Юрген Хабермас в Тегеране

Эта заметка открывает небольшой цикл статей про выдающихся европейских и американских мыслителей, посещавших Иран в 2000-2010-е гг. Они будут появляться с перерывами.

В 2002 г. Юрген Хабермас посетил Иран, где пробыл в течение недели. Он провёл там курс лекций, а после возвращения дал несколько интервью европейским изданиям.

В своих интервью он рассказывает об общении с муллами на тему транспозиции религиозного языка в философский и светский. Он отмечал, что большинство иранских социологов, с которыми он общался, учились во Франции и англо-саксонских странах. Да и в целом, что иранцы знают европейцев, да и "Запад" в целом лучше, чем наоборот. При всё при том, дебаты между Резой Ардакани и Абдолькаримом Сорушем шли на концептуальном языке, выработанном Поппером и Хайдеггером.

Помимо этого, Хабермас пообщался с Мохсеном Кадиваром, одним из ведущих иранских философов-реформаторов. Они обсуждали что такое реформы, как далеко они могут зайти, насколько серьёзно реформаторы хотят отделить государство от религии. В итоге Кадивар ему сказал, что необходимо двигаться вперёд шаг за шагом и меняться.

Ещё одно его наблюдение - почему ислам по крайней мере частично ассоциировался со свободой. Династия Пехлеви была крайне коррумпированной, технократичной и отчуждённой от самих иранцев. И ислам оставался единственной моральной силой. Так что для многих революционеров ислам и имя Хомейни были важнейшими фактами их собственных биографий, на которых они строили свою идентичность.

Его впечатления от поездки были так сильны, что он позже опубликовал статью про религию в публичной сфере, где активно ссылался на пример Ирана. Ещё одно следствие - сами иранцы написали статью про роль Хабермаса для иранских интеллектуалов.

* Jürgen Habermas, retour d'Iran. 01.04.2003. Frankfurter Allgemeine Zeitung.
** Jürgen Habermas trifft im Iran auf eine gesprächsbereite Gesellschaft. 13.06.2002. Frankfurter Allgemeine Zeitung.
*** Habermas Jürgen. 2005. Religion in the public sphere. // Philosophia Africana. Vol. 8. No. 2. P. 99-109.
**** Paya Ali, Ghaneirad Mohammad Amin. 2007. Habermas and Iranian intellectuals. // Iranian Studies. Vol. 40. No. 3 P. 305-334.

Аятолла Хомейни - шиитский Томас Гоббс?

Одна из довольно интересных тем, связанных с Ираном - сравнительная политическая теория в контексте велайт-э факих.
Велайт-э факих это официальная идеология Исламской республики, согласно которой глава государства, Верховный руководитель (ВР), исполняет обязанности Скрытого (Двенадцатого) Имама, управляя шиитами.

Велайт-э факих порой сравнивается с неоплатоническими идеями, где Верховный юрист трактуется как философ-монарх-мистик. При этом в работах самого Хомейни чисто мистических и платонических элементов довольно мало. Однако существует интерпретация, согласно которой его идеи порывают с традиционными шиитскими представлениями о государстве и религии, и велаят-э факих привести к светскому пониманию государства, не смотря на то, что легитимность она черпает из религии.

В 1943 г. Хомейни публикует "Раскрытие секретов", где выступает за принципы Конституционной революции, и не рекомендует прямое правление шиитских юристов, однако выступает за их надзор над законопроектной деятельностью в парламенте.

В 1970 г. он опубликовал "Исламское правление", где серьёзно изменил свой подход. Он её начинает с того, что ислам это религия права, и миссия Пророка это принести божественное право людям. Законы должны быть внедрены, задействованы, и за ними надо осуществлять надзор. Законы должны быть исполнены, и должен быть кто-то, кто их исполнит. Кто их должен исполнять? Во времена жизни Пророка это было очевидно. А после? При этом если Пророк не оставил преемника, то его миссия провалена. Значит, он его оставил. И его преемники это двенадцать имамов. Хомейни там же так же пишет о том, что назначение этих имамов это доказательство необходимости государства, основанного на исламском праве. Однако снова вопрос - кто должен править в отсутствие Скрытого имама?

Хомейни отвечает на этот вопрос так: это должен быть специалист по исламскому праву, он должен идеально знать как оно устроено, и как его использовать. Из этого аятолла делает вывод, что, так сказать, временно исполняющим обязанности Скрытого имама, должен быть исламский юрист (факих). После этого он обращается к традиционному шиитскому аргументу, согласно которому Шестой имам определил что шиитские юристы представляют Скрытого имама, для исполнения и государственных, и судейских функций. Именно эта доктрина стала основой Исламской республики в версии 1979 г. и послереволюционного строительства в Иране в течение 10 лет.

Однако взгляды Хомейни не стояли на месте. После революции оказалось, что исламских законов недостаточно, и необходимо светское гражданское право. Новый режим признал такую возможность, только с оговоркой, что оно должно быть совместимо с шариатом. Для проверки законопроектов на совместимость новых законопроектов с шариатом и Конституцией ИРИ был создан Наблюдательный совет (НС), состоящий из 12 человек: 6 светских юристов и 6 факихов. На соответствие нормам шариата законопроекты проверяют только факихи, на соответствие нормам Конституции - и факихи, и юристы.

В 1987 г. возник важный прецендент, показывающий эволюцию взглядов Хомейни. Тогда левый министр труда Аболькасем Сархаддизаде отправил запрос к Хомейни по поводу того, каким должны быть отношения между государством и частным сектором, сотрудниками и покупателями - в общем, его интересовал религиозный статус классических социальных политик. Хомейни ответил, что государство вправе регулировать операции частного бизнеса. Традиционалист аятолла Гольпаегани, секретарь Наблюдательного совета, возразил, что это вообще-то несовместимо с шариатом и шиитским правом. Хомейни подтвердил свою приверженность идеям НС, однако отказался менять свою позицию. И тут важно понимать, что шариат защищает частную собственность и индивидуальные трудовые права (типа зарплат и цен).

