This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Тула - в снегах утонула!
Седой Джамбул, акын степей,
Прочти, проникнись, охуей.
ИГОРЬ КАРАУЛОВ:
Он не был криминальный туз
или коварный ассасин.
Он в городе Экибастуз
работал мойщиком машин.
Но с юга весть ему пришла,
что за свободу встал народ.
Свои рабочие дела
он бросил и пошёл вперёд.
С толпой вломился в магазин
и вынес карабин "Сайга".
Своей отчизны верный сын,
пошёл вслепую на врага.
Но нет врага - кругом снега,
а где снега, Россия там.
Она теряет берега,
и больше здесь не Қазақстан.
Кругом одна сплошная Русь
до чёрных врат Караганды
и дальше к югу, где Нукус
лелеет русские следы.
И дальше, дальше, где Тибет
пророчит белого царя
и на холмах Курган-Тюбе
пирует русская заря.
Бедняга, бросив карабин,
лежит простреленный в степи,
и ветер вечности над ним
слагает сонные стихи.
Летит с небес сухой кумыс
и ветер плачет, как комуз.
О, грёбаный Экибастуз.
О, грёбаный Экибастуз.
Прочти, проникнись, охуей.
ИГОРЬ КАРАУЛОВ:
Он не был криминальный туз
или коварный ассасин.
Он в городе Экибастуз
работал мойщиком машин.
Но с юга весть ему пришла,
что за свободу встал народ.
Свои рабочие дела
он бросил и пошёл вперёд.
С толпой вломился в магазин
и вынес карабин "Сайга".
Своей отчизны верный сын,
пошёл вслепую на врага.
Но нет врага - кругом снега,
а где снега, Россия там.
Она теряет берега,
и больше здесь не Қазақстан.
Кругом одна сплошная Русь
до чёрных врат Караганды
и дальше к югу, где Нукус
лелеет русские следы.
И дальше, дальше, где Тибет
пророчит белого царя
и на холмах Курган-Тюбе
пирует русская заря.
Бедняга, бросив карабин,
лежит простреленный в степи,
и ветер вечности над ним
слагает сонные стихи.
Летит с небес сухой кумыс
и ветер плачет, как комуз.
О, грёбаный Экибастуз.
О, грёбаный Экибастуз.
АЛЕКСАНДР ВУЛЫХ:
ЯНВАРСКИЕ МИГРАЦИИ
На прощанье сделав ручкою «гуд бай!»,
Чтобы стал теплее этот мир жестокий,
Улетели бляди зимовать в Дубай,
В Лимассол уехал молодой тик-токер.
Признанный агентом западных спецслужб,
Прочь от грязных, гадких путинских чудовищ
Прямо на матрасе-самолёте в душ,
В Тель-Авив собрался Виктор Шендерович.
Загрузив поклажу на авиарейс,
С лицами, которым всё на свете похер,
Покидают Рашу Моргенштерн и Фейс –
Ум и честь, и совесть нынешней эпохи.
Улетает лучший генофонд страны,
Без кого не стоит ожидать мессии –
Самые России верные сыны,
Самые крутые дочери России.
Откупорю водку и плесну в стакан.
Во дворе я встречу дворника-киргиза
И скажу: - Давай-ка, Белекбай, братан,
Опрокинь стопарик, голубь ты мой сизый!
Выпьем за Россию нашу, Белекбай,
С грустью и тоскою, со слезой и болью.
Улетели бляди зимовать в Дубай,
Никого на свете – только мы с тобою…
И не оттого ли, грусть в душе тая,
Сиротливым взором небеса пронзая,
Обречённо смотрит Родина моя,
Как летит по небу самолётов стая?
ЯНВАРСКИЕ МИГРАЦИИ
На прощанье сделав ручкою «гуд бай!»,
Чтобы стал теплее этот мир жестокий,
Улетели бляди зимовать в Дубай,
В Лимассол уехал молодой тик-токер.
Признанный агентом западных спецслужб,
Прочь от грязных, гадких путинских чудовищ
Прямо на матрасе-самолёте в душ,
В Тель-Авив собрался Виктор Шендерович.
Загрузив поклажу на авиарейс,
С лицами, которым всё на свете похер,
Покидают Рашу Моргенштерн и Фейс –
Ум и честь, и совесть нынешней эпохи.
Улетает лучший генофонд страны,
Без кого не стоит ожидать мессии –
Самые России верные сыны,
Самые крутые дочери России.
Откупорю водку и плесну в стакан.
Во дворе я встречу дворника-киргиза
И скажу: - Давай-ка, Белекбай, братан,
Опрокинь стопарик, голубь ты мой сизый!
Выпьем за Россию нашу, Белекбай,
С грустью и тоскою, со слезой и болью.
Улетели бляди зимовать в Дубай,
Никого на свете – только мы с тобою…
И не оттого ли, грусть в душе тая,
Сиротливым взором небеса пронзая,
Обречённо смотрит Родина моя,
Как летит по небу самолётов стая?
С днём прокурора, православные!
ПРОКУРОР И ПЕВИЦА
(жалостный городской романс)
Богатый еврейский парнище
Открыл на Москве ресторан,
Готовил он разную пищу
На радость хорошим людям.
Ходили к нему прокуроры,
Полковники и доктора,
Богатые также актёры
И карточные шулера.
Известные были актёры
И карточные шулера.
Там было нарядно и шумно,
Там каждый был весел и пьян,
Ходил там мартышечник с бубном
И был электронный кальян.
Оркестр из семи балалаек
Играл там семь сорок и твист,
Хорошеньких всех негодяек
Кудрями пленял баянист.
Хорошеньких всех негодяек
Пленял красотой баянист.
