​​Партисипация в аду?
 
Завтра начинается очень насыщенная трёхдневная секция «Партисипаторная Россия: опыты осмысления практик соучастия» в рамках шанинских «Векторов». Это одно из самых масштабных за несколько лет мероприятие на эту тему в России. Удивительно, что конференция планируется и проходит именно сейчас, в разгар войны в Украине.
 
Как точно сказал Олег Паченков (автор сильного отрезвляющего текста об урбанистике во время войны), прикладные урбанисты невольно принимали участие в становлении и легитимации в России авторитарного (но с элементами демократических инструментов) урбанизма. Они оправдывали себя тем, что работают на формирование публичной сферы. Профессионально сотрудничая с режимом, считали, что вносят вклад в его постепенное ослабление.
 
Соучастие было одним из наиболее важных инструментов. Но с началом войны не может быть сомнений, что эта ставка была наивной. Никаких намеков на публичную сферу в России больше нет и в ближайшем будущем не предвидится.
 
«Абсурдно проектировать методами соучастия общественные пространства, которые как минимум в ближайшие годы не станут общественными — там нельзя вести гражданскую, общественно-политическую деятельность, высказывать гражданский протест. И в таком контексте соучастие не имеет смысла, -- говорит Олег. -- Консенсус, который мы так лелеяли в проектах прикладного урбанизма и соучастного проектирования, 一 это способ сохранения нынешнего статус-кво в отдельно взятом дворе, районе, городе и обществе в целом. Это средство создавать у горожан ощущение удовлетворения от происходящего в их жизни, в их городе и стране. Если же мы хотим что-то изменить, то консенсус скорее вреден, нужен диссенсус. Непременное достижение консенсуса как цель наших мероприятий по соучастию и вообще работы урбанистов ведет к поддержанию ощущения, что «все у нас хорошо»».
 
С самого начала соучастие в России было направлено исключительно на благоустройство. Создавалось ложное представление, что люди становятся субъектами, принимают решения. Но в большинстве случаев это было не так, а повестка благоустройства не дополнилась более острыми проблемами, на которые ориентирована партисипация в других странах. Наиболее ранние попытки соучастия, которые, например, предпринимал Глазычев, тоже почти не получили развития. Демократические инструменты, пересаженные в авторитарный политический режим, не работают.
 
Спустя много лет соучастие так и осталось на уровне «украшения» и «комфортной среды», маштабированном на всю страну. Это один из способов прикрытия и нормализации перманентного сужения и нарушения гражданских прав, а не возможность их получить/отстоять. Множество попыток применить партисипацию не меняли режим, а большинство их авторов считали неизбежным и допустимым идти на компромиссы с ним, чтобы иметь возможность реализовать свои идеи (Высоковский, Глазычев).
 
Теория малых дел в очередной раз не сработала – да в ней и не была заложена идея смены режима. Невозможно сотрудничать с режимом и параллельно менять его основные принципы. Изменения затрагивают лишь верхушку айсберга, становясь его очередным украшением.
 
Сейчас в российских городах создаются мемориалы, героизирующие солдат, отправившихся в чужую страну, чтобы убивать, умирать, превращать в руины чужие города. Для этого даже никакой партисипации не надо – можно просто копировать мемориальные комплексы, сделанные после WWII. А некоторые занимаются в оккупированном и до основания разрушенном Мариуполе «проектами благоустройства общественных пространств с вовлечением жителей». Накопленный за последние несколько лет опыт «соучастия» может оказаться востребованным и на других оккупированных территориях: любые демократические инструменты, имплантированные в авторитарный режим, мутируют вместе с ним.
 
Можно ли в этих условиях продолжать как ни в чем не бывало говорить о российских партисипаторных проектах? Пойдет ли об этом речь на конференции?

