000 слов).
Увы, несколько рубрик сильно просели – так что написано далеко не все из задуманного и заявленного в описании тиров. Увы, дефицит времени сильно сказывается на продуктивности.
Тем не менее, вам будет что почитать, так что призываю вас поддержать мою деятельность – на Бусти или Патреоне – как это сделали уже 40 читателей, в том числе:
Патроны-Метафизики Gaming Score, История России, Никита Гироскоп, Дарья Москаленко, Иван, E.Abw, Иван Иванов, Vladislav, Constantine Kosmynin, Tanshe, Eso Terikwa, Тимофей Чернышов, Alex X, Иван Гаврилов-Астафьев, Boris, masha maltseva, Sergey Donskoy, Denis Evdokimov, Константин Викторов, Александр Черевков, Михаил Демьяненко, Быть, Алексей Деркачёв, Alexma, Ravil Bildanov – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Vladimir S, Рустам Кашапов, Beresklet, Fabulous Bill, kapitanKukan, Randolf, Philellin7, Иван Зотов, Семён Попов, Жан Бубенцов, священник Василий Корда – вам особое почтение и благодарность!
Напоследок скажу, что в своих текстах я почти не занимаюсь разъяснением того, что и так можно найти в учебниках и по открытым источникам – я стараюсь заниматься философией (в самом широком смысле слова), а не историей философии. Нормальной философией – от антропологии и гносеологии до философии политики – без банальностей, занудства и мозгоблудия.
- Системы античной аретологии: этика Аристотеля, Эпикура и Эпиктета: критика кинизма, гедонизма и стоицизма, резюме учения Аристотеля, исчерпывающая характеристика эпикурейства и многое другое (18000 слов)
- Презревший Благо: теология первоначала у Плотина: о корне различий между Платоном и Плотином, а также между классической Грецией и поздним эллинизмом (3300 слов)
- Афины и Иерусалим: Важный текст о различиях между античными и христианскими взглядами на сущность бога, космоса, человека и морали с весьма значимыми выводами (8500 слов)
В этом месяце будет опубликована работа о сущности Нового Завета (около 13000 слов).
Увы, несколько рубрик сильно просели – так что написано далеко не все из задуманного и заявленного в описании тиров. Увы, дефицит времени сильно сказывается на продуктивности.
Тем не менее, вам будет что почитать, так что призываю вас поддержать мою деятельность – на Бусти или Патреоне – как это сделали уже 40 читателей, в том числе:
Патроны-Метафизики Gaming Score, История России, Никита Гироскоп, Дарья Москаленко, Иван, E.Abw, Иван Иванов, Vladislav, Constantine Kosmynin, Tanshe, Eso Terikwa, Тимофей Чернышов, Alex X, Иван Гаврилов-Астафьев, Boris, masha maltseva, Sergey Donskoy, Denis Evdokimov, Константин Викторов, Александр Черевков, Михаил Демьяненко, Быть, Алексей Деркачёв, Alexma, Ravil Bildanov – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Vladimir S, Рустам Кашапов, Beresklet, Fabulous Bill, kapitanKukan, Randolf, Philellin7, Иван Зотов, Семён Попов, Жан Бубенцов, священник Василий Корда – вам особое почтение и благодарность!
Напоследок скажу, что в своих текстах я почти не занимаюсь разъяснением того, что и так можно найти в учебниках и по открытым источникам – я стараюсь заниматься философией (в самом широком смысле слова), а не историей философии. Нормальной философией – от антропологии и гносеологии до философии политики – без банальностей, занудства и мозгоблудия.
Forwarded from Быть
Джентельменский набор «Религиозного телеграмма» от Быть
Церковные новости
Религия сегодня - лучший агрегатор значимых религиозных новостей в ТГ
Православие
Отец Z — короткие zаметки из жизни служителя. Все совпадения случайны.
Научпоп — научно-популярный канал священника Александра Данилова, современно, модно, с умом
Дневник священника (Николай Бабкин) — канал инстаграм-знаменитости, священника РПЦ Николая Бабкина
Батюшка Лютер — размышления о реформе в Православной Церкви
Костромская духовная семинария - жизнь современной семинарии с богатой историей
o.thg — канал самого «неформатного» архимандрита Феогноста Пушкова. Лучше его записей только его видео.