На Красную Горку однажды,
На горе своё и позор,
В певицу по имени Няша
Влюбился один прокурор.
Спускал на подарки зарплату,
Стал взятки с просителей брать,
В его префектуре откаты
Взвинтились как ёш твою мать.
В его префектуре откаты
Взвинтились ну прям твою мать...
Полгода лазоревым цветом
Цвела их любовь в кабаке,
Вдруг тело его в туалете
Нашли с пистолетом в руке.
Лежит с головою пробитой,
Кровища и мозг по стенам,
Про Мастера и Маргариту
Торчит из кармана роман.
Про Мастера и Маргариту
Роман оттопырил карман.
Примчались омоновцы в масках,
Приехал седой генерал,
И в Няшиных сереньких глазках
Печали он не увидал.
Вальяжная публика скоро
Забыла дорогу в кабак,
А Няша на День Прокурора
Теперь выступает за так.
А Няша на День Прокурора
Всегда выступает за так.
ПРОКУРОР И ПЕВИЦА
(жалостный городской романс)
Богатый еврейский парнище
Открыл на Москве ресторан,
Готовил он разную пищу
На радость хорошим людям.
Ходили к нему прокуроры,
Полковники и доктора,
Богатые также актёры
И карточные шулера.
Известные были актёры
И карточные шулера.
Там было нарядно и шумно,
Там каждый был весел и пьян,
Ходил там мартышечник с бубном
И был электронный кальян.
Оркестр из семи балалаек
Играл там семь сорок и твист,
Хорошеньких всех негодяек
Кудрями пленял баянист.
Хорошеньких всех негодяек
Пленял красотой баянист.
На Красную Горку однажды,
На горе своё и позор,
В певицу по имени Няша
Влюбился один прокурор.
Спускал на подарки зарплату,
Стал взятки с просителей брать,
В его префектуре откаты
Взвинтились как ёш твою мать.
В его префектуре откаты
Взвинтились ну прям твою мать...
Полгода лазоревым цветом
Цвела их любовь в кабаке,
Вдруг тело его в туалете
Нашли с пистолетом в руке.
Лежит с головою пробитой,
Кровища и мозг по стенам,
Про Мастера и Маргариту
Торчит из кармана роман.
Про Мастера и Маргариту
Роман оттопырил карман.
Примчались омоновцы в масках,
Приехал седой генерал,
И в Няшиных сереньких глазках
Печали он не увидал.
Вальяжная публика скоро
Забыла дорогу в кабак,
А Няша на День Прокурора
Теперь выступает за так.
А Няша на День Прокурора
Всегда выступает за так.
Тридцать лет прошло! Отшельнику пора к людям.
ДНЕВНИК ОТШЕЛЬНИКА
Запись первая
Я стар, плешив и неопрятен,
я отравил свою жену,
мой череп от пигментных пятен
весьма походит на луну.
Меня за это Луноходом
соседка Маша прозвала.
В соседстве с этаким уродом
зачем ты, Маша, расцвела?
Увы, спасти тебя не сможет
парализованная мать,
когда, швырнув тебя на ложе,
твой чудный бюст примусь я мять.
Нас в коммуналке стало трое,
сосед Колян мотает срок.
Пожалуй, завтра я устрою
девятикласснице урок.
Запись вторая
Вот минул день. Уже четыре.
В двери скрежещет Машин ключ.
Я начал ползать по квартире,
неряшлив, грязен и вонюч.
"Глянь, Машенька, беда какая!" -
"Ага, допился, Луноход", -
так мне предерзко отвечая,
к себе прелестница идёт.
"Нет-нет, постой, ужель не видишь -
я болен, милая газель!
Уж так меня ты ненавидишь,
что не поможешь лечь в постель?"
На несколько секунд застыла
у бедной девочки спина
и, повернувшись, наклонила
головку надо мной она,
Согнула худенькие ножки,
взялась за кисть и за бедро,
и я услышал, как у крошки
колотит сердце о ребро.
Мы подбираемся к постели -
всё ближе и сильнее вонь
и вдруг за пазуху газели
просунул я свою ладонь...
Всё дальше помнится в тумане,
я был горяч и зол, как вошь.
И через час сказала Маня:
"Ну, Луноход, ну ты даёшь!
Да, наших пацанов из класса
с тобою не сравнить, урод".
Затем добавила: "Напрасно
ты мне носок засунул в рот".
Она пошла решать задачки,
пообещав зайти сама.
Запись третья
...От этой чёртовой соплячки
едва я не сошел с ума.
Она в любовь со мной играла
по восемь-десять раз на дню,
бельишко мне перестирала,
улучшила моё меню.
Я стал ухоженный и гладкий,
почтенный с виду старикан.
Куда брюзга девался гадкий,
тот дурно пахнущий букан!
Людей дивили перемены,
происходящие со мной.
А я уж начал лезть на стены,
когда Машутка шла домой
будить мои резервы силы
и грабить фонд мой семенной.
И ровный холодок могилы
уж ощущал я за спиной.
Однажды утром, встав с кровати
и еле ноги волоча,
собрав в рюкзак бельё и ватник,
решил задать я стрекача,
парализованной соседке
ни полсловечка не сказал,
доел Машуткины объедки
и устремился на вокзал,
до Комсомольска-на-Амуре
купил плацкарту, сел в вагон,
шепнул "прости!" любимой Муре
и из Москвы умчался вон.
Запись четвёртая
...Один в тайге уже лет тридцать
я жизнью праведной живу.
Лишь фрицы да самоубийцы
стремятся в матушку-Москву.
(1992)
ДНЕВНИК ОТШЕЛЬНИКА
Запись первая
Я стар, плешив и неопрятен,
я отравил свою жену,
мой череп от пигментных пятен
весьма походит на луну.
