#теорияигр #методология
Я долго думал над форматом постов о методических подходах в политической науке. Пересказывать то, что можно и так найти в литературе, я не хочу. Тем более что библиографию, подобранную по своему вкусу, я тоже буду давать. Поэтому рассматривать методологии я буду в проблемном (а где-то даже спорном) ракурсе.

I. Введение.
Теорию игр политологи в основном изучают в рамках курсов по теории общественного выбора или политическому анализу. Насколько я знаю, полноценный курс, посвященный теории игр, в программе бакалавриата по политологии есть только в ВШЭ. Почти всегда изучение ограничивается только теорией и одной-двумя иллюстрациями, поэтому в отечественной политологии этот подход применяется сравнительно редко. На моей памяти теорию игр в качестве методологической основы курсовой или дипломной работы использовала только одна студентка.

Из обсуждения теории игр со студентами и коллегами я вынес две основных проблемы, которые возникают в связи с попытками применить этот подход.
Во-первых, необходимо научиться искать аналогии теоретическим моделям в реальной политической практике. Как, например, разглядеть известную всем "дилемму заключенного" в политических взаимодействиях? Вот вам и значение таких soft skills, как критическое мышление или образное мышление. Я бы, кстати, вообще выделил умение находить аналогии в отдельный аспект неявного знания, которое необходимо формировать у студентов независимо от специальности. Это один из навыков, который отличает "ремесленника" от "изобретателя".

Во-вторых, в аналитических моделях нужно учитывать не только рациональные факторы. В основе теории игр лежит рациональное поведение субъектов, а они, как мы знаем, часто поступают ненормативно, то есть в действиях индивидов рациональность ограничена. Политолог Герберт Саймон получил Нобелевскую премию за обоснование этих ограничений (а потом ещё и Д. Канеман и Р. Талер). Как моделировать баланс рациональных и нерациональных факторов поведения в эмпирических исследованиях? Какова в таком случае объяснительная сила теории игр в политических исследованиях? Частично ответы на эти вопросы даются в рамках теории общественного выбора, которая обязательно изучается в политологическом бакалавриате. Но для каждого конкретного исследования эта проблема превращается в отдельную увлекательную задачу.

#теорияигр #методология #ресурсыполитолога
II. Ресурсы для изучения.
В этом разделе даю список того, что можно почитать/изучить/посмотреть по теме. Список сформирован исходя из моих собственных представлений о прекрасном (и о предмете, конечно).

Учебники:
1. Захаров, А. В. Теория игр в общественных науках: учебник для вузов. — М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2015. — 304 с
2. McCarty, N., Meirowitz, A. (2007). Political Game Theory: An Introduction (Analytical Methods for Social Research). Cambridge: Cambridge University Press. doi:10.1017/CBO9780511813122

Онлайн-курсы:
1. Математическая теория игр (СПбГУ) https://www.coursera.org/learn/matematicheskaya-teoria-igr
2. Теория игр (НИУ ВШЭ) https://www.coursera.org/learn/game-theory
3. Подборка видеолекций на Постнауке https://postnauka.ru/themes/teoriya-igr

В кино:
Вы удивитесь, но, надеюсь, поймёте, почему я выбрал эти фильмы, если пересмотрите их через призму теории игр.
1. 12 разгневанных мужчин.
2. Тёмный рыцарь.
3. Амели.
4. Секреты Лос-Анджелеса.

#теорияигр #методология
III. Где и как применить.
Теория игр хорошо подходит, как для ретроспективного анализа политических процессов или событий, так и для прогнозных сценариев. В качестве концептуальной рамки и методического инструментария применяется в изучении международных отношений, электорального процесса, принятия политических решений.
Из более-менее актуального в российском политическом контексте теория игр подойдёт для анализа стратегии "умного голосования" и ответа на неё со стороны политических партий и властных элит.

Для иллюстрации попробую пофантазировать на самую актуальную сейчас тему. Именно пофантазировать, так как методологическую базу подводить не буду, а использую "дилемму заключённого" в качестве дискуссионной модели для постановки гипотез.

Для властных элит большинства государств возникшая пандемия стала проблемой с высоким уровнем неопределённости, так как имелось недостаточно данных о скорости заражения, смертности и т.д. Кроме того, ситуация сулила и высокие риски в связи с трудно прогнозируемой реакцией общества на политику по противодействию эпидемии и возможным падением уровня электоральной поддержки. Таким образом, мы можем рассматривать этот контекст с позиции дилеммы заключённого.

