Ситуация с детским лагерем, построенным на средства Российской Федерации, хорошо иллюстрирует, насколько не проработанными могут быть инвестиционные программы. Лагерь построен, но его не вводят в эксплуатацию, так как средств на его содержание нет. Это вызывает вопрос: почему в рамках инвестиционной программы не предусмотрели финансы на его эксплуатацию?

С другой стороны, возможно российская помощь не предполагает заложение средств на текущее обслуживание. В таком случае, нужно было заранее решать, нужен ли нам такой большой лагерь?

Конечно, важно, чтобы дети могли отдыхать и социализироваться. Но, возможно, стоило сделать проект меньших масштабов, который было бы проще содержать.

Но ситуация с детским лагерем подсветила не только проблему проработки инвестиционной программы (до сих пор Парламент не участвует в этой работе, не привлекаются люди, которые могли бы помочь с определением приоритетов и т.п.).

Самый главный вопрос - увеличение собственной доходной части.

Да, Южная Осетия должна обеспечить (где-то полностью, где-то частично) текущее функционирование объектов, построенных на инвестиционные средства РФ. Но содержание таких объектов, не должно лечь неподъемным грузом на бюджет Южной Осетии.

Должны оставаться ресурсы и на иные цели. Сколько раз поднимался вопрос о создании микроГЭС, используя обширные гидроресурсы Южной Осетии. И если в рамках российских инвестиций этот проект не удается пролоббировать, то как раз своими силами задачи можно решать. Более чем за 30 лет нами самостоятельно не реализован ни один проект, который бы имел стратегическое значение. Это самая говорящая оценка эффективности управления югом Осетии за все время.

Иными словами, Южная Осетия должна наращивать свои собственные доходы, чтобы реализовывать проекты, имеющие принципиальное значение для ее выживания.

Нужно срочно искать собственные источники дохода. И правительство Южной Осетии должно усилить работу в этом направлении. Эффективность его работы должна оцениваться не по успешности освоения российских средств (здесь худо бедно работа поставлена), а по по тому, насколько удалось увеличить собственные доходы.

И самое главное. С каждым днем людей, верящих в Южную Осетию, становится все меньше и меньше. Разочаровываются даже самые стойкие. Если этот тренд не переломить, то кончится все достаточно предсказуемо - чистое поле.

Заметил одну особенность в постах людей (да и в собственных тоже), которые пишут про Южную Осетию и в искренности которых не сомневаюсь.

Очень часто встречаются фразы "необходимо", "должны", "надо", "следует".

Так как ресурсами для изменений обладает только государство, то такие публикации со словами о долженствовании, как правило, бывают обращены к власти.

Но более чем за тридцать лет ничего не меняется в лучшую сторону. Вот и напрашивается вопрос. Может не они должны, а мы обязаны прийти к власти и сами попробовать?

Молодым родителям в помощь:

"Как из хаоса и тревоги за ребенка прийти к уверенности, что вы ничего не упускаете, даёте ему всё самое важное — и при этом не перегружаете?"

https://edpower.ru/betteredu?utm_source=tg_bs&utm_medium=osr&utm_campaign=01&utm_content=sait4

По выборам в Абхазии.

Новость от 15 февраля 2025 г. (первый тур): Явка избирателей на участки по выборам президента Абхазии по данным на 12.00 составила 21% (28 744 человека).

Новость от 01 марта 2025 г. (второй тур): Явка избирателей на участки по выборам президента Абхазии по данным на 12.00 составила 21% (30 200 человек).


Во-первых, обращает на себя внимание какой-то неизменяемый поведенческий стандарт, согласно которому к 12:00 часам голосует 21 процент избирателей Абхазии (ни больше, ни меньше). Впрочем, теоретически такое возможно: в первом туре один район был активнее, а во втором другой и в целом установилось такое же равновесие на уровне 21 процента.


Но дальше интереснее. В первом туре 21 процент от числа всех избирателей составляет 28 744 человек, а во втором туре 30 200 человек.

Два возможных "законных" объяснения.

1. Во-первых, и первая и вторая цифра могли находиться в пределах 21 процента.

2. Ко второму туру списки избирателей могли уточнить в сторону увеличения (правда не знаю, возможно ли это в период между двумя турами).


