Что пожелать на путь для вас?
Пусть будет цел ваш тарантас -
С Лубянки Малой до Кавказа,
Да не коснется вас зараза,
Ни пуля горца, ни аркан,
Да будет полон ваш карман,
И гор гранитные узоры
Пускай обрадуют вам взоры.

Но ваших спутниц, юных дам,
Доставьте ж в целости... мужьям
И после пейте заодно
Там кахетинское вино.

В.И. Красов. Октябрь 1843 г.

Сие сказал Я вам, чтобы вы имели во Мне мир. В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир.

От Иоанна 16:30.

Час от часу. Год от году.
Про Россию, про свободу,
Про последнего царя.

Как в него прицеливали, —
Как его расстреливали.
Зря. Все зря.

Помолиться? Что ж молиться.
Только время длится, длится
Да горит заря.

Как ребята баловали,
Как штыком прикалывали —
Зря. Все зря.

Георгий Иванов. 1933 год.

Вот мы Романовых убили.
Вот мы крестьян свели с полей.
Как лошадь загнанная, в мыле,
Хрипит Россия наших дней.

– За что-о?! – несётся крик неистов, –
За что нам выпал жребий сей?!
– За то, что в грязь, к ногам марксистов
Упал царевич Алексей.

Глеб Горбовский. 1991 год.

Под утро на цветке черноголовки
вдруг пауку достался мотылёк.
Он выглядел как смятый лоскуток,
движенья были жалки и неловки,
зато паук был весь на изготовке,
как ведьма, что схватила котелок,
намерившись позавтракать чуток.

И судорожно крылья сжались ловки
бессильные в трагичной обстановке.
Цветок был ни при чём. Вопрос не сложен,
он чем-то мотылька к себе завлёк,
когда паук залез на стебелёк:
дазайн неоспорим и непреложен,
хоть ты велик, хоть ты совсем ничтожен.

Роберт Фосс.

Кто лежит в могиле,
Слышит дивный звон,
Самых белых лилий
Чует запах он.

Кто лежит в могиле,
Видит вечный свет,
Серафимских крылий
Переливный снег.

Да, ты умираешь,
Руки холодны,
И сама не знаешь
Неземной весны.

Но идешь ты к раю
По моей мольбе,
Это так, я знаю.
Я клянусь тебе.

Гумилёв.

За крутыми холмами,
Не во сне – наяву,
Ходит по полю мамонт,
Рвет траву-мураву.

Пьет густые рассветы
И росы перезвон,
И не знает, отпетый,
Что давно обречен.

И что в завтрашнем диве,
Через тысячи лет,
От него только бивень
Будет жить на земле.

И в раздумьях гнетущих
Сердце мне не унять:
Что же в этом грядущем
Будет жить от меня?

Может, грезы о звездах,
Может, почерка стиль?
А быть может, в отрогах
Изотопная пыль?

Так пускай за холмами,
Не во сне – наяву,
Бродит вымерший мамонт,
Рвет траву-мураву,

Ведь не знает он, бедный,
Обреченный давно,
Что гигантам бесследно
Умирать не дано.

Г. Голобоков.

На иллюстрации его картина «НИИ Генетики».

Виктор Бритвин. «Родина».1985 год.

Но дружбы нет и той меж нами.
Все предрассудки истребя,
Мы почитаем всех нулями,
А единицами — себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно.

Пушкин, отрывок из романа «Евгений Онегин».

К славянам

Славяне, вам светлая слава
За то, что вы сердцем открыты,
Веселым младенчеством нрава
С природой весеннею слиты.

К любому легко подойдете,
С любым вы смеетесь, как с братом,
И все, что чужого возьмете,
Вы топите в море богатом.

Враждуя с врагом поневоле,
Сейчас примириться готовы.
Но если на бранном вы поле -
Вы тверды и молча-суровы.

И, снова мечтой расцвечаясь,
Вы - где-то, забывши об узком,
И светят созвездья, качаясь,
В сознании польском и русском.

