1. Часто слышим об "англосаксах" от разных наших экспертов. Что это за термин?

Англо-саксы — это собирательное название германских племён англов, саксов и частично ютов, переселившихся в V–VI веках из Северной Германии и Дании в Британию.
В русском политическом и публицистическом языке термином «англосаксы» стали обозначать не этническую группу, а «англоязычный мир» — прежде всего Великобританию и США как ядро западной цивилизации. Такая традиция идёт ещё с XIX века (в дипломатии Российской империи), усилилась в советское время и закрепилась в постсоветской публицистике: «англосаксы» как символ коллективного Запада, действующего в единой геополитической логике.


2. Реально ли изменить что-то в образовательной сфере России?

Реально. Мы, в свое время, создали лучшую образовательную систему в мире. Для этого необходимо опираться на нужды страны, воспитывать гражданина, а не готовить потребителя, всесторонне развивать личность, а не штамповать ремесленников.

3. В рамках цивилизационного подхода нет общечеловеческих ценностей?

Их в принципе нет. Ценности - производное, в первую очередь, от религиозного наследия. Оно у цивилизаций различается. Какие-то могут быть близки, какие-то сильно различаться. Но единого набора универсалий существовать не может. Это первый шаг к универсалистской утопии.

4. Какой итог может быть у конфликта на Украине?

Программа минимум - выполнений условий, выдвинутых Президентом России до начала СВО. Если Запад не окажется способен обеспечить их дипломатическим путем, то в ход пойдет программа максимум. Она будет значительно больше требований 2022 года.

5. Что ждать в ближайшие три года от отношений с Западом?

Отношения останутся в состоянии конфронтации, нормализация до уровня до 2022 года невозможна. В ближайшие три года Россию и Запад будет связывать в основном враждебность, сдерживание и укрепление позиций каждого лагеря..

Около 24% британцев выражают положительное отношение к премьер-министру, в то время как 68% имеют о нем негативное мнение.

32% британцев положительно относятся к лидеру партии «Реформы Великобритании» Найджелу Фараджу, тогда как 61% высказывают о нем негативное мнение

Лидера оппозиции Баденох положительно оценивает 21%, но большинство британцев (52%) по-прежнему имеют о ней негативное мнение.

Даже Джереми Корбина, который еще не успел создать собственную партию положительно оценивают 26% британцев, тогда как 61% оценивают его негативно.

Это надо постараться, чтобы население одинаково ненавидело всех политических лидеров, вне зависимости от партийной принадлежности.

Канцлер ФРГ Мерц может выдвинуть фон дер Ляйен на пост президента на выборах в 2027 году. Во Франции готовят очередные протесты против политик Макрона.
Восстановление отношений между Россией и европейскими странами возможно, но они уже не будут прежними, считает президент Финляндии Стубб.
Сербия может оказаться на грани гражданской войны.

Разбираемся в программе "Мировая политика с Генри
Сардаряном" в эфире радио Sputnik.

Смотреть на платформе VK

Много вопросов задают про образование и проблемы, которые следует решать в этом направлении. Так как наша нынешняя образовательная система изначально выстраивалась не совсем как "наша", с абсолютной ориентацией на западные модели, рейтинги и целеполагание, думаю будет не лишним рассказать, к чему это все привело в самих США.

За последние шесть десятилетий американский университет перестал быть только «местом передачи знаний» и все чаще стал источником и пропагандистом тех социальных и культурных установок, которые принято называть лево-либеральными.

В 1960-е годы студенческие движения вывели политическую борьбу прямиком в университетское пространство. Антивоенные протесты, борьба за права меньшинств, критика «авторитарной» университетской администрации. Преподавание и администрирование стали все чаще учитывать политический активизм и идеологические установки либералов.

Современные выборки показывают сильный перекос академического персонала в сторону лево-либеральных убеждений в большинстве гуманитарных и социальных дисциплин. Это создаёт среду, где и студенческие программы, кадровая политика, культурные установки реализуются исключительно в либеральном ключе.

