Люблю путешествовать по русской глубинке. Для меня это не просто туризм ради пейзажей и бегство от города, для меня это поиски следов погибшей цивилизации — русской цивилизации.

Недавно вернулся из очередной такой поездки и вот о чём подумал.

Мы привыкли восторгаться развалинами Греции и Рима, будто это и есть главные утраченные величия. Но вокруг нас — обломки нашей собственной цивилизации, сметённой катастрофами XX века.

Заброшенные храмы в мёртвых селах, полуразрушенные дома, где ещё угадывается былое благородство, архитектура древнерусских городов, которой чужды безликие человейники современности. Всё это — остатки России, которой больше нет.

И горько осознавать, что мы живём среди этих руин так, словно они ничего не значат.

Созерцание разрушенной красоты почти всегда рождает во мне тяжёлую тоску, но одновременно и вызов.

Это вызов не смиряться с навязываемой нам судьбою общечеловека, а быть достойными тех, кто строил величественные храмы и создавал красоту, равную которой мы сегодня редко способны воспроизвести.

Русская цивилизация погибла в вихре революций, войн и предательств. Но её следы живы. И вопрос в том, хватит ли у нас силы и воли превратить эти обломки в основание будущего или мы окончательно превратимся в безродных обывателей среди собственных руин.

В качестве иллюстрации —церковь Троицы Живоначальной, расположенная в селе Ивровка Киреевского района Тульской области, построенная во второй половине 19 века.

Из русских партизан Наполеоники Чернышев был одним из лучших; но этот аспект его биографии долгое время оставался в тени. Рейд в Польшу в 1812, взятие Берлина и рейд на Кассель в 1813 - все это было и кинематографично, и блестяще с точки зрения военного дела. Но!

А. Главные успехи - не при защите Отечества, а у нас же главное - это момент, когда мы защищаем Родину, прижавшись спиной к стенке. Ну, и воевал на второстепенном театре, у Чичагова. А Чичагов лузер, кто его похвалит.

Б. В 1825 году вовсю участвовал в деле декабристов; а в советскую эпоху не мог быть героем человек, который фасовал декабристов по корзинам, кому сидеть, кому висеть. В итоге у нас человек, который на партизанском поприще добился огромных успехов, ну, типа, взял Берлин, на секундочку; лично поднялся выше всех героев партизанской войны, но вот, побеждал не тогда, воевал не там и повесил не тех, поэтому с посмертной славой сложилось сильно хуже.

Качество чиновничьего аппарата определяет его способность справляться с управленческими задачами при минимальном задействовании ресурсов и как можно меньше мешая обществу. В Российской империи было именно так, поэтому это была одна из самых свободных стран мира.

(Речь разумеется не про парламентаризм, который имеет мало общего со свободой, а про то, что можно условно назвать - вольность).

Salve!

Тем временем, о нас уже пишут в газетах — а мы продолжим открывать для вас то, что новости не расскажут. Сегодня — да-да, о том самом Доме Брюллова.

…наступил последний год жизни Петра Великого. Некогда дерзкий юнец, а теперь умудрённый и уважаемый всей Европой император почивал на лаврах гранд-плана: он приобрёл для России выход к морю и прочно закрепил его Петербургом, навсегда изменив судьбы своих подданных. Один из них — столбовой дворянин Семён Челищев — тоже кое-что приобрёл в новом мире Петра. Это был небольшой участок на Васильевском острове, где в 1724 заложили фундамент для капитального строительства.

Так началась долгая, полная падений и взлётов, история особняка, который расцветал при Империи, угасал в горящем ХХ веке и оказался совсем заброшенным в новой демократической России. И только в последние годы жизнь вновь вернулась в его стены.

Участок впервые полноценно стал частью города, когда попал в руки купцу Грехову. Мы не знаем, были ли какие-то постройки на этом месте до него, но совершенно точно, что в 1784 году он возвёл здесь первое трёхэтажное здание в стиле классицизма. Именно с этого времени «лицо» дома стало таким, как мы его видим сегодня — эти черты, буквально на днях восстановленные, заложили чертежи конца XVIII века.

«— Обратите внимание на цоколь, он обработан рустами, а центр дома выделен четырьмя пилястрами коринфского ордера. Вот-вот, видите? На них опирается треугольный фронтон. Красиво, правда? Вот ещё два фриза, там детки резвятся!»

Через несколько лет дом приобрели новые собственники — крупные промышленники Билибины. Да, те самые — предки художника со сказочно-былинным стилем. Кстати, их соседом был другой художник, Дмитрий Левицкий — вы наверняка знаете и его тоже — по великолепному парадному портрету Екатерины Великой в храме Фемиды. Левицкий написал и портреты самих Билибиных, владевших домом — отца Ивана Харитоновича и сыновей.

В 1845 году — новая веха истории дома. Его владельцем стал архитектор Александр Брюллов, который сразу же начал перестройку здания. Примечательно, что Брюллов бережно сохранил фасад, а вот все остальное изменил под мотив древнеримского убранства (да, парни любили Римскую империю задолго до мемов). Александр Павлович построил поперечный корпус, обновил все интерьеры, перестроил флигель, и в том же римском стиле создал дворовые фасады с фонтаном и прекрасной статуей Апполона Мусагета (она, кстати, сохранилась!) во дворе. Венцом его творения стал большой зал, выполненный в помпейском стиле. Даже звучит уже красиво, правда?

Когда аристократия и художественная элита прибывала в каретах на приём к именитому архитектору, то на полу из черного мрамора гостей встречала торжественная надпись — Salve (латин. Здравствуй!).

Так появился тот самый Дом Брюллова — знаменитый на весь Петербург, видевший многих именитых заказчиков и просто гостей мастера. Бывал здесь и другой Брюллов, ещё один художник, которого вы тоже точно знаете: его брат Карл, автор работ «Последний дня Помпеи» и «Итальянский полдень».

Интересно, что при этом сам Брюллов-хозяин не жил в своём доме, предпочитая занимать казённую квартиру во флигеле Академии художеств. Как думаете, почему?

(продолжение истории следует)