Фото: Мариуполь, Новости ООН

​​🚧 Что читать о городе? Если ещё не видели, сохраняйте нашу подборку каналов об урбанистике:

→ Urbanshit @urbnsht — события, киносеансы, вакансии и бесплатные лекции о карьере урбаниста, обзоры проектов и исследований.
→ Город для людей @gre4ark — о здоровом отношении к городу и его жителям.
→ Постурбанистика @posturbanism — о жизни городов с помощью мемов, сохранении архитектурного наследия, малоэтажной застройки и использования общественного транспорта.
→ Urban Heritage @urban_heritage — новости, книги, публицистическиме тексты, события и проекты, связанные с наследием.
→ Внучка Джейн Джейкобс @Vnu4ka_Jjacobs — полезные тексты, обзоры научных публикаций о городах, урбан-рецензии на фильмы и книги и новости из жизни городов.
→ Говорит город @thevoiseofthecity — о стрит-арте российских городов.
→ Urban Geek @urban_geek_tg — авторские фотографии и размышления Святослава Паршикова, независимого исследователя из Питера.
→ Кто твой город @ktogorod — экономгеография, энотуризм, тиндер для урбанистических экспедиций и ещё много-много всего.
→ Покажите ваши сити @smart_urban — о самых разных измерениях городской жизни — новых стройках, старых сложностях, рейтингах городов для построения карьеры, смешных диалогах, подслушанных в электричках.
→ Сitymakers @citymakers —о человеческом измерении городов и наработках в этой области: анонсы дискуссий, проекты, фотографии из полевых исследований.
→ Нежный урбанизм @tenderurbanism — о феминистских подходах в работе с городским пространством.
→ Urban Trends @centeragency — о новых и интересных проектах в российских городах.
→ Антрополог на районе @anthropologhetto — научные статьи, книги и фильмы, анонсы конференций и рассказы о внутренней кухне городских исследований.
→ Урбанизм как смысл жизни @ukszh — о жизни городов, неравенстве и благоустройстве, Smart City, урбанистике в России и мире.
→ Urban Paradoxes @urbanparadoxes — много интересного о разных городских парадоксах.
→ Урбанина @urbanishere — о транспорте и повседневных городских практиках, стрит-арте и не только.
→ Лена Пудова @elenpudova — об урбанистике, городских инициативах, карьере. Прямые эфиры с архитекторами, новости и анонсы.
→ ШЭР / Шеринг. Экология. Рациональность @etosher — об умном потреблении, экологии, шеринге в городе и транспорте.

🤙🏼 А подробнее о каналах рассказывали в журнале — заходите.

#подборка

Дорогие коллеги,

🇩🇪Постдок в берлине по культурному наследию

Новый центр Käte Hamburger Centre for Advanced Study inHerit в Берлине ищет постдоков на 2024-й год. Подходят выходцы любых дисциплин социальных, гуманитарных наук или искусства.

Проекты потенциальных кандидатов должны попадать под одну из общих тем:

Decentring the West
Decentring the Human
Transforming Value

Ничего не понятно, но очень модно, типичные вайбы культурологов и искусствоведов.

Дедлайн: 12 мая

🌐https://inherit.hu-berlin.de/

#культурология #искусство #германия #постдок

«Мы обслуживали потребителя, игнорируя политическую составляющую урбанистики и соучастия»

Сегодня на шанинской конференции «Векторы-2023» произошло то, чего я так долго ждал и к чему призывал: урбанисты открыто заговорили о том, что соучастие (партисипация) деполитизирует людей и работает на сохранение статус-кво вопреки обещаниям о демократизирующих эффектах. Это блестяще сделал в своём докладе социолог и урбанист из Санкт-Петербурга Олег Паченков. И я аплодирую ему стоя.

В глазах политических теоретиков Олег не сказал ничего нового: в нашу постполитическую эпоху из урбанистики (как и из всех других сфер жизни) изгнана политика, сервисная модель города победила, урбанисты создают продукт для потребителей, а соучастие это просто техника их удовлетворения. Урбанистика перешла из политики в «полицию» (по Рансьеру), конфликт и агонизм (по Муфф) в ней были заменены мнимым консенсусом и удовлетворением. В западной урбанистике это тоже давно известная проблема.

