Александр Вулых
***
ПРО ГОЛУБОГО ТИГРА
Время мчится, как с цепи сорвавшись,
Белых мух устроив хоровод,
И бычок, вздохнув и накачавшись,
На рогах уносит старый год.
Будет гимн по ящику отыгран,
Президент произнесёт слова,
С Новым годом голубого тигра
Нас поздравит Родины глава.
Обстановка нынче боевая,
Каждому об этом надо знать:
Тигры, в общем, добрыми бывают,
Если их за жопу не хватать!
Потому что хищники любые
Не приемлют этой вот фигни…
Ну а если тигры голубые,
Как отреагируют они?
Если не погладить их по попке,
Если их не шлёпнуть под хвостом,
Будут ли они милы и робки?
Не съедят с какашками потом?
Можно ли к ним задом повернуться,
Этим жестом не обидев их?
И вообще, на что они ведутся? –
Хрен поймёшь их, тигров голубых!
Каждый год, играя в эти игры,
Понимаем сквозь летящий снег,
Что всё ближе нам быки и тигры
И всё дальше просто человек.
***
ПРО ГОЛУБОГО ТИГРА
Время мчится, как с цепи сорвавшись,
Белых мух устроив хоровод,
И бычок, вздохнув и накачавшись,
На рогах уносит старый год.
Будет гимн по ящику отыгран,
Президент произнесёт слова,
С Новым годом голубого тигра
Нас поздравит Родины глава.
Обстановка нынче боевая,
Каждому об этом надо знать:
Тигры, в общем, добрыми бывают,
Если их за жопу не хватать!
Потому что хищники любые
Не приемлют этой вот фигни…
Ну а если тигры голубые,
Как отреагируют они?
Если не погладить их по попке,
Если их не шлёпнуть под хвостом,
Будут ли они милы и робки?
Не съедят с какашками потом?
Можно ли к ним задом повернуться,
Этим жестом не обидев их?
И вообще, на что они ведутся? –
Хрен поймёшь их, тигров голубых!
Каждый год, играя в эти игры,
Понимаем сквозь летящий снег,
Что всё ближе нам быки и тигры
И всё дальше просто человек.
КАНИКУЛЫ В РИГЕ
Хорошо, когда пиво не пахнет говном,
Хорошо, когда дюны под солнцем как злато,
Хорошо быть по жизни не слабым звеном,
Не смешным доходягой, а принцем богатым.
Хорошо из пентхауса мир озирать,
Справа Старая Рига и Юрмала слева,
Хорошо нюхать кокс и проказницу драть,
Повернись ко мне ртом, бледновласая дева!
…Но от праздничных дум вопль жены отвлечёт,
Крик детей за окном и гадюшник-квартира,
За которую выставлен сказочный счёт,
Невеселенький для повелителя мира.
Магазины закрылись, в кафе пустота,
Толпы пьяных ирландцев исчезли куда-то.
Нету праздника в сердце, одна маета,
Как сейчас в нашей Туле, должно быть, пиздато!
Для чего затащила нас тёща сюда,
Ностальгию лечить, позвоночную грыжу?
Лучше б квасила в Ейске, тупая манда.
Ненавижу ваш Евросоюз, ненавижу!
Хорошо, когда пиво не пахнет говном,
Хорошо, когда дюны под солнцем как злато,
Хорошо быть по жизни не слабым звеном,
Не смешным доходягой, а принцем богатым.
Хорошо из пентхауса мир озирать,
Справа Старая Рига и Юрмала слева,
Хорошо нюхать кокс и проказницу драть,
Повернись ко мне ртом, бледновласая дева!
…Но от праздничных дум вопль жены отвлечёт,
Крик детей за окном и гадюшник-квартира,
За которую выставлен сказочный счёт,
Невеселенький для повелителя мира.
Магазины закрылись, в кафе пустота,
Толпы пьяных ирландцев исчезли куда-то.
