ÁНДОМА В 1928 ГОДУ
Вид на Áндомский Погост – в то время районный центр Ленинградской области. Ныне село в Вытегóрском районе Вологодской области.
Фото из архива Евгения Дьячкова.
Даже на одной фото мы видим контакт восточнославянского и вепсского:
древнерусские топонимы Погост и Наволок соседствуют с деревней Мáковской (не от мака, а от отчества жившего здесь в XVI веке Орефы Мáкоева, восходящего к Makoi – вепсскому и карельскому варианту имени Макар).
А напротив церкви, где в XVI веке стоял двор священника по прозвищу Русин («двор Русиновъской, а в нем живут таможники») – деревня Пяревщина, названная по вепсскому прозвищу Päre(g) 'короткая, толстая щепка'.
Вид на Áндомский Погост – в то время районный центр Ленинградской области. Ныне село в Вытегóрском районе Вологодской области.
Фото из архива Евгения Дьячкова.
Даже на одной фото мы видим контакт восточнославянского и вепсского:
древнерусские топонимы Погост и Наволок соседствуют с деревней Мáковской (не от мака, а от отчества жившего здесь в XVI веке Орефы Мáкоева, восходящего к Makoi – вепсскому и карельскому варианту имени Макар).
А напротив церкви, где в XVI веке стоял двор священника по прозвищу Русин («двор Русиновъской, а в нем живут таможники») – деревня Пяревщина, названная по вепсскому прозвищу Päre(g) 'короткая, толстая щепка'.
Правление колхоза «Красное Знамя» Вытегорского с/с (1954 г.). Из фондов Вытегорского краеведческого музея.
Источник иллюстрации – goskatalog.ru
Источник иллюстрации – goskatalog.ru
РУСКЕД МЯГИ, МАЙРУЧЕЙ И ДРУГИЕ ВЫТЕГОРСКИЕ КОЛХОЗЫ
Укрупнение колхозов происходило с начала 1950-х годов, а до этого коллективные хозяйства создавались в каждой деревне или группе небольших деревень. Многие из названий старых колхозов не спускались сверху, а были творчеством местного населения.
Так, в Шимозерском сельсовете Оштинского района (вошедшем впоследствии в состав Вытегорского района Вологодской области) были колхозы со следующими названиями:
«Вепс»
«Кивинемь» (Kivinem’ – Каменный Наволок – по названию деревни)
«Рускед Мяги» (Ruskedmägi – Красная Гора)
«Рускед Сирп» (Ruskedsirp – Красный Серп)
«Сурь-те» (Sur’te – Великий Путь).
Народный географический термин сельга (карельское sel’gä, вепсское sel’g ‘гора’) отразился в названиях двух колхозов Андомского района:
«Красная Сельга» (Замошский сельсовет – по названию д. Сельга)
«Новая Сельга» (Низовский с/с – по названию д. Новая Сельга).
Два следующих колхоза Вытегорского и Ковжинского районов обязаны своими названиям протекающим у деревни малым ручьям. Названия последних представляют собой вепсско-русские полукальки:
«Майручей» (Кондушский с/с). Здесь название удачно увязалось с 1 мая – Днём Труда. Однако, ручей упоминается еще в писцовых книгах XVI века. В его основе – вепсское maŕj- [марьй] ‘ягодный’ (с учётом формы Мажемручей < maŕjžom 'ягодник').
«Красный Маткручей» (Бадожский с/с), здесь вепсское matk – ‘волок’. Действительно, в Бадожской волости располагались волоки из бассейна Волги в бассейн Балтийского моря, а теперь проходит Волго-Балтийский водный путь.
От названий сёл и деревень происходят названия следующих колхозов Андомского и Вытегорского районов:
«Андомогорец» (Андомогорский с/с)
«Гуляевец» (Низовский с/с) – по д. Гуляево (название деревни образовано от древнерусского прозвища Гуляй)
«Загородец» (Титовский с/с) – д. Загородская
«Лахновец» (Титовский с/с) – д. Лахново (название деревни происходит от вепсского прозвища Lahn – Лещ)
«Лебедь» (Андоморецкий с/с) – д. Лебяжье Озеро
«Медведь» (Ладвозерский с/с) – д. Медведево
«Павликовец» (Ладвозерский с/с) – д. Павликово
«Титовец» (Титовский с/с) – д. Титово
«Ундозерец» (Ундозерский с/с).
Таким образом, на территории современного Вытегорского района Вологодской области существовали колхозы, названия которых имели яркую региональную специфику.
Так, аналогами нередких в СССР названий «Красная Гора» здесь выступали «Рускед Мяги» и «Красная Сельга».
