Воспроизводство и автономия

Заметка про Джермена Гвишиани неожиданно мощно зашла читателям и набрала более сотни репостов. Не в последнюю очередь благодаря насыщенной дискуссии вокруг нее, поднятой Александром Сайгиным, Дмитрием Прокофьевым и Александром Фокиным. Благодарю коллег за их реплики о самом интересном человеке в мире и призываю всех подписываться на их дружественные каналы! Также спасибо авторам всех комментариев! Как всегда, после насыщенной онлайн-баталии выношу в отдельный пост ее главные сюжеты.

Первый сюжет – это неумолимое воспроизводство советских элит не только во времена позднего СССР, но и после главной геополитической катастрофы. Выяснилось, например, что и внучка Гвишиани тоже не пропала по жизни и стала коллекционером живописи. Причем даже не в Вене, а сразу в Монако. Сразу вспоминается тезис Котца и Вира о том, что главным агентом реставрации капитализма были члены номенклатуры, желавшие превратить административные посты в собственность. Научная интеллигенция такими же объемами административного капитала не располагала, но зато имела культурный, который тоже был обналичен по максимуму.

Второй сюжет касается степени автономии советских социальных наук. Соблазнительно считать весь проект того же МИПСА всего лишь играми разведок, но это не так. Как показывает Эгле Риндзевичюте, организаторы науки и ученые пытались играть внутри чужой игры в свою собственную. Именно связи семьи Гвишиани позволяли создать для ученых карман эффективности, внутри которого никто не мог дать по рукам за неконвенциональные ходы. Я не считаю такую организацию социальных наук правильной, однако я и против заявлений о том, что официальные обществоведы и гуманитарии были всего лишь функциями от партийных или силовых клик. Именно такой диковинный способ функционирования науки, который до сих пор распространен в российском академическом поле, представляет отдельный интерес для социологов и историков. Давайте изучать социальное знание sine ira et studio.

Просто еще один хороший подкаст

Благодаря коллеге Киму узнал о отличном подкасте The Annex. Одного постоянного ведущего у него нет. Просто всякие разные социологи собираются, чтобы обсудить новинки среди статей и книг. Тематика выпусков предельно широка. Авторы стремятся представить все смысловое пространство англоязычной социологии от критической расовой теории до коллабов с нейроучеными.

Александр призвал обратить особое внимание на обсуждение новой книги Хуан Пабло Пардо-Герра о квантификации показателей эффективности в науке, про которую я не так давно рассказывал. Собеседник Пардо-Герры – исследователь глобального неравенства в современной академии Чарльз Гомез. Крутой эпизод! Жаль только, что Гомез толком не выпустил статей по теме своей диссертации, защищенной в Стэнфорде. Но, может, еще наверстает.

Этим список выпусков, релевантных SSSH-тематике, не исчерпывается. Сразу же захотелось послушать выпуск про стили мышления экономистов с Элизабет Попп-Бирман и про социологическую биографию Эриха Фромма с Нилом Маклафлином. Наверняка много чего полезного и дальше, но я и эти-то пока не успел послушать.

Тот случай, когда согласен со всеми пунктами манифеста на 99%. (Оставшийся процент для дебатов - это излишнее, на мой вкус, употребление гендергэпов.) Хотелось бы, что когда-нибудь российское высшее образование приблизилось к тем идеалам, которые заявлены коллегами. Пытаюсь искать в себе оптимизм и желаю вам того же самого в преддверии нового академического года.

Манифест «Университетской платформы»

Лето подходит к концу, а это значит, что преподаватель_ницы, научные сотрудни_цы, студент_ки и административные сотрудни_цы возвращаются в свои университеты и исследовательские центры. Мы посчитали, что сейчас самое лучшее время, чтобы поделиться с вами манифестом «Университетской платформы», в котором мы рассказываем о том, кто мы такие, какие у нас принципы и чем мы хотим заниматься.

Проходите по ссылке и читайте наш манифест. Мы теперь есть и на syg,ma, где тоже можно прочитать манифест. Пишите в комментариях под постом ваши мнения и предложения по поводу манифеста. Мы очень ждем вашего фидбека. Мы также были бы очень благодарны за репост нашего манифеста.

Если вы разделяете наши принципы, то вступайте в университетскую платформу. Для этого необходимо заполнить специальную форму.

Давайте вместе бороться за университеты будущего!