Нету праздника в сердце, одна маета,
Как сейчас в нашей Туле, должно быть, пиздато!
Для чего затащила нас тёща сюда,
Ностальгию лечить, позвоночную грыжу?
Лучше б квасила в Ейске, тупая манда.
Ненавижу ваш Евросоюз, ненавижу!
Forwarded from Лучшие стихи современных поэтов
* * *
Известно, что мужчин в невротиков
Упорно превращают бабы.
Измученные раздражением,
Невротики бледны и слабы.
Однако вспышки раздражения
Их в революцию толкают.
Есть бабы — значит, есть невротики,
И, значит, смуты не стихают.
А будь посимпатичней Крупская —
Как Мерилин Монро, к примеру, —
Да разве Ленин стал бы вспучивать
Над миром красную химеру?
Нет, он бы Крупскую обхаживал,
У той же, видимо, была бы
Сестра — гораздо жизнерадостней
И краше, чем другие бабы.
Сестру сосватали бы Троцкому,
И он бы не борцом идейным,
Не яростным смутьяном сделался,
А добрым, пухленьким Бронштейном.
(АНДРЕЙ ДОБРЫНИН)
Известно, что мужчин в невротиков
Упорно превращают бабы.
Измученные раздражением,
Невротики бледны и слабы.
Однако вспышки раздражения
Их в революцию толкают.
Есть бабы — значит, есть невротики,
И, значит, смуты не стихают.
А будь посимпатичней Крупская —
Как Мерилин Монро, к примеру, —
Да разве Ленин стал бы вспучивать
Над миром красную химеру?
Нет, он бы Крупскую обхаживал,
У той же, видимо, была бы
Сестра — гораздо жизнерадостней
И краше, чем другие бабы.
Сестру сосватали бы Троцкому,
И он бы не борцом идейным,
Не яростным смутьяном сделался,
А добрым, пухленьким Бронштейном.
(АНДРЕЙ ДОБРЫНИН)
ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА ГРАЖДАНИНА РФ, ПОДОЗРЕВАЕМОГО В ПОХИЩЕНИИ ДЕВУШКИ, ЛЮБЕЗНО ПРЕДОСТАВЛЕННОГО АВТОРУ ПОЛИЦИЕЙ ГОРОДА ЮРМАЛА
В Юрмале, там где во время оно
Гитарист Кузьмин хотел задрать
Девушку по имени Симона,
А попал к Алусику в кровать,
В недрах ресторана «Хрен и бочка»
Под пивную пенную струю
Эксцентричный папа-одиночка
Рассказал историю свою.
«Повстречал, сынок, я здесь на пляже
Девушку небесной красоты,
Подкатил серьезно и без лажи,
Первый день - кафе, вино, цветы,
На второй на Аллу Пугачеву
В «Дзинтари» хотел ее сводить,
А она в ответ: «Позвольте, Вова,
Мне богатыря от вас родить!
Знаю я поблизости болотце,
Там великолепный мягкий мох,
Выплесните свет в мое оконце
Там, где примет нас лесной чертог!»
Я, конечно, малость удивился,
Но подумал: местный, гля, гештальт.
И в болоте с нею час резвился,
И услышал: «Стой, довольно, хальт!»
Мохом я протер елдак и очи,
И сразил меня престрашный вид:
Предо мной в мерцаньи лунной ночи
Жабища огромная сидит.
Раздувая зоб, сверкает гневно
Красными очами в полумгле.
Я сказал: «Ох, йоптыть, королевна,
Лучшая зайчура на земле,
Щас меня пугаешь для чего ты?
Ну, давай обратно обратись!»
Но скакнула жаба вглубь болота,
И осталась в мохе только слизь.
Пробухал я, кажется, неделю,
В день седьмой увидел на крыльце
Девочку-младенца - мох на теле,
И немного тины на лице.
Ясными зелёными глазами
Посмотрел ребёнок на меня
И потек я пьяными слезами:
Ну, иди на ручки, малышня!
