Страсти по поводу квадроберов поутихли, будто последних и не было. Следовательно, пора и мне высказаться по их поводу.
На днях в ленте мне попалось забавное видео: шершень залетел в улей и стал поедать пчёл. Те не растерялись и скопом навалились на него. Так он и погиб. Под видео в короткий срок возникло несколько сотен восторженных комментариев. Все они сводились к одному: человек есть животное. Правда, комментаторы разделились: одни утверждали, что он есть худшее и недоразвитое животное, другие просто ограничивались первым утверждением. Подобных суждений было столь много, что можно сделать вывод: тезис "между человеком и животным нет никакой разницы" приобрёл силу народного предрассудка. Люди, не стесняясь, во всеуслышание заявляли, что они животные суть. Что тут сказать? Министерство образования России, поддерживающее идею о био-социальной природе человека, достучалось до народных сердец (на самом деле, конечно, наоборот: оное министерство просто не выходит за рамки народной мифологии).
Причём здесь пресловутые квадроберы? А при том, что, как мы видим, квадроберство вшито в подкорку массовой культуры и даже пропагандируется сверху. Общество осуждает только его крайние, театрализированные формы. И не более того. Это можно представить как превращенную форму его самокритики, а можно и как форму его духовной неразвитости. И в обоих случаях это будет верно
На днях в ленте мне попалось забавное видео: шершень залетел в улей и стал поедать пчёл. Те не растерялись и скопом навалились на него. Так он и погиб. Под видео в короткий срок возникло несколько сотен восторженных комментариев. Все они сводились к одному: человек есть животное. Правда, комментаторы разделились: одни утверждали, что он есть худшее и недоразвитое животное, другие просто ограничивались первым утверждением. Подобных суждений было столь много, что можно сделать вывод: тезис "между человеком и животным нет никакой разницы" приобрёл силу народного предрассудка. Люди, не стесняясь, во всеуслышание заявляли, что они животные суть. Что тут сказать? Министерство образования России, поддерживающее идею о био-социальной природе человека, достучалось до народных сердец (на самом деле, конечно, наоборот: оное министерство просто не выходит за рамки народной мифологии).
Причём здесь пресловутые квадроберы? А при том, что, как мы видим, квадроберство вшито в подкорку массовой культуры и даже пропагандируется сверху. Общество осуждает только его крайние, театрализированные формы. И не более того. Это можно представить как превращенную форму его самокритики, а можно и как форму его духовной неразвитости. И в обоих случаях это будет верно
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ ЗАЛП ПО ИЛЬЕНКОВУ.
Два последних очерка (№ 15 «Материализм воинствующий – значит, диалектический» и № 16 «Диалектика и мировоззрение») особо анализировать не имеет смысла. По сути, они сводятся к повтору ленинской идеи о том, что «не надо трех слов»: диалектика, теория познания, логика, что, дескать, все это суть одно. Мысль верная, но неполная.
На с. 207 Ильенков заявляет, сославшись на Ленина: «“Форму” материализма составляют те конкретно-научные представления о строении материи (о “физическом”, “об атомах и электронах”) и те натурфилософские обобщения этих представлений, которые неизбежно оказываются исторически ограниченными, изменчивыми, подлежащими пересмотру самим естествознанием. “Суть” же материализма составляет признание объективной реальности, существующей независимо от человеческого познания и отображаемой им».
Звучит «научно», но хотелось бы узнать, на чем основано это «признание». Если речь идет о представлении, то это не что иное, как объективный идеализм (платонизм), который так же признает объективную реальность существующей независимо от человеческого познания. Можно связать это «признание» с ощущением, как это сделал Ленин вслед за Локком и другими сенсуалистическими материалистами. Но как в таком случае быть с такими социальными явлениями, как стоимость, за которую, по Марксу, не знаешь, как взяться, ибо она сама по себе как раз в ощущении и не дана? Как быть с массой физических явлений, не данных человеку в ощущении непосредственно – например, с электромагнитными полями? Наука очень бы сузила круг исследуемых явлений, если бы занималась только тем, что дано человеку в ощущении.
Ильенкову бы вспомнить, что объективная реальность, а, точнее, знание о ней, человеку дается не в представлении и не в ощущении, которые всегда единичны и ограниченны (субъективны), а в исследовании. А всякое научное исследование представляет собой единство практики и теории – совокупность доказательных процедур, и как таковое оное к «ощущениям» не сводится. Знание не столько сенсуалистично, сколько – и прежде всего – социально и исторично. Но, говоря об этом, мы выходим за рамки гносеологии в область не только социальной истории, но и антропологии, ибо касаемся темы сущности человека и его субъектности.
Но если объективная реальность дана человеку в научном исследовании, это означает, что нелепо противопоставлять «форму» и «суть» материализма. Материализм содержится уже в процедуре доказательства самой по себе: "суть" скрыта в "форме". Фейербах в свое время указывал на нелепую практику теологов «объяснять необъяснимым необъяснимое». Наука, если она действительная наука, поступает наоборот: она необъяснимое объясняет объяснимым. Существование бога потому недоказуемо, что представление о нем содержится в доказывающем субъекте, а от последнего наука как раз и должна отвлечься, коль скоро она занимается объективной реальностью. Иначе говоря, верующий признает бога без доказательств, на основании одной только веры. Ему доказательства и не нужны. Они враждебны самой идее бога – и это верно. Сама процедура доказательства по определению лежит вне религиозного сознания как такового.
Другое дело, что наука фрагментарна: тот, кто занимается бабочками Vanessa atalanta, тому дела нет до непорочного зачатия и принципа Filioque. Наука, взятая сама по себе, обособленно, в рамках своих специфических задач, не нуждается в глобальных обобщениях, тем более, если они включают в себя «человеческое, слишком человеческое». Материализм растворен в научности как таковой, но не как априорное представление ("признание"), а как метод – Энгельс и Ленин прямо писали о «материалистическом методе», – и как результат синтеза наук, воплощаемом в единой научной картине мира. 👇👇👇👇👇👇👇👇👇👇👇
Два последних очерка (№ 15 «Материализм воинствующий – значит, диалектический» и № 16 «Диалектика и мировоззрение») особо анализировать не имеет смысла. По сути, они сводятся к повтору ленинской идеи о том, что «не надо трех слов»: диалектика, теория познания, логика, что, дескать, все это суть одно. Мысль верная, но неполная.
