Маленькая психология, большая психология

Коллега Киричек прислала в редакцию новую любопытную статью о распространении системной теории в позднесоветской психологии. Владимир Коннов в History of the Human Sciences показывает, как истеблишмент этой науки, состоящий из наследников культурно-исторического (или деятельностного) кружка Выготского, в начале 1970-х гг. начал проигрывать коллективу молодого и пробивного директора Института психологии Бориса Ломова. Мне зашло, как Коннов описывает весь процесс смены поколений с ссылкой на де Солла Прайса: от малой науки к большой.

Как и всякий хороший историк, исследователь из МГИМО не фиксируется на какой-то единственной причине, склонившей фортуну от теоретиков деятельности (деятельщиков?) к системщикам. Вместо этого Коннов отмечает целый ряд факторов. Здесь и интерес партийных органов к разработкам, которые могли бы помочь с выстраиванием управления; и реванш ленинградских психологов, которые давно мечтали вернуть в мейстрим психологии позитивизм и натурализм; и освоение психологами новейшего экспериментального и компьютерного оборудования, под которое надо было подвести теоретический фундамент... Короче, много чего сделало кибернетический язык пиджином разных групп интересов внутри поля психологии. Забавно, что для этих целей философ Кузьмин даже обнаружил истоки системного подхода в трудах Маркса.

Конечно, безумно интересен этот феномен превращения раннесоветской науки с немногочисленными революционерами-полиматами в позднесоветскую, где тон уже задавали монструозные учреждения во главе с красными директорами. Это началось параллельно с индустриализацией, но тогда затронуло в основном естественно-научные исследования под сенью как Академии наук, так и отраслевых министерств. До гуманитариев и обществоведов очередь дошла только в Оттепель, когда как грибы стали появляться большие НИИ по всем направлениям от психологии и кибернетики до Латинской Америки и рабочего движения.

Кажется, что многие исследователи, особенно симпатизирующие раннесоветским гуманитариям и раннему СССР в целом, зачастую склонны проводить такой то ли романтико-анархистский, то ли троцкистский нарратив (это не про конкретную статью Коннова, а в целом). Мол, просто бюрократы от науки в итоге победили гениев-первопроходцев. Согласен, что без этого не обошлось. Однако процесс превращения маленькой науки кружков в большую науку институтов сам был довольно творческим процессом, в ходе которого многие неортодоксальные школы и направления воспользовались ресурсами, которыми их снабдили ЦК и АН. Про это нельзя забывать, просто сводя все к триумфу менеджериального разума.

Наша левая конфедерация возвращается с целыми четырьмя новыми участниками! Для вашего удобства разместил их в самом верху списка. Однако правильнее всего будет всего подписаться на всех сразу! Так точно ничего не пропустите.

♻️ @zhit_kak_ludi — «Жить как люди» — гражданское самообразование на основе научных данных, учебник обществознания здорового человека

♻️ @bessmertnyipol— о прошлом, настоящем и будущем левого феминизма

♻️ @publicincitement — история антифашистского движения постсоветского пространства

♻️ @No_future_press — о том, как левые, анархи, антифа и панки переживают пздц в России

♻️ @rabkor — Левое мультимедийное общественно-политическое СМИ

♻️ @syg_ma — открытая платформа, на которой каждый желающий может опубликовать свой текст. Ключевые темы: критическая теория, постколониальные исследования, психоанализ и феминизм

♻️ @ru_sjw — левая политика, книгоиздание, социальная справедливость

♻️ @podcastbasis — подкаст о политическом воображении и поиске смыслов в новой реальности

♻️ @editorial_egalite — ЭГАЛИТÉ — анархистское самиздательство со своим журналом, созданное выходцами из Украины и России

♻️ @directio_libera — маленькое левое издательство

♻️ @molokonews — терроризм, наркотики и насилие языком фактов

♻️ @moloko_plus – канал альманаха moloko plus. новости проекта и книжный магазин

♻️ @moviesbyTimur — фильмы, аниме, мультфильмы и сериалы, которые не оставят вас равнодушными

♻️ @napilnik_books — издательский кооператив «Напильник»

♻️ @allomacron — новости французской левой политики и культуры, актуальные репортажи с протестных акций от первого лица.