В условиях высокой неопределенности элитам пришлось выбирать между двумя сценариями: ввести карантин и спасти людей, но пожертвовать экономикой или рискнуть здоровьем населения, но спасти экономику. Первый вариант был плохим, но второй казался ещё хуже. Напоминаю, что ключевыми с точки зрения теории игр становятся рациональные факторы, такие как приоритет человеческих жизней или наличие прямой зависимости между экономическим благополучием и уровнем электоральной поддержки. Но необходимо учитывать и ограничивающие рациональный выбор аспекты, основными из которых, на мой взгляд, стали всеобщая паника и информация о том, что в первую очередь страдают пожилые люди (а элиты как раз в группе риска). Мы знаем, что большинство стран выбрали первый вариант, постаравшись минимизировать риски для экономики огромными бюджетными тратами. Где-то даже такой выбор стал запоздалым и вызвал кризис медицинского обеспечения и последовавшую лавину летальных исходов (Италия, Испания, Нью-Йорк).

Новые данные свидетельствуют о том, что высокая смертность наблюдается только среди пожилых и имеющих хронические заболевания, а также что есть большое количество невыявленных переболевших, и это ещё сильнее снижает долю тяжёлых и летальных случаев. Судя по всему, проблемы Италии, Испании и Нью-Йорка вызваны не опасностью коронавируса, а запоздалостью реакции. Более того, есть пример Швеции, где, как мне кажется, ситуация начала улучшаться и без жесткого карантина.

Получается, что на самом деле выбор в дилемме был не между плохим и очень плохим сценариями, а между плохим (всеобщий карантин и экономический спад) и хорошим (карантин только для групп риска и в результате минимальные издержки для экономики). Понимают ли это элиты и их консультанты? Возможно. Но теперь и исходная ситуация (дилемма) другая. Признать ошибку и откатить назад значит проиграть следующие выборы. Ведь по вине плохого прогнозирования и панических решений потрачены деньги налогоплательщиков, а экономика уже стагнирует.

#теорияигр #методология
IV. Ограничения.
Несмотря на то, что развитие математической теории игр ушло далеко вперед, а в экономической науке многие модели довольно успешно тестируются и используются, в политологии всё не так радужно. Я имею в виду "чистую" политологию, так как, например, теория игр успешно применяется в подготовке практико-ориентированных аналитических докладов (policy papers) в области публичной политики, то есть междисциплинарной сфере. Возможно, так происходит потому, что в экономике в отличие от политической науки речь идёт о поведении индивидов, которым действительно удаётся рационализировать свои действия. Даже популярная сейчас поведенческая экономика только корректирует эти стратегии.

В политике же процесс выработки и принятия решений находится под влиянием значительно большего числа факторов. Даже рациональностей здесь несколько: нужно эффективно управлять общественными благами, учитывать электоральную поддержку, согласовывать интересы разных групп давления, принимать во внимание сложность процедур легитимации - всё это для каждого конкретного решения. Прибавьте сюда ещё целый ряд факторов, ограничивающих рациональность, и попробуйте сформулировать для этой совокупности равновесное решение. Теперь становится понятно, что красивая гипотеза, предложенная в предыдущем посте, так и останется лишь гипотезой. Для её проверки придётся формулировать громоздкую модель, учитывающую чересчур много факторов, при операционализации каждого из которых нужно искать количественные и качественные данные из источников разной достоверности. Поверьте, это практически нереально даже для одной страны.

Вот и получается, что теория игр в политической науке чаще используется в качестве концептуальной рамки, нежели аналитического инструмента. Для общего понимания я бы предложил прочитать несколько хороших статей (1, 2, 3). В то же время я полагаю, что методический синтез теории игр и инкременталистских моделей принятия политических решений (например, модели пунктуационного равновесия) при должной адаптации для каждого конкретного исследования может давать интересные и верифицируемые результаты. Но об этом я напишу как-нибудь потом более подробно.