На с. 207 Ильенков заявляет, сославшись на Ленина: «“Форму” материализма составляют те конкретно-научные представления о строении материи (о “физическом”, “об атомах и электронах”) и те натурфилософские обобщения этих представлений, которые неизбежно оказываются исторически ограниченными, изменчивыми, подлежащими пересмотру самим естествознанием. “Суть” же материализма составляет признание объективной реальности, существующей независимо от человеческого познания и отображаемой им».
Звучит «научно», но хотелось бы узнать, на чем основано это «признание». Если речь идет о представлении, то это не что иное, как объективный идеализм (платонизм), который так же признает объективную реальность существующей независимо от человеческого познания. Можно связать это «признание» с ощущением, как это сделал Ленин вслед за Локком и другими сенсуалистическими материалистами. Но как в таком случае быть с такими социальными явлениями, как стоимость, за которую, по Марксу, не знаешь, как взяться, ибо она сама по себе как раз в ощущении и не дана? Как быть с массой физических явлений, не данных человеку в ощущении непосредственно – например, с электромагнитными полями? Наука очень бы сузила круг исследуемых явлений, если бы занималась только тем, что дано человеку в ощущении.
Ильенкову бы вспомнить, что объективная реальность, а, точнее, знание о ней, человеку дается не в представлении и не в ощущении, которые всегда единичны и ограниченны (субъективны), а в исследовании. А всякое научное исследование представляет собой единство практики и теории – совокупность доказательных процедур, и как таковое оное к «ощущениям» не сводится. Знание не столько сенсуалистично, сколько – и прежде всего – социально и исторично. Но, говоря об этом, мы выходим за рамки гносеологии в область не только социальной истории, но и антропологии, ибо касаемся темы сущности человека и его субъектности.
Но если объективная реальность дана человеку в научном исследовании, это означает, что нелепо противопоставлять «форму» и «суть» материализма. Материализм содержится уже в процедуре доказательства самой по себе: "суть" скрыта в "форме". Фейербах в свое время указывал на нелепую практику теологов «объяснять необъяснимым необъяснимое». Наука, если она действительная наука, поступает наоборот: она необъяснимое объясняет объяснимым. Существование бога потому недоказуемо, что представление о нем содержится в доказывающем субъекте, а от последнего наука как раз и должна отвлечься, коль скоро она занимается объективной реальностью. Иначе говоря, верующий признает бога без доказательств, на основании одной только веры. Ему доказательства и не нужны. Они враждебны самой идее бога – и это верно. Сама процедура доказательства по определению лежит вне религиозного сознания как такового.
Другое дело, что наука фрагментарна: тот, кто занимается бабочками Vanessa atalanta, тому дела нет до непорочного зачатия и принципа Filioque. Наука, взятая сама по себе, обособленно, в рамках своих специфических задач, не нуждается в глобальных обобщениях, тем более, если они включают в себя «человеческое, слишком человеческое». Материализм растворен в научности как таковой, но не как априорное представление ("признание"), а как метод – Энгельс и Ленин прямо писали о «материалистическом методе», – и как результат синтеза наук, воплощаемом в единой научной картине мира. 👇👇👇👇👇👇👇👇👇👇👇
👆🏼👆🏼👆🏼👆🏼👆🏼👆🏼👆🏼👆🏼👆🏼👆🏼👆🏼
Но каким образом «материалистический метод» связан с диалектикой? По Ильенкову выходит, что никак. В «Диалектической логике» он декларирует их связь, однако эта декларация опровергается им самим словами о «гегелевской диалектике», которая «тоже диалектика» (с. 314). Далее, правда, идет объяснение, которое ничего не объясняет: гегелевская «тоже диалектика» представляет собой историческую ступень развития «учения о всеобщих законах развития природы, истории и мышления» (такова формула Энгельса). Но правильнее было бы сказать об исторической ступени развития понятийного мышления, а не диалектики.
Ильенков рассуждает так: «Специфика же марксистской диалектики заключается в том, что эта диалектика - материалистическая. А это значит, что всеобщие законы мышления понимаются ею как отраженные научным пониманием и проверенные тысячелетиями человеческой практики всеобщие законы природы и истории. В том-то и все дело, в этом-то и специфическое отличие марксистской диалектики от гегелевской и всякой иной. В гегелевском варианте дело обстоит как раз наоборот и всеобщие законы движения и развития выглядят как проецированные в природу и историю законы мышления, логические схемы “саморазвития мысли”» (с. 314).
Но в этом «наоборот» как раз и заключается самая суть диалектики как таковой, без которой она свертывается в тождество, оборачивается тавтологией. Если в идее нет ничего, кроме идеи («логических схем “саморазвития мысли”»), она представляет собой повтор идеального содержания и, таким образом, исключает противоречие; идее просто не чему противоречить, она совокупляется сама с собой – но при этом ничего не рождает, никакого иного. Если вы сталкиваете абстрактные понятия «белизна» и «чернота» - именно абстракции, лишенные всякой чувственности, то у вас может возникнуть только нечто «черно-белое». Это антитетика, бинарность, но не диалектика. Чтобы в идее появилось существенное противоречие, чтобы она стала, наконец, диалектической идеей – диалектикой, в ней должно появиться нечто отличное от идеи: «проверенные тысячелетиями человеческой практики всеобщие законы природы и истории». Это появляется в материалистической диалектике, самым непосредственным образом связанной с социальностью ("Я и Ты - вот истинная диалектика" (Фейербах)). А если в гегелевской «дело обстоит как раз наоборот», то она есть не диалектика, а спекуляция, совсем иная манера мышления, диалектике противоположная в силу тввтологичности, формальности.