♻️ @poslemedia — медиа о причинах конфликта в Украине и его последствиях

♻️ @radioljubljana — здесь вы найдёте то, что вас тревожит

♻️ @politicspng — канал о политическом дизайне

♻️ @barmaleys_partisans — научпоп времен диктатуры

♻️ @vatnikstan — познавательный проект о русскоязычном пространстве

♻️ @hatingleft — самые последовательные ленинисты

♻️ @structurestrikesback — история советского востоковедения, социология науки, социальная теория

Советское востоковедение как одна огромная контроверза

С почином меня! Дебютировал с новой темой на конференции об ориентализме в Вышке! Выкатил план проекта по социологии знания советского послевоенного востоковедения. В качестве иллюстрации использовал материалы дебатов о так называемом «азиатском способе производства». Получилось, скорее, три только относительно связанных поинта, чем какой-то единый панч. Готовился к тому, что меня будут разносить, но аудитория встретила доклад очень тепло. Отдельное спасибо коллеге Абдулхаликову за моральную поддержку. Зарядили мотивацией продолжать! Итак, вот все три поинта.

Во-первых, концепция ориентализма Эдварда Саида хороша для старта исследования знания о Востоке, так как подрывает его самоочевидность и располагает его вдоль силовых линий поля власти. Однако необходимо двигаться дальше и ориентироваться, скорее, на работы Пьера Бурдье, Мартина Куша и Фрица Рингера, которые и задают более внятный методологический образец просопографии ученых, и концептуально более гибки в отношении трактовки самых разных социальных переменных, нежели только оппозиция между колонизируемыми и колонизаторами.

Во-вторых, ситуация 1950–1970 гг. в советском востоковедении как раз представляет собой великолепный кейс для исследования академических контроверз. С одной стороны, хозяин официального дискурса умер, если вспомнить терминологию Юрчака. Партийные органы не имели больше законченной теории исторического материализма. Особенно теории почти не исследуемых постколониальных обществ Азии и Африки. Огромное доверие предоставлялось экспертам по Востоку, которые должны были помочь строить там социализм, попутно критикуя как буржуазно-империалистический, так и левацко-националистический уклон в мировой науке. С другой стороны, востоковедов стали организовывать в большие коллективы институтов и секторов, дав им в руки огромные ресурсы. В общем, дисциплина стала и более автономной, и более массовой.

В-третьих, благодаря колоссальному труду Софьи Давидовны Малибанд у нас есть отличное сырье для просопографического анализа – библиографический словарь советских востоковедов. Сейчас я работаю над его оцифровкой. С помощью него можно схематично понять, кто и какие позиции в ключевых дебатах занимал, а потом выделить тренды. Словарь Милибанд, конечно, имеет большие пробелы в сведениях, но как основа для составления базы – более чем достаточен. Давненько я не брал в руки R. Теперь повод найден. Правда, все упирается, как всегда, в финансирование. (Про последнее в докладе не было. Но это и так понятно.)

Социальные исследования социальных наук–2024

Невероятно рад объявить о начале приеме заявок на конференцию исследователей социальных и гуманитарных наук, в составе оргкомитета которой есть и я. Конференция «Королевство пустых зеркал» пройдет под крышей Шанинки 27 и 28 сентября. И да, онлайн тоже запланирован.

Мы задумали собрать большой и представительный форум, где ждем всех: историков идей, количественных социологов науки, антропологов академических культур… Главное, что вам есть что сказать о производстве и производителях знания о людях. Дедлайн только 1 июля, но, плез, не расслабляйтесь.

Вот здесь есть все детали о подаче заявки, а дополнительные вопросы можно задавать мне в комментариях.

Таков путь

После невероятно насыщенного обсуждения с коллегами Science of Science and Reflexivity в очередной раз понял, что очень многие аргументы против программы рефлексивной социологии Бурдье можно обобщить и отнести к двум позициям, о которых я недавно уже писал в чуть-чуть другом контексте. Давайте для простоты обозначим их как Наукометра и Активиста.

