Скажи мне, кто твой стейкхолдер

Русскоязычный либеральный Фейсбук продолжает отжигать. Теперь там всерьез предлагают инициировать забастовку меценатов во всех американских университетах, где нашлись студенты или преподаватели, которые критикуют израильское правительство. Я не буду всерьез пускаться в дебаты о свободе слова в университете. Думаю, моя позиция понятна. Хочу только развеять миф о том, что наука и образование в США живут за счет щедрости брюсов уэйнов или скруджей макдаков.

Во-первых, пропорция дарений в бюджете американских университетах редко превышает несколько процентов. Основные доли доходов складываются, грубо говоря, из четырех частей: платы за обучение, исследовательских грантов, доходов эндаумента и оказания услуг. В эту графу включаются любые транзакции от юридического консалтинга до билетов на матчи университетских команд. Она особо солидна, если при университете есть больница, в которой исследования сочетаются с дорогостоящим лечением онкологических, аутоиммунных и прочих заболеваний. К примеру, в Университете Чикаго медицина – это буквально половина бюджета.

Во-вторых, если когда-то давно университетские эндаументы были связаны с деньгами наиболее солидных дарителей, то этой связи давно нет. Сегодняшний университетский эндаумент – это, по сути, небольшой инвестиционный фонд, который самостоятельно поддерживает себя на плаву, вкладываясь во что угодно от недвижимости до технологических стартапов. Зачастую мощным эндаументом владеют и государственные университеты. Скажем, размер его в Университете Техаса (42 млрд. долларов) примерно сопоставим с бюджетом РФ на высшее образование.

Короче говоря, современные университеты перестали быть зависимы от доброты баронов-разбойников. Никто всерьез не может заставить замолчать какое-то движение, просто перестав выписывать чеки своей alma mater. В этом хорошая новость. Но эта же новость плохая. Университеты сами стали огромными капиталистическими корпорациями, а культура молодежного бунта неплохо вписывается в их бренды. Так что уравнивать академические свободы и любые студенческие инициативы я бы тоже не стал.

Дисциплина в цифрах

Читатель прислал в редакцию канала лекцию Себастьяна Коля по истории социологии в США. Что делает ее особенно классной на фоне остальных – это акцент не на персоналиях и датах, а на временных рядах самого разного толка: социально-демографическом составе, членстве в тематических секциях ASA, наиболее упоминаемых и цитируемых авторов и т. п. Коль – специалист по тематическому моделированию, но в своей лекции в основном использует простые открытые данные со ссылками. Можете покопаться в них сами, если интересно.

Меня особенно увлек сюжет сравнения социальных наук по числу студентов. Раньше почему-то казалось, что по этому параметру экономика должна существенно доминировать над социологией. Ну хотя бы раза в два или три. Оказалось, что почти двукратный разрыв действительно наблюдался в 1980-х гг., но с тех пор был отыгран. (Кстати, захотелось почитать больше про вот этот провал социологии по степеням в период между сверхуспешными 1960–1970-ми и последующим восстановлением.)

На рубеже 2000–2010-х гг. экономистов все еще выпускалось почти в полтора раза больше на уровне магистратуры и аспирантуры, но на уровне бакалавриата социологи даже чуть-чуть даже вырвались вперед. С политологией примерно такая же ситуация. Она вообще самая популярная среди всех социальных наук на уровне баков и магистров, но чуть позади от экономистов в PhD-шниках. Единственная дисциплина, которая на протяжении долгого времени тягается с экономикой почти ноздря в ноздрю – это история.

Самая банальная интерпретация, которая вытекает из этих данных, заключается в том, что американские социологи сумели неплохо освоить рынок первичного высшего образования, но проигрывают соседям, когда дело касается более серьезной академической специализации. Коль добавляет к этому, что по сравнению с конкурентами социология далеко не так успешна в создании ниши прикладной экспертизы за пределами академии. В общем, много молодых ребят поступают на социологические факультеты, но потом уходят куда-то в другие области. Мне кажется, что в России при всей разнице образовательных институтов картина в чем-то похожая.

