Добрынин Андрей Владимирович
***
Когда я в обиде на злую судьбу
Портвейном плохим отравился,
Меня хоронили в закрытом гробу -
Настолько мой лик исказился.
Не бил барабан перед смутным полком -
Лишь дробно кричали сороки,
Лишь критика били в сторонке молчком,
Мои похулившего строки.
Порой над толпой проносилось "прощай" -
Тихонько и благоговейно,
Порой ветерок приносил, трепеща,
Откуда-то запах портвейна.
Безмолвно уставясь на свежий раскоп,
Застыли друзья без движенья.
Трещал на помосте и пучился гроб
Под действием сил разложенья.
Подруги не падали с воплями ниц -
Лишь губы шептали угрозы;
Порой в декольте со страдальческих лиц
Катилися жаркие слезы.
Отмщенья обет созревал на устах,
Однако не вылился в речи,
Поскольку наряд милицейский в кустах
Пил водку совсем недалече.
Друзья, вы сурово с кладбища текли
И критика тело влачили,
И каждый по горсточке рыжей земли
Набрал на заветной могиле.
Друзья, не позволили вам палачи
Почтить меня залпом ружейным,
Но траурным факелом вспыхнул в ночи
Ларек, торговавший портвейном.
Я видел с высот поминанье свое -
Уже бестелесный, незримый;
А вскорости вдруг загорелось жилье
Моей бессердечной любимой.
Визжа, вылетали из окон жильцы,
Постыдно обдувшись от страха,
А отсветы строили в небе дворцы
Нездешней красы и размаха.
Не бедная почесть в ночи отдана!
И было смешно милосердье,
Когда волновавшие мрак пламена
Меня уносили в бессмертье.
***
Когда я в обиде на злую судьбу
Портвейном плохим отравился,
Меня хоронили в закрытом гробу -
Настолько мой лик исказился.
Не бил барабан перед смутным полком -
Лишь дробно кричали сороки,
Лишь критика били в сторонке молчком,
Мои похулившего строки.
Порой над толпой проносилось "прощай" -
Тихонько и благоговейно,
Порой ветерок приносил, трепеща,
Откуда-то запах портвейна.
Безмолвно уставясь на свежий раскоп,
Застыли друзья без движенья.
Трещал на помосте и пучился гроб
Под действием сил разложенья.
Подруги не падали с воплями ниц -
Лишь губы шептали угрозы;
Порой в декольте со страдальческих лиц
Катилися жаркие слезы.
Отмщенья обет созревал на устах,
Однако не вылился в речи,
Поскольку наряд милицейский в кустах
Пил водку совсем недалече.
Друзья, вы сурово с кладбища текли
И критика тело влачили,
И каждый по горсточке рыжей земли
Набрал на заветной могиле.
Друзья, не позволили вам палачи
Почтить меня залпом ружейным,
Но траурным факелом вспыхнул в ночи
Ларек, торговавший портвейном.
Я видел с высот поминанье свое -
Уже бестелесный, незримый;
А вскорости вдруг загорелось жилье
Моей бессердечной любимой.
Визжа, вылетали из окон жильцы,
Постыдно обдувшись от страха,
А отсветы строили в небе дворцы
Нездешней красы и размаха.
Не бедная почесть в ночи отдана!
И было смешно милосердье,
Когда волновавшие мрак пламена
Меня уносили в бессмертье.
Libbabr
Добрынин Андрей Владимирович :: Бабротека: независимая электронная библиотека
Бабротека: независимая электронная библиотека, Добрынин Андрей Владимирович
ЕБЕНЯ
Нашу срань опять накрыла сказка,
Снова над посёлком снегопад.
Ты пришла ко мне, золотоглазка,
Рада ты, и я безумно рад.
За окном березы кружевные,
Ели словно замки и дворцы.
Ты покажешь трусики смешные
И на стол поставишь голубцы.
Мне же голубцы нужны не эти -
Под капустной скрученной листвой:
Не сменяю ни на что на свете
Пирожок твой маленький живой.
Всеблагая русская природа,
Что творишь, как балуешь меня!