(1) Carter, A. (1999). Game Theory and Decentralisation. Journal of Applied Philosophy, 16(3), 223-234. DOI: 10.1111/1468-5930.00125
(2) Munck, G. (2001). Game Theory and Comparative Politics: New Perspectives and Old Concerns. World Politics, 53(2), 173-204. DOI: 10.1353/wp.2001.0005
(3) Landa, D., Meirowitz, A. (2009). Game Theory, Information, and Deliberative Democracy. American Journal of Political Science, 53(2), 427-444. DOI: 10.1111/j.1540-5907.2009.00379.x

#теорияигр #методология
По просьбе подписчиков я делал серию небольших постов по проблеме применения теории игр в политических исследованиях:
I . Введение
II. Ресурсы для изучения
III. Где и как применить
IV. Ограничения

Если у вас есть комментарии или пожелания, то прошу обязательно об этом написать. Я постараюсь учесть их при подготовке второй серии методических постов, которая будет посвящена сетевому подходу.

Наблюдая за событиями в Беларуси вспомнил, что для изучения протестного поведения очень хорошо подходит проблема безбилетника. В общественных науках эта модель объясняет дисбаланс, который возникает, когда индивиды получают выгоды от публичных благ, но при этом уклоняются от своего вклада. Например, укрывают доходы от налогообложения, но в то же время в полной мере пользуются всеми государственными услугами, социальными выплатами и другими благами. Классик институциональной экономики Мансур Олсон в своей книге Logic of Collective Action: Public Goods and the Theory of Groups, кстати, переведённой на русский язык (1), рассматривает коллективные действия и утверждает, что рациональные индивиды будут предпочитать стратегию безбилетника кооперации, если предполагаемые издержки будут сравнимы с потенциальным выигрышем или будут больше него. Кроме того, он выводит правило, что, чем больше размер и гетерогенность (разнообразие) группы, тем выше трансакционные издержки и, следовательно, ниже вероятность организации коллективных действий.

Политические протесты тоже изучались через призму этого подхода. К примеру, Уилл Мур сравнивает разные подходы и, несмотря на существующую в научной литературе критику олсоновской концепции, приходит к выводу, что рациональный выбор участия/неучастия в коллективных действиях наиболее обоснован (2). Протесты Арабской весны, движение occupy, бархатные революции дали учёным множество различных данных для анализа. И хотя результаты исследований демонстрируют целый набор коммуникативных, ценностных и спонтанных факторов протестной мобилизации, в социальных науках сложился консенсус о рациональном фундаменте протестного поведения.

Возвращаясь к протесту в Беларуси, я могу сформулировать следующую гипотезу. Ответная реакция властей, которая заключалась в жестоком разгоне протеста, имела целью как раз повышение издержек для потенциальных участников акций. Обычно эта стратегия работает, и протесты затухают, так как многие, кто поддерживает протест, в итоге остаются дома и, таким образом, становятся "безбилетниками". Однако, в текущей ситуации репрессивный ответ белорусских властей сработал в обратную сторону. Люди оценили избиения не в краткосрочной, а в стратегической перспективе. Они восприняли их не в качестве издержек участия в протесте, а как издержки "полицейского государства", которые они будут нести в дальнейшем, если в текущем протесте участвовать не будут. То есть неадекватные действия силовиков стали катализатором рациональной (а не спонтанной эмоциональной) протестной мобилизации.
#теорияигр

(1) Олсон, М. Логика коллективных действий: общественные блага и теория групп. — М.: ФЭИ, 1995 − 174 с.
(2) Moore, W. (1995). Rational Rebels: Overcoming the Free-Rider Problem. Political Research Quarterly, 48(2), 417-454. doi:10.2307/449077

На днях обсуждали с коллегами проект исследования, посвященного законодательному процессу в Государственной Думе. Тема эта не так популярна в отечественной политической науке. Вероятно, дело в том, что парламенты в авторитарных режимах редко играют значимую политическую роль. Например, в России считается, что Думе и Федеральному Собранию, в целом, отводится функция легитимации решений, которые принимаются в рамках других политических институтов. Поэтому учёные почти не фокусируются на микроуровне политических взаимодействий внутри Думы, а рассматривают её в первую очередь как "технический" орган власти. Неудивительно, что в общественном дискурсе тоже устоялось именно такое понимание российского парламента, о чем намекает закрепившийся термин "бешенный принтер". Справедливости ради замечу, что всё-таки конкретные исследования особенностей законодательного процесса есть. Например, теория вето-игроков Дж. Цебелиса применяется для анализа того, как в ГД некоторые акторы имеют возможность в значительной степени влиять на законодательный процесс (1). Но даже в таком ракурсе исследования остаются лишь частностями, выводы которых, на мой взгляд, не поддаются генерализации по ряду причин. В том числе и в связи с общим скептицизмом политологов относительно роли парламента в авторитарном режиме.