Меня за это Луноходом
соседка Маша прозвала.
В соседстве с этаким уродом
зачем ты, Маша, расцвела?
Увы, спасти тебя не сможет
парализованная мать,
когда, швырнув тебя на ложе,
твой чудный бюст примусь я мять.
Нас в коммуналке стало трое,
сосед Колян мотает срок.
Пожалуй, завтра я устрою
девятикласснице урок.
Запись вторая
Вот минул день. Уже четыре.
В двери скрежещет Машин ключ.
Я начал ползать по квартире,
неряшлив, грязен и вонюч.
"Глянь, Машенька, беда какая!" -
"Ага, допился, Луноход", -
так мне предерзко отвечая,
к себе прелестница идёт.
"Нет-нет, постой, ужель не видишь -
я болен, милая газель!
Уж так меня ты ненавидишь,
что не поможешь лечь в постель?"
На несколько секунд застыла
у бедной девочки спина
и, повернувшись, наклонила
головку надо мной она,
Согнула худенькие ножки,
взялась за кисть и за бедро,
и я услышал, как у крошки
колотит сердце о ребро.
Мы подбираемся к постели -
всё ближе и сильнее вонь
и вдруг за пазуху газели
просунул я свою ладонь...
Всё дальше помнится в тумане,
я был горяч и зол, как вошь.
И через час сказала Маня:
"Ну, Луноход, ну ты даёшь!
Да, наших пацанов из класса
с тобою не сравнить, урод".
Затем добавила: "Напрасно
ты мне носок засунул в рот".
Она пошла решать задачки,
пообещав зайти сама.
Запись третья
...От этой чёртовой соплячки
едва я не сошел с ума.
Она в любовь со мной играла
по восемь-десять раз на дню,
бельишко мне перестирала,
улучшила моё меню.
Я стал ухоженный и гладкий,
почтенный с виду старикан.
Куда брюзга девался гадкий,
тот дурно пахнущий букан!
Людей дивили перемены,
происходящие со мной.
А я уж начал лезть на стены,
когда Машутка шла домой
будить мои резервы силы
и грабить фонд мой семенной.
И ровный холодок могилы
уж ощущал я за спиной.
Однажды утром, встав с кровати
и еле ноги волоча,
собрав в рюкзак бельё и ватник,
решил задать я стрекача,
парализованной соседке
ни полсловечка не сказал,
доел Машуткины объедки
и устремился на вокзал,
до Комсомольска-на-Амуре
купил плацкарту, сел в вагон,
шепнул "прости!" любимой Муре
и из Москвы умчался вон.
Запись четвёртая
...Один в тайге уже лет тридцать
я жизнью праведной живу.
Лишь фрицы да самоубийцы
стремятся в матушку-Москву.
(1992)
Земля замкнула круг - и по оси
И по орбите нынче круг замкнуло.
Январь уж наступил. Одним соси,
Другим бабла и счастья поднадуло.
Американский презик не у дел,
У украинского мука прилипла к носу,
Наш на певиц с гимнастками надел
Еще по ордену, и тут с него нет спросу.
Всё так же над Кремлем звезда горит,
Всё так же свеж в гробу бессмертный Ленин.
Наш Дед Мороз в обнимку с внучкой спит,
А Санта Клаус - с пожилым оленем.
И по орбите нынче круг замкнуло.
Январь уж наступил. Одним соси,
Другим бабла и счастья поднадуло.
Американский презик не у дел,
У украинского мука прилипла к носу,
Наш на певиц с гимнастками надел
Еще по ордену, и тут с него нет спросу.
Всё так же над Кремлем звезда горит,
Всё так же свеж в гробу бессмертный Ленин.
Наш Дед Мороз в обнимку с внучкой спит,
А Санта Клаус - с пожилым оленем.
Тираня мам, лихие малолетки
Все чаще мне являются во снах,
Суют мне в рот волшебные таблетки
И возятся потом в моих штанах.
Иду такой во сне по вернисажу,
Смотрю лениво в рамы с пустотой,
А барышня, желая эпатажу,
Жмёт мне мотню и говорит «отстой».
И мамы - просто мамы - не имамы,
Не в силах поколенье обуздать,
Поют нам гимны и эпиталамы,
А надо бы камнями закидать.
Сыграй, гармонь, мне за педофилию,
И за искусство жизни поиграй!
И кракалыг, и эльфов - всех пилил я,
Но лишь во сне был настоящий рай!
Когда во сне я слышал крик малявки:
«Дедуля, милый, выпори, порви!» -
Я понимал: Spice girls - деревня, шавки,
С Бейонс и Бритни Спирс на MTV.
Я промолчу о штукатурке Аллы
И про Мадонны ржавый целлюлит,
Но и недавно струганные шпалы -
Уже и их ничто не исцелит.
Шурыга стримит прелести в Тик-токе,
«ТаТу» давно не пляшут, не поют,
На Билли Айлиш дрочат в караоке,
Но скоро, скоро и ее сольют.
И лишь во снах вы, девы, вечно юны,
И пахнете цветами и весной,
Лишь там, когда мой шторм зальёт лагуну,
Менты и мамы не придут за мной.
Все чаще мне являются во снах,
Суют мне в рот волшебные таблетки
И возятся потом в моих штанах.
Иду такой во сне по вернисажу,
Смотрю лениво в рамы с пустотой,
А барышня, желая эпатажу,
Жмёт мне мотню и говорит «отстой».
И мамы - просто мамы - не имамы,
Не в силах поколенье обуздать,
Поют нам гимны и эпиталамы,
А надо бы камнями закидать.