Пирожок и снежная погода -
Как прекрасны наши ебеня!
Нашу срань опять накрыла сказка,
Снова над посёлком снегопад.
Ты пришла ко мне, золотоглазка,
Рада ты, и я безумно рад.
За окном березы кружевные,
Ели словно замки и дворцы.
Ты покажешь трусики смешные
И на стол поставишь голубцы.
Мне же голубцы нужны не эти -
Под капустной скрученной листвой:
Не сменяю ни на что на свете
Пирожок твой маленький живой.
Всеблагая русская природа,
Что творишь, как балуешь меня!
Пирожок и снежная погода -
Как прекрасны наши ебеня!
ЗАЧЕМ И ЧЕМ ОНИ ГОРДЯТСЯ
Мое призванье - быть счастливым
И заражать людей по ходу
Добром, весельем, позитивом,
Дарить им солнце и свободу.
А если кто скулит и ноет,
Что жизнь говно и все пропало -
Плюнь, друг мой, в эту кучку гноя,
Скажи: твое нытье достало!
Мне журналюга Шендербаев
Втирает: русские - холопы,
Мы смесь мордовцев и мамаев,
Хоздвор и нужник для Европы.
Вопит и пляшет с саблей танцы
Под гомон просвещенных наций:
Чем эти русские гордятся,
Зачем и чем они гордятся?
От Балтики до Океана
Раздвинули свою державу?
Тупое быдло и бакланы,
Орда и нелюдей орава!
Споили чукчей, удегейцев,
Кавказ смирили и бурятов,
Не лучше ль, в стиле европейцев,
Их было б вырезать когда-то?
Дошли победно до Парижа,
Скакали первыми калмыки?
Чем тут гордиться, я не вижу!
Вы звери, господа, вы дики!
Вы не сожгли Москве в отместку
Все эти Лувры и Версали,
Лишь мяли парижанок дерзко,
А после с дикой болью ссали.
Вы миллион немецких девок
Осеменили в сорок пятом,
А надо было жечь тех немок,
Как ваши семьи - вместе с хатой.
Зачем веками не татарской
А русской Крым поили кровью?
Послали бы десант к ирландцам,
Вас там бы встретили с любовью!
Фу, кровь-любовь, дошел до крыши,
Пристойных рифм уж не хватает!
Поэт Мокруша вдруг услышит,
И Шендербаев прочитает.
А впрочем, пусть их веселятся,
С честной Европой поглумятся:
Чем эти русские гордятся,
Зачем и чем они гордятся?
Эх, говори, моя гармошка,
Бренчи, березовая лира!
Вот подбоченюсь, топну ножкой,
И разом загудит полмира!
И закружит планета в танце,
И не придется объясняться:
Ну почему они гордятся?
Зачем и чем они гордятся?
Мое призванье - быть счастливым
И заражать людей по ходу
Добром, весельем, позитивом,
Дарить им солнце и свободу.
А если кто скулит и ноет,
Что жизнь говно и все пропало -
Плюнь, друг мой, в эту кучку гноя,
Скажи: твое нытье достало!
Мне журналюга Шендербаев
Втирает: русские - холопы,
Мы смесь мордовцев и мамаев,
Хоздвор и нужник для Европы.
Вопит и пляшет с саблей танцы
Под гомон просвещенных наций:
Чем эти русские гордятся,
Зачем и чем они гордятся?
От Балтики до Океана
Раздвинули свою державу?
Тупое быдло и бакланы,
Орда и нелюдей орава!
Споили чукчей, удегейцев,
Кавказ смирили и бурятов,
Не лучше ль, в стиле европейцев,
Их было б вырезать когда-то?
Дошли победно до Парижа,
Скакали первыми калмыки?
Чем тут гордиться, я не вижу!
Вы звери, господа, вы дики!
Вы не сожгли Москве в отместку
Все эти Лувры и Версали,
Лишь мяли парижанок дерзко,
А после с дикой болью ссали.
Вы миллион немецких девок
Осеменили в сорок пятом,
А надо было жечь тех немок,
Как ваши семьи - вместе с хатой.
