Кандидат исторических наук, востоковед с аристократической фамилией, Ольга Бонч-Осмоловская собирает на РЭБ для бойцов. Это уже интересно и заслуживает поддержки.

К обложке. Одна из наиболее часто тиражируемых цитат из «Лунь юй» как раз про возраст: «В 50 лет – я познал волю Неба. В 60 лет – я научился отличать правду от лжи. В 70 лет – я стал следовать зову моего сердца и не нарушал Ритуала». 

Антрополог Маргарет Мид выделяла три типа обмена знаниями между старшим и младшим поколениями:

Постфигуративный — передача знаний от взрослых к детям;
Кофигуративный — получение детьми и взрослыми знаний преимущественно от своих сверстников;
Префигуративный — передача знаний от детей к взрослым.

Молодость как для Конфуция, так и в целом для китайской культуры обладает ценностью только в том ключе, если её вектор неизбежно направлен в сторону смерти, то есть к предкам, хранителям вечного знания. Конфуцианский подход носит радикально постфигуративный характер, т.е. знания хранят даже не столько взрослые, но предки и совершенномудрые правители древности.

Мы же с вами живем во время, когда опыт старших подвергается  девальвации, обесценивается: "это бумерская тема", а значит и говорить не о чем. Подобные нейрообложки — отпечаток печальных времен. Впрочем, до модернизации самих текстов зумеры пока не добрались. Пока.

Новый курс лекций «Необычайные приключения христианства в России» приглашаю Вас!

1. https://tsentralnaya-events.timepad.ru/event/3075145/
2. https://tsentralnaya-events.timepad.ru/event/3075159/
3. https://tsentralnaya-events.timepad.ru/event/3075163/
4. https://tsentralnaya-events.timepad.ru/event/3075219/

Оказывается синолог и один из основателей современной отечественной классической синологии академик Алексеев был знаком с Н. С. Гумилевым и подарил ему свою статью с автографом.

И академик Алексеев называет Гумилева своим другом, уже после его смерти

Свитшот, вот и настал твой час!

Метамодерн говорит о новой искренности. Современное христианское искусство предпочитает говорить о новой кротости. Но что значит быть кротким? Обязан ли христианин быть слабым, покорным? Можно ли кротость понимать как силу?

В беседе принимают участие Никита Сюндюков (Философ, старший преподаватель РАНХиГС) и Павел Тугаринов (Культуролог, научный сотрудник Государственный музей истории религии)

#представьтесебе

мои мольбы о защите национального искусства и пантеона русских художников услышаны. Замминистра культуры Сергей Обрывалин первым среди наших чиновников осудил переименование Ивана Айвазовского и Илью Репина в армянского и украинского художников. Волну подмен и разрывания ткани истории искусства затеяли американские музеи и европейские. Обрывалин озвучил протест на встрече министров культуры G20 в Бразилии.

Похвально, что делаются первые шаги в этом направлении. Но надеюсь, Сергей Геннадиевич, понимает, что слов уже мало. По всему миру проходят выставки так называемого украинского авангарда, скроенные из работ русских художников, а в Нью-Йорке Елена Зеленская открыла выставку «украинки» Александры Экстер.

Время слов прошло — нужны действия. Надо проводить научные конференции, возвращать через частных деятелей вещи художников-заложников с Запада и открывать посвященные им выставки и музеи. У исторической правды о русском искусстве должны быть защитники, способные объяснить, что текущая повестка борьбы с имперскостью не имеет отношения к прошлому национального искусства. И 200, и 100 лет назад так вопрос не стоял. Кто-то должен привести их в чувства

А вот тут нельзя не согласиться с Ксенией Коробейниковой. Вообще, апроприация — лучший метод атаки в сфере культуры, только на сегодняшний день мы находимся в позиции кое-как обороняющегося. Пока что из успехов можно отметить масштабное поведение года русской культуры в Китае, но этого явно недостаточно.