Сыграй, гармонь, мне за педофилию,
И за искусство жизни поиграй!
И кракалыг, и эльфов - всех пилил я,
Но лишь во сне был настоящий рай!
Когда во сне я слышал крик малявки:
«Дедуля, милый, выпори, порви!» -
Я понимал: Spice girls - деревня, шавки,
С Бейонс и Бритни Спирс на MTV.
Я промолчу о штукатурке Аллы
И про Мадонны ржавый целлюлит,
Но и недавно струганные шпалы -
Уже и их ничто не исцелит.
Шурыга стримит прелести в Тик-токе,
«ТаТу» давно не пляшут, не поют,
На Билли Айлиш дрочат в караоке,
Но скоро, скоро и ее сольют.
И лишь во снах вы, девы, вечно юны,
И пахнете цветами и весной,
Лишь там, когда мой шторм зальёт лагуну,
Менты и мамы не придут за мной.
Кому 17 лет - старуха,
А мне тридцатничек - свежак!
Когда их назовёшь «ссыкуха»,
Они хохочут и визжат,
А если скажешь: «Заготовка,
Давай скорее подрасти!» -
Сомлеет ягодка-плутовка,
Любую сможешь увезти.
И восклицай почаще: «Что я
С тобою делаю, урод?
Ох, срок накрутят мне с тобою
За этот полумягкий ввод!»
Возьмёт ли в ротик свиристелка,
Чтоб тряпку превратить в морковь,
Воскликни: «Ты, наверно, целка?
Топтать мне зону за любовь!»
Когда же дева засмеётся,
Давясь потоками любви,
Закашляет и поперхнётся -
Ты вдруг процесс останови
И, протирая занавеской
Упавший чахленький елдак,
Начни руками дергать резко
И говори примерно так:
«Останови, пока не поздно,
Мгновенье, милая Мисюсь!
Пусть будет все у нас серьезно,
Вот станешь взрослой - я женюсь.
Поверь, я правда озадачен
Незрелым возрастом твоим.
Прости меня. Отель оплачен.
Я ухожу, мой херувим!»
А мне тридцатничек - свежак!
Когда их назовёшь «ссыкуха»,
Они хохочут и визжат,
А если скажешь: «Заготовка,
Давай скорее подрасти!» -
Сомлеет ягодка-плутовка,
Любую сможешь увезти.
И восклицай почаще: «Что я
С тобою делаю, урод?
Ох, срок накрутят мне с тобою
За этот полумягкий ввод!»
Возьмёт ли в ротик свиристелка,
Чтоб тряпку превратить в морковь,
Воскликни: «Ты, наверно, целка?
Топтать мне зону за любовь!»
Когда же дева засмеётся,
Давясь потоками любви,
Закашляет и поперхнётся -
Ты вдруг процесс останови
И, протирая занавеской
Упавший чахленький елдак,
Начни руками дергать резко
И говори примерно так:
«Останови, пока не поздно,
Мгновенье, милая Мисюсь!
Пусть будет все у нас серьезно,
Вот станешь взрослой - я женюсь.
Поверь, я правда озадачен
Незрелым возрастом твоим.
Прости меня. Отель оплачен.
Я ухожу, мой херувим!»
СУББОТНИЙ ВАЛЬСОК
О чем говорят евреи немножко мужского пола,
С залысинами и щеками, свисающими до плеч?
Им кажется их беседа изысканной и веселой,
И что любая девчонка к их пузам хочет прилечь.
А так-то на самом деле любая - но не любая,
А бедная провинциалка из края майданных кастрюль,
Ну, может, с тверской деревни доверчивая какая,
А чаще им пальчики лижет их такса или питбуль.
Едут и едут евреи из Питера до Одессы,
Потом из Одессы в Питер, потом за баблом в Москву,
И здесь они ходят на митинги в желто-синей одежде,
Машут портретом Бандеры, весело, в общем, живут.
Ляляйляляля-ляляля,
ляляйляляляй-ляляля,
ляляйляляляй-ляляля,
Ляляляля-ляляй.
О чем говорят евреи немножко мужского пола,
С залысинами и щеками, свисающими до плеч?
Им кажется их беседа изысканной и веселой,
И что любая девчонка к их пузам хочет прилечь.
А так-то на самом деле любая - но не любая,
А бедная провинциалка из края майданных кастрюль,
Ну, может, с тверской деревни доверчивая какая,
А чаще им пальчики лижет их такса или питбуль.
Едут и едут евреи из Питера до Одессы,
Потом из Одессы в Питер, потом за баблом в Москву,
И здесь они ходят на митинги в желто-синей одежде,
Машут портретом Бандеры, весело, в общем, живут.
Ляляйляляля-ляляля,
ляляйляляляй-ляляля,
ляляйляляляй-ляляля,
Ляляляля-ляляй.
В вихре новостей вокруг Казахстана и нашего туда «мягкого ввода» почему-то не сразу вспомнилась мне эта вещица, увы. Прям очень в резонанс, хоть и про Таиланд.
ЕБАТРОНИК
Я не репортер из Думских хроник
И не украинский патриот,
Я секретный русский ебатроник
(ОАО "Уралвагонзавод").
Не могу пока я догадаться,
В чем предназначение мое,
То ли услаждать и наслаждаться,
То ль в лесу насиловать зверье,
Иль намек на тяжкую работу
Слышится в названии моем.
В общем, мне тревожно отчего-то
В час, когда я остаюсь вдвоем
С энергичным лысоватым типом,
Что раз в день заходит в мой чулан
И, брезгливо теребя мне пипу,
Произносит: "Как оно, баклан?"
После, усмехнувшись в ус незримый,
Он бросает: "Не боись уже!