Часть названий колхозов образована от микротопонимов – названий небольших ручьев, имеющих вепсские основы.
Названия колхозов, образованные от названий населенных пунктов, содержит как древнерусские (Гуляй), так и вепсские прозвища (Лахн).
При этом в колхозах «Медведь» и «Павликовец», связанных с названиями деревень Медведево и Павликово, самыми частыми фамилиями колхозников были соответственно Медведев и Павликов.
Укрупнение колхозов происходило с начала 1950-х годов, а до этого коллективные хозяйства создавались в каждой деревне или группе небольших деревень. Многие из названий старых колхозов не спускались сверху, а были творчеством местного населения.
Так, в Шимозерском сельсовете Оштинского района (вошедшем впоследствии в состав Вытегорского района Вологодской области) были колхозы со следующими названиями:
«Вепс»
«Кивинемь» (Kivinem’ – Каменный Наволок – по названию деревни)
«Рускед Мяги» (Ruskedmägi – Красная Гора)
«Рускед Сирп» (Ruskedsirp – Красный Серп)
«Сурь-те» (Sur’te – Великий Путь).
Народный географический термин сельга (карельское sel’gä, вепсское sel’g ‘гора’) отразился в названиях двух колхозов Андомского района:
«Красная Сельга» (Замошский сельсовет – по названию д. Сельга)
«Новая Сельга» (Низовский с/с – по названию д. Новая Сельга).
Два следующих колхоза Вытегорского и Ковжинского районов обязаны своими названиям протекающим у деревни малым ручьям. Названия последних представляют собой вепсско-русские полукальки:
«Майручей» (Кондушский с/с). Здесь название удачно увязалось с 1 мая – Днём Труда. Однако, ручей упоминается еще в писцовых книгах XVI века. В его основе – вепсское maŕj- [марьй] ‘ягодный’ (с учётом формы Мажемручей < maŕjžom 'ягодник').
«Красный Маткручей» (Бадожский с/с), здесь вепсское matk – ‘волок’. Действительно, в Бадожской волости располагались волоки из бассейна Волги в бассейн Балтийского моря, а теперь проходит Волго-Балтийский водный путь.
От названий сёл и деревень происходят названия следующих колхозов Андомского и Вытегорского районов:
«Андомогорец» (Андомогорский с/с)
«Гуляевец» (Низовский с/с) – по д. Гуляево (название деревни образовано от древнерусского прозвища Гуляй)
«Загородец» (Титовский с/с) – д. Загородская
«Лахновец» (Титовский с/с) – д. Лахново (название деревни происходит от вепсского прозвища Lahn – Лещ)
«Лебедь» (Андоморецкий с/с) – д. Лебяжье Озеро
«Медведь» (Ладвозерский с/с) – д. Медведево
«Павликовец» (Ладвозерский с/с) – д. Павликово
«Титовец» (Титовский с/с) – д. Титово
«Ундозерец» (Ундозерский с/с).
Таким образом, на территории современного Вытегорского района Вологодской области существовали колхозы, названия которых имели яркую региональную специфику.
Так, аналогами нередких в СССР названий «Красная Гора» здесь выступали «Рускед Мяги» и «Красная Сельга».
Часть названий колхозов образована от микротопонимов – названий небольших ручьев, имеющих вепсские основы.
Названия колхозов, образованные от названий населенных пунктов, содержит как древнерусские (Гуляй), так и вепсские прозвища (Лахн).
При этом в колхозах «Медведь» и «Павликовец», связанных с названиями деревень Медведево и Павликово, самыми частыми фамилиями колхозников были соответственно Медведев и Павликов.
ВЕПССКАЯ ПРАВДА
В это же время (в 1930-е годы) в соседнем Винницком районе Ленинградской области
(сейчас – часть Подпорожского района), который имел статус вепсского национального, выходит газета «Вепсская Правда».
Среди упомянутых в ней колхозов попадаются такие как «Рускед ёгеранд» (Rusked Jogirand) – буквально «Красное Поречье».
В это же время (в 1930-е годы) в соседнем Винницком районе Ленинградской области
(сейчас – часть Подпорожского района), который имел статус вепсского национального, выходит газета «Вепсская Правда».
Среди упомянутых в ней колхозов попадаются такие как «Рускед ёгеранд» (Rusked Jogirand) – буквально «Красное Поречье».
КАДУЙ
Название одного из районных центров Вологодской области – Кáдуй восходит к вепсскому Kadoi 'можжевеловый ручей' (Kadoi < Kadaoja < Kadagʻoja, где kadagʻ [кáдагь] 'можжевельник', oja [оя] 'ручей'). Об этом был пост в ув. «Череповецкой губернии».