Однако ценность этого высказывания в том, что человек с репутацией и большим опытом практической работы в индустрии рефлексирует свою деятельность с помощью теории демократии и обращается к коллегам и к самому себе с такими давно назревшими острыми словами: «Мы сделали вид, что у урбанистики нет политической составляющей, мы повернулись к ней спиной, а лицом к сервисной составляющей». Олег хладнокровно демонстрирует коллегам, что партисипация стала просто ещё одной подпоркой политического режима. И речь не только про Россию, а про репрезентативные системы вообще.

Короче, послушайте самого Олега по ссылке, это очень хорошо.

Разумеется, некоторые урбанисты восприняли это как атаку на себя и обесценивание их трудов, потому что это действительно сильное покушение на их профессиональную картину мира. Надежда Снигирева из ПГ8, например, ответила Олегу, что соучастию в России всего 10 лет и это слишком малый срок, чтобы делать выводы. Но на самом-то деле соучастию уже 60 лет — большой западный опыт в этом вопросе ничем не отличается от короткого российского.

Уверовавшие в партисипацию постоянно просят потерпеть: вот-вот они соберут эмпирические данные, всё осмыслят, разработают хорошие методички, договорятся с заказчиками и тогда-то мы взберёмся на верхние ступени лестницы Арнштейн, где будет подлинная партисипация. Но это «вот-вот» постоянно откладывается, так что впору задуматься, нет ли тут концептуальных проблем, которые не решаются технически. Об этом был уже мой доклад (можно посмотреть по той же ссылке), про который я ещё напишу отдельно. А ещё на смежную тему в воскресенье ожидается доклад товарища Прокуронова.

Больше партисипации – больше протестов?

Для партисипации нужен хотя бы минимальный уровень доверия, но она почти не влияет на его повышение и едва от него зависит. Успех партисипации не увеличивает и вероятность протестов. Зато такие практики повышают доверие к режиму и его легитимацию.

Фрагменты доклада Виктора Вахштайна о типах доверия и их связи с практиками партисипации на шанинской конференции «Векторы-2023».

В социологических и антропологических исследованиях партисипации ученые смотрят на то, как доверие и механизмы взаимодействия людей влияют на успешность партисипации. В политическом поле – наоборот: в какой степени партисипация повышает уровень доверия.
 
Есть сообщества, которые собираются для решения локальных проблем, получают доступ к распределению средств, принятию решений (тип сообществ солидарности без доверия). Это специфическая форма совместного существованию людей, объединенных скорее плачевными условиями проживания, чем симпатией и доверительными отношениями. Они не слишком доверяют друг другу и тем, кто приходит к ним с партисипацией. Сообщества могут существовать, если есть осознание общей судьбы, приоритетов, проблемы. Это мерцающие сообщества, существующие, пока есть проблема, и исчезающие после её решения. Чтобы партисипация состоялась, должен быть накоплен минимальный уровень доверия.
 
Есть разные типы доверия:
 
1. Доверие институтам – устойчивые правила игры, которым доверяют люди. Они могут не доверять партиям, но доверять институту выборов.

2. Обобщенное доверие – доверие людям в целом, тому обобщенному «другому», которого вы можете встретить в 12 ночи в своем районе (показатель субъективного чувства безопасности). Такое доверие – редкость в России, оно падало на протяжении последних 10 лет, но, например, его остатки есть в Татарстане.

3. Межличностное доверие (наиболее значимое для социологов) – люди доверяют друг другу, зная друг друга, у них есть минимальный уровень симпатии и солидарности.

4. Для партисипации важно коммунитарное доверие. Это доверие сообществу в целом (например, выпускникам своего факультета). При этом люди могут не доверять каждому отдельному члену сообщества. Коммунитарное доверие не связано напрямую с другими типами доверия: можно не доверять людям в целом, окружающим вас людям, институтам, но при этом иметь доверие сообществу, к которому вы принадлежите.
 
Два базовых механизма легитимации политического режима в Бразилии, появившиеся после диктатуры, были связаны с делегированием (принципал-агент, кто должен решить вашу проблему) и репрезентацией (кто вас представляет). Когда эти механизмы пошатнулись, стало падать доверие формальным институтам, люди не хотели идти на выборы, не доверяли партиям. Тогда появилась партисипация. Изначально она была формой прямой демократии, противостоящей представительной демократии. Это один из способов властей вернуть доверие политическим институтам, механизмам непрямого участия через модель прямой демократии. Партисипация в этом случае используется как инструмент легитимации режима: это способ поднять доверие к тому, что доверием не обладает. Один из результатов нашего исследования в 2016 г. – там, где уровень доверия был высоким, после партисипаторных экспериментов он увеличился, а где низким – остался почти таким же.
 