Православный футуролог — размышления о будущем православной церкви от священника Святослава Шевченко
ОВЧА — дневник священника Александра Овчаренко, читаю как агрегатор и за редкие, но очень точные размышления
Букварь — канал о народном православии на Русском Севере (и не только)
Корнилий Сотник — молодой канал мирянина с размышлениями о церкви и своем месте в ней
Cyril Hovorun — канал архимандрита Кирилла Говоруна
Георгий Кочетков — канал отца Георгия Кочеткова, основателя Преображенского братства
Лютеранство
Fides Quaerens Intellectum — канал пастора Дмитрия Розета, апологета и секретаря богословской комиссии Евангелическо-лютеранской церкви Ингрии
Ислам
Харун Вадим Сидоров — канал основателя НОРМ, национальной организации русских мусульман
Иудаизм
Иудаизм без фильтра — канал раввина реформаторской общины из Израиля
Буддизм \ Индуизм
Индийский дневник — короткие заметки о жизни в Индии, индуизме, буддизме и их переплетении
Вишнуитские священные тексты — канал русского рамаита (это как кришнаит, только рамаит)
Махровый кришнаит — канал русского кришнаита (это как рамаит, только кришнаит)
itivuttaka / གསར་འགྱུར་ — канал девушки, сменившей южный буддизм на северный
Язычество
Paganka — канал о язычестве от кельтского язычника Сергея "Паганки"
Языческий Традиционализм — язычество, Генон и путь Левой руки
ФТР | Фонд Традиционных Религий — общественная организация язычников России, отстаивают свои права, фиксируют нарушения
Атеизм
Мысли Атеиста — в последнее время автор задается вопросами о том, что такое вера и атеизм. Возможно, из этого что-то и выйдет
(около)Религиоведение
Научная критика ислама! — канал, в котором христианские апологеты разбирают хадисы и странные места Корана
Александр Дворкин (ЦРИ) — сектовед всея Руси и его помощники
Платья, мужики и антропология — заметки настоящего антрополога-религиоведа
sacred violence - о религии и насилии: концепты, размышления, истории, тотал хейт
Центр апологетических исследований — неконфессиональная апологетика
Сакральные тексты — филиал крупного сообщества из Вконтакта, любопытные заметки
Дары Реформации — самый недооцененный канал, сборник подкастов про деятелей ранней Реформации от религиоведа Оксаны Куропаткиной
Околорелигия
Апокалиптическая Минаж — много апокалиптический картинок и немного интересных размышлений
Лаконские щенки — много русской философии и Достоевского
Велецкие тетради — канал русского философа и писателя Максима Велецкого, в последнее время основная активность перешла в Патреон
Церковные новости
Религия сегодня - лучший агрегатор значимых религиозных новостей в ТГ
Православие
Отец Z — короткие zаметки из жизни служителя. Все совпадения случайны.
Научпоп — научно-популярный канал священника Александра Данилова, современно, модно, с умом
Дневник священника (Николай Бабкин) — канал инстаграм-знаменитости, священника РПЦ Николая Бабкина
Батюшка Лютер — размышления о реформе в Православной Церкви
Костромская духовная семинария - жизнь современной семинарии с богатой историей
o.thg — канал самого «неформатного» архимандрита Феогноста Пушкова. Лучше его записей только его видео.
