Украина снова вошла в очень динамичный этап своего политического развития (я бы назвал его “фазой быстрой политики”), когда события могут начать развиваться стремительно. В этом смысле Украина – не Россия. Переход от “снимаем вилкой лапшу с ушей” до “насаживаем на вилы” здесь всегда почти мгновенный, без особой раскачки, и может уложиться в несколько месяцев. Такой вот “национальный специалитет”.

Писать об Украине в такой период - все равно что ходить по минному полю. Украинское общество переживает мучительную трансформационную ломку. Оно созрело для принятия новой политической парадигмы и одновременно оно боится этих перемен, как прыжка в неизвестность без парашюта. Поэтому любая попытка описать эту новую, уже выкристаллизовывающуюся парадигму вызывает яростный протест. Общество хочет закрыться от новой реальности. Но это невозможно, поскольку эта реальность не является чем-то внешним по отношению к Украине, она формируется изнутри.

Что же это за новая парадигма, которая должна прийти на место старой? На самом деле тут все просто: все сводится к простой фразе – Россия никуда не денется. Рядом с ней придется жить - не очень счастливо, но долго. Даже если представить, что в России произойдет революция и она развалится на части (о чем подавляющее большинство украинцев сегодня мечтает), 140 миллионов русских не снимутся со своих мест и не улетят в космос, как в старом львовском анекдоте, Россию не оккупируют марсиане, тем более – НАТО, и в любом случае не похоже, чтобы нечто подобное случилось в ближайшее время. Это та объективная реальность, которая дана сегодня украинцам в весьма неприятных ощущениях. К этой реальности необходимо возвращаться, и это весьма непросто после всего пережитого.

Вот хотел вчера написать, что интервью Арахамии выглядит как донос на Бориса Джонсона, но утром открыл телефон и увидел, что об этом уже написал Арестович. Кто первый встал, того и тапки. Как писал Илья Ильф и Евгений Петров, если одна и та же мысль приходит одновременно в две головы, от нее необходимо отказываться. Нужно копать тщательнее (М.Жванецкий). Это не столько донос, сколько самодонос, своего рода объяснительная записка о том, как Украина дошла до жизни такой. Из этой «записки» мы узнаем много нового и действительно интересного, если предположить, что признание чистосердечно.

Что следует из интервью Арахамии, если убрать «белый шум»? Что после того, как Кремль «лажанулся» с блицкригом и получил от ВСУ по сусалам, он готов был свернуть военные действия на достаточно комфортных для Украины условиях (не победных, но с учетом впоследствии уплаченной цены в пару сотен тысяч жизней и разрушения экономики – приемлемой) и вел не бутафорские, а вполне реальные переговоры в Стамбуле. Эти предложения были отвергнуты ради достижения бескомпромиссной победы (возврат территорий, включая Крым, плюс членство в НАТО и ЕС - и идите вы лесом). Причин, по которым Украина сорвала переговоры (получается, Путин не врет, по крайней мере в этом конкретном случае) три: надо было менять Конституцию (перед этим ее неоднократно меняли в другую сторону), Путину нельзя верить (а кому можно?) и Джонсон сказал - «давайте воевать». Честно говоря, выглядит немного по-детски для отнюдь «недетской» ситуации, в которой оказалась Украина.

До настоящего момента считалось аксиомой, что у Зеленского не было выбора, и он вел экзистенциальную войну, где на кону было само существование Украины как государства. Теперь в неявой форме признается, что Зеленский имел выбор: либо прекратить войну на раннем этапе, без потери государственности, но на компромиссных и невыгодных для Украины услрвиях, либо поставить на Джекпот. Он поставил на Джекпот. Это было красиво. Было ли это еще и мудро, предстоит теперь решить украинскому обществу. Это сугубо внутриукраинская дискуссия, и она нисколько не меняет отношения к российской агрессии и ее оценки. В некотором смысле ее начало есть признак взросления этого общества.

Прямо как в рязановском «Гараже» - дискуссия о перемирии, спровоцированная странным интервью Арахамии, стихийно продолжилась ночью на «Пастуховской кухни» с неожиданно появившимся на ней Борисом, «всплывшим» из своих юридических глубин.

Признаюсь честно , я не фанат перемирия, закрепляющего для Путина результаты агрессии и создающего, соответственно, прецедент и мотивацию для будущих агрессий. Это как сделка с террористами: заложники спасены, но угроза осталась и справедливость не восторжествовала. Однако никакой фрустрации по этому поводу (если и будет что обсуждать) нет, катастрофы я в таком перемирии не вижу. Катастрофой была бы потеря украинской государственности вследствие достижения Путиным первоначальных целей войны. Катастрофой, пусть и меньшего масштаба, было бы воцарение в Киеве наместника, зиц-председателя Украины типа Медведчука. А пока украинское государство существует, это не катастрофа.