Можно ли сказать, что там, где партисипация более успешна, с большей вероятностью возникнут протесты? Или наоборот, партисипация помогает их избежать? Исследование Марка Грановеттера показывает, что на коллективную протестную мобилизацию влияет не коммунитарное доверие, а количество «мостов», «стежков», сшивающих одно подсообщество с другим. Тогда они образуют сообщество. Если стежков много, и они плотно перепрошиты, можно ожидать политическую мобилизацию, но там может совсем не быть коммунитарного доверия. И наоборот, если в сообществе есть коммунитарное доверие, это может быть фактором успеха партисипации. Но это не означает, что мы можем ожидать сильную политическую мобилизацию.

#партисипация

Свобода в концлагере?
 
Мы занимались благоустройством вместо политики, обслуживали потребителя, не замечая, что "лестница участия" ограждена колючей проволокой.

Фрагменты ставшего поворотным для дискуссии о партисипации в России выступления Олега Паченкова на шанинской конференции «Векторы-2023»
 
Этот доклад – попытка найти объяснение напряженностям, назревшим внутри профессионального сообщества, занимающегося партисипацией. Сейчас время не заниматься практической деятельностью, а проанализировать, что мы делали. Урбанистика как профессия должна переосмыслить свою роль в жизни общества. В России партисипация возникла вне поля политики, в отличие от Европы и США. Там была попытка переосмыслить политические процессы, и уже потом партисипация развивалась как прикладные практики по обустройству территорий. В России она была импортирована внутри узкого профессионального поля благоустройства. У нас было очень мало теории и переводных текстов, особенно критических, мы не развивали свою теорию, а интегрировали соучастие как механизм, практику.
 
Сейчас город – это гипермолл. Потребитель готов пожертвовать политическими свободами ради комфортной среды, в которой можно потреблять. Мы обслуживали потребителя, игнорируя политическую составляющую партисипации, не считали ее важной. Действовали в логике сервисного «проектирования продукта с участием конечного пользователя», превращали городское пространство в продукт. Сервис тоже важен, но недостаточен. Что происходит, когда убирается этика, мы видим на примере нацистской Германии.
 
Мы живем в эпоху постполитического. Политика формулирует рамки, в которых осуществляется менеджмент. Мы не задавались вопросами, кто поставил рамки и что находится за их пределами. Мы занимались технической менеджеральной деятельностью внутри этих клеточек, оттачивая технику и оставляя в стороне более важные вопросы. Мы сталкивались с ними, но предпочитали делать вид, что они не актуальные, не волнуют нас. Вместо политики мы обсуждали благоустройство.
 
Политики – это администраторы, которые следят за тем, чтобы границы рамок не двигались, а внутри них можно заниматься чем угодно. Мы совершенствовались внутри рамок, не задаваясь вопросом, кто их спроектировал.
 
Вместо несогласия мы создавали консенсус, чтобы все уходили довольными (но так не бывает). Можно на время сделать всех довольными (это работает на сохранение статуса кво), но на самом деле все копится и переходит в недовольство. Полезнее работать с ним. Нужно начать движение в сторону политического,вместо консенсуса должен быть диссенсус. В конечном счете, люди хотят влиять на принятия решения, а не на благоустройство. Чем больше они будут в комфортной среде, тем больше будут удовлетворены, а среда, создающая диссенсус, побуждает задавать вопросы.
 
Можно ли заниматься соучаствующим проектированием в концентрационном лагере? Ведь люди и там нуждаются в улучшении условий жизни. Нет, это неэтично, потому что возникает подмена целей. Цель соучастия – дать людям власть, силу и свободу действия. Заявляя эту цель для людей, сидящих в концентрационном лагере, мы подменяем понятия.
 
