Из послесловия Widerstand gegen Putins Regime ist möglich: Einblicke in den Kampf russischer Anarchist*innen (Сопротивление путинскому режиму возможно: взгляд на борьбу российских анархистов) берлинской исследовательницы Валерии Брош, которой мы помогали с фактчеком ее фундаментальной работы. Валерия защитила степень магистра в Свободном университете Берлина, сдав диплом о российских активистах за рубежом. Весь 2024 она все переписывала и обновляла фактуру и мы в этом помогали.

“Несмотря на репрессии, несправедливость и насилие, а может быть, и благодаря им, анархисты в России пытаются сохранять активность. Эта книга показала разнообразие этой деятельности: от партизанской борьбы и просветительской работы до поддержки политзаключенных и акций практической солидарности. Но меры предосторожности, которые им приходится принимать, чтобы не попасть в лапы органов безопасности, усугубляют проблемы, с которыми анархисты боролись и до 24 февраля 2022 года. Большая раздробленность в стране и отсутствие диалога. Не хватает ресурсов, людей и общих целей. На данный момент нельзя говорить об организованном анархистском движении в России. Вместо этого существуют отдельные проекты, которые иногда работают вместе лучше, иногда хуже.

Кроме того, многие были вынуждены бежать. Но примеры из эмиграции показывают, что работа там продолжается. Для некоторых эмиграция - единственный способ сохранить активность. Административный надзор, который может последовать за пребыванием в лагере, или угроза уголовного преследования обрекают многих на бездействие. Жизнь за границей дает гораздо больше свободы и возможностей для маневра. Но выжить в изгнании также непросто.

Бежавшим анархистам приходится заново строить свою жизнь, учить языки и искать работу. Кроме того, многие из них все еще чувствуют связь с Россией, своими друзьями и товарищами. В результате некоторые чувствуют себя отчужденными и оторванными от страны и общества, в котором они живут. Анархисты, о которых идет речь в этой книге, рассказали о том, как они взаимодействуют друг с другом. Коллективы, такие как Äppelwoi Komitee, собираются вместе именно по этой причине. Чтобы поддерживать друг друга и учиться друг у друга.

Анархисты, такие как Дмитрий Петров, которые уже были вынуждены бежать в Украину из-за репрессий, выбрали третий путь сопротивления. На украинской стороне они борются или уже боролись против российской армии и империалистической войны.

Мы не должны обманывать себя: ситуация нестабильна, сопротивление все еще малочисленно и сталкивается с множеством проблем. В настоящее время долгожданное революционное свержение режима кажется недостижимым. Тем не менее, анархисты продолжают. Как они делали это всегда. Они собираются вместе, реорганизуются и реагируют на внешние обстоятельства, чтобы продолжать бороться за видение освобожденного общества. Будь то в России или в эмиграции, они пытаются противостоять атомизации и деполитизации и полагаются на взаимную поддержку и солидарность. Горизонтальная организация делает их способными действовать и приспосабливаться. Их убеждения и сплоченность придают им необходимую силу и выносливость.

«Я думаю, что очень трудно преодолеть это чувство надвигающейся гибели. Но я думаю, что анархисты всегда существовали именно в такой ситуации. Мы очень необычное движение. Мы практически против всех. Мы за всех людей, но против всех систем, и нас часто подводили и предавали. Но наше движение сильно, и оно продолжается. Да, всегда есть страх, что ты либо попадешь в эту адскую ванну, и все твои товарищи отправятся в тюрьму, либо умрут. Но если ты пройдешь через это, то, возможно, получишь шанс хоть немного увеличить свободу в своем местном сообществе. Потому что, конечно, вы не можете просто сделать революцию и получить анархию. Это процесс"

https://unrast-verlag.de/produkt/gegen-die-russische-staatsgewalt

Виктор Филинков, осужденный по террористчиескому делу “Сети”, делится честным и резким взглядом на тюремный опыт и анархизм без попыток приукрасить реальность

ИДЕОЛОГИЯ И ОТСИДКА
Когда я садился в тюрьму, я уже был анархистом, сидел анархистом и освободился тоже анархистом. Почему в основном говорили об антифашистах во время судебного процесса? Это, в первую очередь, момент восприятия. То есть, кто такие антифашисты, людям на воле еще может быть ясно. Анархист — это вообще какой-то дикий зверь, публично не встречающийся, а если и знаком, то только с негативной коннотацией.

