Вчера Саня Хамраев променял вечернее представление на площади на пожарище в Смоленке. Добирался обратно с пожарными, такси уже не ездили, и отдал написанный в ночи текст.

Это очень сложная работа, не потому, конечно, что вместо праздника и ночью. Так часто бывает. А потому, что хуже всего работать, когда вокруг горе, лезть к людям с вопросами, это так часто и воспринимается. А потом прогнать это горе через себя и сложить в буквы.

Саня тонкая душа, и я очень бы не хотела вчера оказаться на его месте. Но к концу текста там пробивается немного жизнеутверждающих ноток, за это отдельное спасибо.

Мы ехали дальше: куски шин, растрепанные детские игрушки, куски мебели, ямы, в которую складировали золу, стеклянные бутылки. Лес пах жженым пластиком и кипящей смолой — она напоминала кедровые орешки. Всё тлело и бурлило. Ощущение, что даже если бы не эта злополучная шлифовальная машинка, лес здесь всё равно загорелся рано или поздно. Либо из-за золы, которую сюда стаскивают местные жители, либо из-за брошенных бутылок вина, либо из-за стопок разбитого стекла.

Руслан Симушин провёл с волонтёрами, отбивавшими Смоленку от огня, весь день. Вернулся домой, завёл миллион будильников, поспал полчаса и – ещё не было 5 утра – сдал текст. Вот этот.

В интервью с Олей Перовой не попала фраза (ну, просто была сказана уже за кадром), которая сразу на месте меня торкнула и о которой я думаю всю неделю: «В «молодёжке» главное – найти своих».

Это очень верно. Если бы в моей жизни не случилась «Искра», никто не знает, какой бы я была. Она случилась поздно, в студенчестве, я пришла в школу вожатых и поехала комиссарить, смешная шпингалетка со стрижкой под пацана, на пару лет старше отряда. И «Искра» обрушилась на меня, как водопад, потащила потоком куда-то – в бардовскую песню, в проектирование, в сублимацию сексуальной энергии в творческую, внезапно в качественные социологические исследования.

И на одном из социологических интервью один из прекрасных мужчин (я в них во всех ещё и влюблялась) сказал мне: «Ну как тебе сказать, что для меня «Искра»... У меня всё из «Искры»: семья из «Искры», друзья из «Искры». Я тогда не очень впечатлилась. А теперь мне лет как тогда ему, и я думаю: а ведь у меня тоже всё из «Искры».

Самые лучшие друзья, самые наивные воспоминания, самые сильные принципы, смыслы и ценности, и «если не я, то кто», и веранда Лидии Ростиславовны, и не стрематься обнять, когда плохо, и сесть на пол в «Мегаполисе» и сказать – если наших не возьмут, я тоже не поеду. Да, дурацкий юношеский максимализм тоже оттуда, но хорошего больше)

А казалось бы – просто вовремя нашла своих в тесных кабинетах на Амурской, на полу в парусовских общежитиях – кроватей ещё не было, на склоне под триколором.

— Тогда я была еще студенткой. Сижу на паре, 2015 год, вижу сообщение, что ищут добровольцев для выезда на пожар. Просто поднимаю руку, говорю, что мне надо выйти, и ухожу. Затем меня в институте не было два месяца, потому что я каждый день ездила на пожары. Каждый день мы были в лесах вокруг Читы, в районах и даже соседних регионах. Меня это настолько захлестнуло! (...)

А затем уже вышла на работу. И работодатель был вообще ни разу не в восторге от моей деятельности, поэтому на выезды я попадала в выходные или по вечерам. То есть с собой на работу брала форму. Заканчивался рабочий день — я переодевалась в туалете, выходила на улицу, меня подбирали ребята. Мы ехали на ночь, а домой возвращались часа в четыре утра, бывало, и позже. Быстренько мылась, на чуть-чуть ложилась спать, собиралась и ехала на работу. И так вот постоянно. Даже отпуск специально подгадывала под пожароопасный сезон.

У нас вышло сегодня очень хорошее интервью с хрупкой Настей, которая почти 10 лет тушила пожары сама и организовывала других. К сожалению, отряда больше нет. Но есть надежда.

— У нас у всех были раньше прозвища…

Бабушка смотрит прямо перед собой, подпирает голову измятой временем рукой, вспоминает.

— Валентина была — как птица-то называется? Орехи-то собирает, вперёд всех выклёвывает. Ронжа, вот! Птичка такая, в Алханае живёт.

Тоня была у нас Уртошин.

— Это что значит?

— А не знаю. Нина была Шимка. Тоже не знаю, что значит, так назвали.
У меня много именов было. Жеребец Гаврила я была. Любила штаны и шапки. Потом я, видно, толстая была или чо ли — Кабан меня звали. «Это Кабан сделала», так говорили.

Вера Кикимора, однако, была…

Эмма была Офицер Трястин.

— Как?...

— Офицер Трястин, подавай сигнал! Это уже тут во время войны её так звали.

— Это вам сколько всем было лет?

— Ну, война началась, мне было девять, десятый пошёл. А война закончилась, мне 13 было с хвостиком. Война в мае закончилась, а мне в августе 14 было. Во как. И вот так все звали друг друга.

И тут я первый раз подумала, что, может, и правда надо их все закрыть.

Время героев, если говорить не о президентской программе, а об отдельно взятом Александре Сапожникове, лучше всего укладывается в эти строчки:

..Ну вот ты и стал героем, ты весь – как сплошной прочерк,
Тебя позабыли всюду.
А ежели где вспомнят – втыкают булавки в фото.
Но ты уже стал героем, тебе не страшна порча,
Тебя не берёт вуду,
Твой след теряют собаки, когда узнают, кто ты... (с)

Я бы хотела, чтобы так и было. Конечно, это он должен был вчера провести вечер, собирая сумку в СИЗО, и он должен был стоять сегодня в зале №6 Центрального районного суда, и он должен был комкать в руках бумажный платочек, и он должен был быть мужиком.

К сожалению, этого не произошло. И, наверное, не могло произойти. Но, может быть, ему хотя бы кто-то набьёт лицо? Уж не до дуэлей – для них тоже требуется благородство.

Ветер гоняет золу и пытается раздуть чадящие головешки, как мародер, переворачивает обгоревший профлист и путается в ветвях умерших деревьев. Листья на них сухие и шумят безжизненно, как цветы на кладбище. Вечером после работы сюда приедут другие дачники, будут слезы. Кто-то безвольно опустит руки, а кто-то попытается навести порядок. Люди на пепелищах часто хотят что-то делать, словно собирая из обуглившихся кусочков слово «счастье». Наверное, так легче пережить горе.

Егор Захаров сгонял сегодня в сгоревший СНТ и затолкал в абзацы душу.

Сколько уже таких было текстов с пепелищ. И все журналисты, и все фотографы, и все операторы, я знаю, хотят, чтобы этот уж точно был последний, и тоже знают, что нет.

Но этот особенный, честно. Почитайте сами, я обещаю, что не пожалеете.

Помните, раньше по телефону можно было только звонить? И набирать латиницей сообщения, они ещё вечно не влазили? Букву «ч» писали через четвёрку: Kate4ka, Kole4ka, вот так. Я умела в кармане вслепую печатать кнопками. А с главной страницы «Чита.Ру» можно было смс отправлять бесплатно)

Огромное, но очень хорошее интервью с министром природных ресурсов Павлом Волжиным по следам произошедшей катастрофы. Волжин ответил на все вопросы про пожары, включая самые неприятные. Моё почтение и автору текста Александру Хамраеву, и его собеседнику.

Тихий океан обнял меня от прилива чувств