"Человеку, обладающему качествами галантной мужественности, не следует быть замеченным кроме как в двух местах (ибо никакое иное не будет для него подобающим): либо в обществе князей, которые облагораживают его статус, либо в компании ревностностных служителей Бога, вовлечённым вместе с ними в чистую преданность Аллаху, не будучи поглощённым миром. Он должен быть подобен благородному слону, чьё великолепие и превосходство заключается в том, чтобы быть либо свободным в открытых пространствах, будучи неукрощённым, либо носить короля". 


Из "Макалят аль-Удаба" Абдуррахмана аль-Фазари аль-Гарнати (Андалус, 8 век хиджры).

То чувство, когда одновременно натыкаешься на мнение консервативного христианина: "Вот и хорошо, пусть молятся там Единому Богу", и свежую пропагандистскую статью турецкого журналиста-левака, судя по имени - мусульманина, озабоченного растущим авторитаризмом Эрдогана и судьбою всех возможных турецких меньшинств.

А вот почему то нет вопросов по поводу, допустим, преобразования из музеев и храмов в мечети культовых сооружений эпохи Казанского ханства. Такой вопрос не стоит.

Потому что Иоанн Грозный не оставил от них камня на камне, ни одного памятника Казанского ханства не сохранилось. А они были. Достаточно посетить Булгар и понять, что каменное строительство в тех краях было весьма развито.

Османы сохранили христианское наследство павшей Византии для себя и для мусульман. Если бы они поступили так, как Иоанн Грозный с исламским наследием Казанского ханства и споров бы о статусе Айя Софии не было, но они решили иначе, а их преемники распорядились этим наследием должным образом, вернув его мусульманам.

Этот документ о якобы торговой сделке султана с патриархом Константинополя - типичное порождение современного менталитета, который не понимает, насколько более высока и безупречна ценность добытого войной перед ценностью приобретённого в ходе торговой сделки. Причём это было так и в пространстве исламского мира, и тем более в пространстве средневековой Европы. Никому бы и в голову не пришло платить золотом за то, за что уже заплачено кровью.

Изгнание мавров и евреев Испании было крайне не выгодно испанской знати. Да и с точки зрения феодальной логики, выселять своих подданных, которые приносят существенный доход все равно, что стрелять в свою ногу. Естественно все это не волновало РКЦ, которая и продавила, сначала преследование, а затем и депортацию, для решения своих корпоративных целей в ущерб Испании.

«В 1393 году Жоан I Охотник (король Арагона, Валенсии, Сардинии и Корсики) отправляясь в Сардинию и опасаясь, что прокатившаяся недавно по всему королевству волна погромов, направленная против иудеев, легко может достичь теперь и морерии (мавританские кварталы) в Уэске, постарался принять превентивные меры, отписав хустисьи (судье), приору, присяжным и лучшим людям города: «… мы боимся, как бы, пока мы будем отсутствовать в наших королевствах и землях… альхама сарацин Уэски, наша сокровищница и особый патримоний, не подверглись необратимым опасностям, … повелеваем вам и просим вас, чтобы альхаму сарацин и каждого ее, которых вам особо вверяем и под вашу протекцию и защиту полагаем, позаботились и старались защитить».

Не прошло и пяти лет как в связи с началом крестового похода и сбора крестоносцев в Валенсии ситуация накалилась.
…19 апреля 1398 года из канцелярии Мартина I(король Арагона, Валенсии, Сардинии и Корсики (брат Жоана I)), было отправлено сразу несколько писем - король был весьма обеспокоен новостями, приходившими из королевства Валенсия. «Мы узнали, что некоторые разнузданные, не боясь страха Божьего и нашей кары,… стараются… причинить вред и ущерб маврам нашей сеньории».

Письма с предупреждениями об опасности и о необходимости защищать морерии были отправлены в Ориолу, Хативу, Кастелло, Альзиру, Лирию, Вилареал, Алкой, Биар, Онду, Косетайну и др. Кроме того король отписал викарию епископства Валенсия о том что если после проповеди крестового похода в церквях и площадях прокатится волна погромов мавров он лично приедет в Валенсию в течение нескольких дней и «…совершит правосудие быстро и полно» и наказаны будут не только злодеи, но и проповедники.»

В самом незавидном, несуразном положении сейчас оказались секуляристы и модернисты старой, бумерской закалки.

Они-то боролись против «средневековья», «мракобесия», «фофудьи», «шариата» и т.п. для чего? Чтобы бухать и ганджубасить с девочками в веселых компаниях и ощущать себя такими современными и крутыми.

А получили сто пятьдесят оттенков гендера, metoo и харрасмент на каждый чих и прочий Black Lives Matter.