В Украине эта точка зрения, однако, не популярна. Особенно в ее руководстве. Причин много. Большинство из них носит объективный и оправданный характер. Но иногда мне кажется, что есть и сугубо субъективные причины, и Зеленский сейчас не совсем попадает в роль. Фильм оказался сиквелом, и вторая его серия уже про царя Соломона, а он продолжает играть царя Давида. Он играет очень талантливо, но не совсем по сценарию, предложенному Великим Продюсером. Замысел все-таки был, видимо, в том, чтобы вывести свой народ, в конце концов, из пустыни, а не в том, чтобы истребить его в битве с Фараоном. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что очень трудно понять, где заканчивается одна Книга царств с легендой о Давиде и Голиафе и начинается другая - с притчами Соломона.

Было ли у Зеленского окно возможностей в 2022 году? Никто этого не скажет, потому что история таки не знает сослагательного наклонения. Может быть – да, скорее всего – нет. Гораздо важнее понять, есть ли это окно сегодня и принять решения в интересах украинского народа и украинского государства, соответствующие новой быстро меняющейся ситуации. Зеленский принял мужественное и правильное решение, не уклонившись от боя. Украинская армия доказала свою состоятельность в боях и кровью переподписала декларацию о независимости Украины. Но не бывает раз и навсегда верных решений в политике, потому что не бывает раз и навсегда неизменных обстоятельств. По мере изменения обстоятельств политика должна меняться. Катастрофы происходят не вследствие смены курса, а вследствие запаздывания с принятием решений о его смене.

Что сегодня ограничивает свободу маневра Зеленского? Стереотип массового сознания, в том числе внедряемый пропагандой, в соответствии с которым компромисс со злом невозможен. Да неужели? Китай мирится с Тайванем, Америка мирится с геноцидом уйгуров. Армения мирится с потерей Карабаха. Грузия мирится с аннексией Абхазии и Осетии. Вся история мировой политики есть история компромиссов со злом. Но только в Украине эта тема табуирована законодательно. Так и записао – никаких переговоров со злом.

А может, еще зло само не захочет ни с кем договариваться (что, скорее всего, и будет)? Тогда, по крайней мере, Путин перестанет трясти на форумах бумажками с мифическими соглашениями. А если и договорятся о чем-то на условиях сохранения суверенитета и спасут еще пару сотен жизней – тоже неплохо. Потому что есть компромиссы и компромиссы. Одно дело – компромисс, который равен капитуляции, другое дело – компромисс, который дает время для восстановления сил и строительства того мощного современного государства, которое дождется своего ресинтимента, когда мимо пронесут политический труп врага, и смачно плюнет ему вслед. А, может, все дело в том, что нет уверенности в своей способности использовать компромисс для создания такого государства? Это дело другое, но при чем тут тогда внешнее зло? Тогда, как писал один известный одессит, надо что-то в консерватории менять.

https://youtu.be/Nl_7rE5dpbw?si=eFUDOyGelocrRI2K

Интервью Евгения Чичваркина, которое показалось мне умным и искренним, несмотря на то, что я на той же платформе делаю обратные выводы, актуализировало тему фрустрации. Тема для меня немного одиозная, потому что фрустрация эта связана с несбывшимися ожиданием быстрого краха режима, которых у меня никогда не было. Соответственно, нет и фрустрации. Типа - «если у вас нету тети, то вам ее не потерять»…

Напротив, после начала войны у меня было стойкое ощущение, что Путин довольно быстро достигнет своих стратегических целей в Украине. В тот момент, когда Запад отказался закрыть небо Украины, общая траектория развития ситуации стала совершенно понятной. Обманутыми поэтому оказались лишь те, кто сам обманываться был рад. То, что при “дырявом небе” в условиях современной войны Украина почти два года успешно обороняется, можно рассматривать как уникальный результат, но о победе на этих условиях в принципе не могло быть и речи. Запад два года резал кошке хвост по частям, чтобы прийти к очевидному рубежу: он готов с помощью Украины “стравливать” русскую военную мощь, но не готов ввязываться в эту войну сколь-нибудь серьезно. У англичан на этот случай есть поговорка - this is not the hill to die on (это не та гора, на которой я готов умереть). Поверьте, это не их гора, что бы ни обещал Борис Джонсон на пике кризиса своего премьерства. Разочарование сегодня испытывают преимущественно те люди, которые все это время отталкивали от себя реальность, предпочитая жить в мире иллюзий.

А что же в действительности?