Для Наукометра социология знания Бурдье слишком туманна и спекулятивна. Очень мало проверяемых гипотез, очень мало теорий среднего уровня, методы старые и нерелеватные. Зато много пессимистических леваческих тейков про всепоглощающее воспроизводство неравенства в академии. Фактам и логике наплевать на ваши чувства! Надо качать навыки работы с данными, а не вот это все!

Для Активиста, разумеется, все ровно наоборот. Любовь Бурдье к классическому научному методу избыточно репрессивна. Зачем вообще бороться за автономию науки, если надо ставить планку еще выше: в целом отказаться от любых модернистских барьеров в производстве знания? Даешь как можно больше маргинализированных голосов! Отменяем старика-шовиниста!

Несмотря на справедливость отдельных таких контраргументов, ядра программы Бурдье они никак не затрагивают. Более того, Бурдье остается лучше и Наукометра, и Активиста в их же собственных юрисдикциях. С одной стороны, простое совершенствование наукометрических методов никак не свободно от ценностей. Конечно, развивать инструментарий исследований науки можно и нужно, но если это в конечном счете служит только интересам менеджмента в управлении учеными, то при чем тут логика и факты? Научная программа Бурдье, кстати, совершенно открыта для включения в нее новых методик и техник анализа. Просто это надо делать не ради усложнения методик и техник как таковых, а для решения конкретных исследовательских вопросов.

Борьба с наукообразием и академизмом в принципе – опция тоже абсолютно тупиковая. Цензура научного поля не только репрессирует определенные высказывания, но и наделяет ученых авторитетом неангажированных для публики лиц. Если современные левые не хотят быть интеллектуалами, способными говорить от имени научного знания (в том числе и о том, как устроена глобальная академия), а хотят быть ризомами, бесконечно срущимися между собой в социальных сетях, ни на что по сути не влияя, то пожалуйста. Стрелять себе в ногу никто запретить не может. Мы же с товарищем Бурдье просто пойдем другим путем.

Суть советского востоковедения. (На самом деле агитационный плакат 1920-х гг.)

Обожаю вот эту советскую политическую инфографику.

На первый взгляд, это достаточно простая попытка описать социальную реальность восточного общества через марксистские схемы (такой советский ориентализм). Но если бросить второй и третьи взгляд, то можно увидеть и определенные эстетическую программу. Начиная от лиц, заканчивая самой композицией.

PS. При взгляде на эту башню так и хочется сказать - choose your destiny

Харрисон Уайт (1930–2024)

18 мая от нас ушел создатель сетевого анализа и теории социальных сетей. Далеко не все социологи живут долго, но Уайт прожил. Хотя последние годы уже ничего не писал, потому что тяжело болел. Кроме колоссального вклада в методологию и теорию он также много и успешно занимался эмпирическими исследованиями изобразительного искусства и рынков.

Школа сетевого анализа, созданная Уайтом, – это проект, который спас американскую социологию от утраты уверенности в себе после падения функционализма Парсонса и одновременной атаки экономических империалистов. «Чего такого изучают социологи, чего не изучили другие?», – спрашивали обыватели. После Уайта стало можно отвечать коротко: «Социальные сети». И все сразу понимают, про что речь. Хотя сегодня социальные сети с его подачи изучают не только социологи, но и политологи, историки и наукометры.

Почти все работы Уайта, как правило, написаны авангардным языком с большим количеством громоздких неологизмов, алгебраических формул и изощренных метафор. За это многие коллеги называли его Джеймсом Джойсом от социологии. Впрочем, Уайта и не сильно заботила известность и понимание его работ. Он даже не удосуживался публиковать многие свои рукописи, которые десятилетиями циркулировали в черновиках. Многие его идеи были потом популяризированы учениками типа Марка Грановеттера в куда более доступной форме. Поэтому индекс цитируемости Уайта намного меньше, чем его реальный вклад в профессию.

Физическое тело Харрисона больше не живет, но его нарративная идентичность продолжает образовывать социальные связи и, надеюсь, будет образовывать их еще очень долго. Покойся в обществе.