Прорванная плотина

Захотел совершенно отвлечься от социологических дел и почитать что-нибудь чисто историческое перед сном для души. Почти наугад выбрал «Потоп» Адама Туза, посвященный истории взаимоотношений великих держав в Межвоенный период. Оказалось, что отвлечься полноценно не удастся, потому что, споря с нарративами двух влиятельных школ историографии, Туз вполне сознательно поднимает классическую проблему соотношения структуры и взаимодействий.

Согласно реконструкции Туза, представители «Школы Темного континента» настаивают, что тяжелое имперское наследие оставило слишком много классовых и этнических противоречий, так что было бы странно ожидать их ненасильственного разрешения. Сторонники «Школы Краха гегемонии» в свою очередь рассуждают о том, что момент смены дряхлой Британской империи на неопытные США в качестве мирового арбитра не мог не привести к широкомасштабным геополитическим столкновениям. Обе школы в итоге солидаризируются насчет неизбежности перерастания одной мировой войны в другую.

Туз, собственно, и не спорит, что обе войны родились из множества структурных предпосылок. Тем не менее, он настаивает, что кризисы можно было бы разрешать и более умело. В качества доказательства он приводит множество фактов из дипломатической и финансовой истории 1916–1931 гг. вроде отвергнутых Антантой мирных инициатив Временного правительства России или крайне невыгодных условий займов поствеликодепрессивной экономике Веймарской республики со стороны США. Проще говоря, хорошие решения на каждый кризисный эпизод были на столе, но выбирались другие папочки.

Критикуя гиперструктуралистское мировоззрение, Туз вселяет в читателей оптимизм по поводу конфликтов сегодняшнего дня. В то же время, историк не опускается до пошлого «все сконструированно». Военные, экономические, культурные обстоятельства вполне реальны и объективны. Они сужают возможный репертуар действия одним агентам, а расширяют другим. Как и кому именно – это дело конкретного анализа.

Институт США и Канады - это заведение, стоящее несколько особняком среди экспертных фабрик мысли. Много связей и с международным научным сообществом, и внутри российского истеблишмента. Тем не менее, все равно удивительно, как уже бывший директор в очередной раз смеет публично озвучивать свою позицию. Ну и коллизия! К сожалению, как и Дмитрий, предчувствую, что добром она вряд ли кончится.

Интересно, как развивается история с Валерием Гарбузовым, который опубликовал в Независимой газете статью о современном российском внешнеполитическом курсе, и тут же был уволен без указания причины. Забавно, что под моим постом об этой статье было несколько комментариев вроде "посмотрите как в авторитарной России свободно дышится"; увы, дашать в сторону критики политического курса всё-таки не дают, и очень резко на такие попытки реагируют.

Но что дальше, во-первых на член-корреспондента РАН спустили Соловьёва, где в шоу ему приписали кражи, махинации, сотрудничество с иностранными разведками и поджог вулкана Ключевская сопка. Гарбузов выступил вновь на страницах Независимой, где защищал себя, институт и вообще нормальность (приятно читать, что в легальной прессе ещё доказывают пользу стипендий Фулбрайта, а не считают их программой подготовки резидентов ЦРУ). Там же было ещё обращение сотрудников института в защиту бывшего директора, но его, по неизвестной причине, убрали.

В общем, история совершенно героическая, и с точки зрения действий Валерия Гарбузова, и того, что Независимая продолжает это всё печатать. Я вижу ряд негативных сценариев продолжения, но раз предыдущий негативный прогноз сбылся (с увольнением), ничего не скажу, и как обычно буду надеяться на лучшее.

Приоткрытый занавес

Весь август я занимался немного странным делом – неформальными Zoom-интервью с аспирантами-социологами американских университетов. Как оказалось, дотянуться до заокеанских коллег достаточно просто. Я в основном писал холодные письма, если видел хотя бы частичное совпадение научных интересов на сайте. Подавляющая часть достаточно быстро отвечала и соглашалась побеседовать. Потом эти же люди снежным комом давали мне почты других коллег. В итоге удалось связаться с 18 студентами c 10 программ. Я был невероятно рад каждому отклику.

Зачем я это делал? Ну, во-первых, хотелось узнать, как устроена реальная жизнь аспирантов на разных факультетах: какие отношения с профессорами и администраторами, где живут и как добираются до кампуса, какие вообще впечатления от учебы. Некоторые рассказывали об этом довольно формально, но другие как будто ждали возможности выговориться. Особенно, если дело касалось каких-то маленьких побед аспирантского профсоюза или маркировки токсичных преподавателей.