Что касается манипуляций, то они тоже возможны. Но без данных об общем количестве избирателей, и о том может ли оно меняться от первого тура ко второму, сложно утверждать такое.

Хотел зайти на сайт ЦИК Абхазии, но так и не нашел его.

Но в любом случае, есть на что обратить внимание штабам кандидатов.

Россия активно укрепляет транспортные связи с Абхазией: открывает аэропорт, запускает электрички из Сочи в Сухум.

Связано это, в первую очередь, с объективной привлекательностью абхазского побережья и потребностями российских туристов в прямом сообщении.

Но это всё экономический интерес первого, ближайшего круга.

Что, если на высшем уровне в России будет принято принципиальное решение, что необходимо открыть путь в Грузию, Армению, Иран и т. д.?

Во-первых, это выгодно с экономической точки зрения.

Во-вторых, никто не знает, как будут складываться отношения с Западом в долгосрочной перспективе. Надежды на оттепель при Трампе могут рухнуть как во время его президентства, так и сразу после.

Да и как бы ни складывались отношения с Западом, диверсификация рынков всегда хороша.

В-третьих, там, где экономика, там и политика: России требуется удержать в орбите своего влияния не только Грузию, но и Армению. И если раньше это удавалось делать в основном дипломатическими мерами, ища баланс между интересами Армении и Азербайджана, то сейчас, после разрешения карабахского вопроса, когда Армения стала дрейфовать в сторону западных стран, требуется задействовать экономические рычаги.

Как всегда, Южная Осетия не готова к такому сценарию.

А риски тут есть, и весьма существенные.

Желание России открыть транспортные коридоры в Закавказье (термин не совсем удачный, так как Закавказьем можно считать и Северный Кавказ, если смотреть с юга) сталкивается с интересами Грузии и её позицией по Южной Осетии и Абхазии.

Но переговоры — это всегда сделка, как любит выражаться Трамп. А там, где сделка, там взаимные уступки. В грузинском политическом сознании есть установка, что у Южной Осетии больше шансов войти в её состав, нежели у Абхазии. Почему это так, предмет отдельного поста. Но такое понимание вещей в грузинском обществе есть.

И если это так, то на переговорах Грузия может настаивать вот на чём:

- Транскам она не открывает (так как хочет поглотить слабого).

- Грузия готова вкладывать в развитие прямого сообщения через Абхазию, в том числе железнодорожного (непризнание Абхазии, но экономическое партнёрство).

Иными словами, Грузия будет проводить дифференцированную политику по Южной Осетии и Абхазии, учитывая положение каждой из них. И, повторюсь, положение наше хуже абхазского.

Согласится ли на это Россия, чтобы отказаться от готового Транскама впользу немалых вложений в "абхазскую дорогу" неизвестно. Но если да, то Южная Осетия будет обречена. И даже если не на поглощение Грузией, то на существенное отставание в качестве жизни (мягко говоря).

Если между Россией и Грузией будет налажено прямое транспортное сообщение (автомобильное и железнодорожное) через Абхазию, в то время как Транскам будет оставаться закрытым, то значение последнего с десятилетиями будет сведено к нулю, как и перспективы его открытия.

Что делать? Южной Осетии нужно выйти из тени. Это первый шаг. И начать заявлять о себе и своих интересах. Нас не видно не только миру, но и России. Что там Россия, нас не видят частные лица. Как пример, администрация сайта, разработавшая интерактивную карту железных дорог, на которой есть Абхазия, но нет Южной Осетии.

Безопасность Южной Осетии гарантируется Российской Федерацией.

Однако, мы понимаем, что в случае инициирования конфликта со стороны Грузии нам необходимо своими силами продержаться некоторое время, так как большие страны не сразу могут вмешаться.

Сокращение вооруженных сил Южной Осетии - стратегическая ошибка. Пока ее исправлением никто не занимается. Но даже если восстановить количество армии ЮО до уровня начала сокращений, думаю, ее потенциала не хватит для отражения удара со стороны Тбилиси.

Для таких маленьких стран как Южная Осетия нужна совершенно другая модель организации армии. Фактически все взрослое население должно уметь воевать и тогда силы хоть и не уравновешиваются, но все же фатальная разница сокращается.

Но такая цель нереализуема. Но что можно сделать? Помимо ВС сил в Республике есть полувоенные структуры: КГБ, ОМОН, СОБР, Госохрана. Опыт 2008 года показывает, что эти структуры в той или иной степени участвовали в отражении грузинской агрессии.

Но встает вопрос велась ли их подготовка с учетом возможного отражения военной агрессии? Не знаю.

Но мысль проста: все квазивоенные структуры должны целенаправленно подготавливаться к возможному военному удару со стороны противника.

Помимо перечисленных ведомств и подразделений, необходимо отметить и МЧС: относительное большое количество подготовленных людей в военное время должны уметь решать военные задачи.


Да, на случай нарушения связи, каждое ведомство, подразделение должно иметь вариант (Б), и самостоятельно ставить и выполнять боевые задачи, но в целом в военное время они должны находится под командованием Генерального штаба

То есть Генштаб при своих расчетах, и сценариях должен учитывать силы и средства квазивоенных формирований.

Но для этого следует полностью пересмотреть к ним отношение. Их подготовка, несение службы должна проходить по принципу совмещения двух функций одновременно: главная функция - исполнение профильных задач, дополнительная - боевое участие в случае вооруженного конфликта.

Тезисы поста главного редактора федерального издания «Сапа» Алины Джикаевой о причинах закрытия офиса в Цхинвале:

- уже в самом начале работы редакции «Сапа Цхинвал» начались проблемы. При этом, прямо нам ничего не говорили, но через посредников передавали, что «наверху» очень недовольны составом редакции и предлагали избавиться от некоторых журналистов, которые были неугодны власти.


- практически у всех чиновников, кто так или иначе соприкасался с нашими журналистами, начинались сложности, порой доходившие до увольнений. В конечном итоге, с нами просто прекращали общаться.


-через неформальные каналы мне передали, что «Сапа Цхинвал» сможет полноценно работать, если информационная политика будет полностью контролироваться из Администрации президента.


А я вот не могу понять, почему нельзя сотрудничать? Почему надо обязательно контролировать, подминать?

В долгосрочной перспективе это никогда не приносит хороших плодов.

Доктрина безопасности Южной Осетии.

Военный потенциал Грузии и Южной Осетии не сравним. Мы проигрываем по всем показателям.

В каком-то смысле слабая Южная Осетия это своего рода условие при котором в Грузии возрастают настроения военного решения вопроса.

Но паритета военного мы не достигнем с Грузией в обозримом будущем. Встает вопрос в каком случае Грузия не захочет решать осетинский вопрос военным путем.

Если руководство и общество Грузии будут знать, что мы можем нанести ответный и очень болезненный удар, последствия которого для них несоизмеримо больше выгод, то милитаристские настроения там поубавятся.

Современные технологии дают нам возможность достигнуть того самого уровня достаточного для ответного удара, масштаб которого будет сдерживать очередную военную авантюры со стороны южного соседа.

Повторюсь, слабая Южная Осетия как некая провокация на конфликт. Сильная Южная Осетия - сдерживающий фактор.

Прочитал книгу декана экономического факультета МГУ А.А. Аузана "Культурные коды экономики. Как ценности влияют на конкуренцию, демократию и благосостояние народа"

Делюсь очень интересным фрагментом, где он говорит, что селективные ("голосующие налоги" когда сам избиратель решает на какие расходы они пойдут) плодотворно влияют на осознанность граждан, они вовлекаются в жизнь общества, то есть в целом влияют на поведение человека.

Привожу довольно большую выдержку, чтобы не нарушить внутреннюю согласованность мысли:

« …Покончив с советским методом хозяйствования, где налоги вообще не имели никакого значения, потому что государство получало доход от промышленности и сельского хозяйства, ему же и принадлежавших, страна должна была ввести налоги. Ведь, чтобы иметь бесплатное образование, здравоохранение, социальную помощь, дотации, нужно, чтобы кто-то за это платил.

Ни антикоммунистическое руководство, ни коммунистическая оппозиция в начале 1990-х не решились сказать своему избирателю, что теперь придется платить налоги. И налоги были введены как косвенные, невидимые для населения. На данный момент человек в России платит 50 копеек с рубля — это уровень налогообложения выше американского, но несколько ниже того, который принят в социал-демократических странах Северной Европы.

Но наш налогоплательщик платит их незаметно для себя. Эта уловка имела серьезнейшие последствия для политической культуры, потому что основной вопрос политической борьбы — кто будет платить за общественные блага, за то, чего хочет избиратель. В России этот вопрос не возник, поскольку налоги были выведены за пределы сознания.

В итоге на политической арене выросла фигура популиста, который говорил «я дам вам всё», и никто его не спрашивал, откуда это всё возьмется. Следующим шагом денежные мешки испугались победы популизма и решили, что надо покупать голоса — потихонечку стимулировать избирателя, чтобы он не шел за популистом. Третьим шагом появилась власть, которая испугалась: сейчас денежные мешки купят парламент, назначат своего премьера и изберут своего президента — надо корректировать результаты выборов.

Мы въехали в искажение демократии, потому что «в кузнице не было гвоздя», потому что налоги — это чрезвычайно важная часть политической культуры. Поэтому, если мы исправим все политические и избирательные процедуры, но при этом не подведем базу под политическое сознание в виде понимания того, что принятие решения — это обязанность платить за его реализацию или, по крайней мере, указание на то, кто же должен заплатить, — без этого мы вряд ли будем успешны.

Поэтому я давно настаиваю (и многие коллеги меня поддерживают) на селективных налогах — чтобы человеку дали возможность голосовать налоговым рублем, решать, куда его направлять.

Когда через механизмы селективного налога, партисипаторного бюджетирования (то есть участия избирателя в том, куда направлять бюджет на развитие)1 каждый человек осознает движение денег как общественных ресурсов, будет меняться поведение избирателя и запрос на то, что власть должна сделать, а что — нет. Тем более что технически сейчас это реализуется очень просто: в мобильном приложении телефона можно дать человеку информацию о том, что к данному моменту он заплатил столько-то федеральному правительству, столько-то — субъекту федерации, а вот столько-то — муниципалитету. Это заодно и даст человеку понимание того, с кого и за что он должен спросить. И человек спросит».

Друзья,

Вместе с моим коллегой, депутатом Парламента Константином Плиевым, мы внесли законодательную инициативу о введении прогрессивной шкалы налогообложения в нашей республике.

Что это значит?

Прогрессивная шкала налогообложения предполагает, что ставка налога на доходы физических лиц будет зависеть от уровня дохода. Это означает, что те, кто зарабатывает больше, будут платить налог по более высокой ставке, а граждане с низкими доходами получат налоговое послабление.

Почему это важно?

Мы убеждены, что такая система сделает налогообложение более справедливым и социально ориентированным. Она позволит снизить финансовую нагрузку на малообеспеченные семьи, и направить дополнительные средства, которые поступят в бюджет, на развитие на финансирование программ развития.

Что дальше?

Законопроект будет рассмотрен в Парламенте, и мы приложим все усилия, чтобы он был принят.

Будет ли меняться ставка налогообложения, указанная в проекте закона?

По предварительным расчетам указанные ставки являются справедливыми и одновременно приведут к увеличению доходной части бюджета.
Однако, изменения неизбежны так как нужно более детальное исследование. К сожалению, при подготовке законопроекта не получили полной информации от органов исполнительной власти, но не стали откладывать вопрос в долгий ящик. Надеемся, что уже в рамках парламентских процедур органы исполнительной власти подойдут более конструктивно и вместе мы сможем установить наиболее обоснованную прогрессивную шкалу налогообложения.


Предлагаю обсудить данную инициативу — пишите свои вопросы, предложения и замечания в комментариях или в бот обратной связи.

Но ведь вопрос не в том, что кто-то не видит или не признает что в Республике что-то делается, а в том

можно ли было сделать больше за то же время и те же ресурсы или нет?

Второй вопрос: правильно ли ставились приоритеты?

Ну, например, многоквартирные дома в сельской местности тоже сделаны, но это удар по селу и демографии, нежели польза. Второй пример Растдон. Список можно продолжать.

Третий вопрос. А что южная Осетия сделала сама, вне инвестпрограммы РФ?

Чтобы оценить объективно нашу эффективность, прежде всего, нам надо смотреть на наши результаты вне инвестпрограммы РФ.

Ну и, пожалуй, самый главный вопрос. Что делать с тем, что несмотря на то, что " многое сделано", огромное количество людей хотят покинуть Южную Осетию, а те, кто живет вне - не хотят возвращаться.

И что будет, если этот тренд не сломить в ближайшие 10 лет?

Кстати, в комментариях тг-канала Экономика Южной Осетии, на которую дал гиперссылку, немного подискутировали с автором. Переходите, читайте, подписывайтесь🙂

Письмо Рутена Гаглоева на Родину (Из книги Резо Хугаева "Право на Правду"

Из статьи Шота Туаева "Исследователь и просветитель Дзадте Гугкаев"

Первый вопрос.

Когда Государство Алания (Южная Осетия), как государство всех осетин, начнет оформлять гражданство и выдавать паспорта осетинам, независимо от места их рождения и проживания?

И второй вопрос. Не менее важный.

Когда осетины, независимо от места их рождения и проживания, открыто потребуют у своего Государство Алания (Южная Осетия) оформить их гражданство и выдать паспорта?

Для повышения качества государственного управления необходимо, чтобы в обществе сформировался устойчивый запрос на такие изменения. Однако подобный спрос традиционно исходит от среднего класса, который в Южной Осетии практически отсутствует. Многие из тех, кто имеет относительно стабильные и неплохие доходы, зависят исключительно от госслужбы как основного источника заработка, что накладывает свои ограничения (этические по долгу службы и страх репрессий со стороны "большого работодателя")

Было предположение, что импульс к изменениям может дать прослойка граждан, работающих дистанционно на Россию или другие страны. Однако и эта группа пока не проявляет активной позиции. Вероятно, требуется время.

Но появились и другие объяснения такому поведению.

Во-первых, у многих из этих людей родственники связаны с государственными структурами, что создаёт косвенное давление и страх публичных действий. Во-вторых, их доходы формируются за пределами региона, превращая Южную Осетию в место с благоприятным климатом и качественной кухней, а не в центр социальной и политической активности.И это нормальное психологическое явление: для тех, кто полностью зависит от доходов внутри региона, и для тех, кто получает их извне, восприятие Родины будет разниться.

Для обеих групп Южная Осетия остаётся родным краем. Но для второй категории она еще регион, куда можно уехать с ноутбуком и жить. То есть они не на Родину вернулись в свое время, а иммигрировали из России в страну с теплым, мягким климатом, качественной едой, и бонус - тут еще и родня рядом. В общем, это такой парадокс, когда ты иммигрируешь в свою же страну. И поэтому у них возникает психологическое отчуждение: такие граждане в меньшей мере осознают возможность влиять на власть, воспринимая государство как внешний, почти абстрактный институт.

Кстати, на примере третьей группы (те кто давно живет за пределами Осетии) можно увидеть, что такое отношение к Родине, это нормально, во всяком случае, закономерно. И эти закономерности нельзя объяснять безответственностью или иным подобным образом. Они возвращаются на Родину раз в год, навещают родных, привозят детей к бабушкам и дедушкам. Укрепляют их и свое здоровье. В таких поездках связываться с государством хочется в последнюю очередь. Ну разве что два раза в пятилетку можно сходить на выборы (парламентские и президентские).


Это заставляет задуматься: существует ли неэкономический фактор, способный стимулировать запрос на улучшение госуправления? Средний класс не сформирован, большинство граждан с неплохими доходfми задействованы в госслужбе, а те, кто имеет доходы извне, иначе воспринимают связь с регионом, по другому осознают связь гражданин-государство, то есть «удалённые» работники дистанцируются от локальных проблем.

Что же тогда может послужить фактором кристаллизации запроса на повышение качества госуправления? Культурные коды, (переосмысленные, обновленные и инкорпорированные в текущие реалии традиции коллективного решения значимых вопросов через ныхас)?

Религия, семья или школа? Какой институт воспитает в обществе требовательность к власти? И главное — когда это произойдёт: в ближайшие 3–4 года или лишь через десятилетие?