Мое мировоззрение меня поддерживало. В принципе, не считаю, что сидеть в тюрьме — это что-то сверхъестественное. Как говорил один мой знакомый: «Это нормально сидеть в тюрьме. Ну, посидишь пять лет, книжку напишешь». Опять же, сидеть по политическим убеждениям психологически легче, нежели чем сидеть за продажу наркотиков.

Хотя очевидно, что я проиграл. Но мусора тоже пососали, конечно. Я относился ненормально к своим действиям в плане безопасности, потому что они не были адекватны. Не надо было мне в Россию возвращаться: слежка, сообщения о пытках в Пензе. Но я был тупым - надо брать ответственность.

И очень много ошибок мы допускали в нашей среде. Никто же ничего не умеет, в отличие от всяких разных государственных служб: ни обучения, ни подготовки. Как бы кто что понял, тот понял. Кто чего не понял — ну, подставил себя, подставил других. Что с этим делать? Нет ответа: умирать, сидеть, бежать, страдать, короче — крепиться, как говорят в тюрьме.

ДОСУДЕБНОЕ СОГЛАШЕНИЕ
Я не думал о досудебке в контексте общественной пользы или о том, что я не иду на досудебку ради общественной пользы. Потому что спустя несколько месяцев мы вот все втроем пообщались — я, Игорь Шишкин и Юлий Бояршинов — и пришли к выводу, что мы не хотим показать обществу, что суды не работают. Мол, типа, «видящий да увидит, слышащий да услышит». Мы не планировали класть на это свою жизнь. И не видели никакой серьезной общественной пользы в том, если бы мы вдруг начали заявлять: «Нет, это фейк, все фейк, это бредятина».

Была куча доказательств того, что нас пытали, а дело сфабриковано. Ну и вот, мы договорились на то, чтобы втроем идти в сознанку - я был солидарен.

Потом я сам сказал, что так не могу. Я, короче, на лодке плыву в другую сторону, потому что решил, что моя психика поломается от этого. То есть, исключительно о себе и своем психическом здоровье заботился. Сейчас считаю, что все правильно сделал.

КНИЖНАЯ ПОДМОГА
Сейчас не могу ничего вспомнить, что именно меня в психологическом плане поддержало. Но книги давали пищу для мозга. Но мозг не напитался - нормально разговаривать до сих пор не научился. Могу оправдываться тем, что в одиночках много просидел.

Нравился Толстой, Дэвид Гребер. Я читаю очень медленно, потому что тупой. Больше читал учебную литературу - по математике.

Я человек, который не планировал получать высшее образование. Позапрошлым летом я прочитал книгу в переводе на русский Лон Бин Цао, автор Thinking in Data Science. После прочтения решил, что имеет смысл получить степень бакалавра в Data Science.

ЛАГЕРНЫЙ ОПЫТ
Последние месяцы я выступал посредником между администрацией колонии и арестантской массой. Авторитетные подкатывали, пытаясь сделать меня, так сказать, отвечающим за зэков перед мусорами, за швейное производство.

Я от этого уходил. И всю дорогу мои психологические барьеры, чтобы не скатиться, не заиметь много власти над зэками, — мои идеи меня ограничивали. А так, конечно, я мог бы пойти дальше, так сказать. Я анархист, мне такого в принципе не надо. Но ходить там, договариваться, решать — я считаю, что это было очень полезно. Очень много зэков мне было благодарны.

Лето 1988-го. Границы, законы и запреты – ничто перед духом панка. Когда канадские власти попытались запретить MDC въезд в страну, они не учли одного: панк-року плевать на границы.