В «Заключении» Ильенков формулирует дальнейшую программу исследований:
1. «предварительно развернуть систему своих специфически философских понятий» (с. 318);
2. «Следующим шагом должна быть реализация логической системы в конкретном научном исследовании» (с. 318).
Но разве первое – формальное развертывание понятийного мышления – не выполнил Гегель, а второе – Фейербах и Маркс? К чему повторять сказанное ими? Советским «марксистам-ленинистам» взять бы идеи последних за основу, да соединить с новым эмпирическим материалом, накопленным за весь XX век…
Но не сложилось. То ли КГБ помешал, то ли собственные тараканы в голове. А скорее всего, причина в том, что общественная ситуация брежневской эпохи (когда была написана «Диалектическая логика») не вызрела до такой степени, чтобы дать конкретный материал для наполнения «диалектических формул». Очередным повторением их Ильенков и ограничился.
Но каким образом «материалистический метод» связан с диалектикой? По Ильенкову выходит, что никак. В «Диалектической логике» он декларирует их связь, однако эта декларация опровергается им самим словами о «гегелевской диалектике», которая «тоже диалектика» (с. 314). Далее, правда, идет объяснение, которое ничего не объясняет: гегелевская «тоже диалектика» представляет собой историческую ступень развития «учения о всеобщих законах развития природы, истории и мышления» (такова формула Энгельса). Но правильнее было бы сказать об исторической ступени развития понятийного мышления, а не диалектики.
Ильенков рассуждает так: «Специфика же марксистской диалектики заключается в том, что эта диалектика - материалистическая. А это значит, что всеобщие законы мышления понимаются ею как отраженные научным пониманием и проверенные тысячелетиями человеческой практики всеобщие законы природы и истории. В том-то и все дело, в этом-то и специфическое отличие марксистской диалектики от гегелевской и всякой иной. В гегелевском варианте дело обстоит как раз наоборот и всеобщие законы движения и развития выглядят как проецированные в природу и историю законы мышления, логические схемы “саморазвития мысли”» (с. 314).
Но в этом «наоборот» как раз и заключается самая суть диалектики как таковой, без которой она свертывается в тождество, оборачивается тавтологией. Если в идее нет ничего, кроме идеи («логических схем “саморазвития мысли”»), она представляет собой повтор идеального содержания и, таким образом, исключает противоречие; идее просто не чему противоречить, она совокупляется сама с собой – но при этом ничего не рождает, никакого иного. Если вы сталкиваете абстрактные понятия «белизна» и «чернота» - именно абстракции, лишенные всякой чувственности, то у вас может возникнуть только нечто «черно-белое». Это антитетика, бинарность, но не диалектика. Чтобы в идее появилось существенное противоречие, чтобы она стала, наконец, диалектической идеей – диалектикой, в ней должно появиться нечто отличное от идеи: «проверенные тысячелетиями человеческой практики всеобщие законы природы и истории». Это появляется в материалистической диалектике, самым непосредственным образом связанной с социальностью ("Я и Ты - вот истинная диалектика" (Фейербах)). А если в гегелевской «дело обстоит как раз наоборот», то она есть не диалектика, а спекуляция, совсем иная манера мышления, диалектике противоположная в силу тввтологичности, формальности.
В «Заключении» Ильенков формулирует дальнейшую программу исследований:
1. «предварительно развернуть систему своих специфически философских понятий» (с. 318);
2. «Следующим шагом должна быть реализация логической системы в конкретном научном исследовании» (с. 318).
Но разве первое – формальное развертывание понятийного мышления – не выполнил Гегель, а второе – Фейербах и Маркс? К чему повторять сказанное ими? Советским «марксистам-ленинистам» взять бы идеи последних за основу, да соединить с новым эмпирическим материалом, накопленным за весь XX век…
Но не сложилось. То ли КГБ помешал, то ли собственные тараканы в голове. А скорее всего, причина в том, что общественная ситуация брежневской эпохи (когда была написана «Диалектическая логика») не вызрела до такой степени, чтобы дать конкретный материал для наполнения «диалектических формул». Очередным повторением их Ильенков и ограничился.
Большая война большим экономикам мира нужна по всяким причинам (прежде всего, экономическим), и одновременно не нужна, ибо сами господствующие классы осознают, что дело это хлопотное и рискованное, чреватое всеобщей и частной катастрофой. В современной экономике даже самые заклятые враги друг от друга зависят: несмотря на санкции, американские компании не уходят с российского рынка, Россия продолжает качать в Европу газ, а Китай - обслуживать долг США, дабы не обвалить американский потребительский рынок, кормящий китайскую промышленность. Однако и старый "однополярный" мир (иначе говоря, американская финансовая олигархия) по доброму сдавать позиции не желает.
Как решить это противоречие? Есть вариант, что будет найден мальчик для всеобщего битья, который всех достал и который никому, в принципе, по большому счету, не опасен и не нужен. Враждующие стороны будут использовать его как инструмент для взаимного экономического изматывания, как полигон для новейших видов вооружений и манипулятивных технологий.
Речь о странах ЕС. Они идеально подходят на эту роль. Трамп уже о них вытирает ноги и это сигнал остальным: можно, пожалуйста, мы вам мешать не будем.
Ну, в самом деле! Не с Россией и Китаем же США воевать непосредственным образом! Этим они обрушат собственную экономику.
После ликвидации бандеровской Украины (которое не за Карпатами) начнет (скорее, продолжит) разлагаться НАТО, а с ним вместе и ЕС. Восстановление СССР в прежних границах (мечта "постсоветских ватников") или, если выразиться ближе к реальности, создание евразийской конфедерации, возможно только при дальнейшем ослаблении ЕС. В этом направлении, вероятно, и будет рыть крот истории.
Как решить это противоречие? Есть вариант, что будет найден мальчик для всеобщего битья, который всех достал и который никому, в принципе, по большому счету, не опасен и не нужен. Враждующие стороны будут использовать его как инструмент для взаимного экономического изматывания, как полигон для новейших видов вооружений и манипулятивных технологий.