Как обычно упрощения не дают хороших ответов, поэтому мне ситуация видится немного сложнее. Допустим, часть вопросов, связанная с поддержанием устойчивости режима, партийной и электоральной политикой, регулированием общественных институтов, действительно не решается внутри Думы, а контролируется Администрацией Президента. Но ведь есть и множество других вопросов, в которых депутаты обладают некоторой свободой. Например, когда речь идет об экономической или социальной политике. Как в таких случаях формируется или продвигается повестка? Каким образом происходит артикуляция интересов и обоснование нормотворчества? Полагаю, что это можно изучать через призму конструктивистских подходов, фокусируясь на дискурсе, возникающем в процессе обсуждения того или иного законопроекта, или отслеживая путь от идеи до принятого/отклоненного проекта в логике акторно-сетевой теории. Однако, и здесь остается проблема масштабируемости выводов и формулирования универсальной объяснительной теории.

Но если попробовать выйти на условно позитивистский уровень, чтобы предложить аналитическую модель, которая объясняла бы законодательный процесс в парламентах авторитарных режимов? Например, в статье Gambling over Public Opinion, опубликованной в престижном American Economic Review, авторы разрабатывают подобную методику для двухпартийных парламентов в демократиях (2). Они предлагают модель анализа принятия решений в конкурентной парламентской среде, где есть две фракции, рационализирующие свои стратегии в соответствии со знанием об общественном мнении по обсуждаемым вопросам.

Казалось бы, что такой подход неприменим в условиях авторитарного режима, так как в нём отсутствует публичность, подотчетность и реальная связь с избирателями, и электоральную поддержку принимаемым нормам создавать не нужно. Но постойте! Ведь на самом деле есть и публичность, и подотчётность и реальная связь, только со стороны не избирателей (общества), а тех, кто контролирует работу парламента - АП, элит, групп интересов, лоббистов отраслей и отдельных компаний. То есть в обсуждении норм и согласовании интересов, возможно, будут учитываться мнения этих акторов, а депутаты будут реализовывать свои стратегии через поиск соответствующей поддержки. Уверен, что модель можно развернуть именно в этом ключе, и в таком случае изучать законодательный процесс через призму рациональных подходов. Тоже gambling, только over interest groups' opinion.
#методология #теорияигр

(1) Помигуев И.А. Роль вето-игроков в федеральном законодательном процессе в современной России. Дисс. на соискание уч. ст. канд. полит. наук / МГУ им. М.В. Ломоносова. Москва, 2016
(2) Basak, D., Joyee, D. (2020). Gambling over Public Opinion. American Economic Review, 110 (11): 3492-3521. DOI: 10.1257/aer.20181495

​​В исследованиях социальных сетей большое внимание уделяется тому, как в них организуется коллективное действие. Время от времени здесь я тоже обращаюсь к этой теме и, например, писал немного о ней в контексте социальных медиа и сетей в офлайн. Кажется удивительным, но в фокус подобных исследований редко попадают элитные сети. Хотя представители элит тоже часто организуют коалиции и сотрудничают борясь за властные ресурсы или лоббируя политические решения. В статье, опубликованной в престижном American Political Science Review, учёные предлагают оригинальную модель анализа коллективных действий во внутриэлитных сетях и тестируют её на примере политического переворота в Гаити (1).

Как и почему взаимодействуют элитные группы, когда они организуют переворот? В более широком смысле, к примеру, Аджемоглу и Робинсон объясняют, что у элит, инициирующих откат от демократии, есть значимые экономические стимулы (2). Авторы статьи идут дальше и дополняют предложенную нобелевскими лауреатами теорию моделью, которая используется для выявления ключевых акторов во внутриэлитных сетях (3). Стоит отметить, что в этом заключается важный методологический вклад. Ранее я упоминал, что сетевой анализ в общественных науках дает широкие возможности для эксплоративных исследований, но его объяснительная сила в обосновании причинно-следственных связей (causal inference) явно недостаточна. В этом отношении синтез сетевого подхода и теории игр даёт интересные результаты.