Звеня, разбиваются цепи,
Шумит, зеленея, дубрава,
Славянские души - как степи,
Славяне, вам светлая слава!.

Бальмонт. 1905 год.

На иллюстрации: Махт Т.С. "Славянский праздник (Осенние дяды)"

Вот красно-розово вино,
За здравье выпьем жен румяныx.
Как сердцу сладостно оно
Нам с поцелуем уст багряныx!
Ты тож румяна, xороша, -
Так поцелуй меня, душа!

Вот черно-тинтово вино,
За здравье выпьем чернобровыx.
Как сердцу сладостно оно
Нам с поцелуем уст пунцовыx!
Ты тож, смуглянка, хороша,
Так поцелуй меня, душа!

Вот злато-кипрское вино,
За здравье выпьем светловласыx,
Как сердцу сладостно оно
Нам с поцелуем уст прекрасныx!
Ты тож, белянка, xороша,-
Так поцелуй меня, душа!

Вот слезы ангельски вино,
За здравье выпьем жен мы нежныx.
Как сердцу сладостно оно
Нам с поцелуем уст любезныx!
Ты тож нежна и xороша,-
Так поцелуй меня, душа!

Державин. 1782 год.

Ноги… Ноги…
Мне приснились ноги!
Те, которые мне подарила мать.
Будто я мальчишкой
По дороге
Вышел в лес
Ожинку собирать…
Я иду —
Все хорошо и просто…
Тянется, не выспавшись, туман.
Вот березка — щупленький подросток,
Вот он дуб — прокуренный шаман.
Мне ничто…
А я свернул — и к лесу!
Я босой, и ноги пьют росу.
Мне казался мир таким чудесным,
Мне грустить казалось недосуг…
А проснулся — я опять мужчина,
Шитый, перешитый инвалид…
По морщинам теплая ожина,
Спелая-преспелая бежит.

В.М. Гончаров. 1947 г.

Интриги бирж, потуги наций.
Лавина движется вперед.
А всё под сводом Прокураций
Дух беззаботности живет.

И не без горечи сокрытой
Хожу и мыслю иногда,
Что Некто, мудрый и сердитый,
Однажды поглядит сюда,

Нечаянно развеселится,
Весь мир улыбкой озаря,
На шаль красотки заглядится,
Забудется, как нынче я, —

И всё исчезнет невозвратно
Не в очистительном огне,
А просто — в легкой и приятной
Венецианской болтовне.

Ходасевич. 19-20 марта 1924 г. Венеция.

Есть под Москвой толкучий рынок.
Туда, едва лишь рассветет, —
Кто на салазках, кто на спинах, —
Сгибаясь тащит скарб народ.

Там старичок, румян и прыток,
Сует прохожему под нос
Альбом двусмысленных открыток...
Ловкач, прости его Христос!

Он всем торгует понемножку:
Меняет сахар на вино,
Мануфактуру на картошку
И патефоны на пшено.

Пускай весь мир летит под горку,
Несется к черту на рога —
Берут курильщики махорку!
Нужна сластенам курага!

В чем недостаток, в чем излишек —
Он обо всем осведомлен.
Возок березовых дровишек
За пачку соли купит он.

Война несет ему достаток,
Деньжата множит и добро.
Пучок засаленных тридцаток
Меняет он на серебро.

К чему он лезет вон из кожи?
Зачем ему такая прыть?
Ужель, два долгих века прожив,
Теперь он третий хочет жить?

Да: с дряблых щек не сходит краска!
И как бы обмер он, узнай,
Что нынче вечером фугаска
В прах разнесет его трамвай!

Кедрин Д.Б. 25 ноября 1941 г.

Больной, как будто бы гранату,
Бутылку бромную берет,
И снова сонную палату
Корежит хриплое: «Вперед!»

Он все идет в свою атаку,
Он все зовет друзей с собой…
Наверно, был хороший бой!
Хирург и тот чуть-чуть не плакал
И, чтоб избавиться от слез,
Какой-то бред о бреде нес.

