Liberator B-24 Lady Be Good на месте крушения. Сахара, Ливия, 1963. Найден геологами British Petroleum
#новое - это хорошо забытое старое

#танго_смерти
Скрипка ноет, скрипит.
Он плывёт, будто спит
на ходу,

но не смеет упасть.
А проём, точно пасть,
за звездою звезду

поглощает, и звук
пальцы старческих рук
средь зимы

режет визгом стекла:
это танго на лагерный лад.
Семь
восьмых.

Скрипка воет на идиш
под шарканье тысяч подошв.
Неужели не видишь,
посмотри же, куда ты ведёшь?

Хлопья сажи ложатся на снег,
и ничем эту копоть не смыть.
А оркестр, как во сне:
семь
восьмых.

Неотвязный мотив.
Печи, всех поглотив,
ждут ещё эшелон.

Скрипнет кожаный плащ
надзирателя. Плачь,
скрипка! Аккордеон

разевает меха:
это танго слыхать
до весны.

Круг за кругом, и в печь.
Не присесть, не прилечь.
Семь
восьмых.

В Аргентине, за морем,
совсем не такая зима.
В Аргентине зимою
сгустится вечерняя тьма,
не по-здешнему крикнет
сирена в порту, и на миг
уцелевшая скрипка
рванёт:
семь
восьмых.

#новое

Под сводом храма, средь колонн, парит Деметра,
ещё окутана теплом. Открыты ветру
чертоги матери садов, и лоз, и злаков —
и ветер жалит. Но зато тут легче плакать.

Рыдай, пусть и не внемлет Зевс мольбам Деметры.
Зачем твой храм задумал здесь тот архитектор,
что проектировал вокзал? Знал, что посеял.
Деметра, выплакав глаза, смотри на Север,
откуда шквал летит стремглав на полуостров.
Легла дорога что стрела — прямой и острой.

Пускай магнолии в снегу, и сникла юкка,
твои печали берегут посланцев Юга,
сменивших множество постов, флотов и армий.
Умчат — на Дальний ли Восток, за круг Полярный
ли — поезда горячих их, сынов Тавриды.
Родные стынут очаги. Но скрыв из виду,
их у тебя отняв, украв, как плод и колос,
развеялась разлука в прах. Перемололась.

Пусть никого вернуть нельзя — любовь бессмертна.
Над симферопольским вокзалом ждёт Деметра.

#новое

Вымирающий подъезд
заселяют молодые.

Снег туманом с моря съест.
Над ушедшими - над ними,
кто построил старый дом,
папин дом-пятиэтажку -
небо низкое бельмом.

Молодым без лифта тяжко.
Тут ломают, там штробят.
Связки рвут, но тащат мебель.

Что оставить от себя
уходящим? Только небыль
да не нужный никому
в палисаднике барвинок,
трёхлитровых банок муть,
в мусорнике фотоснимок.

И племянник или сын,
словно сбрасывая время,
вышвырнул в листву часы:
честно прожитое время.

Два немодных сапожка,
перелатанные оба,
на помойке у бачка.

Улетают, снявши обувь.
Видно, смерть была легка.

#новое

#гальваника

Синьора Гальвани сжигает голод:
остались одни глаза.
В Болонье французы.
Уже немолод, а практиковать нельзя.
Иссохнув, он смотрит на воды Комо,
и сердце язвит тоска:
так римлян античных парализованных
жалил в бассейне скат.

Лючия, что снится тебе за Стиксом?
Сбежали ученики.
Здесь только лягушки орут: убийца!
Живые проводники,
с которых вы вместе сдирали кожу,
не смевшие умирать,
пока ещё мускулы дёргать может
искусственная искра.

Соперник обласкан Наполеоном,
при кафедре и деньгах.
Гудит электрический вольтов орган,
и отнятая нога -
уже человечья, не лягушачья -
тонический ловит спазм,
И о Франкенштейне теперь судачат.

А ты и себя не спас,
Луиджи.
Не ты ли в трактате квакал
про жизнь и про новый жар,
про то, что вручаешь учёным факел,
и радуется душа?
Ты жертва.
Мы скованы общей цепью,
спинной просигналит нерв
мой, биметаллическим сжат пинцетом:
мучитель, гори в огне!

#новое

Лук гусиный, гиацинт мышиный -
крохотные радости весны.

Чешские двурогие машины
нас из школы довезти должны:
вот меня пока - из музыкальной.
Пианино куплено как раз
в том году, когда квартиру дали,
а у тёти двойня родилась.

…Всё. Доставил. Убирает рожки.
Дальше к дому полпути - пешком:
так что по асфальтовой дорожке
топай в горку, Оля Старушко.

Двадцать пятый год, как День Победы
отмечать - к нему и возведён
там, где воевали раньше деды,
новый заводской микрорайон.

Но вчера гремели взрывы: то-то
страшно было даже во дворе.
Папа говорит: ведут работы,
делают шоссе к Сапун-горе.

Скоро пустят и до нас троллейбус:
вдоль дороги вкопаны столбы.
И однажды в горку я проедусь.

А к машинам жёлто-голубым,
самым первым, что весною снизу
до конечной новенькой ползли,
люди из степи несли ирисы -
вон их сколько, не видать земли
под ковром из жёлтых и лиловых.