Авторы рассматривают экономические цели граждан и элит, которые имеют бизнес-интересы, как противоречащие друг другу. Граждане заинтересованы в том, чтобы рынки были конкурентными, в то время как элиты, наоборот, нуждаются в преференциях для своего бизнеса и барьерах для потенциальных конкурентов. И если в условиях демократии вероятность того, что экономическая политика будет отвечать интересам граждан, довольно высока, то элита предпочитает устроить переворот и поддержав диктатора получить инструменты для монополизации рынков. Проведенный анализ показывает, что участники переворота 1991 года в Гаити распределены по всей сети (верхняя часть рисунка), однако распределение центральностей (нижняя часть рисунка) имеет скос вправо, особенно для тех, кто поддержал переворот и имеет бизнес, импортирующий товары в страну. То есть, чем выше показатель центральности для конкретного узла, тем больше вероятность, что представитель элиты способствовал перевороту. Авторы используют множество контрольных переменных, и оказывается, что корреляция между центральностью и участием в перевороте очень устойчива. А самое интересное, что после переворота во всех временных периодах на рынке в Гаити наблюдается стабильный рост цен на товары, импортируемые поддержавшими переворот элитами. Таким образом, элиты могут использовать свой социальный капитал для организации переворота с тем, чтобы номинировать диктатора, который обеспечивает реализацию выгодной элитам экономической политики.
#методология #сетевойподход #теорияигр

(1) Naidu, S., Robinson, J., Young, L. (2021). Social Origins of Dictatorships: Elite Networks and Political Transitions in Haiti. American Political Science Review, 115(3), 900-916. doi:10.1017/S0003055421000289
(2) Acemoglu, D., Robinson, J.A. (2006). Economic Origins of Dictatorship and Democracy. Cambridge: Cambridge University Press.
(3) Ballester, C., Calvó-Armengol, A., Zenou, Y. (2006). Who’s Who in Networks. Wanted: The Key Player. Econometrica 74 (5): 1403–17.10.1111/j.1468-0262.2006.00709.x

В политической науке широко известна дилемма диктатора. Она заключается в том, что правящим элитам в авторитарных режимах приходится балансировать между жёсткими мерами в отношении граждан (ограничение свободы слова, репрессии и др.) и мерами, позволяющими гражданам "выпускать пар". Следование любой из этих крайностей чревато для элиты потерей власти в результате либо переворота/революции, либо выборов.

Как и в большинстве моделей в теории общественного выбора, большое внимание здесь уделяется информационной асимметрии, которая, например, приводит к такому парадоксу: чем больше властные элиты используют репрессии, тем меньше у них возможностей для получения достоверной информации. Иллюстрацией тому могут служить результаты опросов общественного мнения, которые сильно искажают отношение граждан к элитам и её стратегиям. Или то, что большие начальники перед принятием решений получают от подчинённых данные, которые хотят слышать, а не которые отражают реальную ситуацию.

Но есть и ещё одна модель, которая получила развитие совсем недавно. Это дилемма охраны (guardianship dilemma). Силовые структуры обладают достаточной мощью, чтобы защищать государство, но также могут быть и угрозой для него. Соответственно, ключевые силовики балансируют свои внутриэлитные стратегии между полюсами абсолютной поддержки правителя с целью защиты от внутренних и внешних врагов и нелояльностью, которая чревата свержением начальника, не учитывающего их интересы. Модель может применяться не только к авторитарным режимам, но ясно, что она наиболее актуальна именно для диктатур (1). В предложенной модели есть "правитель" и "генерал", а равновесие зависит от соотношения "силы" и угроз для режима, которые могут быть, как внутренними (оппозиция, гражданское сопротивление), так и внешними. Авторы предлагают восемь лемм: четыре для ситуаций с обоюдным знанием угроз и четыре с информационной асимметрией.

Дальнейшее развитие модели есть, например, в работе Solving the guardianship dilemma by war (2), где автор рассматривает динамическую игру, в которой диктатор позволяет силовикам иметь значительную мощь, но при этом поддерживает равновесие, отправляя их на войну. Получается, что таким образом он может последовательно решить и дилемму диктатора, усиливая репрессивную машину, и дилемму охраны, предупреждая консолидацию силовых элит. Эта теоретическая рамка объясняет, что страны со слабыми институтами либо имеют слабую армию, либо занимают агрессивную позицию на международной арене, имея мощный силовой аппарат.

Д. Пэйн пересматривает классическую модель (3). Он объясняет, что силовики могут выбирать не только между лояльностью и нелояльностью, но и между двумя опциями нелояльности. Например, они могут отказаться защищать диктатора от угрозы народного восстания, так как с высокой вероятностью останутся на своих местах даже в случае смены режима.

