У моего блистательного коллеги Вовы Карабаса в субботу деньрожденческий концерт, споём с ним две наши совместных песни. Вот текст одной, а послушать приходите в Гластонберри.

Допивая вино, недопитое нами вчера,
и, касаясь ладонью бесстыдно раскрывшихся лилий,
я опять ощущаю изгибы тугого бедра
и забыть не могу, как мы долго и сладко шалили.

Как могло полыхнуть, встав столбом, это пламя костра
на болоте сыром, где пеньки застарелые гнили?
Я люблю тебя, жизнь! Никакая ты мне не сестра!
Ну, а если сестра, мы волшебно друг друга растлили.

Жизнь, судьба! Ты опять залезаешь на бра,
как пропели полвека назад ливерпульские перцы –
мне до лампочки всё, а стрела в моем раненом сердце,
колыхаясь, поет, как безумно нам было вчера…

И ещё одна песня-история от нашего дуэта с Карабасом.
Приходите на деньрожденческий концерт, споём с ним и с вами в Гластонберри.
***
Электричка посёлок избёнки ларьки,
Вдалеке и вблизи фонари огоньки
Тут сады и деревья там мусорный холм
Два ханыги ползут сквозь метель за бухлом

У платформы подтянутый крепкий дедок
Он коробку поставил на грязный ледок
На коробке платочки носки и магнит
И пальтишко женское рядом висит

За триста рублей пальтецо
Снежинками колет лицо
От бедности и от тоски
Сбежали из дома платки

И морозом и жаром меня обожгло
В миг один от платформы меня унесло
Невозможно на этого деда смотреть
Дай мне бог с ненаглядной день в день умереть

За триста рублей пальтецо
Снежинками колет лицо
От душной и пыльной тоски
Сбежали из дома пальто и носки

Здесь можно послушать наше с Карабасом «Пальтецо».
https://vk.com/wall12123559_56363

Искал надысь стихотворение Некрасова, где лирический герой убил из ружья ворона, поскольку всё в России прогнило, а ему надо было сердце облегчить. Забыл название. Спасибо, добрые люди помогли:

Николай Некрасов
«Как празднуют трусу»

Время-то есть, да писать нет возможности.
Мысль убивающий страх:
Не перейти бы границ осторожности,
Голову держит в тисках!
Утром мы наше село посещали,
Где я родился и взрос.
Сердце, подвластное старой печали,
Сжалось; в уме шевельнулся вопрос: Новое время — свободы, движенья,
Земства, железных путей.
Что ж я не вижу следов обновленья
В бедной отчизне моей?
Те же напевы, тоску наводящие,
С детства знакомые нам,
И о терпении новом молящие,
Те же попы по церквам.
В жизни крестьянина, ныне свободного,
Бедность, невежество, мрак.
Где же ты, тайна довольства народного?
Ворон в ответ мне прокаркал: «дурак!»
Я обругал его грубым невежею.
На телеграфную нить
Он пересел. «Не донос ли депешею
Хочет в столицу пустить?»
Глупая мысль, но я, долго не думая,
Метко прицелился. Выстрел гремит:
Падает замертво птица угрюмая,
Нить телеграфа дрожит…

Ну, вот первый дуэт, где бра и ливерпульские перцы)

Пальтецо
https://disk.yandex.ru/d/V03EMvKfsm_yvg

Андрей Добрынин (традиционное)

На кладбище, где собираются
Вампиры угрюмой толпой,
Я встретился в день Конституции
С красивой вампиркой одной.

Точней, была ночь Конституции,
Поскольку стемнело давно.
Готовил статью о вампирах я
В газету бульварную. Но

Увидел вампирку хорошую
И враз про статью позабыл.
Мы с нею столкнулись в проходике
Среди ограждённых могил.

Струилось сияние лунное
С её молодого лица
За ней ковыляли вздыхатели —
Оживших два-три мертвеца.

Прогнал я галантных покойников,
В них бросив зубок чеснока,
А девушке важно представился —
Мол, я журналист из "МК".

В восторге она захихикала:
"МК"? Журналист? Хи-хи-хи!
Хочу я пойти в журналистику,
К тому же пишу я стихи.

