С Верочкой Полозковой мы были знакомы столько лет, сколько некоторые люди даже не живут. Году то ли в 2003-м, то ли в 2004-м встречался я с одной из её подруг, по совместительству фанаток. И был, как вы понимаете, вынужден и принуждён - вовлечься. Ну такая, абсолютно хрестоматийная ТП из ЖЖ, с тёплым клетчатым пледом наперевес. Да обе. А я тогда был главредом "Литпрома", и в ЖЖ мне было в пакость даже заходить. В ЖЖ я приду года три спустя.

Шло время. ТП из ЖЖ, прихватив плед, щенка и котёнка, мигрировала в какую-то очередную Австрию, а Верка заделалась всамделишной тогда звездой. И вот в 2012-м случилась предвыборная кампания ВВП, в рамках которой я был доверенным лицом кандидата, и вручную занимался всякими звёздами (это отдельный цикл рассказов, потом расскажу что смогу). Пригласил на беседу и Верку.

- Багиров, - жуя оленьи щёчки в старом "Вильямсе", промурлыкала Верка. - Ты ж знаешь, что я совершенно не против твоего Путина. И даже за.

- Ну а хули тогда выёбываешься? - вежливо вопросил я.

- Багиров, - не менее вежливо ответила Верка, - ты ж знаешь, что после того, как я снимусь в клипе за Путина, вся эта пидорасня, которая меня окружает, просто перестанет снимать трубку.

Моя ты королевишна, ответил я. Поцеловал её в макушку, и больше мы уж ни разу не виделись и не слышались.

Муссируя интервью Верочки, забыли комментаторы вот о чем. У Миши Козырева три дочки. С многодетной Верочкой они хихикают, что чуть-чуть вот Прилепина не убили. Вот чуть-чуть бы пораньше - и разорвало бы Захара вместе с дочкой. Чуть-чуть бы мину поближе. И тогда бы смеялись во все горло. И не говорите мне, что про дочку они не знали, не прочитали. Все они знают, и про Аллею ангелов Донбасса, и про пытки СБУ. Зомби. Нелюдь.

Девица Лера Лепесткова,
Красавица и поэтесса,
Средь мастериц пера и слова
Имела ранг тяжеловеса.
Тяжелой поступью Брунгильды
Бродя по рощицам Парнаса,
Она себе завоевала
Титло поэта экстра-класса,
И толпы дамочек бесхозных
За ней на чтения ходили,
И в виршах мутных и серьезных
Глубины смыслов находили.
Ну а пиит Похмелин Вася
Был ясен, как стекло бутылки,
И ликом вовсе не прекрасен,
И плотничал на лесопилке.
Его любили патриоты,
Неофашисты и студенты,
Еще очки он заработал
Воспев движенье "белой ленты",
К своим поклонникам прибавив
Носатых ушлых либералов,
Но, жаль, к плакатной этой славе
Деньжонок прилагалось мало.
А вот пиит Ефрем Быковер
На революции поднялся,
Но Вася - он на то и Вася -
В бабле с Ефремом не сравнялся.
А ресторатор Герман Векслер,
Любитель муз и рифмоплетов,
Задумчиво качаясь в кресле,
Вел сам с собой разбор полетов.
"Да, в баре "Пятница, 13"
С культуркой ничего не вышло,
Хоть были там Ефрем и Вася,
Народ не въехал, ком им в дышло.
Вулканова вот тоже жалко,
Обидело блядво поэта.
Но, прямо скажем, кто их знал-то
До революции до этой?
Теперь же в "Лепестке купины",
Да вот хотя бы на открытье,
Я все устрою чин по чину,
Для всей Москвы создам событье!
Ефремку позову, и Васю,
А также Леру Лепесткову.
Я под нее в Барвихе квасил,
Хотя не понял, блин, ни слова.
Вулканов пусть пока покурит,
Пока что лирики не в моде.
Уж извини, любезный Шурик,
Кабак - всегда призыв к свободе!"
На следующий день у Геры
Сидел промоутер Боянов,
Занудно приводя примеры
Событий модных ресторанов.
"Да нахуй мне твои ивенты! -
Ему ответил Векслер прямо. -
Вот список, мне нужны поэты,
Вот эти два и эта дама.
Чего? Быковер просит тридцать?
Ибать, пошел он кверху жопой!
Пусть будут Вася и девица.
Ну, ладно, допивай и топай!"