И когда над маленькой головкой
Маленький комарик пролетал,
Ротиком его ребёнок ловко
Засосал и бодро чмокать стал.
Понял я, что мне навряд ли надо
За «Агушей» в магазин ходить,
Всякой мушке дочка будет рада,
Воду из болотца будет пить.
Прожили мы так до желтых листьев,
Отмахала дочка за сезон,
Выросли у ней попец и сиськи,
Плавает, танцует под музон.
Только, правда, грамоты не знает,
Да на чорта ль грамота сейчас?
Если точно денежки считает -
Папе заработает на квас.
Я ведь тоже не банкир какой-то,
Сисадмином был на Рен-ТВ,
Но поднялся малость на биткойнах,
А теперь вот здесь сорю лавэ.
Ну давай малец ещё по шоту.
Кстати, вот и доченька пришла».
Тут я обмер, да и вся пиздота
В ресторане сразу замерла.
Вот скажу: красивая блондинка -
Не скажу буквально ничего.
Волосы - златая паутинка,
Очи - изумруд, и сиськи - во!
Я не помню, как в безумном вихре
Мы со сказкой этой унеслись,
Как ветра над Юрмалой затихли
В час, когда друг с другом мы слились,
Как блаженство разлилось по роже
В миг, когда я рвал её бельё,
Как пошли пупырышки по коже
У меня, а может, у нее...
Жаба, баба, тьма - потом не помню,
Только стон и квакание.
Но -
Запись есть в мобильном телефоне,
Как всосало внутрь меня оно,
Отрыгнуло кости как соринки,
Прорычало: «ёлочка, зажгись»,
И, пердя, зелёные икринки
Отложило в пенистую слизь.
В Юрмале, там где во время оно
Гитарист Кузьмин хотел задрать
Девушку по имени Симона,
А попал к Алусику в кровать,
В недрах ресторана «Хрен и бочка»
Под пивную пенную струю
Эксцентричный папа-одиночка
Рассказал историю свою.
«Повстречал, сынок, я здесь на пляже
Девушку небесной красоты,
Подкатил серьезно и без лажи,
Первый день - кафе, вино, цветы,
На второй на Аллу Пугачеву
В «Дзинтари» хотел ее сводить,
А она в ответ: «Позвольте, Вова,
Мне богатыря от вас родить!
Знаю я поблизости болотце,
Там великолепный мягкий мох,
Выплесните свет в мое оконце
Там, где примет нас лесной чертог!»
Я, конечно, малость удивился,
Но подумал: местный, гля, гештальт.
И в болоте с нею час резвился,
И услышал: «Стой, довольно, хальт!»
Мохом я протер елдак и очи,
И сразил меня престрашный вид:
Предо мной в мерцаньи лунной ночи
Жабища огромная сидит.
Раздувая зоб, сверкает гневно
Красными очами в полумгле.
Я сказал: «Ох, йоптыть, королевна,
Лучшая зайчура на земле,
Щас меня пугаешь для чего ты?
Ну, давай обратно обратись!»
Но скакнула жаба вглубь болота,
И осталась в мохе только слизь.
Пробухал я, кажется, неделю,
В день седьмой увидел на крыльце
Девочку-младенца - мох на теле,
И немного тины на лице.
Ясными зелёными глазами
Посмотрел ребёнок на меня
И потек я пьяными слезами:
Ну, иди на ручки, малышня!
И когда над маленькой головкой
Маленький комарик пролетал,
Ротиком его ребёнок ловко
Засосал и бодро чмокать стал.
Понял я, что мне навряд ли надо
За «Агушей» в магазин ходить,
Всякой мушке дочка будет рада,
Воду из болотца будет пить.
Прожили мы так до желтых листьев,
Отмахала дочка за сезон,
Выросли у ней попец и сиськи,
Плавает, танцует под музон.
Только, правда, грамоты не знает,
Да на чорта ль грамота сейчас?
Если точно денежки считает -
Папе заработает на квас.
