«Корпус 2» возник в экосистеме Ленинградского рок-клуба и пережил его, хотя и не смог приспособиться к народному вкусу. Основатель и лидер группы — бас-гитарист Вадим Новиков, начавший играть рок ещё в конце 70-х. Он участвовал в «Капитальном ремонте», где одно время числился и Майк Науменко. Позже Новиков собирал разные составы, пробовался с ними в рок-клубе, но коллективы быстро распадались. «Корпус 2» стал удачной попыткой: группа обрела свой стиль к концу 80-х, в тот момент, когда рок «с завихрениями», любимый Новиковым, широкой аудитории уже был не нужен. Группа активно выступала на фестивалях рок-клуба, но популярности не добилась. Однако у неё появились влиятельные поклонники, в первую очередь Андрей Тропилло. Он собирался издать их альбом на «Мелодии», и пластинка «Рис» действительно вышла — но только в 1993 году, когда фирма уже была в глубоком кризисе, а Тропилло был увлечен пиратством под флагом «АнТропа». В итоге группа издала ее самостоятельно и она теперь проходит по разряду виниловых раритетов.

Сейчас будет пост, может быть, не по главной теме этого канала, но я знаю что многие его ждут и давно хотела его написать.

Все наши друзья — и вообще все, кто проводил с нашей семьёй хоть сколько-то времени — знают, что наши дети слушают очень много аудиоконтента; так получилось, что аудио — это главный канал, через который они потребляют информацию. “Очень много” — это без исключения каждый день, суммарно до нескольких часов звучания. Для сравнения, обеспечить им чтение вслух в таком объёме у нас, увы, не получается.

С 2,5 и до 5-6 лет они слушают только то, что выпускалось для детей в разные годы фирмой “Мелодия”. Потом подключаются детские аудиокниги и немножко — подкасты. Сейчас Яша (6 лет) умеет читать, но всё равно в основном слушает.

По этой ссылке — небольшой текст о том, как устроено у нас это слушание; вдруг кому-то будет полезно. В разговорах со знакомыми родителями я много раз обещала собрать хотя бы что-то из того, что слушают дети, в плейлисты, и наконец это сделала:

Яндекс.Музыка
Apple music

Здесь только официальные релизы; думаю, это меньше половины “мелодийных” записей, которые у нас в ходу, но всё равно получилось порядка семидесяти часов. В конце текста я также сделала маленькие аннотации к нескольким пластинкам для тех, кто только начинает знакомиться с этим миром вместе со своими детьми, чтобы вам захотелось начать с чего-то определённого. Я старалась не писать здесь про всем известную классику, чтобы не навлекать на себя праведный гнев адептов “Мелодии” (хотя одна такая “золотая” пластинка всё-таки вкралась в мой список, слишком уж я её люблю).

Если вам будет интересно, то продолжим чем-то более экзотическим и необычным (материала у нас за эти годы набралось ещё, боюсь, на несколько постов). Пользуюсь возможностью выразить свою любовь и благодарность коллегам с “Мелодии”, которые сделали возможным прослушивание всех этих сокровищ на общедоступных стримингах.

Мне будет приятно, если вы перешлёте этот пост знакомым родителям

Нине Дорде — 101 год.
В 1950-е и в самом начале 1960-х она была всесоюзно любимой певицей — одной из первых ласточек Оттепели на советской эстраде, появившейся тогда, когда перемен ещё ничто не предвещало.
Нина училась вокалу в престижной Центральной музыкальной школе, сразу после окончания войны стала петь в джаз-оркестре братьев Покрасс при Центральном доме железнодорожника. Однако вскоре, в 1946-м, стала жертвой ждановской кампании по борьбе с джазом: её (вместе с гитаристами и аккордеонистами) исключили из оркестра «за буржуазную пошлость» — на деле же просто за молодость. Певица нашла работу в ансамбле при ресторане гостиницы «Москва», куда ее приходили послушать Василий Сталин, Михаил Шолохов, Аркадий Райкин, а также молодой “штатник” Василий Аксенов, который позже наделил героиню своей «Московской саги» — певицу Веру Горду — её чертами...

После смерти Сталина Нина Дорда смогла выйти на профессиональную эстраду: она стала вокалисткой джаз-оркестра Эдди Рознера, который вернулся в Москву с лесоповала и возродил свой коллектив, и ее хрустальный голос стал предвестником изменений в обществе. У Рознера она пела четыре с половиной года — с аншлагами в Москве и Ленинграде, на гастролях по всей стране.
Писатель Евгений Добровольский вспоминал:

“Теперь все это смешалось у меня — мои друзья, музыка моей молодости, Телеграфный переулок, песенная какофония тех дней, Эдди Рознер и Ниночка Дорда с ее «На луну па-пумба-пумба, на луну па-пумба-пумба, первым рейсом непременно полечу…». Она опускала руки на колени, это было очаровательно, шутили: «Так певица Нина Дорда обольстила Генри Форда»»

Затем певица начала сольную карьеру с собственным ансамблем под руководством её мужа, Михаила Липского. Именно тогда Дорда стала первой советской артисткой, гастролировавшей в Латинской Америке — в Мексике, Чили и Уругвае.
Несмотря на популярность, в том числе среди советской верхушки (Нина Ильинична вспоминала, что её ценил Леонид Брежнев: «Помню его молодым, красивым мужиком, прекрасно читающим стихи Есенина»), официальная критика не жаловала певицу. Ей ставили в вину «легкомысленность репертуара», начиная с хита «Ландыши», который она первой записала для радио.
Её звонкому, задорному, весеннему тембру не подходил строгий, скучный, патетичный официоз. Другое дело, что-то лирическое, даже эротическое. Вот, к примеру, «Озорница» — адаптация итальянского шлягера Доменико Модуньо. Наверняка, от нее загорался глаз и у Брежнева, и у Райкина, и у Аксенова.
Даже последняя пластинка Нины Дорды, выпущенная «Мелодией» в год 50-летия певицы, открывалась фривольной «Лодочкой-моторочкой»: «Завлёк — давай люби!»