Кстати, для интересующихся этой темой есть и статья, где дилемма охраны тестируется на большом эмпирическом материале (4), собранном в виде представительной базы данных.
#методология #теорияигр
(1) McMahon, R., Slantchev, B. (2015). The Guardianship Dilemma: Regime Security through and from the Armed Forces. American Political Science Review, 109(2), 297-313. doi:10.1017/S0003055415000131
(2) Gao J. (2021). Solving the guardianship dilemma by war. Journal of Theoretical Politics. 33(4):455-474. doi:10.1177/09516298211043235
(3) Paine, J. (2022). Reframing the Guardianship Dilemma: How the Military’s Dual Disloyalty Options Imperil Dictators. American Political Science Review, 1-18. doi:10.1017/S0003055422000089
(4) Meng, A., Paine, J. (2022). Power Sharing and Authoritarian Stability: How Rebel Regimes Solve the Guardianship Dilemma. American Political Science Review, 1-18. doi:10.1017/S0003055422000296

Глубокое понимание вышеупомянутых 👆моделей и применение их в эмпирических исследованиях требует знаний в области математической теории игр и математической статистики. Тем не менее с их помощью можно проиллюстрировать некоторые политические процессы тем, кто не знаком с этим методологическим аппаратом или даже не очень знаком с политической наукой.

Возьмём, к примеру, информационную асимметрию. В одном из своих курсов я предлагаю студентам простую игру, которая на начальном этапе является кооперативной с ненулевой суммой (то есть выиграть могут все). Однако игроки об этом не знают. Если им не удается снять неопределённость, то на одном из первых шагов они, сами того не понимая, могут превратить её в антагонистическую игру с нулевой суммой, где победа одной команды означает поражение других. Потом на разборе мы видим, как возникающая информационная асимметрия влияет на поведение игроков и, соответственно, на исход всей игры.

А теперь поделюсь двумя наблюдениями. О первом пишут и говорят многие коллеги. Ограничение свободы слова и фактический запрет на любое альтернативное мнение становятся важнейшими факторами усиления информационной асимметрии. Преобладание лжи в публичной сфере приводит к тому, что сами источники всё больше верят в неё. Возникает порочный круг, в котором принимающие решения не только не знают реального положения дел, но и становятся заложниками своих же мифов. В итоге сами решения становятся менее адекватными, а вероятность ошибок растёт.

Второе — моё частное наблюдение. Недавно я увидел, как в СМИ и на социальных платформах обсуждаются результаты одного политического исследования. Но дело в том, что рукопись статьи, где тоже были представлены эти результаты, я рецензировал для одного научного журнала. И два раза дал отрицательную рецензию, так как там были серьёзные ошибки в операционализации понятий и индикаторов, выборке для анализа, а также в интерпретации результатов. По сути авторы подогнали методику под заранее сформулированные выводы. Не так важно, что это за авторы и журнал. Как не важно и будет ли статья в итоге опубликована в научном издании. Таких статей в наших журналах полным-полно из-за очень низкого качества рецензирования в российской политологии. Но важно то, что множество таких статей и авторов являются источниками ещё большей информационной асимметрии, так как это знание подаётся как научное или экспертное.

Нам сложно предсказать, когда произойдёт столкновение с реальностью, которое разрушит эту конструкцию. Можно лишь предположить, что вероятность этого с каждым днём растёт. И хотя мы не знаем, кто в конечном итоге проиграет в этой "игре", пока она идёт, проигрывают все.
#методология #теорияигр #политология

В комментариях к последнему посту был вопрос о молчаливом согласии большинства. Модели рационального выбора, на мой взгляд, хорошо объясняют как и почему так происходит на индивидуальном уровне. Это не научная статья, а пост в ТГ, поэтому для простоты описания я сейчас откину возможные методологические надстройки к этим моделям. Например, я не учитываю пока влияние нерациональных факторов и переменных коллективного действия, так как они в данном случае лишь могут повысить объяснительную способность моделей, но не противоречат общей логике. Кроме того, в научной статье это все описывалось бы с использованием математического аппарата теории игр. Для широкой аудитории моих подписчиков обойдемся тоже пока без этого.

