​​СИТУАЦИЯ ТОСКИ

Что такое тоска? Тоска - это то, что изымает меня из вещей. Das Man ориентировано на вещи, которые ему уже всякий раз усреднёно понятны, перетолкованы. Что такое ситуация тоски? Это когда многоразличие вещей сливается в безразличность, и в этом смысле - "тоска зелёная".

Тот опыт тоски, который описывает, например, Достоевский, да и вообще - вся русская традиция, от Достоевского до Венедикта Ерофеева, это ситуация, которая возвращает субъекта к себе самому, потому что заставляет его отвернуться от вещей. И этот опыт есть опыт философский, опыт экзистенции, призванной к себе самой.

Помните, я вам рассказывал некую вымышленную историю, что вот сидит некий человек, в пятом часу утра, в плохом пабе, пьёт плохое пиво и вдруг он говорит: "меня всё достало". Его спрашивают: "а что тебя, собственно, достало?" Как я говорю, друг тебе всегда скажет: "если тебя достало, давай вместо "Петровского" купим "Grolsch"". Но Dasein или ты сам, отвечаешь, что "нет, меня достало не "Петровское", меня достало всё". Это и есть ситуация тоски.

Мы помним отличие страха от ужаса - ужас непредметен, он не имеет некоторого выделенного предмета боязни. Точно так же и тоска. Тоска направлена на мир, на всё. У тоски так же нет никакого предмета, кроме себя самого. То есть в этом смысле я нахожусь в ситуации тошноты. И это как раз хайдеггеровский ход. В ситуации тошноты я нахожусь не по-поводу "Петровского" или "Grolsch'а", не по-поводу вещей, а по-поводу себя самого.

(Николай Грякалов. Мартин Хайдеггер: философия присутствия)

Иллюстрация: Julio Romero de Torres. Horas de angustia, 1904 / fragment

СМЕРТЬ!

Клинки не верят нам и ждут надежных рук,
Злодейских, может быть, но воинской закваски,
А мы, мечтатели, замкнув порочный круг,
Уходим горестно в несбыточные сказки.

Клинки не верят нам, а руки наши ждут
И опускаются, отвергнуты с позором,
Мы слишком медлили – и нам ли брать редут,
Затерянным в толпе лгунам и фантазерам!

Клинки, заискритесь! Нет рыцарской руки -
Пускай плебейские вас стиснут перед боем!
Отсалютуйте нам, засосанным в пески
Напрасных вымыслов, отринутым изгоям!

Избавьте от химер хоть наш последний час!
Бесславно жили мы и до смерти устали.
Клинки, откликнитесь! Быть может, и для нас
Жизнь ярче молнии блеснет на кромке стали.

Смерть, я любил тебя, я долго тебя звал
И все искал тебя по тягостным дорогам.
В награду тяготам, на краткий мой привал,
Победоносная, приди и стань залогом!

(Paul Verlaine)

Пер. Анатолий Гелескул

​​Глубокоуважаемый герр Юнгер,

В эти дни мои мысли часто обращаются к вам, но останавливаются из страха вызвать ваши самые личные страдания*.

Только в такие моменты расстояние может незаметно помочь.

Пусть таинственное пространство глубочайшего одиночества — настроенное разлукой — будет впредь настолько пропитано для вас Памятью (Andenken**), что всегда вновь и вновь дарует незнакомую еще близость, из которой вы сможете сохранить то, что было отнято у вас немыслимым вызовом, вызовом, пробуждающим глубокую благодарность.

В память,
Ваш,
Мартин Хайдеггер

(Martin Heidegger. Aus einem Brief an Ernst Jünger / 22 November 1960)

* 20 ноября 1960 года Юнгер потерял свою первую жену Грету фон Йенсен из-за продолжительной болезни.

** "Andenken" - название стихотворения Гёльдерлина, а также эссе Хайдеггера о Гёльдерлине, опубликованного в "Разъяснениях".

Иллюстрация: Die Eheleute Ernst und Gretha Jünger in den Fünfzigerjahren vor ihrem Haus in Wilfingen

Я была тебе весной и песней,
А потом была eщё чудесней,
А теперь меня на свете нет.