Лодка, брезент, тайный переход через реку – и вот музыканты уже на фестивале, оставляя чиновников с носом. Это была не просто поездка – это был акт музыкального саботажа. Элвис, Дивайн, полиция, запрещенные концерты – MDC шли напролом, высмеивая систему и доказывая, что настоящий панк никогда не сдаётся. Представляем вам главку из книги издательства "Сияние" @izdsiyanie

https://telegra.ph/Dehjv-Diktor-iz-knigi-MDC-MEMUARY-USHCHERBNOJ-CIVILIZACII-03-02

Ровно два года назад в бою пропал Дмитрий Петров-младший “Леший” — историк, антрополог, сотрудник Института Африки РАН, автор книг о Ближнем Востоке.

Поговорили с его отцом — Дмитрием Петровым-старшим: участником анархо-кружков 80х, председателем профсоюза «Студенческая защита — Москва», политтехнологом и биографом Василия Аксёнова и Джона Кеннеди. Недавно он издал книгу в память о сыне.

Не помню на какой день рождения мы с женой подарили подростку «Лешему» «Записки революционера» Кропоткина. Потом – биографию Бакунина, изданную в 1921 году. Дальше – «Завоевание хлеба» («Хлеб и воля») Кропоткина, 1906-го.

Зачем? Чтобы он развивался. Читал мудрые книги. Постигал философию и практики свободы. Как на него влияли наши походы в «Фаланстер»? Я мало знаю его жизнь, как активиста. Но я всегда уважал и уважаю его выбор и верность идее. Он человек спора. Отказ от догм, но непримиримость по принципиальным вопросам – важная черта свободных людей. Думаю, в либертарном движении в России – таком разном – его понимали и принимали не все. У таких как он всегда есть оппоненты. Их дискуссии куют решения.

Я думал, он едет в Курдистан как исследователь, антрополог. Видимо, отчасти так и было. Но много его проектов вне России от меня скрыто. Это я понял, увидев изданные @Hevale книги про Курдистан и Рожаву. Теории мы обсуждали разные – от Прудона, Абы Гордина и Алексея Борового до Букчина, Ги Дебора и Оджалана. И, конечно, либертарные опыты – Гуляй Поле, Барселону 1930-х, и Рожаву.

Они актуальны теперь, когда мир входит в новый виток развития, архаика госструктур распадается, и глобальное либертарное движение открывает новые возможности. Оно живет.

В нем вырастают мыслители и герои, как Бакунин, Эмма Голдман, Малатеста, Сатинэ Джансыз, Махно, Дурутти, Берфин Африн и другие. У них много дел. И они будут сделаны.

20 апреля 2023 года мне сообщили – «Леший» и его группа – Финбар «Чиа» Кафферки и Купер «Харрис» Эндрюс – пали в бою за Бахмут. Мы с женой поехали в Киев. И узнали, да, парни там были и пропали без вести. То есть на базу не вернулись, но их тела не нашли. Операция секретная. Деталей нет.

И с тех пор это их статус. То есть для нас «Леший» жив. И что бы ни было, он, «Чиа» и «Харрис» живы в памяти товарищей и всех, кто о них знает.

Думаю, нет либертарных федераций, где не знают «Лешего», не вспоминают его. 19 апреля в разных странах будут события в его честь. Но мир и волю защищают многие. Мы ехали в Сент-Имье не зная, что на фесте в честь 1-го Интернационала будут встречи, посвященные «Лешему». Организатором – особое сердечное спасибо за встречу. Я не ждал такого множества людей. Для меня вы все – братья и сестры.

Мой долг – утвердить образ Дмитрия в душах людей. Как создателя антиавторитарного отряда, борца за идею, стратега, ведущего за собой товарищей. Нежного, любящего, ласкового сына. Хочу, чтоб образ его и других братьев и сестер вдохновлял.