Нет никакой предопределенности победы добра над злом. Это не голливудское кино, где злодей картинно гибнет в последнем кадре, а главное – с первого кадра зритель знает об этом, потому что нет голливудского кино без хэппи-энда. Больше это похоже на открытую шахматную партию, в которой ты зависишь как от правильности собственных ходов, так и от эффективности ответных ходов противника. И если его ходы оказались сильнее, чем ты ожидал, - это не его, а твоя проблема. И главное - если играешь с сильным противником, глупо рассчитывать на “детский мат” в три хода. Он тоже умеет считать наперед. Будь готов к тому, что партия будет долгой, экономь силы. Когда она перейдет в миттельшпиль, придется смириться с тем, что целью игры временно становится не мат (в хорошем смысле слова) любой ценой, а достижение позиционного преимущества, которое, возможно, в эндшпиле тебе удастся реализовать.

Мы на чемпионате мира, а не на школьной олимпиаде. Детский мат путинскому режиму не поставить. Игра будет до первой серьезной ошибки, и единственное, на что пока можно рассчитывать, – это постепенное, малозаметное улучшение позиции. Именно это пока и происходит, несмотря на все громкие размены, которые производит Кремль. Не вижу повода для фрустрации у тех, кто готов играть вдолгую.

Леонид Гайдай, на мой взгляд, был и остается лучшим теоретиком русских революций. Он сформулировал главное условие успешности революционного проекта: “Кто нам мешает – тот нам и поможет”. Лично Вячеслав Володин прямо сейчас находится на полпути превращения из мешающего революции Савла в помогающего ей Павла. По его инициативе Госдума принимает закон о запрете мобильных телефонов в школах. Нет лучшего способа пробудить массы, как затруднить им доступ к тому, от чего они испытывают зависимость. Жаль, Горбачев уже не может проконсультировать Володина и поделиться позитивным опытом антиалкогольной кампании. Правильной дорогой идете, товарищи. Только мобильных партизан нам еще и не хватало для полного счастья.

Встреча Путина с молодыми учеными мало чем отличалась от его других встреч в рамках начавшегося электорального чеса с аукционами по раздаче мелких слонов. На них обычно наблюдение за наблюдающими представляет больший интерес, чем наблюдение за самим виновником торжества, который, похоже, теряет свою уникальную способность удивлять. Оно и понятно – цена вопроса растет: то, чем он еще мог бы нас удивить, слишком дорого будет ему стоить. Но лично мой взгляд зацепился лишь за присутствие на встрече представителя еще одной знатной научной династии физиков-историков, поднявшейся на ниве кооперации (в смысле – связанной с деятельностью кооператива «Озеро»). Братья Фурсенко, как и братья Ковальчуки, сегодня не на виду, и иногда поэтому кажется, что эти тени прошлого исчезли. Оказывается, нет. Они вполне себе в обойме и, возможно, гораздо ближе ко всему происходящему сегодня, чем все снующие на виду шойгу-герасимовы-лавровы-мединские вместе взятые. Когда понадобилось, старую гвардию поставили под ружье – сегодня в бой идут одни старики…

Соборная речь Царя (не путать с его речью перед молодыми учеными) была неинтересна с содержательной точки зрения. В целом она напоминала позднебрежневскую нарезку идеологических штампов, связанных между собой в единое целое лишь причудливой фантазией кремлевских спичрайтеров, и только для них же и выглядящих убедительными. Чтобы понять ее тайный смысл, тем, кто помнит предыдущую версию, надо было просто заменить слова “партия” и “коммунизм” на “бог” и “русский мир”. Впрочем, есть и константа – американский империализм. Это дает ощущение связи времен. А вот картинка была просто замечательной. В более поздних версиях трансляции явление Путина Собору было предусмотрительно обрезано, и трансляция начинается прямо с приветственных слов Президента, что создает впечатление его живого и непосредственного участия в мероприятии. Но в прямом эфире это было по-настоящему модерново. Путин на Соборе не присутствовал, его лик парил над сценой как икона, и когда он вдруг заговорил со стоящим на сцене Патриархом, все можно было принять за косплей беседы Бога с Моисеем. В этот момент стало совершенно понятно, что Путин довел-таки до логического конца восстановление русского архетипа власти, в котором Царь является ex officio и главой церкви в качестве живого божества. Тем более мрачным и тяжёлым будет расставание с ним. Одно дело - просто лишиться вождя, другое – потерять идола для поклонения. Вот где будет фрустрация.