(Анна Ахматова)

​​Я видела пастуха, который, сжалившись над волком, пустил его погреться в овечий загон, а волк перегрыз все стадо, и подумала: неразумная доброта хуже жестокости. Я видела петуха, который хлопал крыльями, стараясь подражать орлу, и подумала: небо для петуха – его курятник. Я видела орла, который был в послушании у петуха, и решила, что такое смирение хуже, чем гордость. Я видела мула, который забрел в сад и портил растения; а хозяин боялся выгнать его, так как мул принадлежал князю. Я видела, как человек тонул в реке, а друзья вместо помощи упрекали его, что тот не научился плавать. Я видела, как ростовщики обращают в золото кровь людей, и подумала: сколько проклятий ляжет на их род, и посчитала детей ростовщиков более несчастными, чем дети бедняков. Я видела корабельщиков, которые во время бури устроили бунт на корабле, словно искали своей смерти в пучине моря. Я видела человека, который пытался оседлать тигра, и подумала, что это не храбрость, а безумие.

(Рафаил Карелин. Притчи Суламиты)

Иллюстрация: Jacob Jordaens. Usura è Un Gran Bretagna il male, 1645

ПОЕЗДКИ

Цюрих представьте, к примеру,
город обычный вполне.
Можно ли чистую веру
черпать в его глубине?

Или же бредя Гаваной,
ждешь, что один ее вид
белой и розовой манной
жажду твою утолит?

Станция, площадь, аллея,
пляжи, руины, мосты –
даже потокам Бродвея
общей не скрыть пустоты.

Ну, и зачем ты плутаешь?
Путаешь только себя.
Стой – ты еще испытаешь
явь безграничного Я.

(Gottfried Benn)

Пер. Алексей Рашба

​​«ЧЕЛОВЕЧЕСТВО КАК ТАКОВОЕ НЕ МОГЛО БЫ ВЕСТИ ВОЙНУ»

Сейчас я хотел бы принять во внимание один пассаж, в котором Шмитт отклоняется от других мыслителей своего времени. Он утверждает, что человечество как таковое не могло бы вести войну, так как в качестве человечества не имеет врага — по крайней мере на этой планете. Возможный враг человечества был бы внепланетным. Вместе с тем я хотел бы показать, что политическое как юридический термин циркулирует только внутри группы. Человечество в себе не является для Шмитта разделом права. Понятие человечества исключает понятие врага, так как враг никогда не перестает быть человеком. Поэтому в человеческом бытии не должны встречаться подобные специфические различия. Это очень интересная мысль, потому что в этом смысле человек не способен объяснить войну другому человеку, так как ему не достает различия. То, что войны ведутся от имени человечества, не опровергает данного тезиса. Ведь ровно это мы вынуждены сегодня каждый день читать в СМИ: войны ныне ведутся всегда, на Балканах или в Ираке, от имени человечества.

В стране врага якобы живут недочеловеки или — на выбор — скверные либо злые люди. Основание этого подхода или способа думать опять же лежит в американской конституции, которая пропитана политическими представлениями à la Шмитт. Там это означает среди прочего, что in the faith of the good people (в вере добрых людей (англ.)) американская демократия и ее милитаристские вторжения легитимированы. Если таким образом государство ведет борьбу против своего политического врага от имени человечества, то это не война человечества, но война, в которой определенное государство пытается, противопоставляя себя своему военному противнику, присвоить некое универсальное понятие, чтобы одновременно идентифицироваться за его счет и низвести его до не-человека, чудовища, недочеловека. Здесь нужно сказать: нельзя вести войну от имени человечества. При использовании этого выражения всегда подразумевается некая идеологическая уловка относительно противника, направленная на лишение его человеческого облика, чтобы можно было вести войну. «Человечество» является особенно полезным идеологическим инструментом империалистических экспансий и специфической основой экономического империализма в его этико-гуманистической форме. Это убеждение встречается у Шмитта уже в его «Понятии политического»: «Кто говорит „человечество“, хочет обмануть».