Зачем веками не татарской
А русской Крым поили кровью?
Послали бы десант к ирландцам,
Вас там бы встретили с любовью!
Фу, кровь-любовь, дошел до крыши,
Пристойных рифм уж не хватает!
Поэт Мокруша вдруг услышит,
И Шендербаев прочитает.
А впрочем, пусть их веселятся,
С честной Европой поглумятся:
Чем эти русские гордятся,
Зачем и чем они гордятся?
Эх, говори, моя гармошка,
Бренчи, березовая лира!
Вот подбоченюсь, топну ножкой,
И разом загудит полмира!
И закружит планета в танце,
И не придется объясняться:
Ну почему они гордятся?
Зачем и чем они гордятся?
РОСГВАРДЕЙЦАМ - лучи поддержки! Наша служба и опасна и трудна - значит, веселиться надо, на! Затолкайте завтра всех Элеонор в их тараканники.
***
Десять лет назад я в Салехарде,
В номере гостиницы «Ямал»,
Скинувши с себя мундир Росгвардии,
Якутянку крепко обнимал,
Маленькую, ладную, раскосую,
Обнимал, вертел, и тискал я.
Не терзался я тогда вопросами,
Что была девчонка не моя,
А поэта местного какого-то,
Что, приладив голову на стул
И углом раскинув ноги в чёботах,
Водкой отуманенный уснул.
А каким он бойким был в компании,
Хохотал: «Ну чо, давай ебошь!
Ща тебя, брателла, настаканим мы,
Северян, мля, хуй-то перепьешь!»
А потом мы подышали вьюгою
(Вышли подымить мы на балкон).
Хорошо на Севере с подругою
Под луной зимою голяком!
Нежные, задорные и пьяные,
Пьющие горстями лунный свет, –
А потом вдруг в северном сиянии
Хрусткий упоительный минет!
Спутник твой стонал под табуреткою –
Вздрагивал, оглядываясь, я,
Но в него вливала рюмку крепкого
Тут же якутяночка моя.
Не забыл ту зиму в Салехарде я,
И девчонку ту я не забыл,
Стерлось лишь одно: мундир Росгвардии
Где я в Заполярье раздобыл?
Не забуду ночи в Салехарде я,
Но один лишь мучает вопрос:
Кто мне подарил мундир Росгвардии,
Кто в нём службу доблестную нёс?
***
Десять лет назад я в Салехарде,
В номере гостиницы «Ямал»,
Скинувши с себя мундир Росгвардии,
Якутянку крепко обнимал,
Маленькую, ладную, раскосую,
Обнимал, вертел, и тискал я.
Не терзался я тогда вопросами,
Что была девчонка не моя,
А поэта местного какого-то,
Что, приладив голову на стул
И углом раскинув ноги в чёботах,
Водкой отуманенный уснул.
А каким он бойким был в компании,
Хохотал: «Ну чо, давай ебошь!
Ща тебя, брателла, настаканим мы,
Северян, мля, хуй-то перепьешь!»
А потом мы подышали вьюгою
(Вышли подымить мы на балкон).
Хорошо на Севере с подругою
Под луной зимою голяком!
Нежные, задорные и пьяные,
Пьющие горстями лунный свет, –
А потом вдруг в северном сиянии
Хрусткий упоительный минет!
Спутник твой стонал под табуреткою –
Вздрагивал, оглядываясь, я,
Но в него вливала рюмку крепкого
Тут же якутяночка моя.
Не забыл ту зиму в Салехарде я,
И девчонку ту я не забыл,
Стерлось лишь одно: мундир Росгвардии
Где я в Заполярье раздобыл?
Не забуду ночи в Салехарде я,
Но один лишь мучает вопрос:
Кто мне подарил мундир Росгвардии,
Кто в нём службу доблестную нёс?
Ты, сегодня, солдат, не минжуйся,
Я же тоже налоги плачу.
Всем мазурикам мелкобуржуйским
Сунь в ебальничек по калачу.