В некотором смысле наибольшего успеха в пропаганде Путин добился не в России, а на Западе. Успехи его правления оказались столь впечатляющими, что западные элиты негласно вернулись к догорбачевскому консенсусу о России как стране, не предназначенной для демократии, которой может управлять только царь. Дискуссия о будущем России (не та, что в залах гигантских форумов, а та, что в их коридорах) ведется в основном в терминах выбора между “хорошим царем” и “плохим царем”. Плохой царь – это тот царь, который воюет с западом, открыто применяет репрессии и создает проблемы. Хороший царь – это тот, который дружит с Западом, поддерживает иллюзию демократии и не создает проблем. В этих терминах Путин, кстати сказать, еще не худший, все ждут из России какого-то большего, абсолютного зла. Тем не менее, ко всем царям, как хорошим, так и плохим, есть одно требование: держать эту страшную и непонятную страну в кулаке с помощью всесильной московской бюрократии – иначе беда. В этом смысле Навальный, конечно, лучше, чем Путин, но ровно в той степени, в которой он будет оставаться немного Путиным, то есть выдаст гарантии того, что удержит Россию от хаоса с помощью насилия. Просто это должна быть “добрая машина насилия”. Эти ожидания всегда казались мне утопическими. “Сукины дети” никогда, на самом деле, не бывают своими. От сползания в тоталитаризм и милитаризм (а это вещи неразделимые) Россию может удержать только превращение ее в по-настоящему федеративное (это главное) и, как следствие, демократическое государство. Хотя это и очень противно.

О дискуссии с западными “партнерами” на эту тему можно почитать подробнее в только что вышедшей статье в “Новой газете”. Спасибо всей редакции и лично Сергею Соколову и, конечно, Дмитрию Муратову за сохранение такой возможности.

https://novayagazeta.ru/articles/2023/11/30/nasilnaia-ruka-i-khoroshii-sukin-syn

Толстой, кажется, как аксиому внедрил в русскоязычное сознание формулу про то, что все счастливые семьи похожи, а каждая несчастная - несчастна по-своему. По крайней мере, в отношении политики это лукавство - политически «несчастные» страны весьма похожи, просто имеют некоторый национальный колорит.

Замечательный своими афоризмами колумбийский философ Николас Гомес Давила писал, что «умирающие общества обрастают законами, как умирающий человек - лекарствами». И пусть кто-то скажет, что это наблюдение за цепляющимися за власть в 70/80х авторитарными режимами в Латинской Америке не имеет отношения к нынешней российской политике?

В комментариях к прошлому моему посту многие задаются вопросом: зачем власти больше репрессивных законов, когда и по старым можно посадить любого? Обрастают законами, вот зачем.

В качестве алаверды к тому, что написал сегодня Борис. Полагаю, что наиболее вероятым сценарием в среднесрочной перспективе является тот, в котором путинский режим умрет от собственной фатальной ошибки: либо в поздней парабрежневской фазе развития, либо сразу после того как. В этом смысле ни слабость оппозиции, ни вялость народа, ни трусость врагов не имеют особого значения. Все так, но режим, скорее всего, самообслужится. Почему я так в этом уверен? Потому что вся совокупность принимаемых в последнее время решений свидетельствует о том, что у него сорвало резьбу. Иными словами, власть уверовала, что все у нее получится, стоит только захотеть – и поворот рек, и отворот голов. Такой разворот дает нам всем шанс пролезть сквозь пищеварительную систему режима, хоть и в нетрадиционном направлении. Тут все один к одному: экстремисты геи и лесбиянки, запрет абортов, запрет выступать в суде в качестве представителей всем, кроме лицензированных адвокатов (следующий шаг – зачистка адвокатуры). Это воистину уже салтыков-щедринский размах. Они поверили, что могут запретить все. Это просто прекрасно. Мой вам совет: не тратьте время на депрессию и склоки – занимайтесь спортом, сосредоточьтесь на здоровье. Оно всем понадобится. В России надо жить долго, и мимо всегда пронесут какой-нибудь труп.

Ну вот неправда, что в России нет эффективной оппозиции и нет тайного сопротивления. Люди, которые начинают предвыборную кампанию Путина с массовых облав на срочников в Москве, вносят больший вклад в дело борьбы с режимом, чем десять антивоенных съездов в эмиграции. Эти карбонарии из Минобороны и Росгвардии - надежда русской революции. Так и хочется сказать: «Правильной дорогой идете, товарищи!»

Вопрос, который всех волнует в практическом ключе – возможно ли снова “историческое зависание”? Может ли путинский режим продемонстрировать стабильность, сопоставимую с советским проектом большевиков? Тому вроде тоже как с первых дней предсказывали полный крах, и так оно все, в конце концов, и случилось, но только 70 лет спустя, испортив жизнь трех поколений. Ну, или совсем трэшевые примеры, вроде Китая и Северной Кореи, где “виснет” вот уже как те же 70 лет, и конца-края этому не видно.

Достоверно на этот вопрос на самом деле ответить нельзя. Как говорится, все возможно, и исключить «зависание» в принципе не получится. Но вероятности взвесить можно. Для этого полезно сравнить потенциал двух версий русского большевизма: интернационал-большевизма начала XX века и национал-большевизма начала XXI века. И в том, и в другом случае мы имеем дело с довольно малочисленными сектами, овладевшими государственной машиной, и с помощью аппаратов физического и идеологического принуждения подчинившими себе общество.