(Peter Weibel. Theorien zur Gewalt: Benjamin, Freud, Schmitt, Derrida, Adorno)

Song/e/

приснилось: раб-африканец тянет рычаг —
огромные кошки на свет выходят, рыча
косматые галлы и кроткие христиане
стоят на песке, и сердца их стучат, стучат

приснилось: подвал и запах мертвой воды
сдвигаются стены, пропал в темноте поводырь
прозрачные крылья больших ночных насекомых
касаются кожи, чертят на коже следы

приснилось: бежишь, под сердцем чувствуя нож.
повсюду чудовища, лестницы падают сплошь
над темными, темными сотнями километров.
веселый охотник смеется: теперь не уйдешь

приснилось: пустые жилища и запах смерти,
и тонкие пальцы охотника пробуют нож

(Миша Жигулевский)

Иллюстрация: Jheronimus Bosch

Особенно страстно надо бороться за то, что неосуществимо, против того, что побеждает. Это подлинно диалектический подход к реальности, действительная задача настоящего человека. Объективные тенденции реализуются сами. Для них достаточно исполнителя. Марионетки. А для противостояния им нужен Герой. Борец со своим временем.

Меня упрекают в пессимизме. Может быть да. Но опаснее начинающееся “безболезненное” восприятие болезни, превращение патологии в норму. Привыкание. Пессимизм же не обязательно пассивизм. Я призываю стоять и надеяться до конца: корабль тонет, матросы заделывают пробоины, а пушки стреляют. Я матрос.

(Владимир Кутырев. Разум против человека: Философия выживания в эпоху постмодернизма)

Открываю дверь, задерживаюсь на пороге.
Ночной ветер с юга облизывает мое лицо,
словно огромная черная собака, ветер, такой же одинокий
как я сам. Ветер никогда не встретится с ветром
и не избавится от самого себя,
пока не наступит ночь, холодная тихая ночь,
и все затихнет, все замрет, ожидая ответа на вопрос,
что лучше, быть или не быть. А ответа все нет как нет.

(Jaan Kaplinski)

Пер. Елена Пестерева

Иллюстрация: Charles Rollo Peters. Nocturne, 1925

Присвоить себе преимущества мертвого — никто о тебе не печется, ни за, ни против. Мысленно вычесть себя из человечества, отучиться от всяких страстных желаний и употребить весь преизбыток сил на созерцание. Быть незримым зрителем!!

(Friedrich Wilhelm Nietzsche. Notizbücher, 1881)

Иллюстрация: Curt Stoeving. Friedrich Nietzsche in the pergola at his mother’s house in Naumburg, 1894

​​САВАН

Я завтра саван свой примерю
На тело голое с утра.
Сестрица-смерть стоит за дверью;
За дверью – чёрная дыра;
За дверью – век невозвращенцев –
И я к нему уже готов,
Закутавшись слепым младенцем
В последний траурный покров.

Я завтра в свежую могилу
Прилягу, чтобы отдохнуть
От этой фабулы унылой;
От чувств, сжимающих мне грудь;
От этой непрерывной битвы
С самим собой, с самим собой,
Чтоб слушать дивные молитвы,
Что вы прочтёте надо мной.

Я завтра выйду раньше срока,
Пока ещё душою свеж,
За грань глобального потока,
За тот таинственный рубеж,
Где всё иначе: время стёрто,
Не отличить от света мглу;
Где жизни высохла аорта
И превратилась кровь в смолу.

Я завтра стану свежим прахом –
Насыщен смертью до костей;
Душой предстану пред Аллахом
И плотью накормлю червей.
Объятый холодом мгновенья
Разрыва тела от души,
Я воспою в процессе тленья
Век пребывания в тиши.

Я завтра саван свой примерю,
Закутаюсь в небытие.
Сестрица-смерть хрипит за дверью;
За дверью – тьма в семь тысяч лье;
За дверью – вечности эпоха:
Сестрица-смерть протянет длань
И завернёт меня как кроху
В тугую траурную ткань.

(Камиль Дадаев)

https://vk.com/stixidadaevkamil

Иллюстрация: Zdzisław Beksiński

​​«КОД МУЖЧИНЫ - ВОЙНА»

Программа, основной код мужчины – война. Война – это завоевание территории, перепрошивка территории, будь это пространство земли, дискурса, будь то пространство матки. Мужчина – фигура экспансивная, внешняя. Женщина – фигура оберегательная, внутренняя. Женщина для мужчины – территория. В русском языке есть устоявшиеся выражения: «покорить женщину», «завоевать женщину», в английском «conquer a woman». Современный формат «завоевания женщины» был положен средневековой куртуазной любовью. Новый формат взаимоотношений, где личный контакт кодировался «fine amour», – «утонченная любовь», а внешний, дабы завоевать внимание, обуславливался военными подвигами/рыцарскими турнирами. Где текла кровь и из разрубленных тел вытекали мозги и вываливались кишки. Мужчина манифестировал свой код. Сейчас, безусловно, подвиги трансформировались в фантазии-рассказы о крутости и материальные вещи.