Родион Щедрин (1932-2025) воссоединился с Майей Плисецкой. Можно ведь и так посмотреть на пришедшую новость, безусловно печальную?
Вот что Ляля писала о пластинке "Кармен-Сюита" в "Фирме". Этот балет — пожалуй, самая известная работа композитора, которая стала в свое время и скандалом, и сенсацией, а его запись, сделанная Геннадием Рождественским, оркестром Большого театра и звукорежиссером Игорем Вепринцевым в 1968-м для "Мелодии", считается образцовой:

Сам автор пользовался словом «транскрипция», описывая феерическую одноактную партитуру, где темы Бизе — переоркестрованные, по-новому скомпонованные, укрупненные или фрагментированные, освежеванные от исходного контекста — образуют новый ландшафт. Главную роль в нем играют ударные. Духовых в оркестре нет совсем, а монохромное звучание струнных охвачено пожаром перкуссионных тембров: барабаны и тарелки, маримба, вибрафон, кастаньеты, ковбелы, бонги, бубны, коробочки, маракасы, тамтамы, треугольник, кротали, кубинский шумовой инструмент гуиро и так далее. Действенная природа звукоизвлечения на ударных отвечает хореографичности сюиты, словно несколько сверхнапряженных пластических партий вшиты внутрь партитуры и усиливают телесность этой музыки, обольстительную и зловещую. Феноменальный ритм Рождественского — следствие опыта работы в балете — не дает сюите распасться на ворох тембровых блесток, обеспечивает жесткость конструкции — иногда доходящую до жестокости: и в самых нарядных, и самых проникновенных эпизодах «Кармен-сюиты» неотступно, навязчиво присутствует насилие. В этом страшный, шокирующий ее эффект, причина ужаса, испытанного не только культурными чиновниками, но и просвещенными комментаторами вроде патриарха русского балета Фёдора Лопухова: это насилие пронзает, от него хочется защититься. Слышно здесь и другое свойство Рождественского — на первый взгляд, неуместное в «Кармен-сюите», но очень важное для мира Щедрина: как ни странно, это его дар комедиографа, чуткость к характерному, гротескному, смеховому. Написанная для театра Опера-комик, «Кармен» Бизе, вроде бы, не дает повода для улыбки — но вместе с тем аккумулирует взрывчатую энергию, азарт, карнавальность комической стихии. Не просто измена — а с насмешкой; не просто убийство — а убийство на празднике. Возможно, единственным из великих советских маэстро Рождественский идеально чувствовал «легкий жанр»: оперетту, водевиль, венский вальс. Объединяясь с эротикой и призрачностью «Кармен-сюиты», именно эта черта рождает дух его записи, и он сбивает с ног, словно мансанилья, о которой поет связанная Кармен в сцене обольщения: андалузский херес с изюмным запахом — вязкий, крепкий, сухой, опаляющий рот.

«Кинопоиск» отметил 100-летие Аркадия Стругацкого серией материалов, среди которых — рейтинг экранизаций произведений культовых фантастов, составленный Лидией Масловой. Рейтинг, похоже, сделан главным образом для того, чтобы набросить спровоцировать обсуждение: «Сталкер» Тарковского там лишь на 7-м месте, на 2-м — абстрактный мультфильм, сгенерированный нейросетью, а на первом — «Чародеи» (картина, безусловно, милая, но…).
Лично мне обидно за «Отель “У погибшего альпиниста”» Григория Кроманова. Маслова отвела ему 13-е место, похвалив за живого сенбернара и костюмы Вячеслава Зайцева, но ни словом не упомянула о чуть ли не главном достоинстве фильма — саундтреке пионера эстонской электроники Свена Грюнберга! А именно его подход к жанру kosmische musik превращает картину в подлинный шедевр советского сай-фая и, на мой взгляд, ставит её в один ряд со «Сталкером». Впрочем, дело не только в музыке (по ссылке больше букв, картинок и музыки).

У каждой пластинки есть своя история. И некоторые звучат вполне как детектив.
Вот, к примеру, альбом “Happy Moskau (non-stop)” — мимо него невозможно пройти человеку, знакомому с русской культурой.
А что же скрывается под обложкой? Что исполняет оркестр Энди Уильямсена вместе с его Поп-Драйверами? Два десятка русско-советских песен, сыгранных танцевальным оркестром в режиме нон-стоп — от “Подмосковных вечеров” и “Казачка” до “Стеньки Разина” и Lagerlied («Лагерной песни»!). Причём звучит всё так, словно записано прямо на танцплощадке: со смехом, овациями и восторженными выкриками «йа-йа!» Руссиш-кич под зэкт унд кавиар — идеальный саундтрек для афтепати после премьеры фильма “Кремлёвский волшебник”.
Но в чем же здесь загадка? ➡️