Скоро я пошлю тебя, родимый,
На защиту русских рубежей.
Много террористов стало в мире,
Ваххабитско-салафитских банд.
Здесь пока мы мочим всех в сортире,
Но страдает братский Таиланд.
Ну и распоясалась не в меру
Ихняя болотная шизня,
Срут они на скрепы и на веру.
Сам король просил помочь меня.
Все там курят спайс и гидропоник,
А еще употребляют мак.
Мы покажем, слышишь, ебатроник,
Таиландским пидорам кулак!
Мы тебя еще чутка подкрутим
И обрушим прямо на Бангкок". -
"Всем порвем очко, товарищ..." - "Тьфу ты!
Не ори ты так пока, сынок".
...Люди в черном после приходили,
Глаз паяли, нарастили буй.
А потом в коробке уронили,
Но не на Бангкок, а на Самуй.
(Тем, кто географии не знает,
Объясню как детям, в двух словах:
В городе Бангкоке бунт гуляет,
А турист и триппер - в Самуях.)
Я сидел на пальмах, как макака,
Прячась от досужих тайских глаз.
Не ошибся ж лысый же, однако,
Может, ваххабиты здесь сейчас?
И когда, срыгнув в кусты напитки
И поднявши задницы в зенит,
Стали ссать две русских ваххабитки,
Ощутил я, как во мне звенит.
- Слышь, Машунь, меня ебут, по ходу! -
Заявила первая второй,
И тот час же разбудил природу
Дикий и счастливый женский вой.
- Джамиля, чего вопишь, я это...
Ощущаю тоже... Мама, ой! -
И немедля огласил планету
Выкрик осчастливленной второй.
- Эй, а-ну, потише, недобитки, -
Заскрипел я, убирая штырь. -
Ну, давай, колитесь, ваххабитки,
Где ваш главный прячется упырь?
На соседней ананасной грядке
Раздалось: - Девчата, где вы, стой!
Машенька, с тобою все в порядке?
Джамиля, а кто это с тобой?
- Дед, а-ну-ка, прекратил движенье!
- А ты кто? - Я? Местный робокоп.
Жопы рву врагам на пораженье!
- Нет, милок, ты русский самоеб!
- Ты чего, дедуля? Ты дальтоник?
Ты чего вообще имел ввиду?
Русский - да, но только ебатроник.
Ща тебя на базу отведу!
Тут дедок закашлялся от смеха
И сказал, к девчонкам обратясь:
- Ебатроник! Надо же, потеха!
Вона где эпох порылась связь!
А ведь до тебя, до обормота,
Тоже были кибер-пацаны!
Были до гагаринских полетов
Эти технологии-наны.
Приказал создать товарищ Сталин,
Разорвать очко буржуям чтоб,
Трах-машину из ка-зэ и стали,
В просторечьи, значит, самоеб.
Помешала "оттепель" Хрущева
Сбросить первый модуль на врага.
Говорят, что Валька Терешкова
С ним долбилась в космосе, ага.
А когда Хрущева скинул Лёнька,
Как-то позабыли про него,
Ну и прибрала к рукам бабенка
Звездного дружочка своего.
- Диду, разом в дупу отрымаешь! -
Сбился я на украинский вдруг.
- Ты, наверно, многого не знаешь,
Самоеба недалекий внук.
Были и другие самоебы,
Что пахали Лондон и Берлин,
И в чаду антисоветской злобы
Создавали братство гей-мужчин.
И теперь Европа - не Европа,
Где царил германо-римский дух,
А сплошная радужная жопа
И стада тоскливых молодух.
И еще, конечно, ваххабиты.
Значит, их приказано растлить?
Что ж, милок, без страха их... гноби ты,
Станут подобрее, может быть.
- Деедушка! А может быть, не надо?
Он нам так пришелся по душе!
Троник, слышь, наплюй на этих гадов,
С нас и спирт, и масло, и ваще!
Мы тебе таких подруг подгоним,
И по миру с кайфом провезем!
Ебатроник, отнеси нас в номер,
Сами мы, боюсь, не доползем...
….......................................................
Занавес. Герои исчезают,
А на сцене автор, шут и враль,
Медленно штаны с него сползают,
И вылазит голая мораль.
А мораль-то будет невеселой
И неутешительной для дам.
Вот сюжет: стоит мужчина голый,
ЕБАТРОНИК
Я не репортер из Думских хроник
И не украинский патриот,
Я секретный русский ебатроник
(ОАО "Уралвагонзавод").
Не могу пока я догадаться,
В чем предназначение мое,
То ли услаждать и наслаждаться,
То ль в лесу насиловать зверье,
Иль намек на тяжкую работу
Слышится в названии моем.
В общем, мне тревожно отчего-то
В час, когда я остаюсь вдвоем
С энергичным лысоватым типом,
Что раз в день заходит в мой чулан
И, брезгливо теребя мне пипу,
Произносит: "Как оно, баклан?"
После, усмехнувшись в ус незримый,
Он бросает: "Не боись уже!
Скоро я пошлю тебя, родимый,
На защиту русских рубежей.
Много террористов стало в мире,
Ваххабитско-салафитских банд.
Здесь пока мы мочим всех в сортире,
Но страдает братский Таиланд.
Ну и распоясалась не в меру
Ихняя болотная шизня,
Срут они на скрепы и на веру.
Сам король просил помочь меня.
Все там курят спайс и гидропоник,
А еще употребляют мак.
Мы покажем, слышишь, ебатроник,
Таиландским пидорам кулак!
Мы тебя еще чутка подкрутим
И обрушим прямо на Бангкок". -
"Всем порвем очко, товарищ..." - "Тьфу ты!