На, водитель, на, бери-бери!
Вот, держи букет! Ещё! И снова
море рук в распахнутой двери…

Годы утекли, и вспомнить есть что,
только где тепло далёких лет,
тот троллейбус в горку, до конечной,
и цветы на лобовом стекле?

#новое
***
На проспекте Победы в Севастополе даже номер троллейбуса символичен - "девятка".

Говори мне, скорый, о том, что не горек сон
про предгорья, горы и море за горизонт,
про весеннее семя, росток и листву, потом
белым раструбом раскрывающийся бутон,
про далёкое лето, которое провела,
повторяя горячечное
I feel love.

Беладонна summer, двойной привозной винил
на бобины списан и переслушан весь.
Две недели мчатся до выпускного дни:
I feel love — это в ритме стука по стыкам рельс-
ов. Уносит трек, и влетаешь в тоннель, во тьму —
скоро ехать в осень, и как я тебя возьму? —
перемотка плёнки, шипящей из “Маяка”.
Диско-дива, мокрые джинсы и ма-еч-ка…
Феромоны, дикий фарфоровый граммофон,
ты пока не успел остыть, затянув игру.
I feel love. Губами. Ладонями. Выше тон,
драм-машину голос тянет на новый круг.

Прокрути мне, скорый, до августа в -надцать лет,
где на пляжном радио “лето, я так хочу”,
где дурман распластан по жаркой, сухой земле,
абитура и зачисленье, и столько чувств.
Увози что хочешь, но этот багаж не тронь,
чтобы, если когда-нибудь оторвётся тромб,
опоённое сердце — пока не затопит мгла
с головой — достучало безостановочно:
I feel love.

#новое
https://youtu.be/dxCqZHSxd2E

#новое

Встрчнм втрм вс глсн вдл
е
ы

е
о

е

а
ы
е

ы
у
о,
корпус речи становится идолом,
превращается в мегалит.

Он дописьменный столп. И допиксельный.

Неподъёмный усилием мысли, он
прорастает из недр земли.
Что ему наша гонка за временем,
ПСС, рецензенты и премии?
Колебанья упругих волн.
Масса речи навалится тяжестью,
не вздохнуть. И однажды окажется:
даже сроки выходят вон —
обертонами, тембрами, трепетом.
Быстротечность планиды потребует
улетучиться словно газ.
Уцелеет лишь, в строфы спрессовано,
перекрикиванье голосов. Оно
утомительно. Пыл угас,
и стоишь по колено в забвении,
пары слов не издав — да забей на них:
воздух резок, и чахнет свет,
свист крыла налетающей вечности.
Но мгновение, кажется, есть ещё:
оставляемый в меньшинстве
краткий звук мой, родной и юродивый,
что есть силы и боли, просодией
в перепонке гуди чужой.
И тогда прожила не напрасно я,
изо рта отпуская все гласные,
сколько было их за душой.

#скорость

Пушка ли бухнет полдневная гулко,
вспухнет ли туч грозовых синева,
видится, чудится: бонна, прогулка,
мальчик, едва лепетавший слова.

Пух тополей пролетит над Басманной,
снег над Михайловским, болдинский лист.
Пара кленовых «лепажей».
Как рано —
двадцать шагов до ствола басурмана,
чорная Лета и стынущий гипс...

Здесь чудеса: околдованный видом,
двадцатилетним влюбившись в Тавриду,
он пронесёт эту страсть сквозь года.
Станет ли счастлив, найдёт ли отраду,
если однажды запишет в тетради:
«Чести моей никому не отдам»?

...Лето. За речкой восток золотится.
Ангел махнул тополиным крылом,
видя склонённые к мальчику лица.
Саша родился. И солнце взошло.

#новое

Чтобы прочесть это, к зеркалу поднеси.
Что нам порядок, которым буквы ложатся в строки?
Гладь по изнанке, переплетения трогай.
Слово — из кокона. Из скорлупы. Но сил
стоит отчаянных вызвать его наружу.
И понимать изошедшее изнутри,
глядя в лицо ему — странно: покой нарушит,
перекроит тебя, и на живую нить
смечет по новой, иглою сомненья клюнув.
Ходят по свету, вывернув душу, люди.
А разорвётся — некому починить.
Еле ухватишь ткань. И за лоскуты
будешь держаться что мочи — нема, разъята.
Смотрит в тебя из текста другая ты.
Вденет в иголку нить, и кладёт заплаты.
А залатает, нить проведя в иглу,
глянет другая ты на тебя из текста:
что онемела? Слово приходит вслух,
нити и лоскуты собирая вместе.
Некому починить? На разрыв пиши.
Вывернув душу, люди по свету бродят.
Колют сомненья? Метанья твоей души
и называются жизнью: скроили вроде
странно, и не до покоя, когда в лицо
смотрит иная сущность, обескуражив.
Черпая силы, кокон (или яйцо)
молча представь. И слова в глубине. Отдашь им
всё до последнего вздоха — отдашь что есть.
Буквы в обратном порядке ложатся в гранки.
Переплетения трогай. Гладь по изнанке.
И поднеси это к зеркалу, чтобы прочесть.

#новое