Я ведь тоже не банкир какой-то,
Сисадмином был на Рен-ТВ,
Но поднялся малость на биткойнах,
А теперь вот здесь сорю лавэ.
Ну давай малец ещё по шоту.
Кстати, вот и доченька пришла».
Тут я обмер, да и вся пиздота
В ресторане сразу замерла.
Вот скажу: красивая блондинка -
Не скажу буквально ничего.
Волосы - златая паутинка,
Очи - изумруд, и сиськи - во!
Я не помню, как в безумном вихре
Мы со сказкой этой унеслись,
Как ветра над Юрмалой затихли
В час, когда друг с другом мы слились,
Как блаженство разлилось по роже
В миг, когда я рвал её бельё,
Как пошли пупырышки по коже
У меня, а может, у нее...
Жаба, баба, тьма - потом не помню,
Только стон и квакание.
Но -
Запись есть в мобильном телефоне,
Как всосало внутрь меня оно,
Отрыгнуло кости как соринки,
Прорычало: «ёлочка, зажгись»,
И, пердя, зелёные икринки
Отложило в пенистую слизь.
Споёмте, друзья! Нас ждут у моря.
ОДЕССКАЯ ЖАЛОСТНАЯ
В домике у Пятого Фонтана
Старенькая плачет обезьяна,
Обезьяна ест банан и плачет,
К ней скрипач пристроился незрячий.
Обезьяна б, может, и сбежала,
Только ей обидно за державу,
Ведь она известна всей Одессе,
Как звезда борделя тети Песи.
Тут, бывало, сам пан-сотник Люций
Парил вместе с ней качан свой куцый,
А министр по имени Мамука
Называл ее "мой сладкий сука".
А однажды депутат Береза
Лил над ней лазоревые слезы,
Потому что депутат Гурвинек
Запретил ему лизать свой финик.
Поредели нынче депутаты,
И не стало вдруг панов богатых,
Синь биндюжная да голодранцы,
Да парочка прижимистых маланцев.
Эй, скрипач, сыграй-ка хабанеру,
Укрепи, как можешь, нашу веру,
Что придут сюда Шойгу и Путин,
И в Одессе новый рай наступит.
ОДЕССКАЯ ЖАЛОСТНАЯ
В домике у Пятого Фонтана
Старенькая плачет обезьяна,
Обезьяна ест банан и плачет,
К ней скрипач пристроился незрячий.
Обезьяна б, может, и сбежала,
Только ей обидно за державу,
Ведь она известна всей Одессе,
Как звезда борделя тети Песи.
Тут, бывало, сам пан-сотник Люций
Парил вместе с ней качан свой куцый,
А министр по имени Мамука
Называл ее "мой сладкий сука".
А однажды депутат Береза
Лил над ней лазоревые слезы,
Потому что депутат Гурвинек
Запретил ему лизать свой финик.
Поредели нынче депутаты,
И не стало вдруг панов богатых,
Синь биндюжная да голодранцы,
Да парочка прижимистых маланцев.
Эй, скрипач, сыграй-ка хабанеру,
Укрепи, как можешь, нашу веру,
Что придут сюда Шойгу и Путин,
И в Одессе новый рай наступит.
Деревянный дурак, предок кибермашин,
зримый мир проверяя на честность,
шнобаком продырявил бумажный камин
и ушел сквозь дыру в неизвестность.
Ну а если бы нос деревянный его
на огонь настоящий нарвался,
то спалило бы нос и его самого,
и создатель его б обосрался.
«Буратино, не прыгай, постой, я сейчас!» -
зорал бы бухой папа Карло.
«Это водка! Не лей на меня, пидорас!» -
но огонь лишь сильней полыхал бы.
Так сгорел бы, деяний больших не свершив,
терминатора пращур носатый.
К счастью, мир оказался жеманно-фальшив
и беззлобен как пудель лохматый.