Речь о странах ЕС. Они идеально подходят на эту роль. Трамп уже о них вытирает ноги и это сигнал остальным: можно, пожалуйста, мы вам мешать не будем.
Ну, в самом деле! Не с Россией и Китаем же США воевать непосредственным образом! Этим они обрушат собственную экономику.
После ликвидации бандеровской Украины (которое не за Карпатами) начнет (скорее, продолжит) разлагаться НАТО, а с ним вместе и ЕС. Восстановление СССР в прежних границах (мечта "постсоветских ватников") или, если выразиться ближе к реальности, создание евразийской конфедерации, возможно только при дальнейшем ослаблении ЕС. В этом направлении, вероятно, и будет рыть крот истории.
Захожу я сегодня в Пассаж и вижу: облокотясь на перила, у самого входа, стоит симпатичная девушка лет 20, очевидно, ожидает кого-то, и читает "Левиафан" Томаса Гоббса в дёшевом издании, в мягких обложках. Не Пелевина, не Мураками, не, прости Господи, супермодную Анну Джейн, а Гоббса, эсквайра, "Левиафан".
Вот за что я люблю Екатеринбург.
Вот за что я люблю Екатеринбург.
Перевожу сейчас с английского Иштвана Месароша, это венгерский философ-эмигрант, "западный марксист" или "постмарксист". Он цитирует интересное рассуждение Ж.-Ж. Руссо:
". ...Российская империя будет стремиться завоевать Европу и сама будет завоевана. Татары, ее подданные или соседи, станут ее хозяевами и хозяевами наших земель в результате революции, которую я считаю неизбежной. На самом деле, все короли Европы работают сообща, чтобы ускорить ее приход..."
Сразу вспоминается Блок с его "Скифами". Ведь "татары" Руссо и скифы Блока - это не этносы, а метафора стихийной, революционизирующей общество, силы.
". ...Российская империя будет стремиться завоевать Европу и сама будет завоевана. Татары, ее подданные или соседи, станут ее хозяевами и хозяевами наших земель в результате революции, которую я считаю неизбежной. На самом деле, все короли Европы работают сообща, чтобы ускорить ее приход..."
Сразу вспоминается Блок с его "Скифами". Ведь "татары" Руссо и скифы Блока - это не этносы, а метафора стихийной, революционизирующей общество, силы.
Forwarded from Китай - Николай Вавилов
Логика обстоятельств сильнее логики намерений, как заявлял один видный теоретик марксизма, особенно намерений лидеров двух крупнейших конкурирующих промышленных держав — Си Цзиньпин и Трамп много и душевно встречались в период первого срока американского президента, но это не спасло Китай от торговой войны и падения товарооборота с США на 20% в 2019 году, это не остановило накачку Тайваня оружием и т.д.
Как говорил, у Трампа и Си Цзиньпина есть личная химия, этим лидерам есть о чем поговорить, но за ними две конкурирующие промышленные державы мира, и Китаю без расширения рынков сбыта просто не выжить как социально-политическому образованию. Это не маленькая стомиллионная Япония - и никакого «японского сценария» для экономики с вечным нулевым ростом здесь не будет: 600-800 млн человек являются заложниками необходимого экономического роста, десятки миллионов получивших образование студентов не найдут себе работы и превратятся в вождей вышеописанных сотен миллионов социально незащищенных граждан, которые жили за счет доходов от промышленной экспансии Китая. И так будет ближайшие 20-40 лет - 1-2 поколения. И на всех этих рынках сидит промышленная продукция США и их промышленных колоний - Германии и Японии, от кастрюль до автомобилей, скоростных поездов, ракет, авиалайнеров и морских судов.
Думаю, Си Цзиньпин и Трамп это прекрасно понимают, и вопрос стоит только о линиях фронта, а не о фронте.
В отношении России сработала бы парадоксальная логика: придать еще большей уверенности Си Цзиньпину в 2025 году, ведь он оказался между двух огней — с одной стороны прозападный лагерь политиков, надеющихся на восстановление связей, с другой ястребы, требующие войны с США — и все это в 2025 году, когда началась подготовка к 21-м съезду в 2027 году.
Как говорил, у Трампа и Си Цзиньпина есть личная химия, этим лидерам есть о чем поговорить, но за ними две конкурирующие промышленные державы мира, и Китаю без расширения рынков сбыта просто не выжить как социально-политическому образованию. Это не маленькая стомиллионная Япония - и никакого «японского сценария» для экономики с вечным нулевым ростом здесь не будет: 600-800 млн человек являются заложниками необходимого экономического роста, десятки миллионов получивших образование студентов не найдут себе работы и превратятся в вождей вышеописанных сотен миллионов социально незащищенных граждан, которые жили за счет доходов от промышленной экспансии Китая. И так будет ближайшие 20-40 лет - 1-2 поколения. И на всех этих рынках сидит промышленная продукция США и их промышленных колоний - Германии и Японии, от кастрюль до автомобилей, скоростных поездов, ракет, авиалайнеров и морских судов.
Думаю, Си Цзиньпин и Трамп это прекрасно понимают, и вопрос стоит только о линиях фронта, а не о фронте.
В отношении России сработала бы парадоксальная логика: придать еще большей уверенности Си Цзиньпину в 2025 году, ведь он оказался между двух огней — с одной стороны прозападный лагерь политиков, надеющихся на восстановление связей, с другой ястребы, требующие войны с США — и все это в 2025 году, когда началась подготовка к 21-м съезду в 2027 году.