Я верю, идею освобождения личности и вольного самоуправления без диктатуры полицейщины нужно продвигать, атакуя, публикуя статьи, творя искусство, литературу. И я написал повесть «Родительский день». Про нашу встречу в Украине зимой 2023-го. Писал тяжело. Но справился. Теперь она живет своей жизнью. Судить о ней читателю. Идем дальше. За свободу

https://kust.press/parents-day

Важное напоминание из книги о подпольщиках Ирландской Республиканкой Армии

https://telegra.ph/Nikogda-ne-razgovarivajte-s-provokatorami--predislovie-Evgeniya-Buzeva-k-knige-Richarda-ORau-Gryaznaya-vojna-Stejknajfa-12-13

Когда власть говорит о Первомае, она вспоминает советские парады, мирный труд и майские шашлыки. Когда мы говорим о Первомае — мы вспоминаем, как 1 мая 1886 года в Чикаго рабочие вышли на улицы за восьмичасовой рабочий день. Их убивали. Потом казнили организаторов. Так этот день стал международным.

Но в России его выхолостили. Сначала превратили в официальную советскую процессию с лозунгами “Слава КПСС”, а потом — в праздничный выходной с бараньей шеей и салютом. И всё же Первомай — это не про согласованный маршрут по Тверской, это про тех, кто в любое время выходит против эксплуатации и несправедливости.

Антифашистское движение, про которое мы говорим, тоже выросло из солидарности — не по разнарядке, а из попытки защищать друг друга на улицах. Против фашистов, против ментов, против полицейского произвола. Солидарность — это не просто “держитесь”. Это не эмодзи в сторис. Это не модный шоппер. Это деньги на адвоката. Это выйти из автобуса, когда скручивают кого-то. Это не отворачиваться, когда соседу на лестнице пишут “иди вон”. Это не ждать победы — а быть её частью.

Солидарность — это то, что остаётся, когда всё остальное сломано. Когда друзей сажают, сайты блокируют, митинги запрещают. Когда единственная форма политики — это не предать. В тюрьме, на допросе, на суде — от неё зависит всё. Даже после лет лагерей. Даже после насилия. Даже после смерти друзей.
Этот Первомай — повод вспомнить, как право на труд и право на протест были завоеваны не просьбами, а уличной борьбой — никакой мирной весны быть не может.

Сегодня годовщина восстания - годовщина 6 мая. В подкасте «Публичные призывы» Алексей Полихович и Алексей Олесинов делятся своим опытом заключения, которое всегда сопровождает любой протест.

Полихович — фигурант «Болотного дела», Олесинов — активист антифашистского движения, дважды сидевший. Их рассказы — это не хроники страданий, а размышления о человеческом достоинстве, внутренней свободе и стратегии выживания. Они говорят о трех стратегиях заключённого-националиста: служить администрации, надеяться на УДО через религиозные обряды или скатиться в ненависть ко всем вокруг.

Они рассказывают не только о том, как устроена тюремная жизнь, но и как она деформирует, формирует или разрушает личность. Тюрьма — не просто место заключения. Это лаборатория насилия, инструмент подавления и одновременно зеркало государства.

Их истории — это портреты людей, которых система хотела сломать, но не смогла. Они делятся, как читают Дюркгейма в камере, взаимодействуют с маргинализированными заключёнными и обсуждают возможность перевоспитания тех, кто совершил насилие. Это философия изнутри тюремной реальности.

Подкаст поднимает важные вопросы: могут ли зэки меняться? Почему некоторых заключённых проще уговорить пойти на фронт, чем пережить срок? Какова роль ФСБ в блокировании амнистий? Это не просто частные истории — это масштабная критика пенитенциарной системы как инструмента власти.

И в то же время это истории надежды. Потому что даже в самых мрачных условиях возможно сохранить достоинство. И если тюрьма — это зеркало общества, то в его отражении видно, с кем оно ведёт войну.

https://www.youtube.com/watch?v=dUM65q7SNao&list=PLiL15lEtokL2sIo2mqeRQ0NAcKn2ATufA

Российское государство захватило День Победы. Сделало из него культ — не памяти, а забвения. Забвения о том, кто ещё боролся с фашизмом. Забвения о Маркелове и Бабуровой. Забвения о сотнях убитых антифашистах. Забвения о настоящем, где под лозунгами “денацификации” бомбят города.

Мы вспоминаем другой антифашизм. Тот, что не получал наград, но получал статьи. Тот, что не возлагал венки — а шёл в драку. Тот, где “быть скинхедом” означало охранять митинги от праворадикалов, а не слушать RAC.