Без особых усилий досталась ему
лупоглазая крошка Мальвина,
ей влюбленный Пьеро был совсем ни к чему,
ей понравилась кибермашина.
Жестко к цели стремился наш кукольный монстр,
и живые ему подчинялись,
был кулак его жесток и нос его остр,
все боялись и все прогибались.
Даже злобный урод Карабас-Барабас,
самый главный в стране мафиози,
был повержен, растоптан, оставлен без глаз
и опущен в немыслимой позе.
В чем мораль этой сказки? Да только лишь в том,
что весь мир нереален, непрочен,
и любым очумевшим от власти скотом
может быть до слонов разворочен.
Трех слонов, трех китов терминатор-батыр
перемелет в форшмак совершенный,
заполняя собой ненавидимый мир,
жестяную коробку Вселенной.
И когда убедится Создатель Миров,
что еще одна банка готова,
он припрячет ее для грядущих пиров
и создаст свою Матрицу снова.
Может, в ней будет меньше, чем в той, Буратин,
терминаторов и Франкенштейнов,
только Матрица принадлежать будет им,
мы же в ней пребываем шутейно.
Веселиться пытаемся этак и так
и с Мальвинами совокупляться,
но придет Буратино и скажет:
«Форшмак!» -
и хана нашей Матрице, братцы.
зримый мир проверяя на честность,
шнобаком продырявил бумажный камин
и ушел сквозь дыру в неизвестность.
Ну а если бы нос деревянный его
на огонь настоящий нарвался,
то спалило бы нос и его самого,
и создатель его б обосрался.
«Буратино, не прыгай, постой, я сейчас!» -
зорал бы бухой папа Карло.
«Это водка! Не лей на меня, пидорас!» -
но огонь лишь сильней полыхал бы.
Так сгорел бы, деяний больших не свершив,
терминатора пращур носатый.
К счастью, мир оказался жеманно-фальшив
и беззлобен как пудель лохматый.
Без особых усилий досталась ему
лупоглазая крошка Мальвина,
ей влюбленный Пьеро был совсем ни к чему,
ей понравилась кибермашина.
Жестко к цели стремился наш кукольный монстр,
и живые ему подчинялись,
был кулак его жесток и нос его остр,
все боялись и все прогибались.
Даже злобный урод Карабас-Барабас,
самый главный в стране мафиози,
был повержен, растоптан, оставлен без глаз
и опущен в немыслимой позе.
В чем мораль этой сказки? Да только лишь в том,
что весь мир нереален, непрочен,
и любым очумевшим от власти скотом
может быть до слонов разворочен.
Трех слонов, трех китов терминатор-батыр
перемелет в форшмак совершенный,
заполняя собой ненавидимый мир,
жестяную коробку Вселенной.
И когда убедится Создатель Миров,
что еще одна банка готова,
он припрячет ее для грядущих пиров
и создаст свою Матрицу снова.
Может, в ней будет меньше, чем в той, Буратин,
терминаторов и Франкенштейнов,
только Матрица принадлежать будет им,
мы же в ней пребываем шутейно.
Веселиться пытаемся этак и так
и с Мальвинами совокупляться,
но придет Буратино и скажет:
«Форшмак!» -
и хана нашей Матрице, братцы.
Forwarded from Поэт как знал
Покушение на Елизавету II не удалось. 19-летний индиец с арбалетом был схвачен полицией, когда перелез через ограду Виндзорского замка. Собирался мстить за колониальную политику Британии в Индии.
Комментирует Иван Тургенев:
Сидит королева в Виндзорском бору.
Придворные дамы играют
В вошедшую в моду недавно игру;
Ту крокет игру называют.
Катают шары и в отмеченный круг
Их гонят так ловко и смело.
Глядит королева, смеётся... и вдруг
Умолкла... лицо помертвело.
Комментирует Иван Тургенев:
Сидит королева в Виндзорском бору.
Придворные дамы играют
В вошедшую в моду недавно игру;
Ту крокет игру называют.