Не ори ты так пока, сынок".
...Люди в черном после приходили,
Глаз паяли, нарастили буй.
А потом в коробке уронили,
Но не на Бангкок, а на Самуй.
(Тем, кто географии не знает,
Объясню как детям, в двух словах:
В городе Бангкоке бунт гуляет,
А турист и триппер - в Самуях.)
Я сидел на пальмах, как макака,
Прячась от досужих тайских глаз.
Не ошибся ж лысый же, однако,
Может, ваххабиты здесь сейчас?
И когда, срыгнув в кусты напитки
И поднявши задницы в зенит,
Стали ссать две русских ваххабитки,
Ощутил я, как во мне звенит.
- Слышь, Машунь, меня ебут, по ходу! -
Заявила первая второй,
И тот час же разбудил природу
Дикий и счастливый женский вой.
- Джамиля, чего вопишь, я это...
Ощущаю тоже... Мама, ой! -
И немедля огласил планету
Выкрик осчастливленной второй.
- Эй, а-ну, потише, недобитки, -
Заскрипел я, убирая штырь. -
Ну, давай, колитесь, ваххабитки,
Где ваш главный прячется упырь?
На соседней ананасной грядке
Раздалось: - Девчата, где вы, стой!
Машенька, с тобою все в порядке?
Джамиля, а кто это с тобой?
- Дед, а-ну-ка, прекратил движенье!
- А ты кто? - Я? Местный робокоп.
Жопы рву врагам на пораженье!
- Нет, милок, ты русский самоеб!
- Ты чего, дедуля? Ты дальтоник?
Ты чего вообще имел ввиду?
Русский - да, но только ебатроник.
Ща тебя на базу отведу!
Тут дедок закашлялся от смеха
И сказал, к девчонкам обратясь:
- Ебатроник! Надо же, потеха!
Вона где эпох порылась связь!
А ведь до тебя, до обормота,
Тоже были кибер-пацаны!
Были до гагаринских полетов
Эти технологии-наны.
Приказал создать товарищ Сталин,
Разорвать очко буржуям чтоб,
Трах-машину из ка-зэ и стали,
В просторечьи, значит, самоеб.
Помешала "оттепель" Хрущева
Сбросить первый модуль на врага.
Говорят, что Валька Терешкова
С ним долбилась в космосе, ага.
А когда Хрущева скинул Лёнька,
Как-то позабыли про него,
Ну и прибрала к рукам бабенка
Звездного дружочка своего.
- Диду, разом в дупу отрымаешь! -
Сбился я на украинский вдруг.
- Ты, наверно, многого не знаешь,
Самоеба недалекий внук.
Были и другие самоебы,
Что пахали Лондон и Берлин,
И в чаду антисоветской злобы
Создавали братство гей-мужчин.
И теперь Европа - не Европа,
Где царил германо-римский дух,
А сплошная радужная жопа
И стада тоскливых молодух.
И еще, конечно, ваххабиты.
Значит, их приказано растлить?
Что ж, милок, без страха их... гноби ты,
Станут подобрее, может быть.
- Деедушка! А может быть, не надо?
Он нам так пришелся по душе!
Троник, слышь, наплюй на этих гадов,
С нас и спирт, и масло, и ваще!
Мы тебе таких подруг подгоним,
И по миру с кайфом провезем!
Ебатроник, отнеси нас в номер,
Сами мы, боюсь, не доползем...
….......................................................
Занавес. Герои исчезают,
А на сцене автор, шут и враль,
Медленно штаны с него сползают,
И вылазит голая мораль.
А мораль-то будет невеселой
И неутешительной для дам.
Вот сюжет: стоит мужчина голый,
Друзья! Группа Бахыт-Компот приглашает всех на следующий концерт, который состоится в пятницу 21 января в Рюмочной Зюзино. В программе хиты и бронебойные новинки! ⚡🍷⚡ Ждём всех! 😊 Сбор гостей в 20:00
Билеты и столики - https://www.ryumochnaya.net/node/717
Билеты и столики - https://www.ryumochnaya.net/node/717
ИМЕНА ГРУЗИИ
Хорошо, наверно, быть грузином,
С наликом в карманах до колен,
И, наверно, плохо быть грузином,
Если денег нет и чахлый член.
Ты наряден, если имя Гиви
Дали при рождении тебе,
Пьёшь вино и кушаешь сациви,
Дамам возишь буем по губе.
Ты прекрасен - именем Иосиф
Нарекла тебя твоя маман,
Либералам гордо в рожи бросишь:
Ара, шени деде могитхан!*
/*Непереводимая игра слов./
Ну, а если с именем Лаврентий
Суждено тебе тянуться ввысь,
Словно лавру в солнечном Сорренто,
Сто пудов - всё в жизни …хорошо.
/Вариант: твои мечты сбылись./
Гамарджоба! - говорят соседи
Человеку с именем Отар,
Он богат и важен, крыша едет
От богатства в тысячу отар.
Важа тоже как бы очень важен,
Из себя такой надменный муж,
Но бывает часто эпатажен
И рифмует песенки к тому ж.
Ну а если Валико и Важа,
И Вахтанг заспорили с Васо,
Их мгновенно окружает стража,
И в участок пьяными несёт.
И в участке полицмейстер Гоча,
Пробуя весь винный конфискат,
Говорит: «Не то вино, короче.
Лучше мой попробуйте мускат!»
А потом всех спорщиков от Гочи
По домам развозит Автандил,
У него авто чернее ночи,
Он красив, как Данди-крокодил.