Спустя неделю за накрытой
Поляной в "Лепестке купины",
Кто с "дьюарсом", кто с "Маргаритой",
Сидели дамы и мужчины.
Сияли мисочки с икрою,
И поросюк блестел умильно,
И тарталетки с фуагрою
Повсюду высились обильно.
Под микс из Лепса и Носкова
Две пары бодро танцевали.
В углу Похмелин с Лепестковой
Друг другу водки подливали.
Валерия чуть пригубляла,
Зато Похмелин пил как бочка,
И восклицал: "А чо, халява!
Давай, хуйни со мною, дочка!"
Но Герман подошел к ним грозно
И произнес: "Какого хера?
Короче, блин, пока не поздно,
Идите и читайте, Лера".
И Лера, кутаясь в платочек,
Взошла лебедушкой на сцену
И молвила, прищуря очи:
"Привет вам, зеркала и стены.
Ну и респекты непременно
всем, кто собрался в этом зале".
Но тихо вполз за ней Похмелин,
Певец сиротства и печали.
Спустил он брюки неуклюже,
Едва лишь Лера рот открыла:
"Арман любил Адель и Жужу,
Но всем им досаждал Гаврила..."
Покуда Лера Лепесткова
Читала байку про Гаврилу,
Седой творец ржаного слова
Драконил лысого дурилу.
Сначала дамы рты открыли
Как бы в глубоком упоеньи,
И Лепесткова о Гавриле
Сурово продолжала чтенье,
Но публикум заволновался,
Смешки по залу прокатились,
"Арман с Гаврилою остался,
Адель и Жужа покорились", -
Так завершила Лепесткова
Бессмертный опус про Гаврилу,
И зал взорвался смехом, ревом
И криками: "Что это было?!"
А Лепесткова оглянулась,
И вспыхнула, как куст купины,
В платочек гордо завернулась
И плюнула в лицо мужчины,
В его лицо в простой оправе
Из редкого седого пуха,
И взвизгнув: "Сдохни, тварь, в канаве!" -
Умчалась прочь от пира духа.
Похмелин под аплодисменты,
Шатаясь, к микрофону вышел,
В такие пьяные моменты
Он гул миров нездешних слышал,
И запихнув елду обратно,
И брюки подобрав немножко,
Он возгласил: "Я ссал, понятно?
Я ссал на лунную дорожку!
Когда в душе дерьмо и смута,
Когда скребется в сердце кошка,
Так классно ссытся почему-то
На снег и лунную дорожку.
Она бывает в речке, в луже,
Но снег и лунная дорожка,
Оно тоскливее и хуже...
Подайте мне Адель и Жужу,
А лучше - водки и картошки!"

Он принял в руки батл "Столичной",
Хлебнул из горлышка грамм двести,
Икнул и произнес: "Отлично", -
И, блеванув, упал на месте.
"Иваныч! Гера! Гений сцены! -
Со всех сторон раздались крики. -
Ну ты красава! Ахуенно!
А Вася, бля, поэт великий!
Ну ни хуя себе перфоманс!
Быковер просто не канает,
Замучили стишки про совесть!

(Окончание)

Всё! Твой кабак теперь узнают".
Иваныч гордо улыбался,
Как режиссер Больших и Малых,
И подсчитать барыш старался,
И фото в глянцевых журналах,
И как не обойти поэтов,
Чтобы и им достались крошки,
И звал под своды кабинетов
Пройтись по снежной по дорожке...

Но поэтесса Лепесткова
Мыслишек рой приятный сбила,
Когда, вдруг появившись снова,
Бесстыже бабки попросила.
И на заблеванного Васю
Скосив глазастую мордаху,
Промолвила: "Как он прекрасен!
Он мой! А вы идите на хуй!"

Постскриптум барышням и дамам.
Поэт - он не совсем мужчина,
Он куст ползучий с красным срамом,
Неопалимая купина.

👆По многочисленным просьбам - давнее о Верочке.
НЕОПАЛИМАЯ КУПИНА.
Опус является продолжением поэмы «Пятница, 13», которую написал Александр Вулых (Вулканов) в далекие довоенные, домайданные, доболотные годы. Кому охота - полюбопытствуйте. А у нас история, написанная в годы славы Емелина и Полозковой. Увы, sic transit, ибо хуле. Другие юноши поют другие песни, другие девы нежат лепестки!

7, 8 лет назад? Годы идут, а война не кончается.

https://youtu.be/8UeNET4B7WQ

Профессиональный задушевник,
Бабонька - выдавливатель слёз,
Акробат-красавчик - рифм волшебник,
Брызжущий моралями гундос -

Всех в моих глазах их заслонили
Простецы, окопная ботва.
Чтоб стихи доходчивее были
Не нужны кудрявые слова.

https://t.iss.one/alexander_antipov/128

Напоминаю классику

Наш Андрей очаровашка!👇Бойцы в восторге.