Обернись на вершине кургана: пальба и дым.
Оборона Малахова. Стоны и крики — рядом.
Долгий свист. Под обстрелом на склоны несут воды,
и залиты, шипят, не посеяв погибель, ядра.
Камень башни был белым, а в копоти стал седым.
Панорама сражения. Подвиг давнишний. Но
окружая, затягивает огромное полотно,
и детален предметный план, будто битва — в яви.
Просто помнить о той обороне, матрос, одно,
а вторую держать самому. Ты теперь не вправе
допустить, чтобы память о предках взялась огнём.
Отбомбили прицельно, и чёрной открытой раной
между рёбер каркаса зияет осевшая Панорама,
и горит её холст! Севастополь горит на нём,
как пылал тем июньским минувшим днём.
Дед сказал бы тогда, что не в брёвнах, а в рёбрах храм. Белоснежный шатёр и служил нам что купол храма
в честь защитников города. Стоек был дед и храбр.
Век ещё не истёк: новый штурм, и опять — октябрь.
До июня зенитки хранили нетронутой Панораму,
а сейчас вслед за дедом настанет и твой черёд.
Не минуты — идёт на секунды спасенья счёт.
Выноси на себе, как выносят живых и мёртвых
с поля боя. И сквозь тельняшку масло течёт,
закипая, пузырясь. И холст прилипает к рёбрам,
и батальная живопись входит и в плоть, и в кровь.
Ты на лидер "Ташкент" доставишь её на коже,
ткань событий, тобою как будто прожитых вновь:
паруса кораблей и бинтующий раненых Пирогов —
ближе к сердцу принять историю невозможно.
Обернувши вокруг себя, ты две трети картины спас.
За спиной остаётся обуглившийся каркас,
опустевшие ниши фасада бессильное гложет пламя.
Через долгих два года знамя в победный час
водрузят на верхушке купола Панорамы.
...Пусть и памятники адмиралам снесли в пылу
революции — но вернут на былое место.
Вспоминали на фронте и в госпитале, в тылу,
или даже в плену полотно, знакомое с детства.
Сохраняя его, ты признал полноту наследства,
потому что неважно, какой ты войны, герой
оборон Севастополя — первой или второй.
Он в руинах, но снова воспрянет, в лесах и в кранах,
и откроют к столетию битвы осенней порой
холст, бессмертный как подвиг, в здании Панорамы.
30 октября началась вторая героическая оборона города.
Октябри и июни в истории тут связаны совершенно непостижимым образом.
Первую бомбардировку города в Крымскую войну противники предприняли 17 октября (по новому стилю) 1854 года.
На батальном полотне Франца Рубо запечатлён штурм укреплений Корабельной стороны 6 июня 1855 года.
Во время второй обороны 25 июня 1942 года в здание Панорамы попали немецкие авиабомбы.
#солоно #городбастионов
Есть архивный снимок: оберегавшие Панораму зенитки стоят рядом с орудиями времён первой обороны, на месте Четвёртого бастиона, где воевал Лев Толстой
Оборона Малахова. Стоны и крики — рядом.
Долгий свист. Под обстрелом на склоны несут воды,
и залиты, шипят, не посеяв погибель, ядра.
Камень башни был белым, а в копоти стал седым.
Панорама сражения. Подвиг давнишний. Но
окружая, затягивает огромное полотно,
и детален предметный план, будто битва — в яви.
Просто помнить о той обороне, матрос, одно,
а вторую держать самому. Ты теперь не вправе
допустить, чтобы память о предках взялась огнём.
Отбомбили прицельно, и чёрной открытой раной
между рёбер каркаса зияет осевшая Панорама,
и горит её холст! Севастополь горит на нём,
как пылал тем июньским минувшим днём.
Дед сказал бы тогда, что не в брёвнах, а в рёбрах храм. Белоснежный шатёр и служил нам что купол храма
в честь защитников города. Стоек был дед и храбр.
Век ещё не истёк: новый штурм, и опять — октябрь.
До июня зенитки хранили нетронутой Панораму,
а сейчас вслед за дедом настанет и твой черёд.
Не минуты — идёт на секунды спасенья счёт.
Выноси на себе, как выносят живых и мёртвых
с поля боя. И сквозь тельняшку масло течёт,
закипая, пузырясь. И холст прилипает к рёбрам,
и батальная живопись входит и в плоть, и в кровь.
Ты на лидер "Ташкент" доставишь её на коже,
ткань событий, тобою как будто прожитых вновь:
паруса кораблей и бинтующий раненых Пирогов —
ближе к сердцу принять историю невозможно.
Обернувши вокруг себя, ты две трети картины спас.
За спиной остаётся обуглившийся каркас,
опустевшие ниши фасада бессильное гложет пламя.
Через долгих два года знамя в победный час
водрузят на верхушке купола Панорамы.
...Пусть и памятники адмиралам снесли в пылу
революции — но вернут на былое место.
Вспоминали на фронте и в госпитале, в тылу,
или даже в плену полотно, знакомое с детства.
Сохраняя его, ты признал полноту наследства,
потому что неважно, какой ты войны, герой
оборон Севастополя — первой или второй.
Он в руинах, но снова воспрянет, в лесах и в кранах,
и откроют к столетию битвы осенней порой
холст, бессмертный как подвиг, в здании Панорамы.
30 октября началась вторая героическая оборона города.
Октябри и июни в истории тут связаны совершенно непостижимым образом.
Первую бомбардировку города в Крымскую войну противники предприняли 17 октября (по новому стилю) 1854 года.