И там, и там речь идет о достаточно малочисленных (до 3 тысяч человек поначалу) сообществах, возможность захвата власти которыми рассматривалась скептически до того, как это случилось, и которым предрекали неминуемый крах после того, как это случилось. В обоих случаях ожидания не подтвердились, но на этом, пожалуй, сходство пока заканчивается. Различна уже сама природа сообществ. Сто лет назад речь шла о группе полурелигиозных фанатиков, преданных идее (как выяснилось впоследствии – ложной), которая по мере продвижения к власти приобрела «вторичные» признаки организованного преступного сообщества. Сто лет спустя речь шла уже об организованном преступном сообществе, которое по мере продвижения во власть приобрело вторичные идеологические признаки и стало напоминать группу религиозных фанатиков. Дорога, в принципе, одна, но направления движения разные. Это обусловило два главных различия между интернационал-большевизмом и национал-большевизмом, которые могут в будущем сказаться на их способности к длительному выживанию.

Во-первых, они соотносятся между собой как солнце и луна. Большевизм в своей первой итерации был изначально и непосредственно идеологическим феноменом, то есть сам был генератором идеологической матрицы. Он сошел «на нет» по мере выгорания внутренней энергии по тому же алгоритму, по которому гаснут остывающие звезды. Большевизм второй итерации изначально не был идеологическим феноменом вовсе, он им стал в процессе эволюции, подпитываясь от генератора на аутсорсинге. Источник идеологической матрицы – не в нем самом, и отношения с этим источником непростые. Например, сейчас один из генераторов сидит в СИЗО. Нынешние национал-большевики у власти светят отраженным светом, поэтому нет гарантии, что при переподключении (например, при смене головного блока системы) не произойдет потеря сигнала.

Во-вторых, и это важнее, интернационал-большевизм был модернизационной идеологией, и поэтому, несмотря на свою радикальность, совпадал с общим вектором исторического развития Россия, и, кстати, именно поэтому очень долго пользовался реальной поддержкой нерадикального большинства. Как раз тогда, когда большинство разочаровалось в модернизационном потенциале интернационал-большевизма, он утратил реальную опору в массах. Национал-большевизм, напротив, антимодернизационный, его идеал устремлен в давно отстрелянное, как отработавшая своё ступень ракеты, прошлое. Этот идеологический вектор не совпадает с общим вектором исторического развития, а противоречит ему. Какое-то время плыть против течения можно, однако для этого нужен внешний источник энергии. Иначе элементарная сила сопротивления истории утопит эту баржу.

Собственно, в этом и вывод. Режим сможет «зависнуть» только в одном случае: если полностью сядет на китайские батарейки и будет подпитываться из Пекина. К этому вроде все и идет, но непонятно, успеет ли прийти.

Внеплановый пост с тегом: “Мои вопросы Сергею Медведеву”. Я по-настоящему признателен Сергею за ответ на мою реплику об “историческом зависании” путинского режима. Дело в том, что мы практически утратили культуру доброжелательной дискуссии, которая сегодня в России напоминает диспут дисплеев в магазине телевизоров, где сто включенных экранов говорят одновременно, но каждый о чем-то своем. Или, наоборот, спор сразу сползает с обсуждения содержания текста на оценку умственных способностей его автора. В этой ситуации встречный доброжелательный пас - огромная редкость и удача. На этой платформе можно попытаться развить ту самую цивилизованную дискуссию, недостаток которой так остро ощущается сегодня.

Сначала два уточнения по предмету спора:

Во-первых, я согласен с тем, что “зависание” путинского режима на достаточно длительный (вряд ли бесконечный – все конечно) срок возможно. Но я бы делал акцент на том, что это “зависание” не предрешено. Оно возможно, но не неотвратимо. Когда “Воронья слободка” загорается сразу со всех углов, естественным выглядит предположение, что она сгорит дотла. Но полностью исключать того, что пожарники все-таки доедут и потушат пламя вовремя, я все же не стал бы. И причины моего умеренного оптимизма – в нестабильной криминальной природе (генезисе) режима и его антимодернизационной философии. Это дает пожарным больше шансов.