Ну что поделаешь, друзья - жизнь боль.

А если серьезно, на самом деле, модернистский в классическом смысле этого слова лагерь по этим вопросам из гегемона сегодня превращается в невнятную прослойку между лагерями условно постмодернистским (или постмодернистами слева) и традиционалистским (или постмодернистами справа), о чем я говорил в соответствующем подкасте

https://youtu.be/JTF7fYkyNJA

Ирония в том, что вопрос пролетариата решил западный капитализм, превратив его в средний класс консьюмеров, озабоченных проблемами климата и здорового питания. И вот спасаясь от этой позорной скуки и приходится марксистам бороться за права фантастических меньшинств. И нет давно уже никакой правды в этой борьбе, которая всё же там некогда и в каком-то виде была. Вот где ужас-то!

https://youtu.be/PgbVUpfMy8Q

@tyrasbaibak

"Василевс Михаил в 1180 году созвал поместный собор в Константинополе, дабы добится от архиереев положений о том, что православные воины  погибшие, защищая веру, автоматически получают прощение грехов (по сути шахаду), а Аллах и Бог христиан - одно и то же. И по обоим вопросам собор отверг волю василевса. Наверняка архиереям было тяжело прать против рожна, но на их стороне были ясные доводы.

И это делает фигуру Воина Христа, по крайней мере в православии, дважды трагичной. Он жертвует не только кровь, но и душу. Насколько я понимаю, вопрос решался через суперпозицию долга. Но все равно это все как-то неубедительно и на тоненького. 

Секс в законном браке блудом не является (при определенных условиях), но убийство на войне за православную веру или при самообороне - все равно убийство. И даже желание убить врага - уже грех. Разве не так? Это же потрясающе трагично, если не успеть исповедоватся.

Это подводит к вопросу, пожалуй, лучше всего поставленому Бердяевым и являющемуся единственно ценным по сей день в его наследии - является ли христианство религией личного или общественного спасения".

Прекрасно подмечено. Именно в силу этой трагичности в западном пространстве расцветает уникальная воинская культура, в весьма условных связях с собственно Христианством. Достаточно, например, изучить интересный вопрос череды анафем и отлучений в адрес французских королей и высшего цвета аристократии, чтобы увидеть глубину драмы, ведь и в рамках католичества линия вроде Бернара Клервоского была скорее исключением, порождённым эпохой крестовых походов. 


То, что Ислам утверждает как предельную реализацию интенсивности человека, как апофеоз, к которому хотели бы бесконечно возвращаться из самого райского блаженства, чтобы ещё раз сразиться и ещё раз умереть на этом пути, - здесь звучит как жажда подобного предназначения, столь сильная, что ради неё готовы были жертвовать спасением души в строго христианском смысле. Когда я читаю, например, подобное, я не могу отделаться от этой мысли. 



«Веселая вещь война… На войне любишь так крепко. Если видишь добрую схватку и повсюду бьется родная кровь, сможешь ли ты удержаться от слез! Сладостным чувством самоотверженности и жалости наполняется сердце, когда видишь друга, подставившего оружию свое тело, дабы исполнилась воля Создателя. И ты готов пойти с ним на смерть – или остаться жить и из любви к нему не покидать его никогда. И ведомо тебе такое чувство восторга, какое сего не познавший передать не может никакими словами. И вы полагаете, что так поступающий боится смерти? Нисколько; ведь обретает он такую силу и окрыленность, что более не ведает, где он находится. Поистине, тогда он не знает страха".


Жан де Бюэй

Аль-Мустаурид аль-Курайши сказал 'Амру ибн аль-'Асу, что он слышал, как Посланник Аллаха, да благословит его Всевышний, говорил: "Час наступит тогда, когда римляне станут большинством из людей". 'Амр сказал ему: "Смотри за тем, что ты говоришь". "Я говорю лишь то, что слышал от Посланника Аллаха, да благословит его Аллах и приветствует". Тогда 'Амр сказал: "Коль Пророк так в самом деле скакал, должен признать, они обладают четырьмя качествами: они наиболее сдержаны и благоразумны перед лицом искушений и смут; быстрее всех приходят в себя, когда постигает беда; они сильнее всех жаждут скорого возвращения, когда вынуждены отступить; а также наилучшим образом относятся к беднякам, сирым и беспомощным. А также есть у них и пятое прекрасное качество: они останавливают тиранию своих правителей". 