Иштвана Месароша мало кто читал, не издавался он в России. Поэтому полезно привести здесь кусок его проницательных размышлений (перевод Яндекса с моими небольшими правками):
"Философские <научные тоже - А.К.> обобщения всегда требуют определенной дистанции (или “позиции аутсайдера”) философа от конкретной ситуации, на которой он основывает свои обобщения. Очевидно, так было в истории философии от Сократа до Джордано Бруно, который должен был умереть за то, что был радикальным аутсайдером. Но даже позже “аутсайдеры” сыграли исключительную роль в развитии философии: шотландцы по отношению к гораздо более развитой в экономическом отношении Англии; философы отсталого Неаполя (от Вико до Бенедетто Кроче) сравнивали родной город с более развитой в капиталистическом отношении Северной Италией; подобные примеры можно найти и в других странах. Огромное количество философов нашего столетия принадлежат к этой категории аутсайдеров, от Руссо и Кьеркегора до Витгенштейна и Лукача.
Еврейским философам в этом контексте следует уделить особое место. Благодаря положению, навязанному им тем, что они были изгоями общества, они смогли занять интеллектуальную позицию par excellence, которая позволила им, от Спинозы до Маркса, осуществить некоторые из самых фундаментальных философских синтезов в истории. (Эта характеристика становится еще более поразительной, если сравнить значение этих теоретических достижений с художественными произведениями еврейских художников и музыкантов, скульпторов и писателей. Точка зрения стороннего наблюдателя, которая была преимуществом в теоретических исследованиях, стала недостатком в искусстве. Искусство по своей сути национальное. Недостаток, приводящий — за очень редкими исключениями, такими, как довольно своеобразные, интеллектуально-ироничные стихотворения Гейне — к несколько безродным произведениям, лишенным выразительности репрезентативных качеств и поэтому обычно ограничивающимся второстепенным диапазоном художественных достижений. В двадцатом веке, конечно, ситуация сильно меняется. Отчасти из-за гораздо большей — хотя и не полной — национальной интеграции отдельных еврейских общин, достигнутой к этому времени благодаря общему осознанию социальной тенденции, описанной Марксом как “поглощение христианства иудаизмом” ["К еврейскому вопросу"]. Более важным, однако, является тот факт, что параллельно с продвижением этого процесса “реабсорбции”, т.е. параллельно с триумфом капиталистического отчуждения во всех сферах жизни искусство приобретает более абстрактный и “космополитичный” характер, чем когда-либо прежде, а ощущение оторванности от корней становится всепроникающей темой современного искусства. Таким образом, как это ни парадоксально, прежний недостаток превращается в преимущество, и мы становимся свидетелями появления некоторых великих еврейских писателей — от Пруста до Кафки — на переднем крае мировой литературы.)
Положение великих еврейских философов-аутсайдеров было подчеркнуто вдвойне. Во-первых, они находились в вынужденной оппозиции к своим дискриминационным и партикуляристским национальным общинам, которые отвергали идею еврейской эмансипации (например, “Немецкие евреи, в частности, страдают от общего недостатка политической свободы и ярко выраженного государственного христианства”). Но, во-вторых, им пришлось эмансипироваться и от иудаизма, чтобы не парализовать себя, втянувшись в те же противоречия на другом уровне, т. е. чтобы избежать партикуляристской и местечковой позиции еврейства, отличающейся лишь в некоторых отношениях, но не по существу от объекта их первоначального противостояния. Только те еврейские философы смогли достичь универсальности систем Спинозы и Маркса, которые смогли понять проблему еврейской эмансипации в ее парадоксальной двойственности как неразрывно связанную с историческим развитием человечества. Многие другие, от Мозеса Гесса до Мартина Бубера, из-за партикуляристского характера своих взглядов или, другими словами, из-за своей неспособности освободиться от “еврейской ограниченности”, формулировали свои взгляды в терминах второсортных, провинциальных утопий".
"Философские <научные тоже - А.К.> обобщения всегда требуют определенной дистанции (или “позиции аутсайдера”) философа от конкретной ситуации, на которой он основывает свои обобщения. Очевидно, так было в истории философии от Сократа до Джордано Бруно, который должен был умереть за то, что был радикальным аутсайдером. Но даже позже “аутсайдеры” сыграли исключительную роль в развитии философии: шотландцы по отношению к гораздо более развитой в экономическом отношении Англии; философы отсталого Неаполя (от Вико до Бенедетто Кроче) сравнивали родной город с более развитой в капиталистическом отношении Северной Италией; подобные примеры можно найти и в других странах. Огромное количество философов нашего столетия принадлежат к этой категории аутсайдеров, от Руссо и Кьеркегора до Витгенштейна и Лукача.
Еврейским философам в этом контексте следует уделить особое место. Благодаря положению, навязанному им тем, что они были изгоями общества, они смогли занять интеллектуальную позицию par excellence, которая позволила им, от Спинозы до Маркса, осуществить некоторые из самых фундаментальных философских синтезов в истории. (Эта характеристика становится еще более поразительной, если сравнить значение этих теоретических достижений с художественными произведениями еврейских художников и музыкантов, скульпторов и писателей. Точка зрения стороннего наблюдателя, которая была преимуществом в теоретических исследованиях, стала недостатком в искусстве. Искусство по своей сути национальное. Недостаток, приводящий — за очень редкими исключениями, такими, как довольно своеобразные, интеллектуально-ироничные стихотворения Гейне — к несколько безродным произведениям, лишенным выразительности репрезентативных качеств и поэтому обычно ограничивающимся второстепенным диапазоном художественных достижений. В двадцатом веке, конечно, ситуация сильно меняется. Отчасти из-за гораздо большей — хотя и не полной — национальной интеграции отдельных еврейских общин, достигнутой к этому времени благодаря общему осознанию социальной тенденции, описанной Марксом как “поглощение христианства иудаизмом” ["К еврейскому вопросу"]. Более важным, однако, является тот факт, что параллельно с продвижением этого процесса “реабсорбции”, т.е. параллельно с триумфом капиталистического отчуждения во всех сферах жизни искусство приобретает более абстрактный и “космополитичный” характер, чем когда-либо прежде, а ощущение оторванности от корней становится всепроникающей темой современного искусства. Таким образом, как это ни парадоксально, прежний недостаток превращается в преимущество, и мы становимся свидетелями появления некоторых великих еврейских писателей — от Пруста до Кафки — на переднем крае мировой литературы.)