Во-вторых, хотелось немного обсудить свой проект про разные школы SSSH в контексте американской социологии. В США защита проекта бывает не раньше конца второго курса, так что понятно, что это все пока несколько преждевременные разговоры. Однако и на эту тему многие также рады были потрындеть: предлагали профессоров, данные, литературу. Как и ожидалось, некоторые советовали поступить с текущей темой, но дальше уходить из социологии науки и социологической теории, учитывая низкую стоимость такого рода диссертаций на рынке труда. Впрочем, это было не какое-то агрессивное обесценивание моих интересов, а именно что деликатная помощь в их формулировке.

В-третьих, самый банальный мотив – это чуть-чуть подтянуть мой разговорный английский. Заметил, что оказался верен завету одного коллеги: «Избегай снобистских белых американцев и дружи только с интеллигентными черными». В списке тех, кто согласился поговорить, в итоге спонтанно доминировали Blacks, Asians и еще самые разные международные студенты со всего света. Многие спрашивали у меня в концовке, что там вообще происходит в России, когда война кончится. Особенно это интересовало китайцев и одного колумбийского парня. Это было и забавно, и грустно одновременно.

Нет – войне, да – любви

Несгибаемый старик Майкл Манн наконец-то выпустил книгу, которой давно всех пугал – «О войнах». Связь милитаризма и модерных обществ всегда была в фокусе его внимания, но только теперь этому посвящен целый увесистый том. Саму книгу пока не достать, но по рецензии в New York Times можно понять, какого рода она будет. Жду еще больше, чем новый альбом от Killswitch Engage!

Замечательно, что большинство главных трудов Манна переводилось на русский язык. Интересно, возьмется ли кто-то издать и «О войнах»? Манн всегда дистанцировался от прямых политических заявлений, но так или иначе давно была понятна его симпатия европейским зеленым. Судя по всему, в этой книге она выражено намного более явно, а значит придется аннотировать или даже цензурировать целые параграфы, как делали, например, с работами Герфрида Мюнклера.

Кстати, на сайте БРЭ недавно выложили статью про Манна за авторством вашего покорного слуги. Старался писать ее так, чтобы любой непосвященный заинтересовался его работами. Особенно теоретической стороной, которая сильно недооценивается. Может, потому что Манн мало интересовался проблематикой философии. Зато у него есть тысячелетняя историческая перспектива! Так что в моем топе Манн плечу к плечу с Бурдье, Хабермасом, Бертом... Надеюсь, что и другие любители социологической теории разделят со мной эту любовь.

Сергей Есенин философского Телеграма, коллега Денисов замышляет курс про концептуализацию страстей. Кроме античных и нововременных классиков предполагаются заходы в современные исторические и социологические исследования. Занятия точно доставят вам кучу положительных эмоций. Знаю, что каламбур ужасен, но невозможно было удержаться.

Записки палеоконсерваторов

Почитал дискуссию в «России в глобальной политике», стартовавшую как реакция на публичный демарш Валерия Гарбузова. Дискуссанты наперебой обсуждают мотив борьбы России с Западом, желаемые тактические и стратегические ходы, роль образованной элиты в противостоянии. Честно, не знаю, как все это понимать и комментировать. Скорее, воспринял это как такое guilty pleasure. Кто-то любит Z-военкоров читать, а мне вот правда интересно, что думают консервативные интеллектуалы.

Внезапно, самый кровожадный из участников – это молдавский историк Виктор Таки, работающий в Канаде. Возможно, это не настоящий человек, а академическое альтер-эго самого Путина. Таки буквально ожидает скорого распада Западной коалиции под влиянием внутренних противоречий, а Россию призывает оборонять занятые территории до этого момента, попутно забрасывая Украину ракетами. Да, еще он считает себя противником любого Просвещения, потому что исторически с него начались все самые плохие вещи в культуре.

Неожиданно, но российские участники дискуссии Борис Межуев и Андрей Тесля как раз поправляют разгоряченного Таки, заявляя, что перманентная война – это плохо, и что Просвещение бывает разным, даже полезным, etc. С одной стороны, хорошо, что кто-то пытается хотя бы немного адеквата добавлять в этот дискурс. С другой, даже ложка этого адеквата растворена в бочке неадеквата. Например, тот же Межуев считает Россию отдельной цивилизацией, но при этом сокрушается, что у нее нет никакой идеологии. Как такое возможно вообще? С третьей стороны, я не уверен, что наверху кому-то есть дело до таких дискуссий, так что какая разница.

Хорошие чехи

Коллега Жихаревич навел на интереснейшую статью Гила Эйяла в Theory and Society, посвященную пути либеральной интеллигенции к власти в Чехии 1970–1990-х гг. Удалось вкратце обсудить ее с Митей и другими коллегами онлайн, за что им огромное спасибо! В отрыве от сообщества я, кажется, потихоньку начинаю забуревать.