(Сахих Муслим, 2898)



Хотелось бы заметить, что "римляне" в данном контексте - не просто этническая или географическая категория, но скорее архетип. Архетип, который сегодня всячески пытаются изжить. Всё это феминистическое "умри, белый насильник", призывы к покаянию за несовершённые преступления имеют целью уничтожить остатки того лучшего, что представляет из себя это наследие, перемолотив всё уже окончательно в однородный уайт трэш. Однако мы знаем из хадиса, как должно быть на самом деле. 

Главным обвинением феминисток в адрес идейно патриархальных женщин выступает чисто классовый аргумент: те просто неплохо устроились в мире угнетателей, игнорируя проблемы угнетённых женщин, прозябающих в кухонно-репродуктивном рабстве патриархального строя. В этом неравенстве женщин гендерным пролетарием усматривается несправедливость. 

Мне тут вспоминается эпизод, как Умар (радыя Аллаху анху) надавал чертей рабыням, которые вздумали закрыть свои лица, подражая свободным женщинам, посягая тем самым на святая святых традиционного общества - кастовую сегерацию, и эта суровость в защите оной долгое время выступала залогом того, дабы ничего подобного нынешнему не происходило. 

До времени относительно недавнего  не существовало такой общности как женщины вообще или мужчины вообще, в качестве момента исключительной самоидентификации. Человек всегда ассоциировал себя с определённой группой людей, обладающих определённым набором качеств, необходимых для чувства этого единства. Такими качествами всегда выступали вещи более высокого порядка. Этой точке зрения откровенно чужды лозунги, призывающие женщину в практически любой ситуации поддержать другую женщину просто в силу сходных половых признаков. 

Традиционные способы женщин из низов оказаться в лучших условиях сегодня заклеймлены парткомом как форма рабства, иждивенчество и коллаборационизм с классовым врагом. Травле подлежит любое положение женщины в рамках мужского мира, не важно, плохое или хорошее, а рай будущего представлен как тотальный феминистический колхоз.

Присоединяюсь! :)

Поздравляю со взятие рубежа нашего дорогого брата, балкарского князя и аристократа не только крови, но и духа

https://t.iss.one/Greatchronicles/239

"У франков нет никакого самолюбия и ревности. Бывает, что франк идет со своей женой по улице; его встречает другой человек, берет его жену за руку, отходит с ней в сторону и начинает разговаривать, а муж стоит в сторонке и ждет, пока она кончит разговор. Если же разговор затянется, муж оставляет ее с собеседником и уходит.

Посмотрите на это великое противоречие: у них нет ревности, ни самолюбия, но они отличаются великой доблестью, а разве доблесть не происходит от самолюбия и боязни бесславия?"



Из "Книги назидания" - мемуаров Усамы ибн Мункыза, арабского полководца, соратника Саладина, в его бытность вассалом Зангидов. 

Кстати, ещё один мастрид по культурно-бытописательному срезу исламского Средневековья, из того немного, что переведено на русский язык.

​​#history #crusades #middle_east #france #books

Последний пост на канале @thewordandthesword напомнил о существовании неплохой книги по истории Крестовых походов авторства франко-ливанского историка христианского происхождения Амина Малюфа (Amin Maalouf) под названием Les Croisades vues par les Arabes (Крестовые походы глазами арабов), в которой содержится множество ссылок на Усаму ибн Мункыз. Книгу несложно найти в свободном доступе в переводе на русский.

За все почти 13 лет жизни в исламской стране я не помню более сильного и глубокого впечатления, чем коллективные шествия  вдоль домов к мечетям и громкие, во всю мощь голосов, азкары в праздничный день, в канун молитвы. Это были моменты, когда несмотря ни на что, истинное бытие Ислама вдруг проступало во всей полноте. 

И мне очень не хватало этого сегодня, в старинном баварском городке, как и его каменным башням и улочкам, и даже церквам - этим давно мёртвым сооружениям, которые уже не сотрясают толпы устремившихся к лику Бога.


Да примет Всевышний от вас и от нас! 'Ид Мубарак! 

Ух ты, как интересно. Только Марк Твен смотрел, конечно, в рамках своей локации. Полагаю, влияние Вальтер Скотта и вообще романтизма намного шире и фатальней одной внутреамериканской войны. 


Рихард Вагнер писал в своих мемуарах, как, живя в Женеве, он зачитывался французскими переводами романов Вальтер Скотта. Именно тогда и начался его самый длительный и плодотворный творческий период, когда были написаны его наиболее знаменитые оперы. 


Ну а некий юный художник, уже в начале XX века, был впечатлён операми Вагнера до самого предела души и, по словам шейха Абдулькадыра ас-Суфи, стал "последним европейским муджахидом". Не станем пугать впечатлительную часть публики его именем.