Развитие драмы на земле, истории, имеет место именно благодаря сему коду полярности.

Сам по себе сей код конечно же, суть – сырая инфернальность. Именно, увидя сей код, ангелы спросили Всевышнего, после того, как Он объявил о сотворении Своего наместника на земле: «Неужели Ты поселишь там того, кто будет распространять нечестие и проливать кровь, тогда как мы прославляем Тебя хвалой и освящаем Тебя?» Он сказал: «Воистину, Я знаю то, чего вы не знаете» (Коран. Аль-Бакара (Корова), 30-й аят).

Сырой сей код явлен в отморозках, маньяках, садистах, тиранах – когда между кодом и сознанием-действием перестает работать механизм фильтров, очищения – всего того, что и определяет homo sapiens. И очищение возможно посредством наличия в человеке некоего, не от мира сего субъекта – сердца. Код сей, сам по себе, в сыром виде – по энергии – мощнее всех вместе взятых водородных бомб. Именно он связан с таким механизмом как воля, и с тем, что принято называть магией – системой оперативных ритуалов, позволяющих человеку взаимодействовать с некими небиологическими сущностями и оказывать влияние на реальность.

Идеологии, религии, философские системы, культура – это институты по рафинированию и актуализации сего кода. В центре любой традиционной системы – означенный код. Ритуалы, социальная система, посредством резонанса с космическими циклами занималась его контролем. У кого есть доступ к этому коду в мужчине, тот и заказывает музыку на балу.

Сегодня мы все свидетели того, как Система, пришедшая к власти в мире (мы не говорим о государствах) – занялась перепрограммированием самого кода. Война – это создание из хаоса порядка (есть, безусловно, и промежуточные стадии – для установления нового порядка, необходимо привести в хаос старый). Метафизическая война, по фрагментации порядка (космического порядка), созданию хаоса, идет уже столетиями. Аспекты хаоса – феминизм, женоподобность мужчин. Вместе с этим произошло освобождение человека от ритуала, от организации жизни посредством космических циклов. «Зверь» Ионна Богослова, в финальной части Евангелие – это и есть упомянутый «код».

«Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него — как у медведя, а пасть у него — как пасть у льва; и дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть».

Повторимся: современная Система занята деактивизацией, переформатированием сего кода, но сами же операторы являются адептами «Зверя».

(Александр Гунин)

https://www.facebook.com/alexander.frost.908

Иллюстрация: Der Codex Manesse, „Der Herzoge von Anhalte“ im Turnier, between 1305 and 1315

БРАЧНОЕ ЛОЖЕ ВЕЧНОСТИ

Любовь сильна лишь за чертою жизни!
Большим зрачком становится могила,
в чьей глуби воскресает и томится
тоска любви, как в чаше, где застыли
века веков и черные зарницы.

В миг поцелуя набухают губы,
как нечто обреченное пролиться,
и в судорожном трепете касанья
уста устам любимым дарят право
жить этой жизнью, полной угасанья.

И если это так — сладка могила,
где все в конце концов соединятся
в пучине, как ее ни назови.
И темнота сладка — здесь место встречи
всемирное свидание любви.