Элизабет Попп Берман – один из ведущих исследователей социального знания с фокусом на политическом бессознательном, которое скрывается за любыми рациональными моделями общества и человека. Я уж было порадовался, что книгу, подводящей итог ее многолетнего интереса к стилям мышления среди экономистов, перевели на русский. Оказалось, что коллега Жихаревич пока только про оригинал. Что ж, тоже неплохо.

О политических взглядах и этике можно спорить, но есть вещи, которые не заболтаешь: например, экономическая эффективность — по-настоящему рациональный критерий, которые помогает принимать верные решения в любой ситуации. Книга Элизабет Попп Берман объясняет, почему это кредо технократов само по себе спорно и балансирует на грани болтовни. О поучительном для всех нас исследовании американского социолога обстоятельно рассказывает Дмитрий Жихаревич.

https://gorky.media/reviews/ya-i-sam-svoego-roda-ekonomist/

Праздник к нам приходит

По моему опыту, День социолога празднуют в основном коллеги из Санкт-Петербурга. Кажется, что традиция, зародившаяся в постсоветском СПбГУ, распространилась на СИ РАН, ЕУСПб и питерское отделение Вышки, а в других городах и регионах не особенно прижилась. Очень жаль, ведь если профессия есть, то и день для нее тоже нужен.

Кстати, напоминаю, что формальный повод для празднования – открытие Русской Высшей школы общественных наук. Но не в Санкт-Петербурге, а в Париже. Открыли ее эмигранты, бежавшие от царистских порядков. Сегодня я понимаю этот контекст совсем по-другому, чем на первом курсе магистратуры.

В общем, поздравляю всех коллег независимо от вашей нынешней геолокации! Желаю сговорчивых интервьюеров, чистых данных и концептуально вдохновляющих текстов! Социология – наука не только прошлого и настоящего, но и будущего!

Сегодня создавать политическое медиа без ботоферм и сливов из гэбухи невероятно сложно, но можно! «Это базис» – как раз такой пример честности и независимости. Призываю вас поддержать их любой доступной вам валютой. Я вот пока могу только рублем.

Потлач антропологов

Леви-Стросс утверждал, что обмен невестами позволяет племенам воздерживаться от кровесмесительных отношений. Что-то подобное утверждают о себе на словах современные университеты, обменивающиеся выпускниками во избежание академического инбридинга. Группа исследователей под руководством Николаса Кавы в American Anthropologist проанализировала данные о том, как американские антропологические факультеты связаны между собой через сети мобильности обладателей степеней.

Главная эмпирическая находка статьи заключается в том, что никакой генерализированной реципроктности в антропологии как дисциплине не существует. Напротив, несколько центральных факультетов заваливают остальных своими выпускниками, мало кого принимая в ответ. Чикаго, Гарвард, Мичиган, Беркли и Аризона суммарно ответственны за подготовку почти трети профессоров антропологии в США. При этом Чикаго – бигмен даже среди бигменов. Выпускники этого факультета чаще всего находят работу в остальных членах большой пятерки.

А что же выпускники департаментов попроще? Кава и его соавторы с сожалением сообщают, что им приходится искать работу на менее престижных программах типа area studies или вообще уходить из академии. К этому нужно добавить, что чем меньше обладатели степеней находят престижную работу, тем меньше новых позиций для аспирантов там оплачивается университетским начальством. Вот такой замкнутый круг межуниверситетского неравенства.

В заключении статьи предприняты некоторые интересные суждения о том, как это положение вещей можно исправить. Команда Кавы признает, что наиболее престижные факультеты со временем собрали у себя, возможно, действительно самых тренированных специалистов. Механический найм выходцев с периферии вряд ли поможет переломить тенденцию с воспроизводством кадров в целом. Так что нужно довольно серьезно менять многие процедуры обучения и аттестации. Политической воли на такое, конечно, ни у кого нет.

Логика поля

Я как-то упоминал, что в старших классах школы у меня была кратковременная мечта стать спортивным обозревателем. Мечта давно прошла, но до сих пор люблю кайфовать от хороших аналитических текстов. Вот Вадим Лукомский написал свой очередной гиковский шедевр про то, как за последние пару десятилетий в футболе пропала роль классической десятки, которую заменили многофункциональные работяги. Я, как всегда, не мог оторваться, погружался в каждый аргумент.

Пока читал Вадима, в голову пришло что-то типа осознания, как мир футбольной и баскетбольной аналитики подготовил мой интерес к социологии структур. Задолго до поступления в магистратуру я всерьез принял мысль, что самое главное и интересное в игре – это тактические рисунки. Типа если для нубов командные виды спорта – это только нарезки с финтами звезд, то настоящий обозреватель всегда видит игровую ситуацию/матч/даже сезон целиком. Отсюда не так далеко до идеи, что и в любом социальном поле есть своя логика, которую можно изучить рационально.

Понятно, что этот взгляд на социологическое исследование не может быть единственно возможным. Если продолжать аналогии из спортивной журналистики, то даже мне скучновато бывает потреблять исключительно сухую аналитику. Лукомский ярче всего выступает в тандеме с Игорем Порошиным. Так и любому структуралисту нужна полемика с условным феноменологом, чтобы совсем не отрываться от жизненного мира.

Тем не менее, я остро чувствую дефицит структуралистского взгляда в современной социологической теории, да и в социологии в принципе. Даже приняв во внимание все слепые пятна такого подхода, я утверждаю, что без него наша наука не может состояться в полной мере. Хочется надеяться, что за неполных три года существования этого канала я хотя бы кого-то в этом убедил. Так что берегите себя. Играйте в футбол. Читайте Бурдье.

С большим опозданием посмотрел большой сборный стрим «Рабкора» о текущей политической ситуации. Многие участники подчеркивали, что никаким оптимизмом они поделиться не могут, но я просто порадовался возможности послушать достойных людей. Костю Корягина особенно приятно не только слушать, но видеть. Безукоризненно стильный лук.

Мы начинаем. Присоединяйтесь!

Дедифференциация

Классики социологии почти единогласно писали о том, что одним из ключевых процессов в истории человеческих обществ является все большая специализация их членов на разных ролях и практиках. Речь идет не только об экономическом разделении труда, но и в принципе о завоевании автономии самыми разными социальными полями. Старик Зиммель первым придумал для этого название – дифференциация, а старик Дюркгейм выдвинул интересную гипотезу, что этот процесс потенциально увеличивает человеческое счастье, ведь из-за него люди могут проводить свою социальную жизнь разными способами.

Одним из ярких примеров процесса дифференциации является семья, которая когда-то была чуть ли не главной социальной единицей, объединяющей в себе кучу функций от репродуктивной до хозяйственной, но постепенно делегировавшая их внешним для нее социальным образованиям. Важной частью этого является то, что на каком-то этапе сексуальность смогла стать независимой от воспроизводства, а гендерные нормы стали более подвижными и разнообразными. В последние десятилетия люди смогли даже менять приписанный им при рождении пол. Все это разные составляющие дифференциации.

Увы, в истории человечества не раз случалось, что при помощи реакционного насилия даже объективные социальные тенденции удавалось обратить вспять. Так что у меня, к сожалению, нет веских слов утешения или надежды для квир-людей, которые читают этот канал. Просто почаще напоминайте себе, что вы никакое не экстремистское движение (что бы эта ерунда ни значила), а живая манифестация тяги людей к все большей социальной сложности. Дифференциация хрупка, но я верю, что даже через периоды отступления она победит.

Когда прочитал пост коллеги Колпинец, сразу вспомнил, как на заре канала делал двухчастный обзор на The Oxford Handbook of Pierre Bourdieu, в котором было и про концептуализацию эротического капитала, и про критическую этнографию. Кринжово перечитывать свои старые посты, но содержательно они не устарели. К тому же оказалось, что с тех пор хэндбук полностью слили в сеть. Очень его рекомендую.