Катают шары и в отмеченный круг
Их гонят так ловко и смело.
Глядит королева, смеётся... и вдруг
Умолкла... лицо помертвело.
Прочитал Гумилёв «Сказку о рыбке» - заебошил «АБИССИНСКИЕ ПЕСНИ»
***
Раз услышал бедный абиссинец,
Что далеко, на севере, в Каире
Занзибарские девушки пляшут
И любовь продают за деньги.
А ему давно надоели
Жирные женщины Габеша,
Хитрые и злые сомалийки
И грязные поденщицы Каффы.
И отправился бедный абиссинец
На своем единственном муле
Через горы, леса и степи
Далеко, далеко на север.
На него нападали воры,
Он убил четверых и скрылся,
А в густых лесах Сенаара
Слон-отшельник растоптал его мула.
Двадцать раз обновлялся месяц,
Пока он дошел до Каира,
И вспомнил, что у него нет денег,
И пошел назад той же дорогой.
***
Раз услышал бедный абиссинец,
Что далеко, на севере, в Каире
Занзибарские девушки пляшут
И любовь продают за деньги.
А ему давно надоели
Жирные женщины Габеша,
Хитрые и злые сомалийки
И грязные поденщицы Каффы.
И отправился бедный абиссинец
На своем единственном муле
Через горы, леса и степи
Далеко, далеко на север.
На него нападали воры,
Он убил четверых и скрылся,
А в густых лесах Сенаара
Слон-отшельник растоптал его мула.
Двадцать раз обновлялся месяц,
Пока он дошел до Каира,
И вспомнил, что у него нет денег,
И пошел назад той же дорогой.
ПРО КОТИКОВ И ЛИНЗЫ
Оптическими линзами для котиков
Я в Приуралье бойко торговал.
Край пьянства, мордобоя и наркотиков -
Добрей и лучше делал я Урал.
Магнитогорск, Баймак и Юлдыбаево -
В каких я только не был городах!
Встречался и с солидными бабаями,
И с дамочками в ветреных годах.
И котики мне попадались разные:
Коты как мы, у каждого свой нрав,
Бывают истерички безобразные,
Другой боец спокоен, как удав.
Не просто в глазки вставить линзы котику,
А после раз в неделю промывать,
Но умный кот, конечно, ценит оптику,
Ведь с ней сподручней мышек убивать.
Еще бывают с оптикою казусы,
Когда породистый прозревший кот
Вдруг кошку резко покрывать отказывается,
И кошечка котяре не дает.
Прозрев, они капризными становятся,
И норовят блудить на стороне,
И всякие неправильные помеси
Приносят кошки людям по весне.
Я после этих случаев задумался,
Кошачий возбудитель стал искать,
И только натолкавши возбудителя,
Котов на кошек начал запускать.
Естественно, с хозяйскими приглядами:
То под умильный шепот старичков,
То с дамочкой обмениваюсь взглядами
Такими, что искрит из-под очков!
(Торгую я оптическими линзами,
Но их принципиально не ношу:
Порой, умучив даму, так забрызгаю,
Что и себе весь день глаза чешу).
А где мораль у этого творения? -
Читатель нервный перебьет меня.
А нет морали. Так, отрыжка гения.
И линзы ваши - полная х.....
Оптическими линзами для котиков
Я в Приуралье бойко торговал.
Край пьянства, мордобоя и наркотиков -
Добрей и лучше делал я Урал.
Магнитогорск, Баймак и Юлдыбаево -
В каких я только не был городах!
Встречался и с солидными бабаями,
И с дамочками в ветреных годах.
И котики мне попадались разные:
Коты как мы, у каждого свой нрав,
Бывают истерички безобразные,
Другой боец спокоен, как удав.
Не просто в глазки вставить линзы котику,
А после раз в неделю промывать,
Но умный кот, конечно, ценит оптику,
Ведь с ней сподручней мышек убивать.