Не можете ль мне поспособствовать?
А я не останусь в долгу,
Внедриться в тусовку вампирскую
За это я вам помогу".

Вампирка с той ночи печатает
В "МК" за статьёю статью,
А я у важнейших начальников,
Свободно беру интервью.

Она стихотворными книжками
Уже завалила страну,
А я по ночам с олигархами
"Кровавую Мэри" тяну.

С вампиркой мы вскоре слюбилися,
Бессмысленно это скрывать.
При сексе намордник и варежки
Прошу я её надевать.

ИГОРЬ КУНИЦЫН

* * *
Свой бы дом - купил бы аппарат
самогонный, сделанный из меди
Аламбик, и гнал бы самиздат
из того, что кушают медведи.

Собирал бы жимолость в лесах
и малину кислую в посадках,
ставил брагу, мерил на весах
порции, записывал в тетрадку.

Наблюдал бы как за разом раз
самогон становится всё чище.
Так стихи поэт не на заказ
в скромном совершенствует жилище.

Так любимой женщины портрет
пишет в тайне от неё художник.
Так стихи измученный поэт
(я уже писал об этом) множит.

Так туман становится росой,
а любовь становится обманом.
Тяпнешь самогонки и босой
на крыльцо выходишь со стаканом.

Источник: https://m.facebook.com/story.php?story_fbid=2045701392264718&id=100004746305272

Пылающей зимнею ночью
Я видел расстрел балерин:
Строчил пулемет, и на клочья
Рвало буржуазных блядин,

Кровавые брызги летели
И крошево с каменных стен.
– Негодные бабы, не в теле, -
Сказал комиссар Бель-Шатен. -

Все эти изгибы-изломы,
Эпохи больные цветы,
Изблёв и исчадье Содома,
Боец, режь безжалостно ты!

Готово? Убрать эту падаль!
Пойдём, пулемётчик, налью. -
…Рассказывать далее надо ль,
Про грустную еблю мою?

Как в ров их, бедняжек, таская,
Нашёл я одну поцелéй,
И, вопли тоски испуская,
Присовывал там, где теплей.

Пиздёнка уже приостыла,
А рана дымилась в груди,
Со всей пролетарскою силой
Я эту дыру ей лудил.

Но вышли ко рву пулемётчик
И страшный Моше Бель-Шатен,
Увидев, как лунною ночью
Я в раны засовывал член.

Скрутили меня комиссары
И бросили в темный подвал.
Три дня я облёживал нары,
И ненависть в сердце ковал.

А после под белым штандартом
Деникинцы в город вошли.
Я с ними с великим азартом
Гнал выродков с русской земли.

За Русь, за французскую булку,
За Блока, шабли и террин
Рубил я в капусту ублюдков -
И пялил живых балерин.

ПУТЬ АРГОНАВТОВ

В пасхально-рождественский пост
Пасём золотое руно,
Чтоб снова на дуб во весь рост
Натянуто было оно,

Чтоб вновь аргонавты пришли
Всех северных дев обаять,
А после на шкуре могли
Детей им в пути наваять.

Но бойтесь нордических дев:
Едва отвернетесь от них,
Как всех перережут детей
Соседских, а после родных.

Ведь так уже было не раз,
Зачем же вы снова сюда?
Забудьте, не надо нам вас,
А вам нас вообще никогда.

Но так уж устроен наш мир:
Данайцы идут за моря,
Мечом раздвигают фронтир -
Но жопу им рвут якоря.

И снова от нас далеко,
В опрятных своих городках,
Они себе лижут очко,
Свой путь прославляя в веках.

Не забывайте!
Новый Год - семейный праздник, а перед ним ним надо наскакаться от души.
30 декабря, Рюмочная Зюзино, 20.00

Чахленькая пьющая девчушка
С желтыми булавками во рту,
По наркопритонам травит тушку
И бездарно тратит красоту.

Кольца на бровях и в ушках дырки -
Можно растянуть и всунуть член,
Молоком беременной вампирки
Организм твой будто опоен,

Ты бледна, как лунное сиянье,
Взгляд твой безутешен и устал.
Подойди сюда: даю заданье -
Превратить мне тряпочку в кристалл!

Вот такую - спелую до срока,
Юный утомленный организм -
Я мечтаю отодрать жестоко.
И вернуть в семью, в работу, в жизнь.