Лига переоцененных персонажей

Вы не поверите, но после пары попыток обратить свое внимание на что-то более высоколобое, жена начала пересматривать «Гарри Поттера» по второму кругу. Я за компанию тоже восстановил в памяти многие моменты и хочу по итогу сказать: Рон – самый переоцененный персонаж франшизы! Все, что Рон делает, – это тупит, ноет, потом снова тупит и снова ноет. Ему нет еще и восемнадцати, но он уже скуфяра. В конце за какие-то непонятные заслуги в него влюбляется Гермиона. Ох, как же его арка подрывает мне пукан разбивает мне сердце!

Защитники Рона могут сказать, что зато он, мол, хороший ролевой игрок, как говорят в баскетболе. Когда у Гарри и Гермионы не идет, Рон может набрать свои скромные 12 очков и 7 подборов, но именно они спасут игру. Так нет же. За все серии у Рона только два сильных момента: игра в шахматы и ныряние в озеро! Все остальное время только тупизна, нытье и создание проблем, которые кто-то решает за него. Продолжая баскетбольную аналогию: Рон – это третья опция, которую нужно постоянно прятать в защите.

Знаете, какого переоцененного социологического теоретика напоминает мне Рон? Зигмунда Баумана. Его работы тоже сводятся к тупизне и нытью. Нескончаемое резонерство про жидкую модернизацию, которое никак не продвигает наше знание социальных механизмов, зато романтизирует депрессию. И все ради того, чтобы оправдать финансилизацию британской экономики и урезание социальных расходов правительства. Ох, как же меня бесит, когда люди спрашивают, почему в моих курсах нет Баумана? Он же такой глубокий мыслитель! Нет, он тупой нытик! Не путайте!

Метафоры и данные

Я уже рассказывал о недавней тенденции среди социологов науки – использование терминов из наук о земле для описания структур отношений между учеными, идеями и текстами: полости, пики, течения, etc. Конечно, практически любая концепция в социальных науках вырастает из оформленной метафоры. Но что любопытно именно в случае социологов науки – это то, как изобретение метафоры тесно переплетено с визуализацией сетевых данных. Ландшафтные тропы приобретают ясность и законченность именно через воплощения в конкретной инфографике, а не через язык.

Еще один тейк в коллекцию я нашел в статье Джейкоба Фостера и его коллег в American Sociological Review. Статья вообще очень захватывающая с точки зрения теории научного знания. Авторы обсуждают взгляд на традиции и инновации у Куна и Бурдье, а потом предлагают свою типологию стратегий биомедиков, направленных как на подрыв существующих парадигм, так и на их консервацию. На основе изучения огромного массива статей более чем за 70 лет становится заметно, что нормальная наука и научная революция – штуки относительные. Внутри нормальной науки постоянно происходят небольшие перевороты, а самые мощные из революций не затрагивают все дисциплины целиком.

Однако, на мой взгляд, самое красивое в статье – это демонстрация того, как биомедицина постепенно претерпевает одновременно два обратных процесса: специализацию на все новые и новые субдисциплины и, напротив, интеграцию существующих субдисциплин в единые области. Авторы описывают всю биомедицину как реку, а ее субдисциплины как рукава. Для этого им на помощь приходит аллювиальная диаграмма – способ визуализации отношений между категориальными переменными во времени. Этот тип диаграммы довольно прост, но здесь он особенно уместно выглядит в контексте аргумента. Ой, прям не могу – хочу попробовать так же изобразить возникновение региональных кластеров у моих востоковедов.

Советская повседневность с легендарным дедом, часть 3

С удивлением узнал, что название Чербузинского кладбища, где хоронят представителей истеблишмента новосибирского Академгородка, восходит к чувашскому «белая береза». Видимо, основателями соседней деревни, которая и дала имя кладбищу, были чувашские крестьяне-переселенцы 1920-х гг. Вряд ли они предполагали тогда, что через тридцать лет вокруг их деревни начнется такая дикая движуха с ГЭС, коллайдером и всем остальным.

Как ни странно, путь моего деда в Новосибирск с этой волной чувашских переселенцев никак не связан. После окончания лесного института ему надо было выбрать лесхоз, в который он поедет работать по распределению. Дед был близок к вершине рейтинга по оценкам, так что до какой-то степени мог определить свою судьбу сам. Как и многие другие студенты родом из села, он мечтал оказаться в большом городе. Увы, европейская часть страны для выпускников уральских вузов были недоступна. Из тех опций, что были на столе, самым привлекательным для деда стал Новосибирск. Почему именно Новосибирск?