Положение великих еврейских философов-аутсайдеров было подчеркнуто вдвойне. Во-первых, они находились в вынужденной оппозиции к своим дискриминационным и партикуляристским национальным общинам, которые отвергали идею еврейской эмансипации (например, “Немецкие евреи, в частности, страдают от общего недостатка политической свободы и ярко выраженного государственного христианства”). Но, во-вторых, им пришлось эмансипироваться и от иудаизма, чтобы не парализовать себя, втянувшись в те же противоречия на другом уровне, т. е. чтобы избежать партикуляристской и местечковой позиции еврейства, отличающейся лишь в некоторых отношениях, но не по существу от объекта их первоначального противостояния. Только те еврейские философы смогли достичь универсальности систем Спинозы и Маркса, которые смогли понять проблему еврейской эмансипации в ее парадоксальной двойственности как неразрывно связанную с историческим развитием человечества. Многие другие, от Мозеса Гесса до Мартина Бубера, из-за партикуляристского характера своих взглядов или, другими словами, из-за своей неспособности освободиться от “еврейской ограниченности”, формулировали свои взгляды в терминах второсортных, провинциальных утопий".
С человеком может свершиться беда, у него может пропасть слух, зрение и речь. Исчезновение каждой из этих способностей рождает серьёзные проблемы в общении с окружающим миром. А вы представьте, что значит для человека лишение всех трех!
Однако, если у человека работает мозг, значит, ещё ничего не потеряно. Он сможет жить, сможет учиться и проявлять себя как личность. Мы знаем про загорский эксперимент 70-х годов. Четверо его участников, воспитанников загорского интерната, не только закончили университет, но и состоялись творчески, некоторые из них - как ученые. Информацию о них можете узнать в интернете.
Долгое время я считал это достоянием психологической науки 20 века, в частности - советской психологической науки. Оказалось, что эта история началась давно.
В 1842 году Чарльз Диккенс выпустил в свет свои путевые заметки о путешествии в США. В них он рассказывает, что в Бостоне посетил приют для слепых детей и подростков. Там его удивила симпатичная, смышленая девчушка по имени Лора Бриджмен. Незрячая, неслышащая и не говорящая с раннего детства, она научилась писать, читать и особым образом общаться с людьми. Английский писатель трогательно описывает свое общение с ней.
Но самое главное то, что было потом (об этом я прочитал в комментариях). Лора прожила 60 лет и умерла в 1889 году. Она вошла в историю, как первый слепо-глухо-немой человек, получивший систематическое образование с помощью азбуки слепых.
Диккенс застал начальный период её обучения. Он описывает, как врачи искали ключи к спящему разуму ещё маленькой девочки, как они учили её читать и писать. По сути, они, найдя верный ориентир - предметно-орудийная деятельность - торили именно ту тропку, которая впоследствии привела к загорскому эксперименту.
Выстраивается цепочка: Б. Франклин (он первым указал на орудийную деятельность как отличие человека от животного) - С. Г. Хови (это врач, работавший с Лорой; он наверняка опирался на идеи Франклина)- Фейербах/Маркс/Выготский с их деятельностным подходом - Соколянский и Мещеряков (руководители загорского эксперимента).
Большие и красивые дела делаются и готовятся долго.
Однако, если у человека работает мозг, значит, ещё ничего не потеряно. Он сможет жить, сможет учиться и проявлять себя как личность. Мы знаем про загорский эксперимент 70-х годов. Четверо его участников, воспитанников загорского интерната, не только закончили университет, но и состоялись творчески, некоторые из них - как ученые. Информацию о них можете узнать в интернете.
Долгое время я считал это достоянием психологической науки 20 века, в частности - советской психологической науки. Оказалось, что эта история началась давно.
В 1842 году Чарльз Диккенс выпустил в свет свои путевые заметки о путешествии в США. В них он рассказывает, что в Бостоне посетил приют для слепых детей и подростков. Там его удивила симпатичная, смышленая девчушка по имени Лора Бриджмен. Незрячая, неслышащая и не говорящая с раннего детства, она научилась писать, читать и особым образом общаться с людьми. Английский писатель трогательно описывает свое общение с ней.
Но самое главное то, что было потом (об этом я прочитал в комментариях). Лора прожила 60 лет и умерла в 1889 году. Она вошла в историю, как первый слепо-глухо-немой человек, получивший систематическое образование с помощью азбуки слепых.
Диккенс застал начальный период её обучения. Он описывает, как врачи искали ключи к спящему разуму ещё маленькой девочки, как они учили её читать и писать. По сути, они, найдя верный ориентир - предметно-орудийная деятельность - торили именно ту тропку, которая впоследствии привела к загорскому эксперименту.
Выстраивается цепочка: Б. Франклин (он первым указал на орудийную деятельность как отличие человека от животного) - С. Г. Хови (это врач, работавший с Лорой; он наверняка опирался на идеи Франклина)- Фейербах/Маркс/Выготский с их деятельностным подходом - Соколянский и Мещеряков (руководители загорского эксперимента).
Большие и красивые дела делаются и готовятся долго.
Forwarded from Артём Олоничев
ВАСИЛИЙ КОЛТАШОВ: глупые вопросы о социализме/ НАШИ ЛЮДИ
YouTube: https://youtu.be/dFUhgGMU0S4?si=m-sXI5T1f4zwB_gp
Rutube: https://rutube.ru/video/1b10148291cb4df229e0bd147da1557f/?r=a
Ссылка на ВК позже*
YouTube: https://youtu.be/dFUhgGMU0S4?si=m-sXI5T1f4zwB_gp
Rutube: https://rutube.ru/video/1b10148291cb4df229e0bd147da1557f/?r=a
Ссылка на ВК позже*
Forwarded from Миролюбов в курсе
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Несколько стран заявили о создании вакцины от рака – в том числе Россия.
Что будет дальше? Когда антибиотики перестанут работать? Об этом камрадам из "Изолента Live" рассказал научный журналист Алексей Водовозов (это имя надо знать).