На батальном полотне Франца Рубо запечатлён штурм укреплений Корабельной стороны 6 июня 1855 года.
Во время второй обороны 25 июня 1942 года в здание Панорамы попали немецкие авиабомбы.
#солоно #городбастионов
Есть архивный снимок: оберегавшие Панораму зенитки стоят рядом с орудиями времён первой обороны, на месте Четвёртого бастиона, где воевал Лев Толстой
2 ноября 1849 года в Севастополе, в одном из самых красивых зданий на тот момент, вновь открылась Морская библиотека. Её отстроили после пожара по проекту А.П.Брюллова. Портик с колоннами белого мрамора, шесть статуй на крыше, а ещё в нишах при входе. И мраморные сфинксы на крыльце.
А для вентиляции книгохранилища - Башня Ветров. Она - единственное, что уцелело от той роскоши после Крымской войны.
Фонды библиотеки для сохранности переправлял в Николаев будущий создатель российских броненосцев Бутаков. А часть книг, которые вывезти уже не успевали, прятали в подвалах Константиновской казематированной батареи, которая служит ключом к главной бухте морской крепости.
***
Восемь граней на башне ветров, по фигуре для каждой стены.
Офицерскую библиотеку на склоне воздвигнув,
доверяя в походах воздушным богам, а не силам земным,
моряки и назначили ветры в хранители книгам.
И несут свою вахту Скирон и Афелий, Зефир и Борей,
Эвр и Нот, в Балаклаве топившие "Чёрного принца",
Кайкий стужей и градом встречает входящих на рейд в ноябре,
и о новых сражениях новые пишут страницы.
Паруса, и канаты, и мачты давно растворились во мгле,
но властители бурь охраняют, как прежде, морские просторы.
Юго-западный Липс прикрывает корму кораблей
современной эскадры, ложащейся курсом к Босфору.
#солоно
#этимогут
Михаил Трифонов, неравнодушный к книжному делу и истории Севастополя:
- ...а сфинксов, по европейскому обыкновению, украли французы.
А для вентиляции книгохранилища - Башня Ветров. Она - единственное, что уцелело от той роскоши после Крымской войны.
Фонды библиотеки для сохранности переправлял в Николаев будущий создатель российских броненосцев Бутаков. А часть книг, которые вывезти уже не успевали, прятали в подвалах Константиновской казематированной батареи, которая служит ключом к главной бухте морской крепости.
***
Восемь граней на башне ветров, по фигуре для каждой стены.
Офицерскую библиотеку на склоне воздвигнув,
доверяя в походах воздушным богам, а не силам земным,
моряки и назначили ветры в хранители книгам.
И несут свою вахту Скирон и Афелий, Зефир и Борей,
Эвр и Нот, в Балаклаве топившие "Чёрного принца",
Кайкий стужей и градом встречает входящих на рейд в ноябре,
и о новых сражениях новые пишут страницы.
Паруса, и канаты, и мачты давно растворились во мгле,
но властители бурь охраняют, как прежде, морские просторы.
Юго-западный Липс прикрывает корму кораблей
современной эскадры, ложащейся курсом к Босфору.
#солоно
#этимогут
Михаил Трифонов, неравнодушный к книжному делу и истории Севастополя:
- ...а сфинксов, по европейскому обыкновению, украли французы.
Думаю, теперь все тексты первыми будут видеть читатели канала #солоно
#лазарев
Вот Лазаревский мыс. Внизу причал.
Здесь русский флот швартуется веками.
А памятника нет. Где он стоял,
нет даже постамента. Брошен камень
с табличкой: мол, однажды возродим…
Когда и кто? У камня нет ответов.
Закрой глаза. Забудь про боль в груди.
Представь себе, что он опять в пути,
что Лазарев, и цел, и невредим,
ушёл в очередную кругосветку,
что Ла Валетта салютует снова
ему за Наваринский бой, и в знак
заслуг его Георгиевский стяг
над флагманом эскадры, над «Азовом»
взвивается заменой кормового,
что Михаил Петрович видит льды,
их нанося на карту Антарктиды,
что Лазарева помнят молодым
Индийский, Атлантический и Тихий
не раз пересечённый океан,
порты и острова далёких стран:
Австралии, Бразилии, Перу,
и флаг отчизны реет на ветру.
Забыты битвы, кровь, труды, победы?
Когда дальневосточный червь коредо,
от берегов японских занесён,
грыз доски корабельных корпусов,
кто строил акведук с водою пресной,
за двадцать с лишним вёрст текущей в док?
Кто возродить библиотеку смог?
Кто утверждал в державных интересах
строительство казарм на Корабельной,
страницы лоций водного бассейна?
Сам Севастополь – памятник ему.
Наследники, которых воспитал он,
погибшие в боях по одному,
лежат в соборе – вместе с адмиралом.
Наследием царизма объявив,
им памятники здесь снесли когда-то.
Но как при Лазареве, дремлют львы
на Графской у подножья колоннады.
Две обороны. Смена курсов, вех.
Опять гордятся офицерским балом.
И флотоводцев возвратили всех,
а Лазарева – нет, как не бывало.
Ведь нынче не разруха, не нужда.
Громадное планируют и строят.
Так сколько же нам ждать ещё? Когда
домой вернётся Михаил Петрович?
Когда на прежний пост он встанет сам,
чтоб не было от дуновенья бриза
так солоно, так горячо глазам
у камня обезглавленного мыса?
#солоно
Вот Лазаревский мыс. Внизу причал.
Здесь русский флот швартуется веками.