Мы говорим — “никогда снова”? Но это уже снова. Снова “денацификация” как предлог. Снова лагеря и тюрьмы. Снова насилие в форме официальной политики. И снова сопротивление — пусть и незаметное, разбитое, загнанное в подполье.

В этом году 9 мая — день не для парадов, а для памяти. О тех, кто не дождался победы. Кто продолжает бороться, когда все вокруг делают вид, что бойни нет. А ещё — это том, что власти не могут подделать. Они могут кричать о “национальном единстве”. Но их единство строится на страхе. Наше — на заботе. Пока мы друг за друга — нас не победить. Поддержите антифашистов. Напишите письмо или отправьте донат @tumenskoedelo

Фашизм всегда преследует «инаковость». И ЛГБТК+ — одни из первых в списке, говорит нам история. Их травят, исключают, лишают прав. Но ЛГБТК+ — не просто жертвы. Это активисты, фронтлайнеры борьбы, авторы новых форм солидарности.

Антифашизм без ЛГБТК+ — это слепой антифашизм, уверены многие. Борьба с угнетением должна быть всеобъемлющей. Быть антифашистом — значит быть против трансфобии, гомофобии, сексизма. Это не дополнение, а суть.

Почему мигранты — тоже наши? Фашизм питается иерархией: «свои» выше «чужих». Мигрантов делают козлами отпущения. Их демонизируют, изолируют, эксплуатируют. Но именно мигранты первыми чувствуют на себе силу репрессивной машины.

Антифашизм — это солидарность с теми, кто наиболее уязвим. Это не абстрактное сострадание, а конкретные действия: помощь, защита, видимость. Потому что «наши» — это не по паспорту, а по человечности.

D.O.A. — это не просто панк-группа, это политическое оружие в руках разъярённых идеалистов. Сформированные в 1978 году в Ванкувере, они превратили свою музыку в боевой клич улиц. Под предводительством Джоуи Шитхэда (Джо Китли), D.O.A. сделали политический активизм своей миссией: борьба с фашизмом, капиталистическим гнётом, разрушением экологии, полицейским произволом — всё это звучало в их трёхаккордных атаках громче любой предвыборной речи. Они не просто играли панк — они жили им, как революцией.

Их альбом *Hardcore ’81* стал манифестом движения, закладывая основы хардкора как не только музыкального, но и идеологического явления. Они ездили по стране с турами, как агитбригада с гитарами, неся людям простой месседж: «Talk - Action = 0» — болтовня без действия не стоит ни черта. Они играли на митингах, антиглобалистских протестах, перед бастующими рабочими и молодёжью, уставшей от лжи власти. D.O.A. сделали политическую позицию частью сценического образа — без компромиссов, без попыток понравиться, с кулаком, сжатым до белых костяшек.

Вот почему книгу *Talk - Action = 0: An Illustrated History of D.O.A.* нужно читать всем, кто чувствует, что мир идёт не туда. Это не мемуары стареющего рокера, это архив сопротивления, хронология панка как политической практики. Фотографии, флаеры, воспоминания, крик улиц, энергия борьбы — всё в ней говорит: «Встань. Поднимись. Бейся». Если тебе нужно напоминание, что музыка может быть оружием — это оно.

Представляем вам главку из книги издательства "Сияние" @izdsiyanie

https://telegra.ph/Dzho-Kejtli-iz-knigi-YA-SHithed-ZHizn-v-panke-04-09

В одиночку трудно. В одиночку страшно. Но когда рядом плечо, когда ты знаешь, что тебя не забудут — становится легче. Солидарность — это не только помощь. Это структура. Это эмоция. Это сила.

Пока у нас есть солидарность — нас не победить. И пусть это звучит пафосно — но это правда. Потому что именно в солидарности — наша свобода. Ждем в инсте https://instagram.com/publicincitement/

Когда говорят о поддержке заключённых, часто представляют себе лозунги и флаги. Но на деле — это письма, передачи, переводы денег, организация защиты. Это про солидарность. Настоящую. Горизонтальную. Без бюрократии, без начальства, без выгоды.