Православный футуролог — размышления о будущем православной церкви от священника Святослава Шевченко
ОВЧА — дневник священника Александра Овчаренко, читаю как агрегатор и за редкие, но очень точные размышления
Букварь — канал о народном православии на Русском Севере (и не только)
Корнилий Сотник — молодой канал мирянина с размышлениями о церкви и своем месте в ней
Cyril Hovorun — канал архимандрита Кирилла Говоруна
Георгий Кочетков — канал отца Георгия Кочеткова, основателя Преображенского братства
Лютеранство
Fides Quaerens Intellectum — канал пастора Дмитрия Розета, апологета и секретаря богословской комиссии Евангелическо-лютеранской церкви Ингрии
Ислам
Харун Вадим Сидоров — канал основателя НОРМ, национальной организации русских мусульман
Иудаизм
Иудаизм без фильтра — канал раввина реформаторской общины из Израиля
Буддизм \ Индуизм
Индийский дневник — короткие заметки о жизни в Индии, индуизме, буддизме и их переплетении
Вишнуитские священные тексты — канал русского рамаита (это как кришнаит, только рамаит)
Махровый кришнаит — канал русского кришнаита (это как рамаит, только кришнаит)
itivuttaka / གསར་འགྱུར་ — канал девушки, сменившей южный буддизм на северный
Язычество
Paganka — канал о язычестве от кельтского язычника Сергея "Паганки"
Языческий Традиционализм — язычество, Генон и путь Левой руки
ФТР | Фонд Традиционных Религий — общественная организация язычников России, отстаивают свои права, фиксируют нарушения
Атеизм
Мысли Атеиста — в последнее время автор задается вопросами о том, что такое вера и атеизм. Возможно, из этого что-то и выйдет
(около)Религиоведение
Научная критика ислама! — канал, в котором христианские апологеты разбирают хадисы и странные места Корана
Александр Дворкин (ЦРИ) — сектовед всея Руси и его помощники
Платья, мужики и антропология — заметки настоящего антрополога-религиоведа
sacred violence - о религии и насилии: концепты, размышления, истории, тотал хейт
Центр апологетических исследований — неконфессиональная апологетика
Сакральные тексты — филиал крупного сообщества из Вконтакта, любопытные заметки
Дары Реформации — самый недооцененный канал, сборник подкастов про деятелей ранней Реформации от религиоведа Оксаны Куропаткиной
Околорелигия
Апокалиптическая Минаж — много апокалиптический картинок и немного интересных размышлений
Лаконские щенки — много русской философии и Достоевского
Велецкие тетради — канал русского философа и писателя Максима Велецкого, в последнее время основная активность перешла в Патреон
Telegram
Религия сегодня
Религия и общество. Аналитика и прогнозы. Мировые тренды и российские реалии.
По вопросам сотрудничества: @RelToday1
Сайт: https://reltoday.com/
По вопросам сотрудничества: @RelToday1
Сайт: https://reltoday.com/
Патрон-Теург Андрей Бересклет, автор незаслуженно маленького канала Les baies de l'euonymus об экономике и инвестициях (где он ничего не продает и не предлагает никаких схем быстрого заработка, а только информирует), в закрытом канале написал воззвание, которое я (с его разрешения) публикую.
«На данном канале не было, нет и не будет рекламы. Как и в «Ягодах Бересклета».
То, что я напишу ниже — совет. И в некотором смысле просьба.
После смерти Константина Анатольевича Крылова, я могу назвать только одного человека его ума и стиля в РФ (я напомню, РФ не Россия, по крайней мере недостаточно Россия, и лишь пока, я уверен в этом). Опустим фигуру Галковского, ладно?
Это Максим Велецкий. Автор Велецких тетрадей https://t.iss.one/velnotes.
Я крайне рекомендую вам, mes amies, подписаться на этот канал.
Максим также является автором абсолютно мозгосрывной книги «Несть». Лучшее из прочитанного мной за этот год на текущий момент.
Я рекомендую вам, достопочтенное собрание, купить на литресе эту книгу. 69 рублей или около.
Я крайне НЕ рекомендую эту книгу дамам.
Максим — русский философ и публицист. Я крайне и очень настоятельно рекомендую вам подписаться на его Патреон. Желательно на tier Теург (7 долларов — это два пива в нормальном московском баре в центре). Потому что талантливый русский писатель, публицист и философ должен быть баловнем судьбы. И не есть консервы из конины, как ел когда-то Константин Анатольевич, наш с Максимом общий О-Сэнсэй.
Мы никогда не должны допустить повторения подобного.
Да-да, я знаю, Секацкий — лучший русский философ сейчас. Но те ложечки дерьма, инвективы в адрес русского народа, которыми он сдабривает свои книги... нет, дамы и господа, спасибо, не надо, я это не ем.
Я лучше почитаю спокойную и жестокую критику Дугина. Или препарирование того же Секацкого. Или его, Максима (наши фамилии из наших бывших, и, несомненно, будущих западных губерний), прекрасные маргиналии (именно им вы обязаны чтению моих беллетризаций и маргиналий). Или, скажем... а дальше на Патреоне:)
Я невероятно благодарен Максиму за его творчество. Я очень надеюсь, но совсем не тороплю (напротив, прошу полениться) его, что увижу его эссе, которое я как Теург заказал.