По несколько наивной причине. Дед зачитывался центральной прессой, а там социалистические стройки молодого города посреди тайги, масштаб которых первые обитатели Чербузов не могли и представить, частенько оказывались на первых полосах. В этих заметках деда особо привлекали черно-белые фотографии города его мечты. Ну и неосвоенного леса вокруг там было много. Значит надо будет не круглый год сидеть в конторке, а ездить в экспедиции, чтобы заниматься таксацией. Короче, решено! В Сибирь! В драных носках да по талому льду!

Эпистемические фронты Холодной войны

Пытаюсь потихоньку разбираться в исторической литературе по альтернативным глобализациям, т. е. процессам экономической и технологической интеграции, происходившей в эпоху Холодной войны не под флагами Запада, а инициированной правительствами Второго и Третьего мира. Мне, понятное дело, более интересен академический и экспертный обмен СССР со своими союзниками, но про это отдельно написано не так уж и много. Так что приходится собирать сведения по крупицам. Мне наивно казалось, что я имею общие представления о международных отношениях того времени: Советско-китайском расколе, Движении неприсоединения, панарбизме и панафриканизме… Оказалось, что I know nothing.

Например, я почему-то считал, что Куба была неформально встроена в Варшавский договор, а оказалось, что Кастро был очень активен в Движении неприсоединения еще до Карибского кризиса. Объяснение позиции Фиделя логичное: он понимал, что Хрущев может кинуть его в любой момент, разменяв вывод ядерного оружие с Кубы на какие-то уступки со стороны США, так что необходимо искать союзников в других местах.

В том же 1961 году, когда Кастро поехал на переговоры в Белград, а мой дед – в свою первую экспедицию в Амурскую область, в Москве был создан Институт Латинской Америки. Важно, что экспертиза по бывшим испанским колониям была нужна ЦК для создания противовеса не только американцам, но и товарищам Кастро и Че, которые пытались раскачать партизан от Боливии до Конго. Советскому руководству в модных команданте неспроста виделось опасное влияние маоизма и потенциал ухода из-под их крыши социалистических движений не только в Латинской Америке, но и по всему постколониальному миру.

Для непосредственного же изучения и критики маоистской литературы по философии, истории и экономике уже существовал Институт китаеведения, который открыли, потом закрыли из-за протестной ноты китайского руководства (sic!), но потом снова открыли уже под другим названием. Вообще академическая литература из Китая для советской интеллигенции тогда была чуть ли не более запрещенной, а оттого и более желанной, чем литература с Запада. Читаю с улыбкой мемуары олдовых китаеведов, которые вспоминают, что на французских философов им было наплевать, но вот бы получить разрешение на какого-нибудь китайского мудреца в спецхране!

Вспомнился великий сайт «Что Дэвид Боуи делал в твоем возрасте?» Можно сделать такой же про Мосса. Ну или, например, про Фуко, который в 28 лет издал «Психическую болезнь и личность», а к 33 годам закончил «Историю безумия». Впрочем, прекратить их обсуждать я не готов, несмотря на всю внутреннюю боль.

уважаемые коллеги, сегодня впервые посчитал цифры и осознал, что свою знаменитую работу «Очерк о природе и функциях жертвоприношения» (1899) Марсель Мосс (племянник Дюркгейма; 1872-1950) сочинил, будучи 27-летним сопляком. в связи с чем предлагаю отказаться от ее дальнейших упоминаний и обсуждений. боже, как стыдно

p.s. его соавтору Анри Юберу (1872-1927) тоже было 27. значит, у нас не один, а целых два сопляка

Гипотеза Рэднора

Есть две стереотипных характеристики постсоветской гуманитарной интеллигенции, которые, однако, кажутся мне в целом верными. Первая черта – ее совершеннейшая атомизация. Даже довольно близкие с точки зрения деятельности люди воспринимают друг друга в лучшем случае без интереса и энтузиазма, а в худшем – как конкурентов, которых нужно устранить. Текущая эмиграция это только усугубила. Сами можете проиграть в голове все терки и скандалы, в которых вы были свидетелями или – не дай бог! – участвовали. А кроме терок на поверхности происходит еще банальное тихое прекращение общения с многими из тех, кто раньше был в близком кругу.