Когда же вечер языкатый
Оближет пыльную панель,
Внесут кого-то к нам в палату
На ту же самую постель.

В.М. Гончаров.

Орла двуглавого России,
Самодержавия устой,
Крамол мятежные стихии
Не победят в борьбе слепой.

В его когтях блестит держава
И власти скипетр золотой,
Его венец — Отчизны слава,
Земли величие родной;

Восток и Запад видят очи,
Парит крыло, объединя
И долгий мрак полярной ночи,
И блеск сияющего дня.

Великий Символ единенья,
Неразделимо он в одно
Руси обширные владенья
Связал, как мощное звено.

Л.А. Кологривова. Февраль 1906 г.

Чуждый бального веселья,
В тишине один с собой,
Я играю от безделья
Поэтической игрой.

Пусть в веселый вихорь танца
Юность резвая летит
И под мерный такт каданса
Ножка легкая кружит,

Пусть кипучею волною
В страстной неге дышит грудь
И роскошной полнотою
Соблазнит кого-нибудь...

Огражденный от соблазна
Ранней опытностью лет,
Я смотрю как зритель праздный
На волнующий их свет.

Веселитесь, я мечтаю,
Дважды юность не цветет...
Пусть надежда золотая
Вас цветами уберет!

Пусть любви очарованье
Эти розы возрастит,
И житейский мрак страданья
В жаркий луч позолотит.

П.П. Ершов. 11 октября 1840 год.

Пускай иные доброхоты
Поют про Вакховы щедроты, –
Мне оды винные до рвоты
Осточертели.
Пою о Скотче, виршеплёты.
(Глушите трели!)

Прошу тебя, старинный Скотч,
Бродя в стакане день и ночь
Иль с пеной устремляясь прочь
Струёю резвой,
Мне по-приятельски помочь
(Пока я трезвый!).

Пускай пшенице суждено
Прославить поле и гумно
И то ж – овсу с горохом, но
Всему владыка –
Ты, Джон Ячменное Зерно.
(Оспорь поди-ка!).

Тебя в Шотландии жуют,
Тебя и жарят, и пекут,
Тебя и с мясом подают
В похлебках славных,
И всё же там, где Виски пьют,
Тебе нет равных!

Ты полнишь лорду на пирушке
Его серебряные кружки.
Ты – утешенье побирушки
В судьбине тяжкой:
Ты служишь хлебом ей, старушке,
Вином и кашкой.

Когда, б не ты, тогда бы кто ж
У нас подзуживал святош?
Но если ты скандально вхож
В утробы воинства, –
Перерастает спор в дебош
(Умри, достоинство!).

Ну, эта ночка будет наша!
Тобой полны и рог, и чаша!
И Новый год с тобою краше
Нам по утряне.
Мы подсластим тебя, милаша,
В своем стакане!

Кузнец чинить закончил плуг.
Доволен пахарь: «Славно, друг!»
А наш Вулкан глотает вдруг
Тебя – и молот
Грохочет вновь. Бросает стук
То в жар, то в холод.

Чем пахарь хуже кузнеца?
Да он сильнее жеребца!
Как от ударов молодца
Железо стонет!
В ужасном шуме без конца
Вся кузня тонет!

Шотландцы! Нет страшнее пытки,
Чем пить заморские напитки:
Хворобы лупят под микитки,
Бедняк хиреет,
Казна шотландская – в убытке,
А враг – жиреет.

Шотландцы! Нищие и знать!
Беду пора вам распознать:
Покуда есть вино, и кадь,
И выпивоха,
Что эту кадь готов слакать, –
Нам будет плохо.

Да будет проклят привереда,
Что Виски – дар отца и деда –
Не пьёт в компании соседа,
Как он, шотландца.
Пускай изгложет костоеда
Того поганца!

Душа любой моей подначки!
С тобой стихи – в ретивой скачке,
А без тебя – в ленивой спячке.
Но Виски рядом,
И рады чудаки-чудачки
Моим балладам!

Роберт Бёрнс. 1786 год. Перевод Ев.Фельдмана.