А памятника нет. Где он стоял,
нет даже постамента. Брошен камень
с табличкой: мол, однажды возродим…
Когда и кто? У камня нет ответов.
Закрой глаза. Забудь про боль в груди.
Представь себе, что он опять в пути,
что Лазарев, и цел, и невредим,
ушёл в очередную кругосветку,
что Ла Валетта салютует снова
ему за Наваринский бой, и в знак
заслуг его Георгиевский стяг
над флагманом эскадры, над «Азовом»
взвивается заменой кормового,
что Михаил Петрович видит льды,
их нанося на карту Антарктиды,
что Лазарева помнят молодым
Индийский, Атлантический и Тихий
не раз пересечённый океан,
порты и острова далёких стран:
Австралии, Бразилии, Перу,
и флаг отчизны реет на ветру.
Забыты битвы, кровь, труды, победы?
Когда дальневосточный червь коредо,
от берегов японских занесён,
грыз доски корабельных корпусов,
кто строил акведук с водою пресной,
за двадцать с лишним вёрст текущей в док?
Кто возродить библиотеку смог?
Кто утверждал в державных интересах
строительство казарм на Корабельной,
страницы лоций водного бассейна?
Сам Севастополь – памятник ему.
Наследники, которых воспитал он,
погибшие в боях по одному,
лежат в соборе – вместе с адмиралом.
Наследием царизма объявив,
им памятники здесь снесли когда-то.
Но как при Лазареве, дремлют львы
на Графской у подножья колоннады.
Две обороны. Смена курсов, вех.
Опять гордятся офицерским балом.
И флотоводцев возвратили всех,
а Лазарева – нет, как не бывало.
Ведь нынче не разруха, не нужда.
Громадное планируют и строят.
Так сколько же нам ждать ещё? Когда
домой вернётся Михаил Петрович?
Когда на прежний пост он встанет сам,
чтоб не было от дуновенья бриза
так солоно, так горячо глазам
у камня обезглавленного мыса?
#солоно
#по_живому
Чем, Севастополь, ты зацепишь в этот раз,
когда кусает ветер треснувшие губы?
Когда, царапая незащищённый глаз,
оскалят зубы парусов твои яхт-клубы?
Грозят занозами заборы здешних бухт,
где для меня уже не будет дня как прежде,
где, обречённые на общую судьбу,
стареют борт о борт “Романтик” и “Надежда”.
И проступает – утирай, не утирай –
в глазах непрошеная влага колкой соли.
Почтовых ящиков щербатый ржавый край
не скроет писем. А они не вскроют боли.
Так остро пахнет здесь, к чему ни прикоснись:
ореха палый лист, стволы в лишае струпьев...
И как сожжённая вдали от дома жизнь,
клубится пепел на кострах горящих скумпий.
И режет правду свет. И правда же – дотла…
И жгучей серой осыпают землю кедры.
И сквозь ноздрю известняка торчит игла,
вся в каплях крови – куст и ягоды эфедры.
Пусти, зизифус, ты разделся донага,
дай мне сойти к мазутным водам вниз по склону:
там горький дым углей чьего-то очага,
который стелется над балкой
А-
пол-
ло-
но-
вой.
Воздух плотен, в нём смятение и вой –
гудка профундо и сирены окрик птичий.
И точит ветер, скрежеща над головой,
кривые черные ножи твоих гледичий.
#солоно
Чем, Севастополь, ты зацепишь в этот раз,
когда кусает ветер треснувшие губы?
Когда, царапая незащищённый глаз,
оскалят зубы парусов твои яхт-клубы?
Грозят занозами заборы здешних бухт,
где для меня уже не будет дня как прежде,
где, обречённые на общую судьбу,
стареют борт о борт “Романтик” и “Надежда”.
И проступает – утирай, не утирай –
в глазах непрошеная влага колкой соли.
Почтовых ящиков щербатый ржавый край
не скроет писем. А они не вскроют боли.
Так остро пахнет здесь, к чему ни прикоснись:
ореха палый лист, стволы в лишае струпьев...
И как сожжённая вдали от дома жизнь,
клубится пепел на кострах горящих скумпий.
И режет правду свет. И правда же – дотла…
И жгучей серой осыпают землю кедры.
И сквозь ноздрю известняка торчит игла,
вся в каплях крови – куст и ягоды эфедры.
Пусти, зизифус, ты разделся донага,
дай мне сойти к мазутным водам вниз по склону:
там горький дым углей чьего-то очага,
который стелется над балкой
А-
пол-
ло-
но-
вой.
Воздух плотен, в нём смятение и вой –
гудка профундо и сирены окрик птичий.
И точит ветер, скрежеща над головой,
кривые черные ножи твоих гледичий.
#солоно
Forwarded from Солоно. Стихи. Ольга Старушко
#лазарев
Вот Лазаревский мыс. Внизу причал.
Здесь русский флот швартуется веками.
А памятника нет. Где он стоял,
нет даже постамента. Брошен камень
с табличкой: мол, однажды возродим…
Когда и кто? У камня нет ответов.
Закрой глаза. Забудь про боль в груди.
Представь себе, что он опять в пути,
что Лазарев, и цел, и невредим,
ушёл в очередную кругосветку,
что Ла Валетта салютует снова
ему за Наваринский бой, и в знак
заслуг его Георгиевский стяг
над флагманом эскадры, над «Азовом»
взвивается заменой кормового,
что Михаил Петрович видит льды,
их нанося на карту Антарктиды,
что Лазарева помнят молодым
Индийский, Атлантический и Тихий
не раз пересечённый океан,
порты и острова далёких стран:
Австралии, Бразилии, Перу,
и флаг отчизны реет на ветру.