Этого достаточно для объяснения названия. Но интересна и сама история слова.
Вепсское kadagʻ наряду с карельским kadaja восходит к праприбалтийско-финскому *kataga, откуда, например, и финское kataja.
Есть еще балтское гнездо – латышское kadiķis, литовское kadagys, древнепрусское kadegis с тем же значением.
Направление заимствования (балтское > прибалтийско-финское или обратно) не совсем ясно. При этом, балтское слово стало источником немецкого диалектного обозначения можжевельника – Kaddig.
В пользу балтского (и, в конечном счете, индоевропейского) источника слова чашу весов как будто склоняет русское кадить 'сжигать благовония', которое может быть родственно как балтскому можжевельнику, так и греческому кедру (kedros, в старшем значении 'можжевельник'), с учетом использования смолы этих деревьев как благовоний (например, они входят в состав ладана).
Название одного из районных центров Вологодской области – Кáдуй восходит к вепсскому Kadoi 'можжевеловый ручей' (Kadoi < Kadaoja < Kadagʻoja, где kadagʻ [кáдагь] 'можжевельник', oja [оя] 'ручей'). Об этом был пост в ув. «Череповецкой губернии».
Этого достаточно для объяснения названия. Но интересна и сама история слова.
Вепсское kadagʻ наряду с карельским kadaja восходит к праприбалтийско-финскому *kataga, откуда, например, и финское kataja.
Есть еще балтское гнездо – латышское kadiķis, литовское kadagys, древнепрусское kadegis с тем же значением.
Направление заимствования (балтское > прибалтийско-финское или обратно) не совсем ясно. При этом, балтское слово стало источником немецкого диалектного обозначения можжевельника – Kaddig.
В пользу балтского (и, в конечном счете, индоевропейского) источника слова чашу весов как будто склоняет русское кадить 'сжигать благовония', которое может быть родственно как балтскому можжевельнику, так и греческому кедру (kedros, в старшем значении 'можжевельник'), с учетом использования смолы этих деревьев как благовоний (например, они входят в состав ладана).
ЛЕЙБРУЧЕЙ
Название вытегорской деревни Лéйбручей связано не с особой близостью к царской особе, как у лейб-медика или лейб-гусара (от немецкого Leib 'тело'), а с вепсским leib 'хлеб'.
Вепсский хлеб, наряду с карельским leibä, восходит к праприбалтийско-финскому *laipa 'хлеб' (отсюда эстонское leib и финское leipä), которое было заимствовано из прагерманского *hlaibaz (отсюда нем. Laib, англ. loaf 'буханка').
Германское слово, по-видимому, распространилось с готами на восток и попало в праславянский в форме *xlěbъ.
Подробнее о происхождении славянского слова хлеб – см. ув. «Вопросы о словах» и ув. «Языковедьма».
Позволю обширную цитату по указанной теме с первого из упомянутых каналов:
"Любор Нидерле в книге «Славянские древности» писал, что из германского происхождения славянского названия хлеба «...нельзя делать вывод, что славяне до общения с германцами, в частности с готами, в III и IV веках не знали хлеба. Я полагаю, что здесь мы снова сталкиваемся с фактом, когда славяне переняли от германцев новое название предмета, который был уже им знаком раньше. Такое заимствование могло иметь место скорее всего по той причине, что они видели в германском хлебе нечто отличное от их хлеба либо по форме, либо по способу изготовления; возможно, это был хлеб ржаной, квашеный и к тому же хорошо выпеченный в печи»".
Тоже можно сказать про знакомство с хлебом и у прибалтийско-финских народов.
Название вытегорской деревни Лéйбручей связано не с особой близостью к царской особе, как у лейб-медика или лейб-гусара (от немецкого Leib 'тело'), а с вепсским leib 'хлеб'.
Вепсский хлеб, наряду с карельским leibä, восходит к праприбалтийско-финскому *laipa 'хлеб' (отсюда эстонское leib и финское leipä), которое было заимствовано из прагерманского *hlaibaz (отсюда нем. Laib, англ. loaf 'буханка').
Германское слово, по-видимому, распространилось с готами на восток и попало в праславянский в форме *xlěbъ.
Подробнее о происхождении славянского слова хлеб – см. ув. «Вопросы о словах» и ув. «Языковедьма».