Это к предыдущему посту про помощь. 7 долларов, господа. 7 долларов.
A. B., n. v.»
Сравнение с Крыловым – это высший комплимент для меня.
Андрею – благодарность, которую невозможно передать словами.
«На данном канале не было, нет и не будет рекламы. Как и в «Ягодах Бересклета».
То, что я напишу ниже — совет. И в некотором смысле просьба.
После смерти Константина Анатольевича Крылова, я могу назвать только одного человека его ума и стиля в РФ (я напомню, РФ не Россия, по крайней мере недостаточно Россия, и лишь пока, я уверен в этом). Опустим фигуру Галковского, ладно?
Это Максим Велецкий. Автор Велецких тетрадей https://t.iss.one/velnotes.
Я крайне рекомендую вам, mes amies, подписаться на этот канал.
Максим также является автором абсолютно мозгосрывной книги «Несть». Лучшее из прочитанного мной за этот год на текущий момент.
Я рекомендую вам, достопочтенное собрание, купить на литресе эту книгу. 69 рублей или около.
Я крайне НЕ рекомендую эту книгу дамам.
Максим — русский философ и публицист. Я крайне и очень настоятельно рекомендую вам подписаться на его Патреон. Желательно на tier Теург (7 долларов — это два пива в нормальном московском баре в центре). Потому что талантливый русский писатель, публицист и философ должен быть баловнем судьбы. И не есть консервы из конины, как ел когда-то Константин Анатольевич, наш с Максимом общий О-Сэнсэй.
Мы никогда не должны допустить повторения подобного.
Да-да, я знаю, Секацкий — лучший русский философ сейчас. Но те ложечки дерьма, инвективы в адрес русского народа, которыми он сдабривает свои книги... нет, дамы и господа, спасибо, не надо, я это не ем.
Я лучше почитаю спокойную и жестокую критику Дугина. Или препарирование того же Секацкого. Или его, Максима (наши фамилии из наших бывших, и, несомненно, будущих западных губерний), прекрасные маргиналии (именно им вы обязаны чтению моих беллетризаций и маргиналий). Или, скажем... а дальше на Патреоне:)
Я невероятно благодарен Максиму за его творчество. Я очень надеюсь, но совсем не тороплю (напротив, прошу полениться) его, что увижу его эссе, которое я как Теург заказал.
Это к предыдущему посту про помощь. 7 долларов, господа. 7 долларов.
A. B., n. v.»
Сравнение с Крыловым – это высший комплимент для меня.
Андрею – благодарность, которую невозможно передать словами.
Маргиналия к Оруэллу
«Скотный двор» Оруэлла является гениальной аллюзией на Советский Союз – от октябрьского переворота до распада. Несмотря на то, что повесть была окончена в 1944 году, автор предугадал и дальнейшее развитие страны – ее постепенную трансформацию из военно-лагерного коммунизма в олигархию. Но, разумеется, второй этап описан достаточно общо, а вот то, что было между 17м и 44м годами – более чем подробно. И главный эпизод в недолгой истории «Скотного двора» – внутрипартийный переворот, в результате которого свинья Наполеон (Сталин) изгнала с фермы свинью Снежка (Троцкого) и установила культ своей свиноличности:
«Наполеона теперь называли не просто Наполеоном, а лишь сугубо официально — нашим вождем товарищем Наполеоном, и свиньи старались перещеголять одна другую, изобретая для него все новые титулы: Отец Животных Всего Мира, Гроза Рода Человеческого, Мудрый Пастырь, Лучший Друг Утят и тому подобные. Стукач произносил речи о Наполеоновой мудрости, доброте ко всем животным и особенно к угнетенным животным соседних ферм, прозябавшим в невежестве и рабстве. Стало привычным любое достижение, любую удачу приписывать Наполеону. Нередко можно было услышать, как одна курица говорит другой: “Под водительством товарища Наполеона мне удалось снести пять яиц за шесть дней” или как две коровы на водопое восхищаются: “До чего же вкусная сегодня вода, и все благодаря мудрому руководству нашего вождя товарища Наполеона”.»