Еще бывают с оптикою казусы,
Когда породистый прозревший кот
Вдруг кошку резко покрывать отказывается,
И кошечка котяре не дает.
Прозрев, они капризными становятся,
И норовят блудить на стороне,
И всякие неправильные помеси
Приносят кошки людям по весне.
Я после этих случаев задумался,
Кошачий возбудитель стал искать,
И только натолкавши возбудителя,
Котов на кошек начал запускать.
Естественно, с хозяйскими приглядами:
То под умильный шепот старичков,
То с дамочкой обмениваюсь взглядами
Такими, что искрит из-под очков!
(Торгую я оптическими линзами,
Но их принципиально не ношу:
Порой, умучив даму, так забрызгаю,
Что и себе весь день глаза чешу).
А где мораль у этого творения? -
Читатель нервный перебьет меня.
А нет морали. Так, отрыжка гения.
И линзы ваши - полная х.....
А завтра в Рюмочной новогоднее пре-пати с БахКомпотом. Всем быть!
Знаю, подольские сегодня в Рюмочную ЗюЗиНо приедут, обнимемся-расцелуемся. А вот из москвайских кто в Подольск собирается?
ПРИЕЗЖАЙТЕ В ПОДОЛЬСК ПОЛУЧИТЬ ПИЗДЮЛЕЙ
*
Я однажды поехал туда без рублей,
На заре воцарения Бори.
«Приезжайте в Подольск получить пиздюлей», -
Я прочёл из окна на заборе.
В электричке курили и пили вино,
Тускло тьму фонари освещали.
«Ну, дадут пиздюлей, ну, убьют - все равно», -
Думал я «у полони
печали».
Думал я: «Може дэсь у чаривных лисах,
В Пидмосковье, а нэ на Подоли,
Мэнэ ждэ, выкликае дивчина-краса,
Щоб смоктать мэни хуя бэз соли.
А за тэ, що дивчина обсмокче мэни,
А, мабуть, и заплыгнэ на мэнэ,
Я готовый закинчиты сумны ци дни
У подильских дубровах зэлэных».
Так я думал, себя распаляя мечтой,
И доехал до станции Гривно.
«Ось яка гарна назва!» - на станции той
Вышел я в настроении дивном.
Но русалок не встретил я в этих краях,
И, по счастью, не дали пизды мне,
Но с тех пор те слова вновь и снова в ушах
Разливаются в радостном гимне,
Словно давних эпох героический клич,
Словно Сиринов райское пенье.
По-хохлацки я тут насвистел вам мой спич,
Чтобы чувств передать вам бурленье,
Чтоб напомнить, что город Подольск и Подол,
Тот что в Киеве, - разные вещи,
Заодно показать вам, что я пиздобол
И в Московии нет меня хлеще,
Чтобы в год БээЛэМ и ковидных соплей
Нас призывы взбодрили бы эти:
«Приезжайте в Подольск получить пиздюлей», -
Нету музыки слаще на свете!
ПРИЕЗЖАЙТЕ В ПОДОЛЬСК ПОЛУЧИТЬ ПИЗДЮЛЕЙ
*
Я однажды поехал туда без рублей,
На заре воцарения Бори.
«Приезжайте в Подольск получить пиздюлей», -
Я прочёл из окна на заборе.
В электричке курили и пили вино,
Тускло тьму фонари освещали.
«Ну, дадут пиздюлей, ну, убьют - все равно», -
Думал я «у полони
печали».
Думал я: «Може дэсь у чаривных лисах,
В Пидмосковье, а нэ на Подоли,
Мэнэ ждэ, выкликае дивчина-краса,
Щоб смоктать мэни хуя бэз соли.
А за тэ, що дивчина обсмокче мэни,
А, мабуть, и заплыгнэ на мэнэ,
Я готовый закинчиты сумны ци дни
У подильских дубровах зэлэных».
Так я думал, себя распаляя мечтой,
И доехал до станции Гривно.