Пара слов в защиту Бенедикт. Да, Рут Бенндикт не японист и у неё встречаются неточности и методологические ошибки, но в целом «Хризантема и меч» — это книга именно про Японию, не случайно её издание привело к развитию жанра нихондзинрон — локальных исследований специфики и природы японской культуры. Действительно, труд Бенедикт не понравился правым: он раскрывает механику капитуляции японской культуры перед Западом —  кому бы такое понравилось?

Не понравилась книга и левым с либералами — японская этика долга слишком сложна для построения марксисткой или либеральной утопии. Да и гордость американцев, либеральная демократия в стране восходящего солнца при чуть более пристальном взгляде оказывается не совсем тем, чем кажется на первый взгляд — ЛДПЯ по сути обладает монополией на власть и почти непрерывно правит Японией с 1955 года.

Многие критики «Хризантемы» также  указывают на то, что Япония и японцы радикально изменились за последние семьдесят лет и сегодня эта книга совершенно не релевантна японской повседнеаности. Наверное, это так. Но насколько нам вообще нравятся те изменения, которые произошли с Японией, да и происходят со всем миром под воздействием глобализационных процессов? Если отринуть мелкие неточности «Хризантемы», то пусть уж лучше мир изменится в сторону релятивизма и тотальности культуры книг Рут Бенедикт, чем мы будем бесконечно слушать критику с давно опостылевших модернистских левых или правых позиций.

К разговору о Рут Бенедикт. Мне вспомнились несколько микроисторий из моего опыта взаимодействия с японцами. Не то чтобы они подтверждают её теории, может в чем-то даже, наоборот, опровергают, но они мне запомнились и когда-то помогли выработать свой взгляд на Японию.

В середине двухтысячных в Петербурге я занимался японским с репетитором — японкой средних лет. По-русски она почти не говорила, т.е. как это часто бывает с японцами: всё понимала, но говорить стеснялась. Жила она не просто скромно, а скорее даже аскетично, почти как дзэнский монах. Она совершенно не вписывалась в наш городской пейзаж и я всё не мог понять — что её привело в нашу странную северную, чуждую японскому umwelt'у страну. Как-то раз я все-таки не удержался и спросил: Кёко, зачем вы приехали в Россию? Что вас здесь держит? В ответ она тихо улыбнулась и полушёпотом без тени иронии сказала — чёрный хлеб. Ответ мне показался исчерпывающим и больше вопросов я не задавал.

Чуть позже я поехал учиться в Шанхай и у меня в университете появился приятель японец Тайо. Заполучить японского приятеля вообще было не просто, потому что обычно японцы хоть и улыбались, и даже приходили на студенческие вечеринки, но, в отличие от вечно пьяных корейцев, стояли в сторонке и ни с кем не общались. Но мой друг какое-то время пожил в Бостоне и имел опыт сопричастности западному миру, он вообще больше общался с европейцами, чем с японцами. Когда я вернулся в Россию, мы какое-то время не общались, но где-то году в 2014 он мне вдруг написал, что приезжает в Петербург с тургруппой. Оказалось, что он работает в турфирме и возит японцев по всему миру, а в России они плывут на корабле из Петербурга то ли на Валаам, то ли в Кирилло-Белозерский монастырь. Когда он приехал, мы отправились болтаться по петербургским барам и ближе к ночи начали спор о природе туризма. Я говорил, что лучше вообще никуда не ездить. А вот Тайо сказал, что ему очень нравится, что его соотечественники ездят по миру, но вот обоснование у него было своеобразное. Он сказал, что пошел работать в туриндустрию, чтобы японцы больше ездили по миру, знакомились с другими странами и культурами и так понимали, что в мире нет страны лучше, чем Япония. Когда я несколько лет назад в последний раз заходил в инстаграм, то он уже выкладывал свои фотографии в качалке и с катаной. Чем он занят сегодня — этого я не знаю.