Понятно, что этот культ стал возможен благодаря ежедневной идеологической обработке – но, если внимательно посмотреть на историю тоталитарных режимов, то у всего этого раболепия обнаружится и второе дно. Дело в том, что при тоталитаризме вода действительно вкуснее. Объективно это то же H2O, но субъективно, психологически – это святая вода, потому что средний гражданин при тоталитарном строе с удовольствием мифологизирует и даже сакрализирирует все государственное.
При нормальном политическом устройстве – капиталистическом и демократическом – мифологий слишком много, а потому ни одна из них не способна навязать обществу один-единственный миф. Каждая онтология (религиозная и светская, правая и левая, национальная и космополитическая, пассеистская и прогрессистская) все равно остается локальной. В таком обществе разные точки зрения не просто имеют право на существование, но имеют публичное представительство – в политике, в науке, в искусстве. То есть политическая мифология присутствует и там – но она сравнительно слаба, потому что одним из главных атрибутов мифа является то, что он не является объектом рефлексии: если человек задумывается об истинности/ложности мифа, то автоматически ставит себя вне его. Так человек время от времени выпадает из одних мифов и припадает к другим. Тотальности не образуется.
Проблема в том, что весь этот плюрализм мнений пусть и приносит обществу пользу, но создает дискомфорт. Нужно думать, вникать, выбирать. Это неприятно, это отнимает время и силы. Каждый, кто хотя бы однажды тратил полдня на выбор одежды, знает, насколько выматывает этот процесс – и как в голову поневоле влетают опасные мысли: «Почему все так сложно? Выдавали бы всем одну одежду по размерам – было бы проще». Тоталитарные режимы избавляют человека от этого бремени свободы – они устраняют и материальное изобилие, и разномыслие. Перефразируя прототипа товарища Наполеона, жить становиться хуже, но веселей.
Наше мышление устроено так, что стремится к построению единой целостной (тотальной) модели сущего. Тоталитаризм замечательно эксплуатирует эту нашу особенность, потому что каждую вещь встраивает во всеобщую картину мира, где индивидуальное, политическое и космическое становятся подобными друг другу. «Я сегодня пошел на завод – и вся страна пошла на завод. Я не просто отработал смену вместе со всеми – нет, через меня в эти часы осуществлялась всеобщая история всего. История – и ведущая меня, и ведомая моими мозолистыми руками!». Действительно, приятнее мыслить себя необходимым элементом пространства и времени, истины и жизни, прошлого и будущего, чем просто индивидом, ходящим на работу ради оплаты счетов.
«Скотный двор» Оруэлла является гениальной аллюзией на Советский Союз – от октябрьского переворота до распада. Несмотря на то, что повесть была окончена в 1944 году, автор предугадал и дальнейшее развитие страны – ее постепенную трансформацию из военно-лагерного коммунизма в олигархию. Но, разумеется, второй этап описан достаточно общо, а вот то, что было между 17м и 44м годами – более чем подробно. И главный эпизод в недолгой истории «Скотного двора» – внутрипартийный переворот, в результате которого свинья Наполеон (Сталин) изгнала с фермы свинью Снежка (Троцкого) и установила культ своей свиноличности:
«Наполеона теперь называли не просто Наполеоном, а лишь сугубо официально — нашим вождем товарищем Наполеоном, и свиньи старались перещеголять одна другую, изобретая для него все новые титулы: Отец Животных Всего Мира, Гроза Рода Человеческого, Мудрый Пастырь, Лучший Друг Утят и тому подобные. Стукач произносил речи о Наполеоновой мудрости, доброте ко всем животным и особенно к угнетенным животным соседних ферм, прозябавшим в невежестве и рабстве. Стало привычным любое достижение, любую удачу приписывать Наполеону. Нередко можно было услышать, как одна курица говорит другой: “Под водительством товарища Наполеона мне удалось снести пять яиц за шесть дней” или как две коровы на водопое восхищаются: “До чего же вкусная сегодня вода, и все благодаря мудрому руководству нашего вождя товарища Наполеона”.»