Мне представляется метафора лестницы партисипации Арнштейн. Мы взбираемся вверх по лестнице, не обращая внимание, где она стоит. Сверху видно лучше, больше возможностей, только все в тумане. В 2022 туман рассеялся, и мы увидели,что лестница ограждена колючей проволокой, за ней стоят автоматчики, виден стеклянный потолок. Мы, как инструкторы, учим карабкаться по лестнице, договариваемся с лагерным начальством, чтобы они протерли стекло, чтобы было лучше видно. Используем право на город как право на обустройство бараков.
 
Можно продолжать двигаться по лестнице, ведь наверху лучше, чем внизу. Можно применить навыки инструкторов иначе: хотя бы перетащить лестницу на другое место, создать инструкцию, как выбраться за ограждение. Можно продолжать писать методички в логике лестницы, этические кодексы. Но я бы хотел движения в сторону, в которую мы раньше не двигались.

#партисипация

Онлайн-конференция «Город в пространстве исторической памяти»
 
В эту пятницу в 10:00-16:30 по Мск времени пройдет конференция об исследованиях памяти в городе. Будут доклады о городских конфликтах вокруг исторических зданий и формировании ценностей; о связи нематериального наследия и локальной идентичности; о сдвиге дискуссии от материального наследия к нематериальному; о практиках обитателей исторической среды и другие.
 
Программа и регистрация здесь

Ещё один пример мутации "соучастия" - как в Петербурге отмечают "День благоустройства"

В Петербурге проходит акция «Добрый субботник», участники которой плетут маскировочные сети для армии

Кроме того, на субботниках отливают окопные свечи, высаживают деревья и убирают мусор. Показываем, как выглядит акция в парке Героев-Пожарных: https://ppr.today/iZwWjYI

@paperpaper_ru

Собирала ссылки на номера хороших журналов, где описана полевая работа и методы, можно почитать (английские тоже будут, позже):

"Фольклор и антропология города"  2019, №3-4, про прикладные антропологии

Антропологический форум 2021, №48 "Опасности поля"

"Социология власти" 2021, №3, про полевые социологические исследования

НЛО 2023, №147, как может выглядеть полевой текст - раздел про инфраструктуры

**

+ про работу с дневниками - видео лекции Ольги Пинчук

+ классический текст Гирца

Open call на полуторагодовую лабораторию для активистов и профессионалов, работающих с городами и проживающих в Грузии и Армении
 
На лаборатории участники будут переосмыслять вызовы, с которыми сегодня столкнулись города, а также возможности и действия урбанистов. Программа включает онлайн и оффлайн поездки, семинары, лекции специалистов из разных стран, конференции и встречи в Грузии, Армении и Германии.
 
Дедлайн – 5 мая

Исследовательский центр «Коллективное Действие» выпустил 3-х минутный ролик про экологические последствия войны в Украине. Как это влияет на Украину, Россию и другие страны? Как изменяются природные ландшафты лесов, рек, почв, как война влияет на глобальное изменение климата и приводит к голоду в других странах? Подробнее об экологических проблемах можно почитать здесь.

Скрытые последствия войны в Украине: нам грозит голод?

https://youtu.be/TpIyW21CIUM

Украина — это «хлебная корзина» мира: выращенные тут пшеница, ячмень и подсолнечное масло, кормят до 400 млн человек.

Война в Украине — это не про региональный конфликт. Как мы писали в недавнем брифе, последствия вторжения наносят колоссальный вред и лесам, и почвам, и рекам, а последствия отзываются на экологии всей планеты.

Если не читали бриф, посмотрите видео, чтобы узнать, что происходит и почему необходима координация международного сообщества и гражданского общества Украины и России — видео по ссылке.

Текст Юлии Галкиной, автора книги «Истории домов Петербурга, рассказанные их жителями» о милитаризации жизни, городских пространств и параллелях с блокадным Ленинградом
 
«Комичный ЖЭК-арт в стиле милитари был словно глитчем в консервативной городской ткани, а от новых военных памятников веяло насупленной серьезностью — но не опасностью. Потом я поняла, что и этот низовой идиотизм, и этот государственный официоз совсем не безобидны. Танки и гимнастерки замылили глаз, сделали милитаризм привычным — нормализовали его» […].
 