Что будет дальше? Когда антибиотики перестанут работать? Об этом камрадам из "Изолента Live" рассказал научный журналист Алексей Водовозов (это имя надо знать).
Прочитал я книжку венгерского эмигранта, антисоветчика и "неомарксиста" И. Месароша 1970 года "Marx’s Theory of Aienation" ("Марксова теория отчуждения") и оказался страшно разочарован. С таким же успехом можно прочесть и советских "марксистов-ленинцев", диаматчиков/истматчиков И.С. Нарского, Т.И. Ойзермана etc - у них тот же методологический уровень отражения темы. Это забавно: те, кто считался в советскую эпоху политическими антагонистами, совпали в теории. Все они избегали текстологического анализа произведений К. Маркса, особенно его Рукописей, все они ограничивались несколькими цитатами, подогнанными под свои доктрины, все они принимали проблему за решение проблемы...
Между тем, социальное учение Маркса, его практический материализм (так он его называл, а не "марксизм" вовсе) начинается именно с теории отчуждения. Это ключ к социальной теории Маркса в целом, ключ ко всей общественной науке как таковой. Кроме того, это и ключ к знанию о предпосылках посткапиталистического общества. Теорию отчуждения в наших вузах не преподают, либо упоминают лишь о ее советской версии. Это значит, что общественная наука у нас находится ниже уровня современности, ибо последняя полна превращенных капиталистических форм (то есть, уже не "чистых"), которые остаются непонятыми.
Чем плоха концепция Месароша и совпадающая с ней в главном советская версия теории отчуждения? Тем, что ограничивает данный феномен только капитализмом. Понятно, зачем это надо: чтобы вывести советский строй из-под критики (анализа). Логика такая: в СССР капитализма нет (его там действительно нет, если под капитализмом считать только домонополистический капитализм "свободного рынка" и политического господства буржуазии), следовательно, нет там и отчуждения. Как победили большевики, так отчуждение чудесным образом испарилось. Это логика ойзерманов и нарских - идеологов советской социал-бюрократии. Отличие от них антисоветчика Месароша лишь в том, что ему, как щирому леваку, надо обосновать возможность левацкого переворота "здесь и сейчас": мол, мы придем к власти под красными знаменами и отчуждение сразу исчезнет. Или, по крайне мере, начнет исчезать медленно, но верно, коль скоро мы, такие хорошие, у власти. Теоретический результат у Месароша и Ойзермана одинаковый, только одни уже находятся у власти, другие за нее борются.
Концепция вредна не только тем, что из нее следует ложная картина в духе "отчуждения в СССР не было" (даже товарищ Ю. Андропов в этом усомнился), но и тем, что из нее можно вывести благостную руссоистскую утопию: мол, не было его и ДО капитализма. Из подобного понимания отчуждения логично следует вопрос: зачем идти вперед, если с таким же успехом можно пятиться назад? Вот и пятятся: не только "праваки", но и "леваки". Получается этакий неоплатонизм, облаченный в "марксистскую риторику": "будущее - в прошлом".
А как правильно?👇👇👇👇👇👇👇👇
Между тем, социальное учение Маркса, его практический материализм (так он его называл, а не "марксизм" вовсе) начинается именно с теории отчуждения. Это ключ к социальной теории Маркса в целом, ключ ко всей общественной науке как таковой. Кроме того, это и ключ к знанию о предпосылках посткапиталистического общества. Теорию отчуждения в наших вузах не преподают, либо упоминают лишь о ее советской версии. Это значит, что общественная наука у нас находится ниже уровня современности, ибо последняя полна превращенных капиталистических форм (то есть, уже не "чистых"), которые остаются непонятыми.
Чем плоха концепция Месароша и совпадающая с ней в главном советская версия теории отчуждения? Тем, что ограничивает данный феномен только капитализмом. Понятно, зачем это надо: чтобы вывести советский строй из-под критики (анализа). Логика такая: в СССР капитализма нет (его там действительно нет, если под капитализмом считать только домонополистический капитализм "свободного рынка" и политического господства буржуазии), следовательно, нет там и отчуждения. Как победили большевики, так отчуждение чудесным образом испарилось. Это логика ойзерманов и нарских - идеологов советской социал-бюрократии. Отличие от них антисоветчика Месароша лишь в том, что ему, как щирому леваку, надо обосновать возможность левацкого переворота "здесь и сейчас": мол, мы придем к власти под красными знаменами и отчуждение сразу исчезнет. Или, по крайне мере, начнет исчезать медленно, но верно, коль скоро мы, такие хорошие, у власти. Теоретический результат у Месароша и Ойзермана одинаковый, только одни уже находятся у власти, другие за нее борются.
Концепция вредна не только тем, что из нее следует ложная картина в духе "отчуждения в СССР не было" (даже товарищ Ю. Андропов в этом усомнился), но и тем, что из нее можно вывести благостную руссоистскую утопию: мол, не было его и ДО капитализма. Из подобного понимания отчуждения логично следует вопрос: зачем идти вперед, если с таким же успехом можно пятиться назад? Вот и пятятся: не только "праваки", но и "леваки". Получается этакий неоплатонизм, облаченный в "марксистскую риторику": "будущее - в прошлом".