«Ось яка гарна назва!» - на станции той
Вышел я в настроении дивном.
Но русалок не встретил я в этих краях,
И, по счастью, не дали пизды мне,
Но с тех пор те слова вновь и снова в ушах
Разливаются в радостном гимне,
Словно давних эпох героический клич,
Словно Сиринов райское пенье.
По-хохлацки я тут насвистел вам мой спич,
Чтобы чувств передать вам бурленье,
Чтоб напомнить, что город Подольск и Подол,
Тот что в Киеве, - разные вещи,
Заодно показать вам, что я пиздобол
И в Московии нет меня хлеще,
Чтобы в год БээЛэМ и ковидных соплей
Нас призывы взбодрили бы эти:
«Приезжайте в Подольск получить пиздюлей», -
Нету музыки слаще на свете!
Слава звездам, я доволен этим годом, и счастлив, что он был, что мне его и дальнейшую жизнь подарили медики ковидария в Крокусе. Ребята по большей части с Кавказа и из Средней Азии, в которой я рос когда-то и люблю всем сердцем. Спасибо вам , родные, и вот вам песня - слова, может, так себе, но от души!
***
Ой задышал я задышал, а словно хлебушек в печи,
Расправил грудь я и невидимые крылья,
Спасибо Крокус Сити холл, сестрички-братики, врачи,
Зачем чуть раньше вас не посетил я!
Теперь я живчик-молодец, теперь я с хреном холодец,
Такой ядреный и перченый, и шарнирный,
А дней лишь несколько тому
едва не рухнул я во тьму,
Леча ковид настоечкой имбирной.
Юдоль мучений и скорбей, а для меня, хоть ты убей,
Ты стал магическим проходом к новой жизни.
Бойцы с просторов СНГ лечили тут не за теньге.
Всем счастья в вашей и моей Большой Отчизне!
***
Ой задышал я задышал, а словно хлебушек в печи,
Расправил грудь я и невидимые крылья,
Спасибо Крокус Сити холл, сестрички-братики, врачи,
Зачем чуть раньше вас не посетил я!
Теперь я живчик-молодец, теперь я с хреном холодец,
Такой ядреный и перченый, и шарнирный,
А дней лишь несколько тому
едва не рухнул я во тьму,
Леча ковид настоечкой имбирной.
Юдоль мучений и скорбей, а для меня, хоть ты убей,
Ты стал магическим проходом к новой жизни.
Бойцы с просторов СНГ лечили тут не за теньге.
Всем счастья в вашей и моей Большой Отчизне!
Николай Гумилёв
ПЯТЬ БЫКОВ
Я служил пять лет у богача,
Я стерег в полях его коней,
И за то мне подарил богач
Пять быков, приученных к ярму.
Одного из них зарезал лев,
Я нашел в траве его следы,
Надо лучше охранять крааль,
Надо на ночь зажигать костер.
А второй взбесился и бежал,
Звонкою ужаленный осой.
Я блуждал по зарослям пять дней,
Но нигде не мог его найти.
Двум другим подсыпал мой сосед
В пойло ядовитой белены,
И они валялись на земле
С высунутым синим языком.
Заколол последнего я сам,
Чтобы было чем попировать
В час, когда пылал соседский дом
И вопил в нем связанный сосед.
ПЯТЬ БЫКОВ
Я служил пять лет у богача,
Я стерег в полях его коней,
И за то мне подарил богач
Пять быков, приученных к ярму.
Одного из них зарезал лев,
Я нашел в траве его следы,
Надо лучше охранять крааль,
Надо на ночь зажигать костер.
А второй взбесился и бежал,
Звонкою ужаленный осой.
Я блуждал по зарослям пять дней,
Но нигде не мог его найти.
Двум другим подсыпал мой сосед
В пойло ядовитой белены,
И они валялись на земле
С высунутым синим языком.
Заколол последнего я сам,
Чтобы было чем попировать
В час, когда пылал соседский дом
И вопил в нем связанный сосед.