Как умалчивать о параллелях? Например: беженец из Мариуполя показывает мне фотографию того, что осталось от его дома. Черный фасад, внутри — обломки мебели, куски бетона. Перекрытия между этажами рухнули посреди комнаты — и абсурдно, как неучтенная декорация, над проемом стоит нетронутый диван. Он напоминает мне другие снимки из блокадного Ленинграда. Как у Лидии Гинзбург: «Разрезы маленьких разноцветных комнат с уцелевшей круглой печью, выкрашенной под цвет стены, с уцелевшей дверью, иногда приоткрытой» […].
 
Исчадие Петербурга санкционировало уничтожение других городов — с живыми людьми, с их домами. Пока я пишу этот текст, пришла новость, что российская ракета ударила по краеведческому музею в Купянске, городе в Харьковской области. Погибли две сотрудницы. Невозможно не думать об этом, восхищаясь фасадами петербургских домов — если только, по Юрию Шевчуку, не «налепив быстро мягкий мирок на привычных их телу костях», то есть не замечая ничего. Как и не думать о том, что петербургские архитекторы — авторы некоторых фасадов, тоже достойных восхищения — прямо сейчас проектируют дома для оккупированного Мариуполя».

О восприятии исторического времени, связи деструкции и реконструкции, попытках сохранения наследия в советское время

Авторизованный текст лекции филолога и историка Ирины Сандомирской (профессор университета Сёдертёрна (Швеция), автор книг "Past discontinuous. Фрагменты реставрации", "Блокада в слове: очерки критической теории и биополитики языка" и др.) на моем курсе "Городское наследие и оптики его исследования".

Часть I

"Революционные разрушения первых лет советской власти ознаменовались, в числе прочих актов насилия ради свержения старого режима, также и уничтожением того, что сейчас мы называем культурной собственностью, материальным наследием, вещей из частных коллекций и церковной собственности, имеющих высокую историческую и художественную ценность. Вместе с объектами, фигурами и символами старого режима революционное насилие привело и к исчезновению самой идеи прошлого и его ценности в коммунистическом будущем.

В ходе сталинского социалистического строительства вопрос о ценности и ценностях (этических, эстетических и пр.) заместился общим дискурсом стоимости и удовлетворения потребностей. Однако после смерти Сталина и в ходе десталинизации советского общества идеи ценностей, в том числе духовных, стали возвращаться: пережив годы террора и войн, общество стало возвращать и переизобретать для себя прошлое, задаваясь вопросом о том, что в нем было ценного и куда оно идет".

О подходах к реставрации, возникновении культа наследия и становлении культа иконы в России

Продолжение авторизованного текста лекции филолога и историка Ирины Сандомирской (профессор университета Сёдертёрна (Швеция), автор книг "Past discontinuous. Фрагменты реставрации", "Блокада в слове: очерки критической теории и биополитики языка" и др.) на моем курсе «Городское наследие и оптики его исследования».

Часть II
(часть I читайте здесь)

"Еще одна поучительная история – о послевоенной реставрации пригородных дворцов Ленинграда. Это история, которой Ленинград, как официальный, так и неофициальный, всегда гордился, видя в гражданском движении по добровольному труду на возрождении пригородных руин символ ленинградской стойкости и патриотизма. Действительно, в годы послевоенной разрухи и хаоса эта кампания проводилась силами тех, кто только что вернулся с войны, приехал из эвакуации или оставался среди немногих выживших внутри города и за его пределами – в пригородах, в зонах оккупации, в условиях, о которых мы знаем даже меньше, чем о нечеловеческих условиях внутри осажденного города. И вот эти совершенно, казалось, бы разрушенные люди, потерявшие дома и семьи, прошлое и настоящее, прошедшие через войну, террор, эвакуацию, тюрьмы, голод, бомбежки, обстрелы и расстрелы, вместо того чтобы устраивать свою разбитую жизнь, бросаются в массовом порядке и в основном добровольно восстанавливать имперские дворцы."