Заебали уже эти крики
Надоедливой мелкой шпаны,
Что не те у корыта утырки,
Что они там же чавкать должны.
Доктор мой, поборись там со свинкой!
Чтобы не было в мире хуйни -
Ебани ей, солдатик, дубинкой!
Я налоги плачу. Ебани.
Я же тоже налоги плачу.
Всем мазурикам мелкобуржуйским
Сунь в ебальничек по калачу.
Заебали уже эти крики
Надоедливой мелкой шпаны,
Что не те у корыта утырки,
Что они там же чавкать должны.
Доктор мой, поборись там со свинкой!
Чтобы не было в мире хуйни -
Ебани ей, солдатик, дубинкой!
Я налоги плачу. Ебани.
Мужичок, зачем ты так-то -
Одного себя зажег?
Надо было разбежаться -
И в толпу нырнуть, дружок!
Чтоб горели-пузырились
Шашлычками активисты,
Чтоб цепь горящих деток
Прям от Патриков до Чистых!
Вот тогда б тебе Навальный
Полбиткойна дал и Соболь.
Выживай, мужик, ты понял?
Заебошь им всем Чернобыль!
Одного себя зажег?
Надо было разбежаться -
И в толпу нырнуть, дружок!
Чтоб горели-пузырились
Шашлычками активисты,
Чтоб цепь горящих деток
Прям от Патриков до Чистых!
Вот тогда б тебе Навальный
Полбиткойна дал и Соболь.
Выживай, мужик, ты понял?
Заебошь им всем Чернобыль!
Тут, оказывается, Ельцина сегодня все поминают. Помянем и мы.
ЧЕСТНОСТЬ
Я видел евреек, похожих на чукчей,
и русских девчонок, с армянками схожих,
и с бабкой пилился (эпический случай!),
казавшейся, минимум, вдвое моложе.
Ебал я циничных прожженых нимфеток
(при Ельцине было в четырнадцать можно),
ебал астенических тридцатилеток,
я думал, что дети, - и было тревожно.
Однажды во сне мне какой-то Арсений,
прикинувшись телкой, сосал до упаду;
скажу, в этом деле он точно был гений,
хоть я для порядка въебал ему, гаду.
Я пялил моделек в эпоху гламура,
когда кокаином делились гуляки,
студентки давали за ум и культуру,
за песни давали мне бабы-вояки.
Когда же в умах воцарился Навальный,
я, славя вождя, вел к себе навальнистку
и, жовто-блакитным накрыв ей ебальник,
вливал ей сгущенку в прыщавую киску.
О как этот мир заковырист и сложен!
Мы все и субъекты, и жертвы обмана,
ни трах и ни брак без него невозможен.
Я честным
в гробу обязательно стану.
ЧЕСТНОСТЬ
Я видел евреек, похожих на чукчей,
и русских девчонок, с армянками схожих,
и с бабкой пилился (эпический случай!),
казавшейся, минимум, вдвое моложе.
Ебал я циничных прожженых нимфеток
(при Ельцине было в четырнадцать можно),
ебал астенических тридцатилеток,
я думал, что дети, - и было тревожно.
Однажды во сне мне какой-то Арсений,
прикинувшись телкой, сосал до упаду;
скажу, в этом деле он точно был гений,
хоть я для порядка въебал ему, гаду.
Я пялил моделек в эпоху гламура,
когда кокаином делились гуляки,
студентки давали за ум и культуру,
за песни давали мне бабы-вояки.
Когда же в умах воцарился Навальный,
я, славя вождя, вел к себе навальнистку
и, жовто-блакитным накрыв ей ебальник,
вливал ей сгущенку в прыщавую киску.
О как этот мир заковырист и сложен!
Мы все и субъекты, и жертвы обмана,
ни трах и ни брак без него невозможен.
Я честным
в гробу обязательно стану.
БЕРЛИНСКАЯ ДИЕТА
Дайте мне шавуху, дайте макдачок!
Прокачал здоровье омский «новичок».
Юленька, плохая девочка моя,
Проследи, чтоб кетчупа было дохуя,
Майонез, горчичка, кока-кола, бля!