Во-вторых, я тем более согласен с тем, что Путин в некотором смысле является лишь предтечей глобальных деструктивных тенденций в мире (в том числе - архаизации и децивилизации), я сам об этом много писал, указывая на то, что и ленинские большевики были такими же “предтечами” тогдашнего мирового кризиса капиталистической системы. Однако это само по себе не доказывает, что “все пропало, шеф”, и зависание предопределено. Мир-то как раз извлек уроки из того кризиса столетней давности (в том числе, учтя печальный российский опыт) и изменился, и только Россия “зависла” на эти самые 70 лет. Но потом же отвисла…

Аргумент об адаптационных возможностях системы мне понятен и близок, тем более, что он эмпирически подтверждается. Но они не безграничны. Таким образом, в практическом плане все упирается в наличие доступа к неограниченному по времени внешнему ресурсу. Полагаю, что не было бы никакого феномена Северной Кореи без ее привязки к Китаю (раньше - еще и к СССР). Не будет и “вечного воспроизводства” путинского режима без его привязки к тому же китайскому вымени. Таким образом, тема “воспроизводства” для меня распадается на несколько взаимосвязанных вопросов, ответы на которые лично мне не очевидны:

1) Сможет ли Россия полноценно переподключиться к мировой экономике и, главное, передовым (пока в основном – западным) технологиям, и тем самым поддерживать свой военный потенциал на нынешнем уровне длительное время, через Китай?
2) Готов и способен ли будет Китай взять путинский режим на длительное “вещевое довольствие” с учетом собственных не столь радужных экономических перспектив?
3) Какую цену запросит Китай за содержание путинского режима и согласится ли русское общество эту цену заплатить?

Немного в сторону от завязавшейся дискуссии, но в том же ключе. Движение не просто в сторону Китая (это само по себе и неплохо – а кто не движется сейчас туда?), а в сторону отказа в перспективе от того пресловутого суверенитета, из-за которого на словах побито столько посуды, и фиксация статуса России как младшего партнера, сателита, а, возможно, и просто колонии Китая (смотря как далеко зайдет), является сегодня осознанным выбором путинских элит. Вопрос, который при этом остается открытым: насколько этот выбор путинских элит совпадает с выбором всего общества и, как следствие, является выбором России?

Путинские элиты преследуют в данный момент свои узкие, сугубо корпоративные интересы. Опора на Китай видится им единственной возможностью продлить свое пребывание у власти, а если повезет, то сделать его бесконечным. Ради этого они разворачивают колесо русской истории вспять и пытаются пройти ускоренным маршем путь от Дмитрия Донского до Александра Невского, от Московского царства до протектората в Улусе Джучи. Нынешняя путинская элита по сути своей является компрадорской. Она нацелена на выживание за счет взаимодействия с метрополией, но только не на Западе, а на Востоке. Она деактивирует политический капитал, наработанный за последние 500 лет русской истории. Это в точном смысле слова не старт программы “русского мира”, а ее завершение. То, что это делается под лозунгами защиты суверенитета, выглядит особенно забавно.

Согласится ли общество с таким выбором своих элит? На первый взгляд, оно остается к нему безраличным. Какая разница - под кем ходить, лишь бы не под Америкой. Но это до той поры, пока практические аспекты китайского влияния не дадут о себе знать. Готов ли русский бизнес быть вторым в своем собственном доме? Готовы ли местные братки лечь под “триады”? Готовы ли местные общины соседствовать с гигантскими китайскими гетто на своей территории? Реакция на эти и подобные изменения в образе жизни непредсказуема. Одна из опций – взрывной протест. Исключить этого нельзя.

Я лично посоветовал бы Кремлю не напирать в новых учебниках истории на эпизод с Пожарским и Мининым, а памятник на Красной площади задрапировать чем-нибудь от греха подальше. В некотором смысле поляки XVII века были для части московских бояр чем-то вроде китайцев для московских чиновников сейчас. Протест-то возник не в элитах и далеко за пределами тогдашнего “садового кольца”. Поэтому выношенная Кремлем идея облокотиться в смутные времена на Китай может самым неожиданным образом, как известный трест, лопнуть от внутреннего напряжения.

Проблема нашей с Сергеем Медведевым дискуссии состоит в том, что, в сущности, наши позиции предельно близки, а разногласия носят трудноуловимый, оттеночный характер. Это больше не разногласия даже, а различие в акцентах, которые мы ставим, проговаривая возможные сценарии развития ситуации в России. Поэтому, чтобы разглядеть, в чем, собственно, предмет спора, необходимо постоянно добавлять в питающий его интеллектуальный бульон немного контрастного риторического раствора.

Лишь с указанной выше целью я бы рискнул продолжить дискуссию несколько спорным заявлением о том, что тезис о длительном «зависании» путинизма является, на мой взгляд, чересчур оптимистичным прогнозом развития. Он, может быть, был бы и неплох, но даже он не очень реален. Умеренно авторитарная Россия с растянутым на десятилетия медленным угасанием в тени лидеров цивилизационной гонки – это не такой уж катастрофический по нынешним временам вариант. Он, конечно, расстроит людей, сориентированных на западные либеральные модели и ценности, но для подавляющего большинства населения будет приемлемым и даже желательным.