Чтобы искрометность и веселость
Поселились в хрупком существе,
Чтоб румяность вытеснила квёлость
И цари резвились в голове!

РАДОСТЬ ОТЦОВСТВА

Я колобок больной и старый,
От всех ушел и убежал.
С лисицей, жилистой, поджарой,
Красивых деток нарожал.
Они как папа - в форме шара,
Но в рыжей шерстке, как маман.
Как я поддался этим чарам?
Как дал себя вовлечь в обман?
Шныряют детушки по лесу,
Едят лягушек и мышат,
Они б и папу съели к бесу,
Но зубки портить не спешат.
Я стар, я черств, я тверд как камень,
И тем лисицу я пленил.
У ней не клеилось с волками,
Медведь ей тоже был не мил.
Пусть врет - а я не осуждаю.
Все бабы лживы и хитры.
Сижу на пне и наблюдаю,
Как скачут рыжие шары.

В ночи сычи мышей ебали,
Хороших плотненьких мышат,
Ведь жись она не хали-гали,
А как пацанчики решат.
Мышь думает, пердя со страху:
Накормят или же сожрут?
Не умничай, расслабься нахуй,
Пищи, пока тебя дерут.

МАГИЯ ЛЮБВИ

Забрел я как-то, чем-то недовольный,
На дискотеку "Шиш" и жёг всю ночь.
"Хоть ты горбун и карлик, а прикольный.
Скажи, могла бы я тебе помочь?"
Я поднял взгляд - и он упал на деву
Сияющей, волшебной красоты -
И вдруг представил, как ее раздену
И рухну с ней в цветочные кусты.
"А правда, что у вас, у невысоких,
С мужским хозяйством прочно обстоит?"
И я зашелся в выдохах глубоких,
И брякнул: "Да, тут я не инвалид".
Не помню, как приют своей гордыне
Я в недрах восхитительных нашел,
Как я кричал в восторге "о богиня!",
Когда любовным соком изошел,
Но помню, как, проснувшись рано-рано
И обративши к ней умильный взор,
Отметил вдруг, что поменялась странно
Богиня со вчерашних пьяных пор:
Морщины с синяками под глазами,
Грудь неупруга, складчатый живот.
Во мраке жизни чорт играет с нами.
Куда смотрел я, пьяный идиот!
Я опустил свои культяпки с ложа -
И вдруг увидел пару крепких ног,
Я к зеркалу направился - о боже!
О боже, боже, сам я - просто бог!
Я аполлонист, строен и рельефен,
Метаморфоза, чудо, дар небес!
Меня теперь напишет разве Репин:
Какая стать, какой во взоре бес!
Выходит, ты воистину богиня,
Моя ночная сказка, мой фантом.
Преображен я чарами твоими,
Но чувствую вину свою при том:
Ты отдала мне молодость и свежесть
Лишь за мое отчаянье в ночи!..

Так утром жалость пробуждает нежность
У истинных и трепетных мужчин.

* * *

Порой ослу нужна морковка,
Чтоб он не пятился, а брел –
Так для любви нужна зубровка,
Будь даже ты в любви орел.

Зазвавши дорогую гостью,
Себе ты кажешься ослом –
Как будто подавившись костью,
Она застыла за столом.

Она, надменно сдвинув бровки,
Сидит в молчании сперва –
Необходим стакан зубровки,
Чтоб ей припомнились слова.

И тут уже зевать не надо –
Тут только успевай кивать
И, не сводя с любимой взгляда,
В стакан зубровки подливать.

Ведь обходительность зубровка
Любым мужланам придает;
Она закручивает ловко
Любой глупейший анекдот.

Она подарит старикану
Наружность молодца в соку,
Ум Ломоносова – болвану
И стать – любому мозгляку.

От уговоров и воззваний
Позволит к делу приступить
И сладострастных осязаний
Язык живой употребить.

Возможна лишь одна заминка –
Не всё годится для стола;
Следи, чтоб непременно в Минске
Зубровка сделана была.

А если так – тогда не мешкай,
Скорей любимую зови,
Чтоб зубр могучий беловежский
Смёл все препоны для любви.

(АНДРЕЙ ДОБРЫНИН)