Понятно, что этот культ стал возможен благодаря ежедневной идеологической обработке – но, если внимательно посмотреть на историю тоталитарных режимов, то у всего этого раболепия обнаружится и второе дно. Дело в том, что при тоталитаризме вода действительно вкуснее. Объективно это то же H2O, но субъективно, психологически – это святая вода, потому что средний гражданин при тоталитарном строе с удовольствием мифологизирует и даже сакрализирирует все государственное.
При нормальном политическом устройстве – капиталистическом и демократическом – мифологий слишком много, а потому ни одна из них не способна навязать обществу один-единственный миф. Каждая онтология (религиозная и светская, правая и левая, национальная и космополитическая, пассеистская и прогрессистская) все равно остается локальной. В таком обществе разные точки зрения не просто имеют право на существование, но имеют публичное представительство – в политике, в науке, в искусстве. То есть политическая мифология присутствует и там – но она сравнительно слаба, потому что одним из главных атрибутов мифа является то, что он не является объектом рефлексии: если человек задумывается об истинности/ложности мифа, то автоматически ставит себя вне его. Так человек время от времени выпадает из одних мифов и припадает к другим. Тотальности не образуется.
Проблема в том, что весь этот плюрализм мнений пусть и приносит обществу пользу, но создает дискомфорт. Нужно думать, вникать, выбирать. Это неприятно, это отнимает время и силы. Каждый, кто хотя бы однажды тратил полдня на выбор одежды, знает, насколько выматывает этот процесс – и как в голову поневоле влетают опасные мысли: «Почему все так сложно? Выдавали бы всем одну одежду по размерам – было бы проще». Тоталитарные режимы избавляют человека от этого бремени свободы – они устраняют и материальное изобилие, и разномыслие. Перефразируя прототипа товарища Наполеона, жить становиться хуже, но веселей.
Наше мышление устроено так, что стремится к построению единой целостной (тотальной) модели сущего. Тоталитаризм замечательно эксплуатирует эту нашу особенность, потому что каждую вещь встраивает во всеобщую картину мира, где индивидуальное, политическое и космическое становятся подобными друг другу. «Я сегодня пошел на завод – и вся страна пошла на завод. Я не просто отработал смену вместе со всеми – нет, через меня в эти часы осуществлялась всеобщая история всего. История – и ведущая меня, и ведомая моими мозолистыми руками!». Действительно, приятнее мыслить себя необходимым элементом пространства и времени, истины и жизни, прошлого и будущего, чем просто индивидом, ходящим на работу ради оплаты счетов.
И, конечно, приятнее пить воду при товарище Наполеоне – потому что она выпущена целым государством, а не какой-то там частной лавочкой, созданной чисто для «прибылей». Пить государственную воду – это не утоление жажды, а причастие: это общая вода, мировая вода, живая вода. Пополнивший водный баланс человек возвращает государству его милость честным упорным трудом. Так поддерживается вселенская гармония.
И, напротив, самая вкусная «капиталистическая» вода немного горька – ведь она не требует от потребителя ничего, кроме оплаты стоимости. «Эх, вас только деньги интересуют, мы вам не нужны». А человеку хочется быть нужным.
Не стоит обольщаться: речь идет не о каких-то люмпенах и недоумках – все это есть в каждом из нас. Помню, как в юности я не без любострастия читал про тоталитарные режимы – и не очень-то солидаризировался с их жертвами. Потому что быть на стороне целого приятнее, чем на стороне части. А еще приятнее быть на стороне целого, обладающего силой. А совсем приятно приятнее быть стороне монолитного безжалостного целого. Молодые люди – всегда немного жертвы: в мир взрослых они еще не вхожи, а свой мир им уже не нравится. А потому так приятно – хотя бы виртуально, хотя бы гипотетически – солидаризироваться с теми, кто готов сносить «По тысяче голов сразу / С плахи к пречистой тайне». Мысленно поддерживая палача и дегуманизируя жертву, чувствуешь себя и сильнее, и мудрее. И думаешь – вот бы еще государственной воды выпить…
Чувствовать себя на стороне зла – вообще приятно, тем более для тех, кто не способен и свинью зарезать. А чувствовать себя на стороне мирового и исторически необходимого зла – волшебно. Отсюда и берутся все эти мамкины сталинисты.