Этот сценарий предполагает как нечто само собой разумеющееся, что русский бронепоезд на этот раз проследует мимо станции «Дно» без остановки. В крайнем случае, он высадит там одного пассажира и двинется дальше тем же маршрутом, чуть снизив обороты (что позволит пассажирам меньше трястись и немного расслабиться). Мне же кажется, что для этого сценария режим слишком нестабилен. Он не может поддерживать устойчивое движение, не затевая какой-нибудь войны (недавно я подробно писал об этом в «Новой газете»). Война повышает риски революции. А это значит, что все-таки «Дно», причем с длительной стоянкой на запасных путях истории. А вот каким этот бронепоезд оттуда уйдет, я лично предсказать не берусь.

В голове у всех застрял сценарий 1953 года, когда на смену Сталину пришел умеренный автократ Хрущев, сумевший стабилизировать систему на более вегетарианских принципах. Но там было три уникальных обстоятельства. Во-первых, за спиной была по-настоящему победоносная война. Во-вторых, имелся институт коллективного руководства – Политбюро (Секретариат) ЦК. В-третьих, идеологический заряд интернационал-большевизма еще до конца не разрядился, конденсаторы власти еще не были пустыми.

Ничего из вышеперечисленного после Путина в наличии не будет. Это заставляет меня думать, что альтернативный сценарий 1916 года тоже имеет право на существование. В этом сценарии на смену путинскому режиму может прийти либо демократия, либо еще худший вариант тоталитарной системы (систем – в случае распада России). В любом случае, нынешнему режиму, в том виде, как мы его знаем, на этом переезде истории придет конец. Там, за линией горизонта планирования, будет какая-то уже совсем другая история.

В принципе, пришел черед Украины пережить какого-нибудь своего «пригожина». Не в буквальном, а в историческом смысле слова. Развитие ситуации слишком долго оставалось «линейным», без выхода противоречий на поверхность. Рано или поздно должна произойти «усушка-утруска» - то есть некоторая политическая «коррекция рынка», в ходе которой часть противоречий снимается (часто вместе с головами, но это уже вопрос цены). Надо понимать, что подобного рода коррекции в таких экстремальных условиях не являются чем-то экстраординарным, скорее наоборот – это норма, момент эволюции системы, когда происходит очередной качественный скачок. Путин пережил этот момент полгода назад, когда противоречия между институциональным и понятийным силовыми блоками вырвались наружу. Пережил непросто, но устоял, эволюционировал сам и существенно упростил и спрямил систему. Теперь настала очередь Зеленского. У него ситуация сложнее и проще одновременно. Конфликт вызван необходимостью назначить политически ответственного за то, что война затянулась на неопределенный срок. Кандидатов двое: либо армия, которая не справилась со своими военными задачами, либо офис Президента, который не справился со своими политическими задачами (не обеспечил армию всем необходимым для победы). В персонализированной форме этот конфликт выглядит как трения между Президентом и Главкомом. На мой взгляд, позиции Зеленского выглядят предпочтительней, и он должен выйти из этого столкновения не проигравшим, хотя вряд ли станет победителем. Тем не менее, цена будет заплачена немалая, и коррекция политики по всем направлениям окажется весьма существенной. Но, конечно, могут быть и сюрпризы.

Открыл утром новостную ленту – а там прямо “большой взрыв” в стакане мутной воды. Пессимизм воюет с оптимизмом на всех фронтах. Путин снова обещал жениться на Конституции, и теперь все гадают, что бы это значило. Такое впечатление, будто они его не то что избирают – видят первый раз в жизни. А он всего лишь привычно кладет слоями. И шоколад никогда не будет верхним слоем, каким бы толстым он ни казался.

Я давно хотел написать о своем видении того, во что эволюционировала ситуация на Ближнем востоке, думал, что закончу писать в самолете как раз 7 декабря, но ход событий ускорился – видимо, все хотят отметиться к скорбной дате. Два события резко выделяются на общем фоне: стремительный визит Путина в Саудовскую Аравию и ОАЭ (с последующим визитом Раиси в Москву) и частная встреча представителей семьи Трампа с премьером Катара и членами еврейской общины. Оба эти события свидетельствуют о том, что:

1) Террористическая атака ХАМАС не была инициативой ХАМАС (не исключаю, что самому ХАМАСу было сделано предложение, от которого он не смог отказаться).

2) Это была стратегическая операция Ирана, возможно - Ирана и России, не исключено - Ирана и России с ведома Китая, целью которой было изменение баланса сил в регионе, срыв планов США по формированию израильско-саудитского альянса и замена его ирано-саудитским альянсом. То есть ближневосточный треугольник должен был в любом случае «схлопнуться», но не в ту сторону, в которую планировал Байден. Вместо нормализации отношений саудитов с израильтянами Москва и Пекин предложили нормализовать отношения между саудитами и иранцами.