Каждый человек в определенный момент времени принимает решения, исходя из своего понимания выгод и издержек, которые связаны с тем или иным действием. Когда в 2011 году появилась критическая масса людей, осознавших, что элиты окончательно сломали институт выборов, на индивидуальном уровне выход на митинг не нес практически никаких угроз. Именно поэтому митинги были достаточно массовыми. Ответной стратегией элит стала максимизация рисков. С тех пор издержки, связанные с реализацией своего конституционного права, выросли до вероятности получить дубинкой по голове и подвергнуться административному или даже уголовному преследованию. В результате очевидные выгоды от протеста против авторитарных элит компенсируются резко выросшими издержками.

Но в таких моделях важнейшую роль играет еще один фактор — информационная асимметрия. Именно поэтому еще одной стратегией элит стало создание такой асимметрии, чтобы выгоды от протеста были неочевидны, а риски казались более высокими. Для этого постепенно уничтожалась журналистика, а информационный фон заполнялся пропагандой. На данный момент институт свободы слова практически уничтожен, а концентрация лжи и пропаганды достигла чудовищных масштабов. Кроме того, есть и более сфокусированные сигналы, призванные увеличить информационную асимметрию. Например, активное продвижение сильно искаженных результатов соцопросов или информации о всего 1% проценте мобилизуемых от общего числа находящихся в резерве.

Что получается в итоге? Доминирующая в обществе позиция "не все так однозначно" возникает как итог создаваемой авторитарной элитой информационной асимметрии. Но даже среди тех, кто имеет возможность строить картину мира на основе альтернативных источников информации, факторы выгод и рисков очень сильно искажены. На индивидуальном уровне многие видят высокие риски участия в протесте и при этом практически никаких потенциальных выгод. Более рационально сбежать или сидеть тихо, надеясь на высокие шансы не попасть в тот самый 1%. Вот так и возникает то самое большинство, молчаливым согласием которого так успешно пользуются авторитарные элиты.
#теорияигр

Кажется, что основная критика рациональных моделей в общественных науках сложилась в контексте исследований, направленных на изучение нерациональных аспектов поведения: ценностей, эмоций, ситуативной логики и т.д. Их основные результаты обычно демонстрируют, какую долю отклонений от рационального поведения могут объяснить те или иные факторы. Я не раз касался этой темы в канале, например, когда писал о конкретных исследованиях или научных дискуссиях, в целом.

Полагаю, что популярность этих подходов произрастает из их методической разработанности и доступности: собрали данные, построили регрессию или провели эксперимент, нашли объяснения вариациям, — отличный результат, который проще опубликовать в журнале. Но есть и еще целый пласт критики теории рационального выбора, который пока остается вне широкой дискуссии. Андрей Герасимов справедливо замечает, что сторонники рациональных моделей вынуждены постоянно подпирать свои теории различными костылями вместо того, чтобы "сшить" их с какой-то моделью социальной структуры. Полностью согласен с коллегой, тем более что частично моя текущая работа фокусируется и на этой проблеме.

Это сложная задача, и вот почему. Представьте, что мы хотим объяснить с рациональных позиций, почему вдруг возник массовый протест в Дагестане. В простой теоретической модели можно предположить, что это обусловлено информационной асимметрией. Например, в большинстве других регионов мобилизуемые исходят из следующей информации: (a) за уклонение от повесток грозит уголовное преследование; (b) потери российской армии менее 6000 человек; (c) з/п мобилизованного от 200 тысяч рублей в месяц. Какую дилемму в таком случае разрешает индивид? Уголовное преследование за отказ или 200 тысяч в месяц с низкой вероятностью погибнуть. Выбор очевиден. В Дагестане же было много участников "операции" и до мобилизации, в связи чем, вероятно, у индивидов другие ощущения относительно (b). И это может оказывать значительное влияние на решение дилеммы на индивидуальном уровне. Описывая это мы как раз и будем подпирать модель множеством костылей, объясняющих социальную реальность в данном конкретном случае. То есть на универсальность такой подход точно претендовать не будет.

Дальше больше. Почему нет протестов в регионах, где тоже высокая вероятность другого восприятия (b)? И здесь мы опять упираемся в проблему социальной реальности. Можно предположить, что в других регионах нет инфраструктуры коллективного действия — устойчивых сетей горизонтальных связей. В то время как Дагестане, где "все друг другу родственники", такая инфраструктура есть. И работать она может в обе стороны. Поэтому Дагестан и электоральный султанат, и протестный регион в одном флаконе, — все зависит от ситуации, то есть изменяющейся социальной реальности.