Чо вы там пиздите мне про Скрипаля?
Дайте мне шавуху, дайте макдачок!
Прокачал здоровье омский «новичок».
Юленька, плохая девочка моя,
Проследи, чтоб кетчупа было дохуя,
Майонез, горчичка, кока-кола, бля!
Чо вы там пиздите мне про Скрипаля?
Рэволюцанэры влажно мечтают о соратниках из «глубинного народа», некрасовские заплачки о них слагают. Вот образчик из Вконтакта.
Однако, тема айфона не отражена. Просится продолжение: дед приехал в Москву, бегал с молодняком от Сухаревки до Матроски, но в ватнике и без айфона не был признан своим. Менты дали пенделя и сопроводили на вокзал: пиздуй, дед, бунтовать права не имеешь.
Короче, вот:
***
Патриоты ездят на Мальдивы,
Патриоты ездят в Таиланд,
Патриотам оперные дивы
Из Ла Скала кажут свой талант,
Патриоты, упрочая скрепы,
Жертвуют на храмы, не скупясь…
А Семён Кузьмич – агент госдепа! –
У себя в глубинке месит грязь,
Материт правительство в охотку,
Споря о политике с женой.
Он, подлец, раскачивает лодку
Тем уже, хотя бы, что живой.
Всё от власти требует чего-то,
Всё бузит, какого-то рожна,
Всё никак не уяснит, босота:
Власть ему ни капли не должна.
Дали имена аэропортам,
Так ведь он и этому не рад!
Он из зоны своего комфорта
Всё никак не выберется, гад.
Уж ему позволили валежник
Собирать по лесу задарма,
А ему всё мало. Он мятежник –
По таким соскучилась тюрьма!
(некто Андрей Шигин)
Однако, тема айфона не отражена. Просится продолжение: дед приехал в Москву, бегал с молодняком от Сухаревки до Матроски, но в ватнике и без айфона не был признан своим. Менты дали пенделя и сопроводили на вокзал: пиздуй, дед, бунтовать права не имеешь.
Короче, вот:
***
Патриоты ездят на Мальдивы,
Патриоты ездят в Таиланд,
Патриотам оперные дивы
Из Ла Скала кажут свой талант,
Патриоты, упрочая скрепы,
Жертвуют на храмы, не скупясь…
А Семён Кузьмич – агент госдепа! –
У себя в глубинке месит грязь,
Материт правительство в охотку,
Споря о политике с женой.
Он, подлец, раскачивает лодку
Тем уже, хотя бы, что живой.
Всё от власти требует чего-то,
Всё бузит, какого-то рожна,
Всё никак не уяснит, босота:
Власть ему ни капли не должна.
Дали имена аэропортам,
Так ведь он и этому не рад!
Он из зоны своего комфорта
Всё никак не выберется, гад.
Уж ему позволили валежник
Собирать по лесу задарма,
А ему всё мало. Он мятежник –
По таким соскучилась тюрьма!
(некто Андрей Шигин)
МЕРТВЯК
Меня уморили в ковидном бараке
Путяра и губер с фамилией птицы,
Поэтому власти показывать факи
Я мёртвый и голый побрел из больницы.
От Крокуса-сити, мотая мудями,
Шагал я сначала по Волоколамке,
Кричали «ура» из газелей с блядями,
Детей целовать подводили мне мамки.
Все знали, что я - та могучая сила,
Что хлипкий протест в страшный смерч переплавит,
Что я покусаю дрищей-инфантилов,
И Царь Преисподней протесты возглавит.
Вблизи Ленинградки красавица Соболь
Дала мне из рук «новичком» подкрепиться.
В желудке моем словно жахнул Чернобыль -
И я долетел до Манежки, как птица!
А там, на Манежной, в скафандрах сатрапы
Кормили «онижедетей» дубиналом.
«Ебошьте нудиста! - полковник усатый
Вдруг крикнул, - чтоб дуриков не покусал он!»
А дети, прекрасные русские дети,
Ко мне устремились, шарфами махая.