Однако насчёт "открытого забрала" - очень в точку, это универсальный нерв сих влияний, в принципе актуальных до сих пор. 

Вальтер Скотт и Гражданская война в США

Марк Твен крайне негативно относился к Вальтеру Скотту. “Он нанес неизмеримый ущерб, возможно более значимый и долговечный, чем любой другой писатель в истории… Сэр Вальтер внес такой вклад в формирование характера южан, каким он был до войны, что он в огромной степени ответственен за саму войну”.

В общем и целом Марк Твен прав. Вальтер Скотт в значительной степени ответственен за войну, потому что он переформатировал культуру и сознание правящего класса Юга, по большому счету создав цивилизацию Юга в сколько-нибудь современном виде. В результате культурный разрыв между Югом и Севером усилился настолько, что столкновение было неизбежным.

Вспомним, как выглядел Юг до Вальтера Скотта. Да, это было рабовладельческое сообщество, управляемое крупными плантаторами. Но плантаторы эти находились под влиянием цивилизации Просвещения: зачитывались Локком и Руссо, верили в рациональное мышление и рациональную организацию общества, образец для подражания видели в Афинах и в Риме. Собственно, в Конституции США и других документах Американской революции все это хорошо отражено - их же плантаторы писали. Более того, в XVIII в. элиты Юга были левее северных: на Севере Французскую революцию приняли в штыки, а южный правящий класс ее приветствовал. У всех этих плантаторов-рабовладельцев мозги были настолько промыты Просвещением, что они всерьез воображали себя якобинцами. Оно и понятно. Высокий культурный уровень + избыток свободного времени = идеальная почва для разного рода пропаганды.

Ситуацию переломил один человек или, вернее, один цикл романов. С 1814 по 1831 г. Вальтер Скотт издает двадцать семь романов цикла Уэверли, в которых гнет совсем другую линию. Средневековье - это офигенно. Рыцари и трубадуры - это офигенно. Ну а в более близкие к нам эпохи офигеннее всех кавалеры, сторонники короля в Гражданскую войну, и якобиты, поднимающие безнадежные восстания в поддержку Стюартов. Так что феодальная этика - это высшее проявление человеческого духа, а высшее проявление феодальной этики - это идти на смертный бой за безнадежное дело.

Почему все это зашло именно на американском Юге? По трем причинам. Во-первых, это была культурная периферия западного мира. А для периферии культурные тренды центра не только обязательны, но и воплощаются куда радикальнее, чем в центре. Когда в Стамбуле стригут ногти, в провинции рубят пальцы.

Во-вторых, Юг был в значительной степени кельтским. Большинство плантаторов было родом либо из Шотландии и Ирландии, либо с пограничья. В романах Скотта они нашли себя и свои корни. Тут надо понимать, что в эпоху романтизма европейские нации изобретали свою идентичность на основе своего средневековья, находя древние рукописи, эпосы и хроники и т.д. У Юга всего этого не было, но был Вальтер Скотт.

Ну и наконец в третьих, в эпоху Просвещения правящий класс Юга жил в некотором раздрае. Мы вроде как рационалисты и якобинцы, но в то же время живем за счет рабского труда. Здесь есть некоторое противоречие. И тут приходит Скотт и заявляет, что феодализм - это офигенно. И для южан все складывается воедино - мы не якобинцы, мы рыцари и трубадуры, и это прекрасно. Надстройка приходит в соответсвие с базисом.

Так что если в 1790 г. южные плантаторы воображали себя якобинцами, то к 1830 г. - рыцарями и кавалерами. А научил их этому сэр Вальтер Скотт. Он сформировал и неофеодальную культуру Юга, и неофеодальную этику, и специфическую южную культуру чести. А в этой культуре чести как мы помним нет ничего прекраснее и офигеннее, чем идти с открытым забралом на неравный бой. Через тридцать лет южане так и поступили, с самыми печальными последствиями, как для себя лично, так и для всей цивилизации Старого Юга.

 “Die deutsche Gefühlswelt ist islamisch. Sie sind alle wie besoffen von einem tobenden Gott. Das könnte unsere künftige Geschichte sein.“

"Немецкий эмоциональный мир по сути исламский. Они все словно пьяны могущественным Богом. Это может стать нашей будущей историей". 


Carl Gustav Jung



"Юнг мимоходом заметил, что ощутил дух Ислама в воинской страсти нацистов, при этом не бросая ни малейшей тени на сам Ислам как религию. Скорее, он чувствовал, что эта страсть, вооружённая божественной миссией, — нечто, отсутствовавшее на Западе в течение длительного времени — была грубым завоеванием бездушной Европы".


Dr. J. Marvin Spiegelman