Эту критику можно масштабировать на любую онтологию в общественных науках, где в основе лежит ТРВ. И разрешить эти противоречия представляется мне очень интересной и невероятно сложной научной задачей. #методология #теорияигр #сетевойподход

​​В журнале Physical Review X опубликована статья, расширяющая наше понимание того, как формируются и эволюционируют социальные сети (1).

Всем, наверное, известна гипотеза о шести рукопожатиях, которую частично проверил Стэнли Милгрэм в серии экспериментов с рассылкой писем (2). Авторы статьи идут дальше и пытаются ответить на вопрос, почему диаметр (кратчайшее расстояние между двумя самыми удалёнными узлами) практически не зависит от размера сети: с увеличением количества узлов социальная дистанция растёт логарифмически, а не линейно.

Чтобы объяснить этот феномен, учёные комбинируют сетевой анализ с теорией игр. Это не новый подход, но прежде большая часть работ была посвящена моделированию взаимодействий на микроуровне. Здесь же авторы демонстрируют теоретические предпосылки и экспериментальные результаты, на основе которых формулируется довольно убедительная модель: шесть "рукопожатий" — это свойство равновесного состояния любой сети, в которой индивиды находят баланс между стремлением повысить свою центральность и издержками на формирование и поддержание связей (см. рис. ⬇️). Более того, в работе показано, что это правило совместимо с такими свойствами, как кластеризация и безмасштабность, которые традиционно характеризуют структуру социальных сетей.

Выводы имеют значение и для концепции "слабых связей", предложенной М. Грановеттером (3). Индивиды минимизируют издержки, когда устанавливают связи с локальными посредниками, но при этом получают доступ к отдалённым кластерам и тем самым повышают свою центральность по отношению ко всей сетевой структуре. #сетевойподход #теорияигр

(1) I. Samoylenko, D. Aleja, E. Primo, K. Alfaro-Bittner, E. Vasilyeva, K. Kovalenko, D. Musatov, A. M. Raigorodskii, R. Criado, M. Romance, D. Papo, M. Perc, B. Barzel, and S. Boccaletti. (2023). Why Are There Six Degrees of Separation in a Social Network? Phys. Rev. X 13, 021032
(2) Milgram, S. (1967). The Small World Problem. Psychol. Today. 2, 60.
(3) Granovetter, M. S. (1973). The strength of weak ties. American Journal of Psychology, 78 (6), pp. 1360—1380

Обсуждение статьи Караганова про "тяжкое, но необходимое решение" напомнило мне об одной идее. Сразу оговорюсь, что это гипотетическая модель о не очень хорошо знакомом мне предмете, но через призму методологии, в которой кое-что понимаю. Поэтому прошу отнестись к ней, именно как к гипотезе. А комментарии и критика, естественно, приветствуются.

Потенциальный ядерный конфликт в научной литературе часто рассматривается с помощью теоретико-игрового моделирования. В большинстве (если не во всех) известных мне работ это модели с двумя игроками — странами или их руководством. Однако, что происходит при нажатии "красной кнопки"? Запускается механизм, в котором по цепочке участвует сравнительно много людей, включая конечных операторов ядерного оружия. Следовательно, в теоретическую модель стоит включать всех участников, которые на своих местах тоже принимают решения, следовать приказам или нет.

Это, естественно, сильно усложняет саму модель, но приближает её к реальности. В этом случае каждый участник цепочки может рассматриваться как условно рациональный агент, взвешивающий персональные издержки и выгоды вместо абстрактного взаимного уничтожения. Таким образом, ключевой стратегией для предотвращения ядерных ударов становится повышение издержек для каждого участника с другой стороны и снижение его информационной неопределенности на этот счёт. Почти у всех семьи, да и в целом есть, что терять...

В качестве работы и уровне проникновения американской разведки мы за последние пару лет убедились. Но несмотря на существующую критику российских спецслужб я склонен считать (и надеяться), что вымывание профессионалов произошло в основном только на украинской тематике в связи с тем, что часть элит использовала её для извлечения ренты. Так что, если такая модель верна и находится в равновесии, то большинство участников со всех сторон информированы о персональных издержках, которые для них неприемлемы. Это важно в том числе для случаев, когда планируется ядерный удар по третьей стране, то есть из уравнения убирается фактор взаимного уничтожения (что и предлагает Караганов).
#теорияигр