Вторая – невероятно высокий статус потребления текстов внутри этой группы. Даже сейчас с упадком популярности художественной литературы как центрального канона культуры валоризироваться стали другие тексты. Просто у каждой субкультуры свои. Я вот, например, ощущаю это общеинтеллигентское влияние в том, как строится мое восприятие классических социологических работ, которые изначально вряд ли были написаны для их перечитывания и проигрывания их кусков в голове снова и снова.

В общем, обе групповых черты довольно понятны. Но я вот задумался, не связаны ли эти характеристики через некий каузальный механизм? Типа, любовь к уединению при чтении ведет к нежеланию устанавливать доверительные связи с живыми людьми. И напротив, неумение проводить face-to-face интеракции толкает к поиску утешения в диалоге с авторами из других эпох и стран. А, может, есть какая-то третья независимая переменная, которая объясняет обе предыдущих? Просто я ее не понимаю. У вас есть варианты?

Гипотеза на самом деле не моя. Я почерпнул ее из фильма Liberal Arts, в котором один из второстепенных героев избегает общения с людьми и одновременно остро зависим от чтения все новых и новых книжек. На что главный герой – мелкий чиновник от образования – ему указывает на порочную взаимосвязь этих двух вещей. Фильм чисто американский. Исполнитель главной роли и режиссер Джош Рэднор (он, кстати, известен как Тед из HIMYM) вряд ли представлял, как там дела у условных питерских филологов. Однако их настроения у него получилось передать очень точно.

Спасибо друзьям из directio libera, которые прознали про мои интересы к советским экспертам по Африке и Азии и подарили книгу о ведущих антиколониальных интеллектуалах 1950-1970-х гг.! Некоторые из них, как Амилкар Кабрал, были желанными гостями в брежневском СССР, а кого-то вроде Али Шариати старательно запрещали, чтобы не мутили голову советской исламской интеллигенции. Роман Тиса делает хорошую работу по заполнению у широкого круга читателей пробелов в истории идей эпох деколонизации и холодной войны. Мне уже очень помогает дополнить контекст.

Открыт предзаказ на новую книгу directio libera «Освобождение человека»

Парадоксальность была свойственна марксизму с самого его появления, и XX век не стал исключением. Пока в Советском Союзе живая теория затвердевала в форме «учения», в странах, где марксизм официальной доктриной не являлся, она бурно развивалась, охватывая все более широкие сферы общественной жизни и включая элементы других систем и областей знания. Результаты этого развития, шедшего отнюдь не только в Западной Европе, но и в странах «третьего мира», исторически у нас не известны. Написанная живым и понятным языком книга Романа Тисы восполняет эти досадные пробелы.

Роман Тиса — автор, переводчик и редактор марксистского веб-журнала «Вперед». Публиковался в журнале «Скепсис».

ОСВОБОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА | ПРЕДЗАКАЗ

Бой с тенью

Олды канала помнят, как он стартовал с постоянных стрел в адрес Мишеля Фуко. Как-то раз я даже сравнил Фуко с Linkin Park. (Кто не слушал Linkin Park в юности, у того нет сердца. Кто продолжает слушать их во взрослом возрасте…) Конечно, за этой незрелой критикой скрывался давний поклонник Фуко из Сибири, который пытался эмансипироваться от увлечений юности. Первая часть «История сексуальности» в свое время основательно прополола мой мозг и до сих пор остается одним из самых любимых академических сочинений.

Опуская детали, у меня было две главные претензии к любимому теоретику моей молодости. Первая – это неожиданный выход Фуко в голимый мейнстрим российской гуманитаристики. Когда обложки Фуко появляются в инстаграмных сторис на пляже, сложно удержаться от переобувания во что-то более контркультурное. Так уж устроен примитивный котелок металиста. Сейчас я понимаю, что известность Фуко – это невероятный ресурс для исследователей социальных и гуманитарных наук. Пожалуй, никто из классиков не писал так много именно про знание о человеческом как основе знания вообще. Эту популярность можно использовать для обоснования легитимности области SSSH перед теми, кто плохо понимает, зачем исследовать мертвых и живых гуманитариев и обществоведов. Ну вот Фуко же писал! А он не дурак был!