Сейчас помощь оказывается десяткам заключённых: от участников громких дел до антифашистов, анархистов, экологов. Это огромная работа, о которой редко пишут СМИ. Но именно она помогает политзэкам держаться.

Каждое письмо — не просто бумага. Это сигнал: ты не один. Каждый перевод — акт сопротивления. Каждый репост — кирпич в стене солидарности. В мире, где государство хочет, чтобы ты чувствовал себя изолированным, звучит голос: «Мы с тобой».

Именно такие практики показывают, что будущее возможно. Где вместо страха — поддержка. Где вместо молчания — голос. Где вместо одиночества — плечо рядом. И это не утопия. Это уже происходит.

Пиши заключённым. Поддерживай. Рассказывай. Потому что в этой борьбе важен каждый.

На фото: первый осужденный в России антифашист Алексей Олесинов, а по ссылке @chitinskoedelo возможность поддержать

Рожава — это не просто курдская автономия. Это территория, где антифашизм не декларируется, а строится: улица за улицей, школа за школой, кооператив за кооперативом. Где борьба с ИГИЛ — не спецоперация, а вопрос выживания и достоинства. Где фашизм — это не только черные знамена джихадистов, но и сама идея централизованной власти.

Интернациональные антифашистские батальоны стали частью этой борьбы. Люди из Берлина, Мадрида, Сан-Паулу и Питера плечом к плечу с YPG/YPJ защищают не только землю — они защищают возможность для другого мира. Без расизма. Без патриархата. Без капитализма.

В Рожаве антифа — это не стиль, а способ жизни. И, возможно, единственное настоящее поле, где антифашизм проходит реальную проверку.

Больше тут @hevale

Жизнь по панк-року - из книги американского музыканта:

"Иногда на гастролях всё шло наперекосяк — и почти всегда в центре этой кутерьмы оказывался я.
Сценарии были разные: от нелепых обвинений до откровенно опасных ситуаций, и каждый раз на помощь приходил один человек — Джолли Роджер.

Он был не просто менеджером или помощником, он был спасителем. И если бы не он, многое в моей жизни могло закончиться совсем иначе. Вот несколько историй о том, как он вытаскивал меня из самого настоящего ада"

https://telegra.ph/Tezz-Roberts-iz-knigi-A-posle-togo-koncerta-d-beat-i-nasilie-pank-rok-v-Britanii-i-SSHA-05-19

Казалось бы, XX век должен был сделать идеологию нацизма чем-то вроде исторического табу. Но неонацизм не исчез — он мутировал, подстроился под современность, обзавёлся новыми лозунгами и платформами. Сегодня он существует не только в России, но и в Украине, США, Европе. Он маскируется под «патриотизм», «традиционные ценности» и даже «антиглобализм».

Весной 2022 года автор проекта «Публичные призывы» писал текст для «Медузы» о том, как адекватно говорить о «денацификации» Украины. Идея была проста: пока Россия обвиняет Украину в фашизме, на её территории действуют реальные ультраправые группировки, а ультранационализм используется в пропаганде.

Кто же такие современные неонацисты? Это не обязательно лысые с татуировками свастик. Это могут быть вполне «обычные» люди — айтишники, охранники, студенты — которые читают правые телеграм-каналы, верят в мифы о «великом замещении» и мечтают об этнически чистом государстве. Их много, и они активны — от уличных драк до пропаганды в интернете.

Они есть и в России, и в Украине, и в США. Но проблема не в «географии». Проблема в социальном климате, который позволяет этим идеям расти. И если не анализировать причины, не работать с памятью, с образованием, с культурой — мы снова окажемся в точке, где ненависть будет править.

Важно не только разоблачать неонацизм, но и понимать, почему он возникает. Только тогда возможно его преодоление.

Анархизм — не про хаос, а про порядок без насилия. Это идея о том, что люди могут жить вместе без иерархий, принуждения и угнетения.

Да, это радикально. Но сегодня, когда государственные институты превращаются в машины насилия, анархизм снова звучит как ответ.