Позволю обширную цитату по указанной теме с первого из упомянутых каналов:
"Любор Нидерле в книге «Славянские древности» писал, что из германского происхождения славянского названия хлеба «...нельзя делать вывод, что славяне до общения с германцами, в частности с готами, в III и IV веках не знали хлеба. Я полагаю, что здесь мы снова сталкиваемся с фактом, когда славяне переняли от германцев новое название предмета, который был уже им знаком раньше. Такое заимствование могло иметь место скорее всего по той причине, что они видели в германском хлебе нечто отличное от их хлеба либо по форме, либо по способу изготовления; возможно, это был хлеб ржаной, квашеный и к тому же хорошо выпеченный в печи»".
Тоже можно сказать про знакомство с хлебом и у прибалтийско-финских народов.
РУНЫ О ПЕТРЕ ВЕЛИКОМ
Петр Великий, неоднократно бывавший на Севере (на территории современной Архангельской, Вологодской областей и Республики Карелия), оставил неизгладимый след в памяти его жителей.
Сотни преданий, легенд, сказок рассказывают о событиях, связанных с его приездами.
В них он даёт названия городам и деревням, прозвища жителям, выступает в качестве плотника, кузнеца, крестного отца крестьянских детей. Образ Петра сочетает черты культурного героя и справедливого царя, близкого народу.
Кроме прозаических форм фольклора есть и стихотворные.
При этом в карельских рунах (эпических песнях) царь настолько близок, что назван сыном Карелии:
Petri tsaari, uros ulja,
Poika kaunis karjalainen,
Vesti vuorella venettä.
Был царь Пётр герой удалый,
Сын Карелии красивый,
На горе готовил лодку
или
Petteri oli kuulusin kuningas,
Karjalainen poika kaunis
Laittavi sotaväkie,
Lammin laioja latovi.
Пётр царём был знаменитым,
Сыном Карьялы красивым.
Снаряжает свое войско,
Корабли готовит в бухте.
Петр Великий, неоднократно бывавший на Севере (на территории современной Архангельской, Вологодской областей и Республики Карелия), оставил неизгладимый след в памяти его жителей.
Сотни преданий, легенд, сказок рассказывают о событиях, связанных с его приездами.
В них он даёт названия городам и деревням, прозвища жителям, выступает в качестве плотника, кузнеца, крестного отца крестьянских детей. Образ Петра сочетает черты культурного героя и справедливого царя, близкого народу.
Кроме прозаических форм фольклора есть и стихотворные.
При этом в карельских рунах (эпических песнях) царь настолько близок, что назван сыном Карелии:
Petri tsaari, uros ulja,
Poika kaunis karjalainen,
Vesti vuorella venettä.
Был царь Пётр герой удалый,
Сын Карелии красивый,
На горе готовил лодку
или
Petteri oli kuulusin kuningas,
Karjalainen poika kaunis
Laittavi sotaväkie,
Lammin laioja latovi.
Пётр царём был знаменитым,
Сыном Карьялы красивым.
Снаряжает свое войско,
Корабли готовит в бухте.
ПРАВНУК АВВАКУМОВ, КАЛЕВАЛОВ ВНУК
Стихи благодаря краткости, ёмкой и одновременно художественной форме заменяют то, что в прозе порой будет выглядеть громоздко.
Поэт Эмиль Верхарн точно подметил: «Поэзию следует искать не в сочетании слов, но в атмосфере, которую создают эти сочетания».
В контексте русско-вепсского взаимодействия – одной из основных тем моих научных исследований важно напрямую непроговариваемое Николаем Клюевым, но понимаемое через его стихи бережное и любящее осмысление как славянского, так и финно-угорского наследия, понимание культуры Руси как результата диалога культур и языков, а не восприятие каждого элемента по отдельности как чужого / чуждого, инородного / инородческого, незначимого / незначительного.
Это всё – его, клюевское богатство: овинные паскараги, крадущие зерно, оленья лопарская тундра, прозренья Рубцова, киноварные образа, старцы-пустынножители. И в этот мир он погружает и нас.
Пожалуй, только Клюев сумел соединить древнерусское книжное и «чудское» в одной сроке о России:
Паскараги псалмят, гомонят Естрафили*
*естрафиль 'страус'.
Литературоведы долго не могли понять, что такое паскарага, не ориентируясь, к сожалению, на родные для Клюева русские вытегорские говоры и, тем более, на вепсский язык. Они объясняли ее как просто птицу или райскую птицу. Отгадку сказал бы любой, знающий вепсский: paskharag [паскхараг] – это сойка (из вепсского слово попало и в русские обонежские говоры).