О шейки, о щечки румяные эти!
...Откуда в ментах озверелость такая?
Мозги разлетелись по всей по Манеге,
А яйца под Вечный огонь закатились.
Зато журналюги из СМИ и Телеги
С айфонами живенько подсуетились.
Я стал на порталах главней чем Навальный -
Хотя б на полдня, и не верилось людям,
Что я из больнички мертвец ковидальный,
Что все мы там будем, что все мы там будем.
Меня уморили в ковидном бараке
Путяра и губер с фамилией птицы,
Поэтому власти показывать факи
Я мёртвый и голый побрел из больницы.
От Крокуса-сити, мотая мудями,
Шагал я сначала по Волоколамке,
Кричали «ура» из газелей с блядями,
Детей целовать подводили мне мамки.
Все знали, что я - та могучая сила,
Что хлипкий протест в страшный смерч переплавит,
Что я покусаю дрищей-инфантилов,
И Царь Преисподней протесты возглавит.
Вблизи Ленинградки красавица Соболь
Дала мне из рук «новичком» подкрепиться.
В желудке моем словно жахнул Чернобыль -
И я долетел до Манежки, как птица!
А там, на Манежной, в скафандрах сатрапы
Кормили «онижедетей» дубиналом.
«Ебошьте нудиста! - полковник усатый
Вдруг крикнул, - чтоб дуриков не покусал он!»
А дети, прекрасные русские дети,
Ко мне устремились, шарфами махая.
О шейки, о щечки румяные эти!
...Откуда в ментах озверелость такая?
Мозги разлетелись по всей по Манеге,
А яйца под Вечный огонь закатились.
Зато журналюги из СМИ и Телеги
С айфонами живенько подсуетились.
Я стал на порталах главней чем Навальный -
Хотя б на полдня, и не верилось людям,
Что я из больнички мертвец ковидальный,
Что все мы там будем, что все мы там будем.
Мой друг и соратник по поэтическим ристалищам и по воспитательной работе с малосольными бунтарями и бунтарками сегодня отмечает очередную годовщину. Многая лета, дорогой Александр Вулых!
ЦВЕТЫ ЛЮБВИ (Вулых)
Мой приятель Лев Ценципер,
Семьянин и домосед,
Подхватил внезапно триппер
В шестьдесят неполных лет.
Позвонил мне на рассвете,
Исступлённо хохоча:
Дескать, нет ли на примете
Венеролога-врача?
Рассказал, что Виолеттой
называлось божество.
И от новости от этой
Распирало прям его.
Что в ста метрах от ин-яза
Познакомился он с ней,
Что клялась ему, зараза,
В непорочности своей,
Что с утра давленье скачет,
Как он вспомнит алый рот,
Что, хотя он ссыт и плачет,
Но зато душа поёт!
Я сказал: "Согласен, Лёва.
В этом возрасте, в судьбе
Триппер - в самом деле клёво:
Я завидую тебе!"
ЦВЕТЫ ЛЮБВИ (Вулых)
Мой приятель Лев Ценципер,
Семьянин и домосед,
Подхватил внезапно триппер
В шестьдесят неполных лет.
Позвонил мне на рассвете,
Исступлённо хохоча:
Дескать, нет ли на примете
Венеролога-врача?
Рассказал, что Виолеттой
называлось божество.
И от новости от этой
Распирало прям его.
Что в ста метрах от ин-яза
Познакомился он с ней,
Что клялась ему, зараза,
В непорочности своей,
Что с утра давленье скачет,
Как он вспомнит алый рот,
Что, хотя он ссыт и плачет,
Но зато душа поёт!
Я сказал: "Согласен, Лёва.
В этом возрасте, в судьбе
Триппер - в самом деле клёво:
Я завидую тебе!"
Баранам свистнули - они остановились,
Стоять по стойлам был приказ от вожака.
А мы попкорн и семки кушать завалились.
Кина не будет, революция, пока!
Стоять по стойлам был приказ от вожака.
А мы попкорн и семки кушать завалились.
Кина не будет, революция, пока!