(César Vallejo)

Пер. Павел Грушко

​​Сравнение дома с судном, плывущим по волнам времени, то и дело появляется в произведениях Сент-Экзюпери и, кажется, берет начало с посещений чердака дома в Сен Морисе в юном возрасте. «В дождливые дни, – вспоминает его сестра Симона, – мы, по обыкновению, играли в шарады или исследовали чердак. Не обращая внимания на пыль и падающую штукатурку, мы обшаривали трещины в стенах и простукивали балки в поисках кладов, а в том, что клады существуют в каждом старом доме, мы не сомневались. Очарование этого поиска спрятанных там, по нашему твердому убеждению, сокровищ Антуан пронес через всю жизнь». Или, как сам он написал в своей первой книге, «мы, бывало, находили прибежище среди балок чердака. Огромные балки защищают дом бог знает от чего. О да, от времени. Время – враг дома. Мы хранили его в заливе со всеми традициями и обрядами прошлого. Но только мы, среди тех огромных балок, знали, что этот дом спущен на воду подобно судну. Только мы, посещая укромные уголки и бастионы дома, знали, где просачивается вода. Мы знали, через какие отверстия залетали птицы, чтобы найти себе погибель. Мы знали каждую трещину в деревянной конструкции. Внизу беседовали гости и танцевали очаровательные дамы. Какая обманчивая безопасность! Внизу, без сомнения, разносили ликеры официанты в черном с белыми перчатками. А мы в это же время там, наверху, наблюдали, как ночь просачивается через трещины в крыше и как звезда, одна одинешенька, падает на нас через крошечное отверстие».

(Curtis Cate. Antoine De Saint-Exupery)

Говори со мной стихами
Пой мне
Всё что было между нами
Помни
Всё сложи как в сундуки
В рифмы
Превратимся-прорастём
В миф мы
Ты поёшь а я сижу
Подле
Только миг был наш миф
Подлин

(Амина Волошина)

Иллюстрация: Max Švabinský. Splynutí duší, 1897 / fragment

Надо проснуться, выздороветь, ожить. Трудность в том, что просыпаться надо от того, что человек принимает за бодрость, выздоравливать от того, что считает здоровьем, оживать от того, что кажется полной жизнью. Молния не еще более полная, а другая жизнь. Войти в безусловно другое так же трудно, как проникнуть внутрь черты, одномерной границы. Это в собственном смысле слова невозможно, как проникнуть внутрь того, что лишено пространства. Там нет места, где поместиться. Пробраться внутрь черты способно только то, что само стало чертой. Увидеть молнию можно только через нее же. Существо молнии в том, что она делает всё вдруг видимым и отчетливым. Чтобы увидеть ее, насколько ее можно увидеть, надо ее сказать, изъяснить, воспроизвести собой. Молния требует от человека невозможного, превосхождения самого себя, выхода за свои пределы. Правящая молния ждет от человека шага навстречу себе через не могу.

(Владимир Бибихин. Язык философии)

Иллюстрация: John Linnell. The Storm (The Refuge), 1853

СМЕНА КОЛЕСА

Сижу на обочине.
Меняется колесо.
Не тянет туда, откуда я.
Не тянет туда, куда я.
Зачем же смотрю на шофёра
с нетерпением?

(Bertolt Brecht)

Пер. Светлана Валикова

​​ГЕРОИЗМ И ЭГОИЗМ

Не верь теориям и разговорам о законе эгоизма. Его не существует. Господь правит миром, а люди — род Божий.

Человек, прыгнувший в поток, чтобы спасти тонущего, в один миг уничтожает все эти теории и пресекает такие разговоры.

(Николај Велимировић. Мисли о добру и злу)

Иллюстрация: Peter Paul Rubens, Anthony van Dyck. Mucius Scaevola vor Porsenna, 1628

Гай Му́ций Сце́вола (лат. Gāĭus Mūcĭus Scaevŏla) — легендарный римский герой, юноша-патриций. Время его жизни относят к раннему периоду Римской республики.

Гай Муций прославился тем, что, согласно легенде, попытался убить царя этрусского города Клузий Ларса Порсену, осадившего Рим в 509 году до н. э. Муций пробрался в шатер Порсены, но по ошибке убил царского писца, который был одет дороже и красивее царя. Муция схватили, и тогда он объявил Порсене, что он лишь один из 300 римских юношей, поклявшихся ценою своей жизни убить Порсену. Когда ему стали угрожать пыткой и смертью, если он откажется раскрыть все детали этого замысла, Муций протянул правую руку в разведённый на алтаре огонь и держал её там, пока она не обуглилась. Отвага римлянина так поразила Порсену, что пленника отпустили, и Порсена заключил с Римом мир. За потерю правой руки Муция прозвали «Сцевола» (лат. scaevola — «левый»).