Эйял пишет, что в свержении Коммунистической партии Чехословакии решающую роль сыграли две группы. Во-первых, диссиденты-гуманитарии; во-вторых, технократы, как правило, с управленческой или экономической специализацией. Кроме образования разделяла их и другая важная деталь. Диссидентов не пускали в официальные институции, так что они выживали за счет малоквалифицированных и неформальных заработков. В то время как технократы коротали дни хоть и на средненьких постах, но зато внутри системы, мечтая о реформах. Жаль, что Эяйл собрал далеко не полную статистику по обеим группам, но даже та, иллюстративная, что есть, выглядит захватывающе.

Интересно, как выработанная во время внутренней ссылки морализирующая и индивидуализирующая культура гуманитарной оппозиции стала идеальным дополнением монетаризму технократов. Эяйл вообще предлагает интригующий тезис, что в конечном счете именно полуподпольные субкультурные практики стали подлинным фундаментом чешского неолиберализма. Мне нравится такой подход тем, что он позволяет переключить внимание с западных влияний на то, что происходило в самих странах социалистического лагеря. Однако эмпирическое доказательство этого зиждется на довольно шаткой истории идей, которая куда менее убедительна, чем просопография.

После прочтения в голову полезли параллели с Россией, где, как остроумно сформулировал Митя, союз между Дуней Смирновой и Анатолием Чубайсом – это тоже краеугольный камень политической культуры. Мне, впрочем, кажется, что сходство есть, но поверхностное. В Чехии обе группы стали неотъемлемой частью властного истеблишмента, надолго закрепившись в министерствах и парламенте. В России этого добилась только небольшая часть технократов, а диссиденты ушли из политики заниматься академическими и культурными проектами.

Славяне, лингвисты и социологи

До своего перехода в историки легендарная Лихинина училась лингвистике, поэтому до сих пор любит засыпать меня рандомными фактами об эволюции языков. В ходе одного из таких разговоров мне совершенно спонтанно пришла в голову довольно банальная идея, что целая куча довольно крупных славянских этничностей до сих пор не имеют своих наций-государств (лужичане, кашубы, русины, etc.) К этому можно прибавить те этнические группы, которые по разным причинам практически исчезли (подляшуки, полабы, etc.), а можно и даже те, которые могли бы существовать, но не продвинулись в кристаллизации своих традиций и укладов достаточно далеко.

Это, грубо говоря, факты, но есть и ценностные интерпретации. Сферический деколониалист в вакууме будет переживать о каждой из таких этнических групп, включая так и не оформившиеся, и требовать для каждой из них суверенитета в той или иной форме. Сферический имперец будет пренебрегать этой проблемой вовсе, заявляя, что даже существующих наций-государств слишком много, и нужно всех объединить в рамках одного унитарного политического образования.

Этот амальгаму можно еще интерсекциональненько усложнить. Сферический конфессионалист будет продавливать важность религии. Мол, одно большое государство для всех славян – это очень круто, но, скажем, православных туда не берем, а мусульман-то и подавно. Сферический интернационалист, в свою очередь, может сказать, что класс важнее этничности, поэтому дробление суверенитета играет на руку международному капиталу. И вновь тут будет целая градация, внутри которой аргументы будут смешиваться…

Возвращаясь к исходному пункту: лингвисты утверждают, что их интересуют только факты, а не ценностные интерпретации. В принципе, наука о языке так и состоялась. Думаю, что социолог, антрополог или любой другой исследователь национальных вопросов также может стремиться дистанцироваться от любых обозначенных позиций, делая их частными случаями своей большой концептуальной рамки. Даже любимого мной интернационализма. На мой взгляд, это и есть желаемый идеал.

Парадоксально, однако, что в результате гипотетического успеха получившаяся позиция будет совершенно никому непонятна за пределами узкого научного сообщества своей выхолощенностью и отсутствием связи с реальными проблемами людей. И это тоже будет совершенно заслуженно. Но как тогда изучать условные славянские этносы (тут можно вставить любую другую социальную группу, конечно), но при этом быть им не только интересным, но и полезным? Вот это действительно самый сложный вопрос.

С тех пор, как переехал в Ереван, ожидал нового витка горячего конфликта. И вот азербайджанское нападение началось. Интуитивно согласен с коллегой в прогнозах. Хотя черт его знает, как такой клубок страстей и интересов будет распутываться. Остается только социологически наблюдать на всем этим ужасом.