3) Важнейшей частью была политическая изоляция Израиля как в арабском мире (тут сильно трудиться не надо), так и в Европе (отчасти в США). Я убежден, что садистическая и демонстративная жестокость теракта была продуманным и важнейшим элементом операции, а не эксцессом исполнителей. Все было задумано так, чтобы не оставить правительству Нетаньяху выбора. Провокация наземной операции в Газе с тысячами жертв среди гражданского населения была той главной целью, которую ставили перед собой планировщики. Не компетентен судить о правильности принятых Израилем решений, но твердо могу сказать, что были приняты именно те решения, которых добивались Тегеран и, возможно, Москва.

Сейчас начинается важнейший этап всей операции, ради которого все и затевалось. Сейчас инициаторы террористической атаки постараются извлечь прибыль из своих инвестиций и «откэшиться» на крови. Они будут пытаться перетасовать ближневосточную колоду таким образом, чтобы их карта легла сверху. Внимательно следите за руками и полетами.

Думаю, что это серьезная отсечка в истории Ближнего востока. Чем бы ни закончилась эта «спецоперация», мне представляется маловероятным возвращение даже к подобию статус-кво, существовавшему до 7 октября. Колода в руках опытных шулеров, которые своего не упустят.

Мы очевидно находимся на перевале войны. По всей видимости, это ее критичная фаза, вторая после начала агрессии, когда решалась судьба Киева.

Это понимают, на мой взгляд, обе стороны и относятся к происходящему со всей соответствующей серьезностью. И если штурм Бахмута действительно был малопонятным эпизодом тактического значения, где были израсходованы стратегические ресурсы, то Авдеевка уже реально похожа по своему значению на «украинский Сталинград». Не в последнюю очередь потому, что может существенно повлиять на позицию союзников Украины.

В такой ситуации раздрай в политическом руководстве Украины был бы крайне неуместен и, пожалуй, превращается в главный фактор риска для Украины.

Впрочем, Путин тоже рискует. Если чувство меры ему откажет и авдеевская мясорубка превзойдет бахмутскую (возможно, в разы), а результат достигнут не будет, это ему через какое-то время аукнется болезненной реакцией общества. Хотя Пригожиным двигали сугубо коммерческие мотивы, усиленные возней тараканов в его буйной голове, но устроенный им пердимонокль был бы невозможен без шока первых «мясных штурмов».

Сейчас все очень подвижно, все на встречных курсах, и я не готов предсказать, кто, в конечном счете, выйдет победителем из этого клинча. В том числе, я не готов списывать Зеленского как «отработанный материал» (тенденция к чему стала прослеживаться).

Не бывает такой войны, которая не проходит через критические точки. Сейчас именно такой момент – не меньше, но и не больше.

Если бы Роберт Стивенсон писал свой знаменитый роман о докторе Джекиле и мистере Хайде сегодня, у него очевидно был бы другой прототип. Путин очевидно страдает биполярным расстройством безопасности. Он то запросто якшается с электоратом на расстоянии вытянутой руки, то приносит извинения иностранным послам, что эпидемиологическая обстановка не позволяет ему приблизиться к ним ближе, чем на несколько десятков метров. Интересно, какой Путин прилетал в Дубай? Тот, что тусил с народом на улицах Махачкалы, или тот, что на солидном расстоянии извинялся перед послами? Или, может, шейх Заид тоже сидел на карантине, как губернаторы? Я просто пытаюсь понять логику этих ритуалов: тут либо маску надень, либо перчатки сними…

Предваряя выпуск очередных и, к сожалению, по независящим от нас причинам менее регулярных “Пастуховских кухонь”, вынужден заметить, что даже нерегулярное общение с Борисом существенно расширяет мое представление о масштабах “апокалипсеца”, происходящего в мире. На этом фоне мерзости родных деревней начинают терять для меня первозданную свежесть восприятия и превращаются в унылую часть общего проблемного ландшафта планеты.

В глубине моей измученной поиском причин безобразий души зреет подозрение, что все, что мы по простоте душевной считаем причинами, на деле само является следствиями. В том числе и Путин, и его мировые клоны (клоуны). Это как с глобальным потеплением. Все пеняют на индустриальные выбросы газов и даже на бедных коров, а на деле может оказаться, что нам просто не повезло с периодом, и это такой вот цикл у планеты сейчас. И сделать с этим ничего нельзя, только пытаться научиться жить как-то в этом жарком климате, дожидаясь более благоприятных времен.

https://youtu.be/9mR4WVa-tH0?si=5rCz5kzmwN1qwjor

Вот прямо вижу, как выходит Путин на “Прямую линию”, криво усмехаясь, и говорит: “Предлагаю избрать на следующий срок Президентом Российской Федерации Дмитрия Анатольевича Медведева”. Все ахают, судорожно шарят по карманам в поисках валидола и идут голосовать за Медведева – ну, хотя бы не Путин.