Есть там имена совсем смешные:
Робинзон, Наполеон, Атос -
Мама с папой не были больные,
Просто много книг прочесть пришлось,
Просто сукаблять была культура
В сером неуклюжем Сэсэсэр,
Чачу разбавляли политурой,
Но друг другу говорили «сэр»,
Как любили, пели и мечтали
О планетах, звёздных кораблях!..
Просран урожай, товарищ Сталин,
Все посевы сгнили на полях.
Хорошо, наверно, быть грузином,
С наликом в карманах до колен,
И, наверно, плохо быть грузином,
Если денег нет и чахлый член.
Ты наряден, если имя Гиви
Дали при рождении тебе,
Пьёшь вино и кушаешь сациви,
Дамам возишь буем по губе.
Ты прекрасен - именем Иосиф
Нарекла тебя твоя маман,
Либералам гордо в рожи бросишь:
Ара, шени деде могитхан!*
/*Непереводимая игра слов./
Ну, а если с именем Лаврентий
Суждено тебе тянуться ввысь,
Словно лавру в солнечном Сорренто,
Сто пудов - всё в жизни …хорошо.
/Вариант: твои мечты сбылись./
Гамарджоба! - говорят соседи
Человеку с именем Отар,
Он богат и важен, крыша едет
От богатства в тысячу отар.
Важа тоже как бы очень важен,
Из себя такой надменный муж,
Но бывает часто эпатажен
И рифмует песенки к тому ж.
Ну а если Валико и Важа,
И Вахтанг заспорили с Васо,
Их мгновенно окружает стража,
И в участок пьяными несёт.
И в участке полицмейстер Гоча,
Пробуя весь винный конфискат,
Говорит: «Не то вино, короче.
Лучше мой попробуйте мускат!»
А потом всех спорщиков от Гочи
По домам развозит Автандил,
У него авто чернее ночи,
Он красив, как Данди-крокодил.
Есть там имена совсем смешные:
Робинзон, Наполеон, Атос -
Мама с папой не были больные,
Просто много книг прочесть пришлось,
Просто сукаблять была культура
В сером неуклюжем Сэсэсэр,
Чачу разбавляли политурой,
Но друг другу говорили «сэр»,
Как любили, пели и мечтали
О планетах, звёздных кораблях!..
Просран урожай, товарищ Сталин,
Все посевы сгнили на полях.
Forwarded from Лучшие стихи современных поэтов
* * *
Спотыкаясь, бредет по поселку
Тетка толстая лет сорока.
Прибыла она в южный поселок,
Чтоб себе подобрать мужика.
По прибытии же оказалось,
Что пристроены все мужики.
Значит, надо таскаться на море,
Тягомотное, как рудники,
Погружаться в противную воду,
Втихаря испражняться в воде
И раздумывать: море – повсюду,
А любви не увидишь нигде.
Тетка, знай: я тебя понимаю,
Как и ты, я взыскую любви.
Увидав у кафе «Барабуля»,
Ты мгновенно меня позови.
А уж ежели там не увидишь,
То поверь, что сердиться нельзя,
Это значит – меня в Краснодаре
Задержали плохие друзья.
Там ведь тоже кафе «Барабуля»
У Центрального рынка стоит.
Там сижу я с плохими друзьями,
Перед нами закуска стоит,
Перед нами теснятся бутылки,
И мы падаем с ними в борьбе,
Но при этом я думаю, тетка,
Исключительно лишь о тебе.
(АНДРЕЙ ДОБРЫНИН)
Спотыкаясь, бредет по поселку
Тетка толстая лет сорока.
Прибыла она в южный поселок,
Чтоб себе подобрать мужика.
По прибытии же оказалось,
Что пристроены все мужики.
Значит, надо таскаться на море,
Тягомотное, как рудники,
Погружаться в противную воду,
Втихаря испражняться в воде
И раздумывать: море – повсюду,
А любви не увидишь нигде.
Тетка, знай: я тебя понимаю,
Как и ты, я взыскую любви.
Увидав у кафе «Барабуля»,
Ты мгновенно меня позови.
А уж ежели там не увидишь,
То поверь, что сердиться нельзя,
Это значит – меня в Краснодаре
Задержали плохие друзья.
Там ведь тоже кафе «Барабуля»
У Центрального рынка стоит.
Там сижу я с плохими друзьями,
Перед нами закуска стоит,
Перед нами теснятся бутылки,
И мы падаем с ними в борьбе,
Но при этом я думаю, тетка,
Исключительно лишь о тебе.
(АНДРЕЙ ДОБРЫНИН)
Просили продолжить грузинскую тему. Вот, раскопал. Ну и напоминаю, распивочная нас ждёт сегодня, то есть Рюмочная в ЗюЗиНо. Устроим распляс, как обычно.
СУЛИКО И ПИЗДУРКО
Напротив кафе "Сулико",
Где пхали, хинкали, мангал,
В распивочной "Хан Пиздурко"
Попроще народ отдыхал.
Там были селедка и борщ,
Там шпротик на хлебушке сох,
С коктейля по имени "Ёрш"
Ещё там никто не подох,
А если простого не пьёшь,
То есть для тебя "Полугар",
Конечно, дороже, чем ёрш,
Так уж для эстетов товар!
Среди постоянных ханыг
Был там завсегдатай-эстет,
В компании дам молодых
Блондин сорока восьми лет.
Он с дамами этими пил,
А сам всё смотрел за окно,
Как пляшет и хавает пипл
Под музыку из "Мимино".
Всегда он косил-выжидал,
Мелькнёт ли в окне "Сулико"
Очей его злая звезда,
Разливщица вин Русико.
Не мог заходить он туда,
Зарезать его в "Сулико"
Грозился отэц той звезда,
Сердитый батон Мишико.
Блондину грозил он ножом,
Поскольку он поваром был:
Иди, мол, отсюда, пижон,
Дорога к мой дочка забыл!