Он живёт в помощи заключённым, в горизонтальных инициативах, в феминистских и климатических движениях. Везде, где люди объединяются не ради власти, а ради справедливости и свободы.

Анархизм — это про ответственность, эмпатию и солидарность. Это утопия, которая работает на практике.

Нам нужны герои. Не идеальные, а настоящие. Те, кто ошибался, страдал, но продолжал бороться. Такие как Станислав Маркелов, Алексей Сутуга, Анастасия Бабурова. Их биографии — не культ, а руководство к действию.

Сопротивление — это не абстракция. Это выбор, который делают живые люди. Их истории вдохновляют, потому что показывают: не обязательно быть сильным, чтобы быть смелым. Главное — не быть равнодушным.

В тюрьме письмо — это больше, чем бумага. Это связь. Это дыхание свободы. Это напоминание, что снаружи тебя помнят. Для политзаключённого письмо — акт поддержки, знак, что борьба продолжается.

Писать письма — значит сопротивляться изоляции. Это неформальный, но мощный способ борьбы. Это способ сказать: ты нам важен. Ты не забыт. Мы рядом.

В 2022 году российские власти начали «денацификацию». Это стало апогеем попытки приватизировать язык антифашизма. Слово, за которым стояли реальные уличные бои, правозащитная деятельность и международная солидарность, превратилось в пропагандистский инструмент.

Но что такое настоящий антифашизм? Это не лозунги о «бандеровцах» и не карательные спецоперации. Это помощь уязвимым, работа с памятью, разоблачение структурного насилия и противостояние ультраправым на улицах, в культуре и в политике. Настоящий антифашизм требует смелости и честности. Он — снизу, а не сверху.

Когда государство говорит «антифашизм», оно часто имеет в виду оправдание репрессий. Оно подменяет реальные конфликты пропагандистскими карикатурами. Оно говорит: «Мы боремся с фашизмом», — но садит антифашистов, анархистов, левых активистов. Это перевёрнутая логика, в которой слова теряют значение.

Важно возвращать словам их смысл. И говорить: денацификация — это не бомбёжки, а ликвидация неравенства. Не уничтожение городов, а борьба с ксенофобией. Не государственное насилие, а солидарность. В этом — смысл антифашизма, который не служит власти, а бросает ей вызов.

На фото: антифашист по мнению российских властей

21 июля 2007 года был убит Илья Бородаенко при попытке самообороны во время нападении нацистов на эколагерь в Ангарске

Нулевые годы в России были временем уличных войн. Антифашисты против неонацистов, концерты, митинги, стычки, задержания. Это был уличный активизм, который жил вне медийного пространства. Фотографии тех лет — редкость. Архивы — почти несуществуют. Многие участники до сих пор не хотят появляться на фото — из страха, из осторожности, из принципа.

Но помнить — значит бороться. Память — это не только дань уважения, но и способ сопротивления. Истории тех, кто стоял на улицах, кто получал сроки, кого похищали — это истории о цене свободы. И если их не записать, они исчезнут.

Проект «Публичные призывы» занимается тем, что собирает эти фрагменты. Подкасты, тексты, интервью — это не просто медиа, это архив, оружие в информационной войне. Ведь когда у нас отбирают язык, прошлое становится последним рубежом.

Архивировать — значит не дать победить забвению. Рассказывать — значит сохранить свободу для тех, кто придёт после. Потому что без памяти не будет будущего.

На фото: цветы в память о Ване Хуторском, другом убитом в нулевые антифашисте

Когда кажется, что весь мир настроен против тебя, важно помнить: у сопротивления нет границ. Международные письма поддержки, переводы, кампании солидарности — всё это напоминание о том, что ты не один. Именно поэтому и в этом году у канала снова изменилась редакция и команда авторов: когда одни выдыхаются, их место занимают другие — и так снова и снова.

Антифашизм никогда не был делом одной страны. Это всегда был союз — испанцев и поляков, американцев и немцев, сирийцев и россиян. Сегодня солидарность — это переводы писем для арестованных в России, убежище для политэмигрантов, совместные заявления и манифесты. Мир больше любых границ.