Николай Клюев, родившийся в Коштугах (на юго-западе Вытегорского уезда) и проведший детство и юность на берегах реки Андомы (это – уже вытегорский север), писал: «Я потомок лопарского князя, Калевалов волхвующий внук», но не забывал и о своей новгородскости («И чудь прозвала гостя Клюев»).
Ему вторит поэт Василий Андреевич Соколов (1908–1991), клюевский земляк. Он тоже уроженец Коштугской волости, только из другого села – Куштозера. Так, в одном из своих стихотворений он соединяет Онего и Ильмень, новгородские гусли и карельское кантеле:
Если в озеро бросить монету,
Говорят, –
И я верю тому, –
Что, поездив по белому свету,
Непременно вернешься к нему.
Позовёт по-весеннему зычным
С незабытого плёса гудком,
Иль поманит платочком девичьим,
Иль брусничным в лесу островком.
Здравствуй, север мой.
Берег мой, здравствуй!
Я, как бор вековой,
Стал седым.
Не печалюсь, не сетую – властвуй,
Словно в юности, сердцем моим.
Льются волны на отмель с разбега,
Слышу явственно плеск их и звон.
Я принес тебе с песней, Онего,
Ильмень-озера братский поклон,
Вспомним корни родства вековые,
И карельскому кантеле в лад,
Пусть, как волны,
Как всплески живые,
Новгородские гусли звенят.
Кто поклонится отчему краю,
Не отринь,
Приласкай, приголубь,
Я с размаха монету кидаю
В синь озёрную,
В самую глубь.
25.10.2023
Стихи благодаря краткости, ёмкой и одновременно художественной форме заменяют то, что в прозе порой будет выглядеть громоздко.
Поэт Эмиль Верхарн точно подметил: «Поэзию следует искать не в сочетании слов, но в атмосфере, которую создают эти сочетания».
В контексте русско-вепсского взаимодействия – одной из основных тем моих научных исследований важно напрямую непроговариваемое Николаем Клюевым, но понимаемое через его стихи бережное и любящее осмысление как славянского, так и финно-угорского наследия, понимание культуры Руси как результата диалога культур и языков, а не восприятие каждого элемента по отдельности как чужого / чуждого, инородного / инородческого, незначимого / незначительного.
Это всё – его, клюевское богатство: овинные паскараги, крадущие зерно, оленья лопарская тундра, прозренья Рубцова, киноварные образа, старцы-пустынножители. И в этот мир он погружает и нас.
Пожалуй, только Клюев сумел соединить древнерусское книжное и «чудское» в одной сроке о России:
Паскараги псалмят, гомонят Естрафили*
*естрафиль 'страус'.
Литературоведы долго не могли понять, что такое паскарага, не ориентируясь, к сожалению, на родные для Клюева русские вытегорские говоры и, тем более, на вепсский язык. Они объясняли ее как просто птицу или райскую птицу. Отгадку сказал бы любой, знающий вепсский: paskharag [паскхараг] – это сойка (из вепсского слово попало и в русские обонежские говоры).
Николай Клюев, родившийся в Коштугах (на юго-западе Вытегорского уезда) и проведший детство и юность на берегах реки Андомы (это – уже вытегорский север), писал: «Я потомок лопарского князя, Калевалов волхвующий внук», но не забывал и о своей новгородскости («И чудь прозвала гостя Клюев»).
Ему вторит поэт Василий Андреевич Соколов (1908–1991), клюевский земляк. Он тоже уроженец Коштугской волости, только из другого села – Куштозера. Так, в одном из своих стихотворений он соединяет Онего и Ильмень, новгородские гусли и карельское кантеле:
Если в озеро бросить монету,
Говорят, –
И я верю тому, –
Что, поездив по белому свету,
Непременно вернешься к нему.
Позовёт по-весеннему зычным
С незабытого плёса гудком,
Иль поманит платочком девичьим,
Иль брусничным в лесу островком.
Здравствуй, север мой.
Берег мой, здравствуй!
Я, как бор вековой,
Стал седым.
Не печалюсь, не сетую – властвуй,
Словно в юности, сердцем моим.
Льются волны на отмель с разбега,
Слышу явственно плеск их и звон.
Я принес тебе с песней, Онего,
Ильмень-озера братский поклон,
Вспомним корни родства вековые,
И карельскому кантеле в лад,
Пусть, как волны,
Как всплески живые,
Новгородские гусли звенят.
Кто поклонится отчему краю,
Не отринь,
Приласкай, приголубь,
Я с размаха монету кидаю
В синь озёрную,
В самую глубь.
25.10.2023
Forwarded from ☀️ Глазами финно-угроведа ☀️ (Анна)
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM