Качество чиновничьего аппарата определяет его способность справляться с управленческими задачами при минимальном задействовании ресурсов и как можно меньше мешая обществу. В Российской империи было именно так, поэтому это была одна из самых свободных стран мира.

(Речь разумеется не про парламентаризм, который имеет мало общего со свободой, а про то, что можно условно назвать - вольность).

Salve!

Тем временем, о нас уже пишут в газетах — а мы продолжим открывать для вас то, что новости не расскажут. Сегодня — да-да, о том самом Доме Брюллова.

…наступил последний год жизни Петра Великого. Некогда дерзкий юнец, а теперь умудрённый и уважаемый всей Европой император почивал на лаврах гранд-плана: он приобрёл для России выход к морю и прочно закрепил его Петербургом, навсегда изменив судьбы своих подданных. Один из них — столбовой дворянин Семён Челищев — тоже кое-что приобрёл в новом мире Петра. Это был небольшой участок на Васильевском острове, где в 1724 заложили фундамент для капитального строительства.

Так началась долгая, полная падений и взлётов, история особняка, который расцветал при Империи, угасал в горящем ХХ веке и оказался совсем заброшенным в новой демократической России. И только в последние годы жизнь вновь вернулась в его стены.

Участок впервые полноценно стал частью города, когда попал в руки купцу Грехову. Мы не знаем, были ли какие-то постройки на этом месте до него, но совершенно точно, что в 1784 году он возвёл здесь первое трёхэтажное здание в стиле классицизма. Именно с этого времени «лицо» дома стало таким, как мы его видим сегодня — эти черты, буквально на днях восстановленные, заложили чертежи конца XVIII века.

«— Обратите внимание на цоколь, он обработан рустами, а центр дома выделен четырьмя пилястрами коринфского ордера. Вот-вот, видите? На них опирается треугольный фронтон. Красиво, правда? Вот ещё два фриза, там детки резвятся!»

Через несколько лет дом приобрели новые собственники — крупные промышленники Билибины. Да, те самые — предки художника со сказочно-былинным стилем. Кстати, их соседом был другой художник, Дмитрий Левицкий — вы наверняка знаете и его тоже — по великолепному парадному портрету Екатерины Великой в храме Фемиды. Левицкий написал и портреты самих Билибиных, владевших домом — отца Ивана Харитоновича и сыновей.

В 1845 году — новая веха истории дома. Его владельцем стал архитектор Александр Брюллов, который сразу же начал перестройку здания. Примечательно, что Брюллов бережно сохранил фасад, а вот все остальное изменил под мотив древнеримского убранства (да, парни любили Римскую империю задолго до мемов). Александр Павлович построил поперечный корпус, обновил все интерьеры, перестроил флигель, и в том же римском стиле создал дворовые фасады с фонтаном и прекрасной статуей Апполона Мусагета (она, кстати, сохранилась!) во дворе. Венцом его творения стал большой зал, выполненный в помпейском стиле. Даже звучит уже красиво, правда?

Когда аристократия и художественная элита прибывала в каретах на приём к именитому архитектору, то на полу из черного мрамора гостей встречала торжественная надпись — Salve (латин. Здравствуй!).

Так появился тот самый Дом Брюллова — знаменитый на весь Петербург, видевший многих именитых заказчиков и просто гостей мастера. Бывал здесь и другой Брюллов, ещё один художник, которого вы тоже точно знаете: его брат Карл, автор работ «Последний дня Помпеи» и «Итальянский полдень».

Интересно, что при этом сам Брюллов-хозяин не жил в своём доме, предпочитая занимать казённую квартиру во флигеле Академии художеств. Как думаете, почему?

(продолжение истории следует)