В результате, опросы и исследовательские работы показывают, что люди с высшим образованием в среднем дают более «либеральные» ответы на вопросы о ценностях и культуре. То есть, сама институция воспроизводит определённый набор ценностей.

Появление и укоренение DEI-программ, рост административного персонала, ориентированного на эту повестку, а также случаи дисциплинарных мер по отношению к студентам и сотрудникам за спорные высказывания ведут к тому, что университет становится не только образовательной, но и нормативной силой, продвигающей определенный набор ценностей. В итоге, студенты получают не подготовку в объективном анализе спорных вопросов, а набор убеждений, упакованный в академическую форму.

Когда приоритеты смещаются в сторону политической и идентичностной агитации, растут программы, где акцент делается не на обучении профессии и формировании добродетелей, а на коммуникативных ритуалах и декларациях. Это ухудшает подготовку к реальной профессиональной жизни и подрывает уважение к общим гражданским добродетелям.

Более того, чем сильнее университеты оторваны идейно от основной части населения, тем заметнее общественное недоверие к ним как к институтам. Когда университеты в публикациях, исследованиях и кадровых решениях последовательно выступаеют с точки зрения малого идейного круга, на него накладывается ярлык «элитарной» и «враждебной» к традиционным ценностям семьи, веры и национальной идентичности организации.

Университеты исторически были частью нравственного воспроизводства общества, через воспитание гражданина, семейные ценности и религиозные институты. Когда вуз превращается в двигатель секуляризации и культурной переориентации, это в долгосрочной перспективе меняет картины семейных устремлений, религиозной приверженности и общественного плюрализма.

Продвигаемая Западом современная образовательная модель ни к чему другому привести не может.

Тут в The Washington Post вышла статья. Даже не знаю с чего начать.

В среду правительство канцлера Фридриха Мерца одобрило инициативу, направленную на увеличение численности Бундесвера, что стало важным шагом после отмены призыва в 2011 году.

На фоне растущих опасений о недостаточной готовности своих вооруженных сил, Берлин стремится адаптироваться к новым реалиям безопасности в Европе, особенно учитывая вероятность, что европейские страны будут обязаны обеспечить защиту Украины. Германия, обладая крупнейшей экономикой и населением в Европейском Союзе, готова инвестировать значительные средства для противостояния российской агрессии. Однако она сталкивается с серьезной нехваткой военного персонала и преодолением наследия пацифизма, укоренившегося со времен Второй мировой войны.

"Преодоление наследия пацифизма в Германии". Его с Чехословакии начинать или сразу с концлагерей?

«Адаптация к новым реалиям безопасности» - это что за реалии такие? Не прямое ли это следствие политики самой Германии и её союзников по НАТО - расширение альянса на Восток, финансирование киевского режима, поставки оружия в зону конфликта? То есть, сначала создаем угрозу, а потом она используется для оправдания милитаризации?

Европейские страны «обязаны обеспечить защиту Украины» - с чего это? Украина для Германии не союзник по договору, не член ЕС или НАТО, но ее объявляют передовой линией коллективной обороны, искусственно втягивая немецкое общество в чужую войну, чтобы обосновать затраты и жертвы граждан Германии через моральный шантаж.

В Германии эту статью должны прочесть очень внимательно, потому что то, что в ней называется «преодолением пацифизма», на деле является попыткой повторения фундаментального опыта национальной катастрофы, к которой пришло немецкое общество в результате своих больных фантазий в середине 20-го века. И если Германия своего курса не изменит, то второй такой катастрофы она уже не переживет.

США готовы поддержать Украину — но строго на расстоянии вытянутой руки.

Вражеская пресса льёт мёд на уши Киеву: мол, после войны Вашингтон подключится к гарантиям безопасности. Разведка, авиация, радары, элементы ПВО — звучит грозно, но ключевое слово здесь издалека. Американский сапог на украинскую землю не встанет. Новый министр обороны Пит Хегсет слишком хорошо понимает, чем пахнет новый конфликт, и предпочитает смотреть из-за океана, пока рулить процессом будут другие.