Вторая проблема с Фуко – это его релятивизирующая исследовательская программа. В разные периоды он осуществлял ее по разному: в археологический – через поиск радикальных разрывов в знании, а в генеалогический – через сведение его к власти. Эта проблема в моем представлении куда более серьезна. Не уверен, что даже в таком разнообразном ящике с методологическими инструментами можно найти что-то однозначно не разоблачительное в адрес наук о человеке. А находить нужно, иначе весь этот критический пафос очень легко сливается в унисон с гулом неолиберального сокращения расходов на исследования, которые не приносят практической отдачи.

Вместе с этим, Фуко одним из немногих постоянно удерживал связь между методологией эмпирического исследования и большими эпистемологическими вопросами. Хоть и ответил он на них, возможно, слишком поспешно, сам подход исследовать знание не просто так, а ради глобального поинта о человеке, существенен. Во времена, когда эта связь забылась, а многие социологи и историки пытаются играть в нормальную науку без особой рефлексии, это дорогого стоит. У легендарного Сюткина в свое время была идея вырвать настоящего Делеза из лап утрирующих его делезианцев. Увы, не получилось, но, может, нам удастся провернуть эту операцию с товарищем Делеза. Кто знает.

Эксперименты экономистов

Американская постмертоновская социология науки все дальше дрейфует в громоздкие данные о ссылках и соавторстве. Британские и французские школы STS, напротив, обычно презирают любой текст с циферками и фетишизируют этнографию. Довольно удивительно, что крайне мало исследователей занимается чем-то посередине: просопографией. То есть биографией мыслительных коллективов, в которой статистика дополняется более традиционной интерпретацией архивных источников и интервью.

По наводке коллеги Васькина вышел на приколдесные исследования моего тезки – Андрея Своренчика, который как раз двигает просопографию как свой основной подход. Основной пазл Своренчика – это появление экспериментальных методов в экономике начала 1970-х гг., которые изначально развивались в диалоге с психологами, а потом набрали популярность и в политологии. Такой вопрос автоматически привел исследователя из Университета Утрехта к параллельной реконструкции сразу многих сюжетов из междисциплинарной истории социальных наук. Для этого количественные данные в виде сетевого анализа или базовой описательной статистики составляют этакий скелет, а расшифровки академических семинаров и эго-документов – это мясо.

Вот, например, в статье про экономическую школу Массачусетского технологического института Своренчик показывает, как эта сеть, члены которой скептически относились к микрофундаментализму неоклассиков, потом потихоньку расползлась по престижным факультетам экономики в США и за их пределами. Оказывается, такие известные публичные комментаторы как Пол Кругман и Дарон Аджемоглу вышли как раз из этого круга.

Другая любопытная история – это контроверза 1980-х гг. между поведенческими экономистами Даниэлем Канеманом и Энн Трисман и, собственно, экспериментальными экономистами Верноном Смиттом и Чарльзом Плоттом. Хотя члены обеих групп обычно воспринимаются в медиа как единое направление и даже получили одну нобелевку на двоих, между ними было куда больше разногласий. Экспериментальные экономисты не оценили заигрывание коллег с психологией и когнитивистикой и считали валидными исключительно эксперименты на макроуровне. Типа, договорится с начальством аэропорта и подкрутить что-нибудь в процедуре продажи и распределения билетов, а потом сравнить изменения в выборе пассажиров.

Приятно, что коллеги-наукометры не воспринимают близко к сердцу дружеский троллинг, который появляется на канале время от времени. Даже анонсировали нашу конференцию! Кстати, напоминаю, что мы ждем заявок от количественных исследователей социальных наук. Готовится отдельная секция, где будут обсуждаться вопросы измерения и оценки научного производства. До 1 июля еще есть время податься на нее или на любую другую по вашим интересам.