Блондин же по имени Стас
Не мог эту гого забыть,
В неделю по нескольку раз
В "Пиздурке" садился он пить,
И спутницам бледным своим,
Хватив полугара ноль-пять,
Рассказывал, пьяненький в дым,
Как хочет грузинку ласкать.
"Она не такая как вы!
О, как я хочу этот нос
Под сенью высокой травы
Сосать с упоеньем взасос!
И чтобы её ноготки
Царапали спину мою,
А после на лоб и виски
Жемчужную вылить струю!"
Понурые дамы в ответ
Ему теребили бутон,
А после с ним шли в туалет,
Где плакал в отчаянье он,
И слёзы на попку кап-кап,
И бёдра о попку шлёп-шлёп.
Смеялись глаза этих баб,
Когда их наш хныкалка ёб.
Но дело к развязке уже.
Однажды на яблочный спас
Свои разрядить фаберже
Готовился с дамочкой Стас,
И бац - на крыльце "Сулико"
Красотка грузинка стоит,
А рядом батон Мишико,
Руками маша, говорит.
Вдруг дева, косою тряхнув,
Спешит на проезжую часть,
И "газик", с угла поднырнув,
По ней неожиданно хрясть!
Кровавая каша и скальп,
И узкая в кольцах рука.
"Вот это блянахуй гештальт", -
Промолвил бармен "Пиздурка".
Блондин, опрокинув стола,
Бегом на проезжую часть.
"Любимая, как ты могла!
Батон, как ты дал ей пропасть?!
Ты сильно не прав, Мишико,
Не прав ты три тысячи раз!
О, боже, о, нет! Русико!
Зарежь и меня, пидарас!"
И бешеный хряк Мишико
На кухню бежит за ножом,
Заносит его высоко,
И в горло разит себя он.
"Батоно, ты что, охуел?!
Мишаня, пожалуйста, нет!
Полиция! Фак! Беспредел!
Хинкали! Сациви! Минет!
Ми пьяче, ми пхали, боржом!
Я буду бухать в "Сулико"!" -
Короче, рехнулся пижон,
И стал с этих пор ебанько.
...............................................
Брехня в этой байке лишь "хан",
Как титул семьи Пиздурко.
(А так-то мы все из дворян!)
СУЛИКО И ПИЗДУРКО
Напротив кафе "Сулико",
Где пхали, хинкали, мангал,
В распивочной "Хан Пиздурко"
Попроще народ отдыхал.
Там были селедка и борщ,
Там шпротик на хлебушке сох,
С коктейля по имени "Ёрш"
Ещё там никто не подох,
А если простого не пьёшь,
То есть для тебя "Полугар",
Конечно, дороже, чем ёрш,
Так уж для эстетов товар!
Среди постоянных ханыг
Был там завсегдатай-эстет,
В компании дам молодых
Блондин сорока восьми лет.
Он с дамами этими пил,
А сам всё смотрел за окно,
Как пляшет и хавает пипл
Под музыку из "Мимино".
Всегда он косил-выжидал,
Мелькнёт ли в окне "Сулико"
Очей его злая звезда,
Разливщица вин Русико.
Не мог заходить он туда,
Зарезать его в "Сулико"
Грозился отэц той звезда,
Сердитый батон Мишико.
Блондину грозил он ножом,
Поскольку он поваром был:
Иди, мол, отсюда, пижон,
Дорога к мой дочка забыл!
Блондин же по имени Стас
Не мог эту гого забыть,
В неделю по нескольку раз
В "Пиздурке" садился он пить,
И спутницам бледным своим,
Хватив полугара ноль-пять,
Рассказывал, пьяненький в дым,
Как хочет грузинку ласкать.
"Она не такая как вы!
О, как я хочу этот нос
Под сенью высокой травы
Сосать с упоеньем взасос!
И чтобы её ноготки
Царапали спину мою,
А после на лоб и виски
Жемчужную вылить струю!"
Понурые дамы в ответ
Ему теребили бутон,
А после с ним шли в туалет,
Где плакал в отчаянье он,
И слёзы на попку кап-кап,
И бёдра о попку шлёп-шлёп.
Смеялись глаза этих баб,
Когда их наш хныкалка ёб.
Но дело к развязке уже.
Однажды на яблочный спас
Свои разрядить фаберже
Готовился с дамочкой Стас,
И бац - на крыльце "Сулико"
Красотка грузинка стоит,
А рядом батон Мишико,
Руками маша, говорит.
Вдруг дева, косою тряхнув,
Спешит на проезжую часть,
И "газик", с угла поднырнув,
По ней неожиданно хрясть!
Кровавая каша и скальп,
И узкая в кольцах рука.
"Вот это блянахуй гештальт", -
Промолвил бармен "Пиздурка".
Блондин, опрокинув стола,
Бегом на проезжую часть.
"Любимая, как ты могла!
Батон, как ты дал ей пропасть?!
Ты сильно не прав, Мишико,
Не прав ты три тысячи раз!
О, боже, о, нет! Русико!
Зарежь и меня, пидарас!"
И бешеный хряк Мишико
На кухню бежит за ножом,
Заносит его высоко,
И в горло разит себя он.
"Батоно, ты что, охуел?!
Мишаня, пожалуйста, нет!
Полиция! Фак! Беспредел!
Хинкали! Сациви! Минет!
Ми пьяче, ми пхали, боржом!
Я буду бухать в "Сулико"!" -
Короче, рехнулся пижон,
И стал с этих пор ебанько.
...............................................
Брехня в этой байке лишь "хан",
Как титул семьи Пиздурко.
(А так-то мы все из дворян!)