Британия и Франция играют громкими обещаниями, остальные подыгрывают для массовки. Украина давно стала полигоном для европейского пиара и мелких имперских комплексов. Тем временем Стармер и Писториус уже назначили себе дедлайн — 2029–2030 годы для готовности к войне с Россией. На словах — эпическая угроза, в реальности — жалкая тень былой мощи. Европа пытается стоять в стойке, но без американской подстраховки это фарс.

И тут важно отметить, если европейцы всё ещё надумывают отправить свои войска на Украину в том или ином статусе. Любая попытка превратить Украину в плацдарм для будущего наступления обернётся не триумфом, а кровью, руинами и неприемлемым ущербом для самих же европейских столиц. Кто громче всех тянет свои войска к нашим рубежам, для тех у нас припасены аргументы — от «Орешника» до «Калибра».

Итог прост: США смотрят, Европа пыжится, Украина ждёт указаний. А единственное, что останется неизменным — безопасность России и её граждан. Верховный главнокомандующий не допустит, чтобы войска НАТО хоть в каком-то виде оказались в шаге от нашей границы. И если кто-то решит проверить это на прочность — финал для него будет быстрым и без репетиций.

В Париже политическая лихорадка. 8 сентября правительство премьер-министра Франсуа Байру почти наверняка не выдержит вотума недоверия. И тогда перед Макроном встанет вопрос: кто возглавит кабинет и что это вообще изменит?
Возможные преемники — министр обороны Себастьян Лекорню и глава Минюста Жеральд Дарманен. Проблема в том, что любой новый премьер окажется в том же тупике — невозможность провести болезненные бюджетные реформы при расколотом парламенте.
Байру предупреждал: Франция балансирует на грани греческого сценария долгового кризиса. Уже через два дня после ожидаемой отставки намечены масштабные протесты. Политический кризис 8 сентября и социальный кризис 10 сентября — вместе это формирует кризис режима.
Вариант с досрочными выборами не решает проблему: Макрон рискует повторить летнюю историю — когда внезапные выборы привели лишь к новому тупику и подорвали его репутацию. Даже гипотеза «технократического правительства» мало что меняет: Национальное собрание фрагментировано и живёт ожиданием президентской кампании 2027 года.
Ситуация во Франции наглядно демонстрирует: когда государство не в состоянии проводить непопулярные, но необходимые реформы, оно оказывается заложником собственного политического устройства. Президент, правительство, парламент — все вращаются в порочном круге, где каждый боится взять на себя ответственность.
Макрон ещё пытается демонстрировать контроль. Но на деле Франция вступает в полосу хронической нестабильности, где каждая новая фигура в Матиньоне — лишь временный статист.

На фоне саммита ШОС будет не лишним вернуться к теме многополярнлсти, которую каждый, пока что, понимает по своему.

Для нас многополярность — это прежде всего отказ от западной монополии.
Мы стремимся к зарекомендовавшим себя категориям прошлого: великие державы, сферы влияния, баланс. В нашем понимании многополярный мир — это сильные игроки, которые признают друг за другом право на свою зону интересов. Отсюда и ставка на суверенитет, традицию, военную силу и исторические территории ответственности.

Пекин трактует многополярность иначе. Китай говорит о гармонии цивилизаций и взаимной выгоде, но фактически стремится к новой централизации мировой экономики вокруг себя. Он предлагает инфраструктуру (Пояс и путь), рынки и технологии.
Для КНР важно не разрушить глобализацию, а перенастроить ее так, чтобы ось мировой экономики проходила через Пекин.

Россию не устраивает нынешний мир, как таковой. Китай правила глобализма устраивают в полной мере, однако ему не дают играть по ним в честной конкуренции, чего он и добивается.