А как правильно?👇👇👇👇👇👇👇👇
👆🏼👆🏼👆🏼👆🏼👆🏼👆🏼👆🏼👆🏼👆🏼👆🏼👆🏼Сама по себе концепция отчуждения, понимаемого как простое отъединение, отнятие, или противопоставление рабочему производимого им продукта, была сформулирована еще ДО Маркса. О том, что рабочий тем беднее становится, чем он больше производит, о господстве над человеком его собственного богатства и его собственных продуктов, в Европе XVIII-XIX вв. не писал только ленивый. Вспомним хотя бы того же Прудона (который спер эту фразу у жирондиста Ж.П. Бриссо, казненного якобинцами в 1793 году): "собственность - это кража", вспомним мадам Шелли с ее Франкенштейном, вспомним Гофмана с его "Тенью" и так далее. Даже в том, что Маркс перевел все это из художественных образов на язык политэкономии, нет особенной новизны. Его новация заключается в толковании отчуждения как САМОотчуждения трудящегося в процессе совершения труда. (Сам термин и сама концепция человеческого "САМОотчуждения" Марксом заимствованы у Фейербаха, что оставляет Гегеля далеко позади в методологическом смысле (вопреки Месарошу и Ойзерману, преувеличивавшим влияние Гегеля на Маркса)). По этой причине частная собственность впервые находит научное объяснение как результат труда (труда-средства, принудительного труда). Это же очевидно: отнимаемое богатство вначале должно быть произведено и производится оно в условиях разделения труда, которое, по Марксу, является лишь экономическим аспектом отчуждения. То, что философ называет "отчуждение", экономист называет "разделение труда" и "частная собственность". Это три аспекта, три названия одного и того же социального феномена. Трудовая теория стоимости здесь находит свое завершение: труд - источник капитала и собственности, а не наоборот. Потому Маркс и настаивает на "уничтожении/снятии" труда как предпосылки частной собственности.
Выведение же труда ИЗ частной собственности мистика есть и этой мистикой занимался Ойзерман, чтобы позже, во время перестройки, объявить собственные конструкции "утопией", при этом выдав их за учение Маркса. Советская теория порождения принудительного труда капиталом, по сути, совпадает с неолиберальной теорией "даров природы", ибо игнорирует первичность/причинность труда по отношению к капиталу. Отличие между ними только в том, что последняя о труде и производстве просто умалчивает. Какое интересное теоретическое совпадение советской партноменклатуры с западной плутократией, однако.
Вывод: книга Месароша сохранила лишь историческое значение, хотя и содержит ряд проницательных наблюдений. Подробнее на тему отчуждения поговорим на моей лекции в "Пространство. Фонд".
Выведение же труда ИЗ частной собственности мистика есть и этой мистикой занимался Ойзерман, чтобы позже, во время перестройки, объявить собственные конструкции "утопией", при этом выдав их за учение Маркса. Советская теория порождения принудительного труда капиталом, по сути, совпадает с неолиберальной теорией "даров природы", ибо игнорирует первичность/причинность труда по отношению к капиталу. Отличие между ними только в том, что последняя о труде и производстве просто умалчивает. Какое интересное теоретическое совпадение советской партноменклатуры с западной плутократией, однако.
Вывод: книга Месароша сохранила лишь историческое значение, хотя и содержит ряд проницательных наблюдений. Подробнее на тему отчуждения поговорим на моей лекции в "Пространство. Фонд".
Крещение карму не испортит. Особенно после обрезания в священный месяц Рамазан и перед досрочным принятием в пионеры.
Евангелие от Егора:
«Винтовка долготерпит, милосердствует, винтовка не завидует,
винтовка не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит».
«Винтовка долготерпит, милосердствует, винтовка не завидует,
винтовка не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит».
"Кто были люди, творившие "ликвидацию" и "коллективизацию"? Не крестьянские ли дети в гимнастерках и кожаных куртках, поддержавшие Сталина против партийного боярства и обрушившиеся сверху на своих? Конечно, это было не простой акцией бедноты, как это описывает Шолохов, а "революцией сверху", как говорит Сталин в "Кратком курсе", но все же революцией. воплощением уравнительно-всеобщего начала.
Значит, во всем виновата революция? Так думает Солженицын теперь (1974 год...). Мещанский вздор, возвращение к самой жалкой обывательщине. Александр Блок лучше понимал в начале революции, почему жгут помещичьи усадьбы (хотя они были ему, наверное, более дороги, чем Солженицыну), ибо он был мыслящим человеком из дворян, а не из вышедших в люди кулаков, владельцев экономий, будущих офицеров военного времени и "прогрессивных" технократов.
Кстати говоря, господин Солженицын, вы забыли или не знаете, что сами являетесь выходцем или более отдаленным продуктом той уравнительной волны, которая обрушилась на оскудевшее дворянство, которая привела к гибели "Вишневых садов". Ваши предки просто раньше начали, чем хунвейбины тридцатых годов. Почему же вам не понести то наказание, которое вы считаете справедливым по отношению к другим?
Кстати, чем бы вы были, если бы не октябрьская революция? Проживали бы накопленное добро или, в лучшем случае, стали бы небольшим декадентствующим прозаиком. Может быть, - это уже в лучшем случае, - эпигоном Бунина. Революция дала вам все - общий душевный подъем и народную трагедию в качестве самого большого и единственно ценного содержания вашего творчества".
Михаил Лифшиц. Varia. М.: ООО "Издательство Грюндриссе", 2012. С. 104-105.
No comments
Значит, во всем виновата революция? Так думает Солженицын теперь (1974 год...). Мещанский вздор, возвращение к самой жалкой обывательщине. Александр Блок лучше понимал в начале революции, почему жгут помещичьи усадьбы (хотя они были ему, наверное, более дороги, чем Солженицыну), ибо он был мыслящим человеком из дворян, а не из вышедших в люди кулаков, владельцев экономий, будущих офицеров военного времени и "прогрессивных" технократов.
Кстати говоря, господин Солженицын, вы забыли или не знаете, что сами являетесь выходцем или более отдаленным продуктом той уравнительной волны, которая обрушилась на оскудевшее дворянство, которая привела к гибели "Вишневых садов". Ваши предки просто раньше начали, чем хунвейбины тридцатых годов. Почему же вам не понести то наказание, которое вы считаете справедливым по отношению к другим?
Кстати, чем бы вы были, если бы не октябрьская революция? Проживали бы накопленное добро или, в лучшем случае, стали бы небольшим декадентствующим прозаиком. Может быть, - это уже в лучшем случае, - эпигоном Бунина. Революция дала вам все - общий душевный подъем и народную трагедию в качестве самого большого и единственно ценного содержания вашего творчества".
Михаил Лифшиц. Varia. М.: ООО "Издательство Грюндриссе", 2012. С. 104-105.
No comments