Забыты битвы, кровь, труды, победы?
Когда дальневосточный червь коредо,
от берегов японских занесён,
грыз доски корабельных корпусов,
кто строил акведук с водою пресной,
за двадцать с лишним вёрст текущей в док?
Кто возродить библиотеку смог?
Кто утверждал в державных интересах
строительство казарм на Корабельной,
страницы лоций водного бассейна?
Сам Севастополь – памятник ему.
Наследники, которых воспитал он,
погибшие в боях по одному,
лежат в соборе – вместе с адмиралом.
Наследием царизма объявив,
им памятники здесь снесли когда-то.
Но как при Лазареве, дремлют львы
на Графской у подножья колоннады.
Две обороны. Смена курсов, вех.
Опять гордятся офицерским балом.
И флотоводцев возвратили всех,
а Лазарева – нет, как не бывало.
Ведь нынче не разруха, не нужда.
Громадное планируют и строят.
Так сколько же нам ждать ещё? Когда
домой вернётся Михаил Петрович?
Когда на прежний пост он встанет сам,
чтоб не было от дуновенья бриза
так солоно, так горячо глазам
у камня обезглавленного мыса?
#солоно
Вот Лазаревский мыс. Внизу причал.
Здесь русский флот швартуется веками.
А памятника нет. Где он стоял,
нет даже постамента. Брошен камень
с табличкой: мол, однажды возродим…
Когда и кто? У камня нет ответов.
Закрой глаза. Забудь про боль в груди.
Представь себе, что он опять в пути,
что Лазарев, и цел, и невредим,
ушёл в очередную кругосветку,
что Ла Валетта салютует снова
ему за Наваринский бой, и в знак
заслуг его Георгиевский стяг
над флагманом эскадры, над «Азовом»
взвивается заменой кормового,
что Михаил Петрович видит льды,
их нанося на карту Антарктиды,
что Лазарева помнят молодым
Индийский, Атлантический и Тихий
не раз пересечённый океан,
порты и острова далёких стран:
Австралии, Бразилии, Перу,
и флаг отчизны реет на ветру.
Забыты битвы, кровь, труды, победы?
Когда дальневосточный червь коредо,
от берегов японских занесён,
грыз доски корабельных корпусов,
кто строил акведук с водою пресной,
за двадцать с лишним вёрст текущей в док?
Кто возродить библиотеку смог?
Кто утверждал в державных интересах
строительство казарм на Корабельной,
страницы лоций водного бассейна?
Сам Севастополь – памятник ему.
Наследники, которых воспитал он,
погибшие в боях по одному,
лежат в соборе – вместе с адмиралом.
Наследием царизма объявив,
им памятники здесь снесли когда-то.
Но как при Лазареве, дремлют львы
на Графской у подножья колоннады.
Две обороны. Смена курсов, вех.
Опять гордятся офицерским балом.
И флотоводцев возвратили всех,
а Лазарева – нет, как не бывало.
Ведь нынче не разруха, не нужда.
Громадное планируют и строят.
Так сколько же нам ждать ещё? Когда
домой вернётся Михаил Петрович?
Когда на прежний пост он встанет сам,
чтоб не было от дуновенья бриза
так солоно, так горячо глазам
у камня обезглавленного мыса?
#солоно
Forwarded from Солоно. Стихи. Ольга Старушко
#по_живому
Чем, Севастополь, ты зацепишь в этот раз,
когда кусает ветер треснувшие губы?
Когда, царапая незащищённый глаз,
оскалят зубы парусов твои яхт-клубы?
Грозят занозами заборы здешних бухт,
где для меня уже не будет дня как прежде,
где, обречённые на общую судьбу,
стареют борт о борт “Романтик” и “Надежда”.
И проступает – утирай, не утирай –
в глазах непрошеная влага колкой соли.
Почтовых ящиков щербатый ржавый край
не скроет писем. А они не вскроют боли.
Так остро пахнет здесь, к чему ни прикоснись:
ореха палый лист, стволы в лишае струпьев...
И как сожжённая вдали от дома жизнь,
клубится пепел на кострах горящих скумпий.
И режет правду свет. И правда же – дотла…
И жгучей серой осыпают землю кедры.
И сквозь ноздрю известняка торчит игла,
вся в каплях крови – куст и ягоды эфедры.
Пусти, зизифус, ты разделся донага,
дай мне сойти к мазутным водам вниз по склону:
там горький дым углей чьего-то очага,
который стелется над балкой
А-
пол-
ло-
но-
вой.
Воздух плотен, в нём смятение и вой –
гудка профундо и сирены окрик птичий.
И точит ветер, скрежеща над головой,
кривые черные ножи твоих гледичий.
#солоно
Чем, Севастополь, ты зацепишь в этот раз,
когда кусает ветер треснувшие губы?
Когда, царапая незащищённый глаз,
оскалят зубы парусов твои яхт-клубы?
Грозят занозами заборы здешних бухт,
где для меня уже не будет дня как прежде,
где, обречённые на общую судьбу,
стареют борт о борт “Романтик” и “Надежда”.
И проступает – утирай, не утирай –
в глазах непрошеная влага колкой соли.
Почтовых ящиков щербатый ржавый край
не скроет писем. А они не вскроют боли.
Так остро пахнет здесь, к чему ни прикоснись:
ореха палый лист, стволы в лишае струпьев...
И как сожжённая вдали от дома жизнь,
клубится пепел на кострах горящих скумпий.