Потому, кстати, я так часто нападаю на социализм и социалистов – потому что это не просто идеология, а психология. Идеология социализма тем и опасна, что апеллирует к самым гнусным, самым грязным, самым гадким сторонам нашей души. И бороться с левыми идеями нужно постоянно – потому что это борьба с собой, со скотным двором внутри нас.
И, к слову об Оруэлле, когда наше Отечество будет окончательно освобождено от советской оккупации, «Скотный двор» станет неотъемлемой частью школьной программы и образовательного минимума русских людей. Чтобы, как говорится, больше никогда.
---
Патроны-Метафизики Вонифатий, Андрей Иванов, Николай Карпузов, Никита Гироскоп, Константин Викторов, Иван, Eso Terikwa, Александр Черевков, Алексей Деркачёв, История России, E.Abw, Gaming Score, Тимофей Чернышов, Ravil Bildanov, Vladislav, masha maltseva, Иван Иванов, Дарья Москаленко, Иван Гаврилов-Астафьев, Alex X, Михаил Демьяненко, Sergey Donskoy, Constantine Kosmynin, Быть, Alexma, Tanshe – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Alexander, George O., Denis Evdokimov, KapitanKukan, Vladimir S, священник Василий Корда, Иван Зотов, Семён Попов, Beresklet, Рустам Кашапов, Randolf, Philellin7, Fabulous Bill, Жан Бубенцов – вам особое почтение и благодарность!
И, напротив, самая вкусная «капиталистическая» вода немного горька – ведь она не требует от потребителя ничего, кроме оплаты стоимости. «Эх, вас только деньги интересуют, мы вам не нужны». А человеку хочется быть нужным.
Не стоит обольщаться: речь идет не о каких-то люмпенах и недоумках – все это есть в каждом из нас. Помню, как в юности я не без любострастия читал про тоталитарные режимы – и не очень-то солидаризировался с их жертвами. Потому что быть на стороне целого приятнее, чем на стороне части. А еще приятнее быть на стороне целого, обладающего силой. А совсем приятно приятнее быть стороне монолитного безжалостного целого. Молодые люди – всегда немного жертвы: в мир взрослых они еще не вхожи, а свой мир им уже не нравится. А потому так приятно – хотя бы виртуально, хотя бы гипотетически – солидаризироваться с теми, кто готов сносить «По тысяче голов сразу / С плахи к пречистой тайне». Мысленно поддерживая палача и дегуманизируя жертву, чувствуешь себя и сильнее, и мудрее. И думаешь – вот бы еще государственной воды выпить…
Чувствовать себя на стороне зла – вообще приятно, тем более для тех, кто не способен и свинью зарезать. А чувствовать себя на стороне мирового и исторически необходимого зла – волшебно. Отсюда и берутся все эти мамкины сталинисты.
Потому, кстати, я так часто нападаю на социализм и социалистов – потому что это не просто идеология, а психология. Идеология социализма тем и опасна, что апеллирует к самым гнусным, самым грязным, самым гадким сторонам нашей души. И бороться с левыми идеями нужно постоянно – потому что это борьба с собой, со скотным двором внутри нас.
И, к слову об Оруэлле, когда наше Отечество будет окончательно освобождено от советской оккупации, «Скотный двор» станет неотъемлемой частью школьной программы и образовательного минимума русских людей. Чтобы, как говорится, больше никогда.
---
Патроны-Метафизики Вонифатий, Андрей Иванов, Николай Карпузов, Никита Гироскоп, Константин Викторов, Иван, Eso Terikwa, Александр Черевков, Алексей Деркачёв, История России, E.Abw, Gaming Score, Тимофей Чернышов, Ravil Bildanov, Vladislav, masha maltseva, Иван Иванов, Дарья Москаленко, Иван Гаврилов-Астафьев, Alex X, Михаил Демьяненко, Sergey Donskoy, Constantine Kosmynin, Быть, Alexma, Tanshe – большое спасибо за подписку!
Патроны-Теурги Alexander, George O., Denis Evdokimov, KapitanKukan, Vladimir S, священник Василий Корда, Иван Зотов, Семён Попов, Beresklet, Рустам Кашапов, Randolf, Philellin7, Fabulous Bill, Жан Бубенцов – вам особое почтение и благодарность!