Этнография эскорта и экономика высоких каблуков

Получить степень по антропологии после карьеры топ модели, а затем описать изнанку модельного бизнеса и работу телесного капитала? Знакомьтесь, Эшли Мирс и ее книга «Очень важные люди: статус и красота в мире элитных вечеринок», которая на наше счастье была переведена на русский язык в прошлом году.

«Очень важные люди» – этнографическое исследование закрытых VIP вечеринок в Нью-Йорке, книга о промоутерах и моделях, а также о богатых мужчинах, которые платят за то, чтобы их окружали красивые женщины. Женская красота в мире элитных вечеринок – главная форма капитала. Она создает огромные символические и экономические ресурсы для мужчин. Причем этот капитал намного важнее мужчинам, нежели женщинам. Мирс взяла интервью у 44 промоутеров, двадцати моделей и двадцати клиентов, кто платит и заказывает музыку. Поговорить с последними было сложнее всего, потому что для них она была лишь «одной из» девушек в клубе.

Мирс работала над книгой с 2011 по 2014 год, уже после того, как получила ученую степень и работу доцента в Бостонском университете. Вышла книга только в 2020 в издательстве Принстона. К началу работы над исследованием она уже завершила модельную карьеру, но ради дела пришлось вернуться в мир моды и вечерник, а также вспомнить, каково ночи напролет ходить на высоких каблуках. За время работы над книгой посетила более ста вечеринок в лучших закрытых клубах Нью-Йорка, Майами и Сен-Тропе.

К слову о высоких каблуках. Они были обязательным условием пропуска в мир вечеринок, каждый вечер промоутеры писали ей сообщения с напоминанием, чтобы она пришла на каблуках.
Помимо каблуков обязательным условием присутствия на тусовках была красота, юный возраст и высокий рост девушек. Мирс признается, что одним из тех, кто вдохновил её на исследование, был ученик Пьера Бурдье Лоик Вакан. Во время работы над диссертацией Вакан записался в боксерский зал в южном Чикаго. В обоих случаях происходит превращение своего тела в объект исследования.

Также Мирс следовала принципу «сопровождения» Маргарет Кузенбах – своеобразному гибридному методу, состоящему из интервью и наблюдения за участниками, где исследователь сопровождает респондента в течение всего дня, а иногда ночи. На вечеринках женщинам предлагают огромное количество алкоголя и наркотиков, так что Мирс только делала вид, что отпивает из бокала шампанское, цена которого к слову доходила до $ 40 000 за бутылку, а в это время вела заметки в телефоне и записывала ответы промоутеров на диктофон.

Мир, описанный в книге, с одной стороны поражает роскошью и расточительством, где люди тратят по $ 200 000 за вечер потехи ради, с другой – обескураживает цинизмом и мизогинией, в том числе внутренней. Внутри этого мира женщины ближе к 30-ти «портятся», становятся «поношенными», «теряют внешний вид» и вызывают отвращение у мужчин. Причем точно также думают и сами девушки, и промоутеры. Главный страх здесь это страх старости, потому что мир подобных вечеринок закрыт для 30-летних. Богатые клиенты извлекали выгоду из женского капитала, а потом просто выбрасывали женщин, заменяя их телами помоложе. Промоутеры, большинство из которых были эмигрантами, также как и девушки (модельному трафикингу и эскорту посвящена отдельная глава) всего лишь инструмент для организации вечеринок, полноценное членство в мире элиты было для них недоступно. Никто из клиентов никогда не стал бы разговаривать с ними на равных, а тем более пускать в свой мир.

Помимо дикого расточительства, Мирс интересовало, каким образом этот мир сохраняет свою закрытость. Интересно, что многие заведения, описанные в книге это вроде как публичные места, якобы доступные всем. Вот только на деле они закрыты для всех, кроме сверхбогатых. Несмотря на кажущуюся разнузданность вечеринок, каждая из них движется по четкому сценарию, где все роли заранее расписаны, а каждый участник прекрасно знает свое место в иерархии.

Несмотря на косяки с переводом и редактурой, ставлю книге 100 из 10. Обязательно к прочтению антропологам и тем, кто стремится попасть в закрытые миры