И режет правду свет. И правда же – дотла…
И жгучей серой осыпают землю кедры.
И сквозь ноздрю известняка торчит игла,
вся в каплях крови – куст и ягоды эфедры.
Пусти, зизифус, ты разделся донага,
дай мне сойти к мазутным водам вниз по склону:
там горький дым углей чьего-то очага,
который стелется над балкой
А-
пол-
ло-
но-
вой.
Воздух плотен, в нём смятение и вой –
гудка профундо и сирены окрик птичий.
И точит ветер, скрежеща над головой,
кривые черные ножи твоих гледичий.
#солоно
Forwarded from Солоно. Стихи. Ольга Старушко
2 ноября 1849 года в Севастополе, в одном из самых красивых зданий на тот момент, вновь открылась Морская библиотека. Её отстроили после пожара по проекту А.П.Брюллова. Портик с колоннами белого мрамора, шесть статуй на крыше, а ещё в нишах при входе. И мраморные сфинксы на крыльце.
А для вентиляции книгохранилища - Башня Ветров. Она - единственное, что уцелело от той роскоши после Крымской войны.
Фонды библиотеки для сохранности переправлял в Николаев будущий создатель российских броненосцев Бутаков. А часть книг, которые вывезти уже не успевали, прятали в подвалах Константиновской казематированной батареи, которая служит ключом к главной бухте морской крепости.
***
Восемь граней на башне ветров, по фигуре для каждой стены.
Офицерскую библиотеку на склоне воздвигнув,
доверяя в походах воздушным богам, а не силам земным,
моряки и назначили ветры в хранители книгам.
И несут свою вахту Скирон и Афелий, Зефир и Борей,
Эвр и Нот, в Балаклаве топившие "Чёрного принца",
Кайкий стужей и градом встречает входящих на рейд в ноябре,
и о новых сражениях новые пишут страницы.
Паруса, и канаты, и мачты давно растворились во мгле,
но властители бурь охраняют, как прежде, морские просторы.
Юго-западный Липс прикрывает корму кораблей
современной эскадры, ложащейся курсом к Босфору.
#солоно
#этимогут
Михаил Трифонов, неравнодушный к книжному делу и истории Севастополя:
- ...а сфинксов, по европейскому обыкновению, украли французы.
А для вентиляции книгохранилища - Башня Ветров. Она - единственное, что уцелело от той роскоши после Крымской войны.
Фонды библиотеки для сохранности переправлял в Николаев будущий создатель российских броненосцев Бутаков. А часть книг, которые вывезти уже не успевали, прятали в подвалах Константиновской казематированной батареи, которая служит ключом к главной бухте морской крепости.
***
Восемь граней на башне ветров, по фигуре для каждой стены.
Офицерскую библиотеку на склоне воздвигнув,
доверяя в походах воздушным богам, а не силам земным,
моряки и назначили ветры в хранители книгам.
И несут свою вахту Скирон и Афелий, Зефир и Борей,
Эвр и Нот, в Балаклаве топившие "Чёрного принца",
Кайкий стужей и градом встречает входящих на рейд в ноябре,
и о новых сражениях новые пишут страницы.
Паруса, и канаты, и мачты давно растворились во мгле,
но властители бурь охраняют, как прежде, морские просторы.
Юго-западный Липс прикрывает корму кораблей
современной эскадры, ложащейся курсом к Босфору.
#солоно
#этимогут
Михаил Трифонов, неравнодушный к книжному делу и истории Севастополя:
- ...а сфинксов, по европейскому обыкновению, украли французы.
Forwarded from Солоно. Стихи. Ольга Старушко
#лазарев
Вот Лазаревский мыс. Внизу причал.
Здесь русский флот швартуется веками.
А памятника нет. Где он стоял,
нет даже постамента. Брошен камень
с табличкой: мол, однажды возродим…
Когда и кто? У камня нет ответов.
Закрой глаза. Забудь про боль в груди.
Представь себе, что он опять в пути,
что Лазарев, и цел, и невредим,
ушёл в очередную кругосветку,
что Ла Валетта салютует снова
ему за Наваринский бой, и в знак
заслуг его Георгиевский стяг
над флагманом эскадры, над «Азовом»
взвивается заменой кормового,
что Михаил Петрович видит льды,
их нанося на карту Антарктиды,
что Лазарева помнят молодым
Индийский, Атлантический и Тихий
не раз пересечённый океан,
порты и острова далёких стран:
Австралии, Бразилии, Перу,
и флаг отчизны реет на ветру.
Забыты битвы, кровь, труды, победы?
Когда дальневосточный червь коредо,
от берегов японских занесён,
грыз доски корабельных корпусов,
кто строил акведук с водою пресной,
за двадцать с лишним вёрст текущей в док?
Кто возродить библиотеку смог?
Кто утверждал в державных интересах
строительство казарм на Корабельной,
страницы лоций водного бассейна?
Сам Севастополь – памятник ему.
Наследники, которых воспитал он,
погибшие в боях по одному,
лежат в соборе – вместе с адмиралом.
Наследием царизма объявив,
им памятники здесь снесли когда-то.
Но как при Лазареве, дремлют львы
на Графской у подножья колоннады.
Две обороны. Смена курсов, вех.
Опять гордятся офицерским балом.
И флотоводцев возвратили всех,
а Лазарева – нет, как не бывало.
Ведь нынче не разруха, не нужда.
Громадное планируют и строят.
Так сколько же нам ждать ещё? Когда
домой вернётся Михаил Петрович?
Когда на прежний пост он встанет сам,
чтоб не было от дуновенья бриза
так солоно, так горячо глазам
у камня обезглавленного мыса?
#солоно
Вот Лазаревский мыс. Внизу причал.
Здесь русский флот швартуется веками.
А памятника нет. Где он стоял,
нет даже постамента. Брошен камень
с табличкой: мол, однажды возродим…
Когда и кто? У камня нет ответов.
Закрой глаза. Забудь про боль в груди.
Представь себе, что он опять в пути,
что Лазарев, и цел, и невредим,
ушёл в очередную кругосветку,
что Ла Валетта салютует снова
ему за Наваринский бой, и в знак
заслуг его Георгиевский стяг
над флагманом эскадры, над «Азовом»
взвивается заменой кормового,
что Михаил Петрович видит льды,
их нанося на карту Антарктиды,
что Лазарева помнят молодым
Индийский, Атлантический и Тихий
не раз пересечённый океан,
порты и острова далёких стран:
Австралии, Бразилии, Перу,
и флаг отчизны реет на ветру.
Забыты битвы, кровь, труды, победы?
Когда дальневосточный червь коредо,
от берегов японских занесён,
грыз доски корабельных корпусов,
кто строил акведук с водою пресной,
за двадцать с лишним вёрст текущей в док?
Кто возродить библиотеку смог?
Кто утверждал в державных интересах
строительство казарм на Корабельной,
страницы лоций водного бассейна?
Сам Севастополь – памятник ему.
Наследники, которых воспитал он,
погибшие в боях по одному,
лежат в соборе – вместе с адмиралом.
Наследием царизма объявив,
им памятники здесь снесли когда-то.
Но как при Лазареве, дремлют львы
на Графской у подножья колоннады.
Две обороны. Смена курсов, вех.
Опять гордятся офицерским балом.
И флотоводцев возвратили всех,
а Лазарева – нет, как не бывало.
Ведь нынче не разруха, не нужда.
Громадное планируют и строят.
Так сколько же нам ждать ещё? Когда
домой вернётся Михаил Петрович?
Когда на прежний пост он встанет сам,
чтоб не было от дуновенья бриза
так солоно, так горячо глазам
у камня обезглавленного мыса?
#солоно
Forwarded from Солоно. Стихи. Ольга Старушко
#лазарев
Вот Лазаревский мыс. Внизу причал.
Здесь русский флот швартуется веками.
А памятника нет. Где он стоял,
нет даже постамента. Брошен камень
с табличкой: мол, однажды возродим…
Когда и кто? У камня нет ответов.
Закрой глаза. Забудь про боль в груди.
Представь себе, что он опять в пути,
что Лазарев, и цел, и невредим,
ушёл в очередную кругосветку,
что Ла Валетта салютует снова
ему за Наваринский бой, и в знак
заслуг его Георгиевский стяг
над флагманом эскадры, над «Азовом»
взвивается заменой кормового,
что Михаил Петрович видит льды,
их нанося на карту Антарктиды,
что Лазарева помнят молодым
Индийский, Атлантический и Тихий
не раз пересечённый океан,
порты и острова далёких стран:
Австралии, Бразилии, Перу,
и флаг отчизны реет на ветру.
Забыты битвы, кровь, труды, победы?
Когда дальневосточный червь коредо,
от берегов японских занесён,
грыз доски корабельных корпусов,
кто строил акведук с водою пресной,
за двадцать с лишним вёрст текущей в док?
Кто возродить библиотеку смог?
Кто утверждал в державных интересах
строительство казарм на Корабельной,
страницы лоций водного бассейна?
Сам Севастополь – памятник ему.
Наследники, которых воспитал он,
погибшие в боях по одному,
лежат в соборе – вместе с адмиралом.
Наследием царизма объявив,
им памятники здесь снесли когда-то.
Но как при Лазареве, дремлют львы
на Графской у подножья колоннады.
Две обороны. Смена курсов, вех.
Опять гордятся офицерским балом.
И флотоводцев возвратили всех,
а Лазарева – нет, как не бывало.
Ведь нынче не разруха, не нужда.
Громадное планируют и строят.
Так сколько же нам ждать ещё? Когда
домой вернётся Михаил Петрович?
Когда на прежний пост он встанет сам,
чтоб не было от дуновенья бриза
так солоно, так горячо глазам
у камня обезглавленного мыса?
#солоно
Вот Лазаревский мыс. Внизу причал.
Здесь русский флот швартуется веками.
А памятника нет. Где он стоял,
нет даже постамента. Брошен камень
с табличкой: мол, однажды возродим…
Когда и кто? У камня нет ответов.
Закрой глаза. Забудь про боль в груди.
Представь себе, что он опять в пути,
что Лазарев, и цел, и невредим,
ушёл в очередную кругосветку,
что Ла Валетта салютует снова
ему за Наваринский бой, и в знак
заслуг его Георгиевский стяг
над флагманом эскадры, над «Азовом»
взвивается заменой кормового,
что Михаил Петрович видит льды,
их нанося на карту Антарктиды,
что Лазарева помнят молодым
Индийский, Атлантический и Тихий
не раз пересечённый океан,
порты и острова далёких стран:
Австралии, Бразилии, Перу,
и флаг отчизны реет на ветру.
Забыты битвы, кровь, труды, победы?
Когда дальневосточный червь коредо,
от берегов японских занесён,
грыз доски корабельных корпусов,
кто строил акведук с водою пресной,
за двадцать с лишним вёрст текущей в док?
Кто возродить библиотеку смог?
Кто утверждал в державных интересах
строительство казарм на Корабельной,
страницы лоций водного бассейна?
Сам Севастополь – памятник ему.
Наследники, которых воспитал он,
погибшие в боях по одному,
лежат в соборе – вместе с адмиралом.
Наследием царизма объявив,
им памятники здесь снесли когда-то.
Но как при Лазареве, дремлют львы
на Графской у подножья колоннады.
Две обороны. Смена курсов, вех.
Опять гордятся офицерским балом.
И флотоводцев возвратили всех,
а Лазарева – нет, как не бывало.
Ведь нынче не разруха, не нужда.
Громадное планируют и строят.
Так сколько же нам ждать ещё? Когда
домой вернётся Михаил Петрович?
Когда на прежний пост он встанет сам,
чтоб не было от дуновенья бриза
так солоно, так горячо глазам
у камня обезглавленного мыса?
#солоно
Forwarded from Солоно. Стихи. Ольга Старушко
Обернись на вершине кургана: пальба и дым.
Оборона Малахова. Стоны и крики — рядом.
Долгий свист. Под обстрелом на склоны несут воды,
и залиты, шипят, не посеяв погибель, ядра.
Камень башни был белым, а в копоти стал седым.
Панорама сражения. Подвиг давнишний. Но
окружая, затягивает огромное полотно,
и детален предметный план, будто битва — в яви.
Просто помнить о той обороне, матрос, одно,
а вторую держать самому. Ты теперь не вправе
допустить, чтобы память о предках взялась огнём.
Отбомбили прицельно, и чёрной открытой раной
между рёбер каркаса зияет осевшая Панорама,
и горит её холст! Севастополь горит на нём,
как пылал тем июньским минувшим днём.
Дед сказал бы тогда, что не в брёвнах, а в рёбрах храм. Белоснежный шатёр и служил нам что купол храма
в честь защитников города. Стоек был дед и храбр.
Век ещё не истёк: новый штурм, и опять — октябрь.
До июня зенитки хранили нетронутой Панораму,
а сейчас вслед за дедом настанет и твой черёд.
Не минуты — идёт на секунды спасенья счёт.
Выноси на себе, как выносят живых и мёртвых
с поля боя. И сквозь тельняшку масло течёт,
закипая, пузырясь. И холст прилипает к рёбрам,
и батальная живопись входит и в плоть, и в кровь.
Ты на лидер "Ташкент" доставишь её на коже,
ткань событий, тобою как будто прожитых вновь:
паруса кораблей и бинтующий раненых Пирогов —
ближе к сердцу принять историю невозможно.
Обернувши вокруг себя, ты две трети картины спас.
За спиной остаётся обуглившийся каркас,
опустевшие ниши фасада бессильное гложет пламя.
Через долгих два года знамя в победный час
водрузят на верхушке купола Панорамы.
...Пусть и памятники адмиралам снесли в пылу
революции — но вернут на былое место.
Вспоминали на фронте и в госпитале, в тылу,
или даже в плену полотно, знакомое с детства.
Сохраняя его, ты признал полноту наследства,
потому что неважно, какой ты войны, герой
оборон Севастополя — первой или второй.
Он в руинах, но снова воспрянет, в лесах и в кранах,
и откроют к столетию битвы осенней порой
холст, бессмертный как подвиг, в здании Панорамы.
30 октября началась вторая героическая оборона города.
Октябри и июни в истории тут связаны совершенно непостижимым образом.
Первую бомбардировку города в Крымскую войну противники предприняли 17 октября (по новому стилю) 1854 года.
На батальном полотне Франца Рубо запечатлён штурм укреплений Корабельной стороны 6 июня 1855 года.
Во время второй обороны 25 июня 1942 года в здание Панорамы попали немецкие авиабомбы.
#солоно #городбастионов
Есть архивный снимок: оберегавшие Панораму зенитки стоят рядом с орудиями времён первой обороны, на месте Четвёртого бастиона, где воевал Лев Толстой
Оборона Малахова. Стоны и крики — рядом.
Долгий свист. Под обстрелом на склоны несут воды,
и залиты, шипят, не посеяв погибель, ядра.
Камень башни был белым, а в копоти стал седым.
Панорама сражения. Подвиг давнишний. Но
окружая, затягивает огромное полотно,
и детален предметный план, будто битва — в яви.
Просто помнить о той обороне, матрос, одно,
а вторую держать самому. Ты теперь не вправе
допустить, чтобы память о предках взялась огнём.
Отбомбили прицельно, и чёрной открытой раной
между рёбер каркаса зияет осевшая Панорама,
и горит её холст! Севастополь горит на нём,
как пылал тем июньским минувшим днём.
Дед сказал бы тогда, что не в брёвнах, а в рёбрах храм. Белоснежный шатёр и служил нам что купол храма
в честь защитников города. Стоек был дед и храбр.
Век ещё не истёк: новый штурм, и опять — октябрь.
До июня зенитки хранили нетронутой Панораму,
а сейчас вслед за дедом настанет и твой черёд.
Не минуты — идёт на секунды спасенья счёт.
Выноси на себе, как выносят живых и мёртвых
с поля боя. И сквозь тельняшку масло течёт,
закипая, пузырясь. И холст прилипает к рёбрам,
и батальная живопись входит и в плоть, и в кровь.
Ты на лидер "Ташкент" доставишь её на коже,
ткань событий, тобою как будто прожитых вновь:
паруса кораблей и бинтующий раненых Пирогов —
ближе к сердцу принять историю невозможно.
Обернувши вокруг себя, ты две трети картины спас.
За спиной остаётся обуглившийся каркас,
опустевшие ниши фасада бессильное гложет пламя.
Через долгих два года знамя в победный час
водрузят на верхушке купола Панорамы.
...Пусть и памятники адмиралам снесли в пылу
революции — но вернут на былое место.
Вспоминали на фронте и в госпитале, в тылу,
или даже в плену полотно, знакомое с детства.
Сохраняя его, ты признал полноту наследства,
потому что неважно, какой ты войны, герой
оборон Севастополя — первой или второй.
Он в руинах, но снова воспрянет, в лесах и в кранах,
и откроют к столетию битвы осенней порой
холст, бессмертный как подвиг, в здании Панорамы.
30 октября началась вторая героическая оборона города.
Октябри и июни в истории тут связаны совершенно непостижимым образом.
Первую бомбардировку города в Крымскую войну противники предприняли 17 октября (по новому стилю) 1854 года.
На батальном полотне Франца Рубо запечатлён штурм укреплений Корабельной стороны 6 июня 1855 года.
Во время второй обороны 25 июня 1942 года в здание Панорамы попали немецкие авиабомбы.
#солоно #городбастионов
Есть архивный снимок: оберегавшие Панораму зенитки стоят рядом с орудиями времён первой обороны, на месте Четвёртого бастиона, где воевал Лев Толстой
Forwarded from Солоно. Стихи. Ольга Старушко
#лазарев
Вот Лазаревский мыс. Внизу причал.
Здесь русский флот швартуется веками.
А памятника нет. Где он стоял,
нет даже постамента. Брошен камень
с табличкой: мол, однажды возродим…
Когда и кто? У камня нет ответов.
Закрой глаза. Забудь про боль в груди.
Представь себе, что он опять в пути,
что Лазарев, и цел, и невредим,
ушёл в очередную кругосветку,
что Ла Валетта салютует снова
ему за Наваринский бой, и в знак
заслуг его Георгиевский стяг
над флагманом эскадры, над «Азовом»
взвивается заменой кормового,
что Михаил Петрович видит льды,
их нанося на карту Антарктиды,
что Лазарева помнят молодым
Индийский, Атлантический и Тихий
не раз пересечённый океан,
порты и острова далёких стран:
Австралии, Бразилии, Перу,
и флаг отчизны реет на ветру.
Забыты битвы, кровь, труды, победы?
Когда дальневосточный червь коредо,
от берегов японских занесён,
грыз доски корабельных корпусов,
кто строил акведук с водою пресной,
за двадцать с лишним вёрст текущей в док?
Кто возродить библиотеку смог?
Кто утверждал в державных интересах
строительство казарм на Корабельной,
страницы лоций водного бассейна?
Сам Севастополь – памятник ему.
Наследники, которых воспитал он,
погибшие в боях по одному,
лежат в соборе – вместе с адмиралом.
Наследием царизма объявив,
им памятники здесь снесли когда-то.
Но как при Лазареве, дремлют львы
на Графской у подножья колоннады.
Две обороны. Смена курсов, вех.
Опять гордятся офицерским балом.
И флотоводцев возвратили всех,
а Лазарева – нет, как не бывало.
Ведь нынче не разруха, не нужда.
Громадное планируют и строят.
Так сколько же нам ждать ещё? Когда
домой вернётся Михаил Петрович?
Когда на прежний пост он встанет сам,
чтоб не было от дуновенья бриза
так солоно, так горячо глазам
у камня обезглавленного мыса?
#солоно
Вот Лазаревский мыс. Внизу причал.
Здесь русский флот швартуется веками.
А памятника нет. Где он стоял,
нет даже постамента. Брошен камень
с табличкой: мол, однажды возродим…
Когда и кто? У камня нет ответов.
Закрой глаза. Забудь про боль в груди.
Представь себе, что он опять в пути,
что Лазарев, и цел, и невредим,
ушёл в очередную кругосветку,
что Ла Валетта салютует снова
ему за Наваринский бой, и в знак
заслуг его Георгиевский стяг
над флагманом эскадры, над «Азовом»
взвивается заменой кормового,
что Михаил Петрович видит льды,
их нанося на карту Антарктиды,
что Лазарева помнят молодым
Индийский, Атлантический и Тихий
не раз пересечённый океан,
порты и острова далёких стран:
Австралии, Бразилии, Перу,
и флаг отчизны реет на ветру.
Забыты битвы, кровь, труды, победы?
Когда дальневосточный червь коредо,
от берегов японских занесён,
грыз доски корабельных корпусов,
кто строил акведук с водою пресной,
за двадцать с лишним вёрст текущей в док?
Кто возродить библиотеку смог?
Кто утверждал в державных интересах
строительство казарм на Корабельной,
страницы лоций водного бассейна?
Сам Севастополь – памятник ему.
Наследники, которых воспитал он,
погибшие в боях по одному,
лежат в соборе – вместе с адмиралом.
Наследием царизма объявив,
им памятники здесь снесли когда-то.
Но как при Лазареве, дремлют львы
на Графской у подножья колоннады.
Две обороны. Смена курсов, вех.
Опять гордятся офицерским балом.
И флотоводцев возвратили всех,
а Лазарева – нет, как не бывало.
Ведь нынче не разруха, не нужда.
Громадное планируют и строят.
Так сколько же нам ждать ещё? Когда
домой вернётся Михаил Петрович?
Когда на прежний пост он встанет сам,
чтоб не было от дуновенья бриза
так солоно, так горячо глазам
у камня обезглавленного мыса?
#солоно