Несколько недель спустя президент Хаменеи попробовал реинтерпретировать позицию Хомейни, что хоть государство и обладает значимыми полномочиями, оно ограничено исламским правом. На следующий день Хомейни опубликовал публичное письмо для Хаменеи, в котором говорил о том, что государство обладает "суверенитетом, дарованному Богом самому благородному Пророку". Более того, он утверждал в нём, что "государство имеет приоритет над всеми божественными постановлениями шариата."

Этим письмом Хомейни по сути ослабил религиозный характер Исламской республики, поставив государство в целом, и Верховного руководителя в частности, над исламом. По сути он сделал правление юриста абсолютным.

Это решение также привело к легализации Ассамблеи по определению целесообразности - института, который одновременно служит ареной столкновения разных групп интересов, и при этом она же разрешает разные конституционные и правовые коллизии, связанные с взаимодействием друг с другом государственных институтов страны. При этом Ассамблея принимает решения в первую очередь опираясь не на шариат, а на соответствие интересам государства.

А теперь вернёмся к Томасу Гоббсу, заявленному в самом начале. Согласно его позиции, единственным эффективным режимом является тот, у которого есть "все сущностные права на суверенитет". С его точки зрения раздать эти права разным политическим телам - путь к нестабильности и гражданской войне. Гоббс верил, что того, чтобы не вернуться к естественному состоянию, суверен должен обладать абсолютной властью. И Гоббс также отмечал, что суверен должен самостоятельно судить религиозные и мнения и доктрины, стоять над ними. Абсолютизм для него это способ освобождения от ограничения религиозными авторитетами.

И тут можно сравнить гоббсианского Суверена и шиитского Верховного юриста. По сути в велайт-э факих происходит отделение религии от государства в глазах самих верующих. Абсолютизм Хомейни невольно и контринтуитивно превращает религиозное государство в светское. Помимо этого, Хомейни совершает поворот от "интересов страны" к "интересам ислама" и "интересам исламской страны".

На Западе отделению религии от государства предшествовала трансформация самих религиозных взглядов. И эволюция политической теории Хомейни показывает, как внутри шиизма возникает основа для дальнейшей самосекуляризации.

Источник: Namazi Rasoul. 2019. Ayatollah Khomeini: From Islamic Government to Sovereign State. // Iranian Studies. Vol. 52. No. 1-2. P. 111-131.

Про перспективу протеста в Иране из-за нового скандала с молодой девушкой, пострадавшей от "общения" с полицией

Мне кажется, что новый социальный взрыв на этой почве маловероятен. Понятно, что история, когда 16-летняя иранка попадает в больницу после задержания полицией за отсутствие хиджаба, очень сильно отдает флэшбэками. Понятно, что иранская общественность возмущена и никогда не поверит в версию властей про обморок из-за низкого давления. Но только этого недостаточно.

Массовый протест - это прямая производная от сугубо субъективного чувства чудовищной несправдливости, которая вдруг происходит в жизни и взрывает сознание людей. Недовольство и противоречия копятся годами, но спусковой крючок - это всегда что-то неожиданное, событие, которое тут же становится новостью, то, чего не было до этого.

Именно это произошло в прошлом году. Вроде все привыкли к задержаниям женщин полицией нравов, но, когда вдруг девушку избивают, и она погибает - это некий новый рубеж, который тогда переклинил население страны. Сегодня в этом уже ничего нового нет, поэтому недовольство есть, но миллионы из-за этого вряд ли воспламенятся.

Протестная история Ирана показывает, что по-настоящему прилетает всегда неожиданно. Поэтому предсказывать триггер - дело неблагодарное. Рано или поздно что-то может взорвать (оснований достаточно), но вряд ли это будет что-то, точь-в-точь повторяющее предыдущий всплеск.

@irandezhurniy

Заговор генерала Карани, или история не случившегося военного переворота в шахском Иране

Мохаммад-Вали Карани родился в 1911 или 1912 г. в семье чиновника, работающего на почте. После школы он стал служить в иранской армии, а также прошёл через школу офицеров, где стал лучшим в своём классе. К 1950 г. он стал полковником, и командовал гарнизоном в городе Решт, столице провинции Казвин. Во время государственного переворота 1953 г. он выступил против Мохаммеда Мосаддыка на стороне шаха Мохаммеда-Резы Пехлеви. За это шах повысил его до бригадного генерала, Карани также возглавил военную разведку, и, по личному поручению шаха, начал ответь за внутренний шпионаж. Это сделало его одним из самых влиятельных людей в стране, имеющих прямой доступ к шаху.

При этом важно сказать, что его политические взгляды сильно отличались от тех, что были у шаха и большей частей истеблишмента. Хотя Карани и поддержал государственный переворот, через какое-то время он узнал о масштабной коррупции и политических репрессиях, которые начались после него. Он считал, что корень проблем в традиционном высшем классе, которым продолжал доминировать в политике. И хотя он понимал, что шах так или иначе пытается уменьшить влияние этого класса, он хотел ускорить его ослабление.

Соответственно, Карани пришёл к выводу, что единственный способ решить проблемы страны это создать правительство, которое может прекратить господство традиционного высшего класса, вынудить шаха вести себя как конституционного монарха, и провести необходимые масштабные реформы. Люди, знавшие его близко, сравнивали его с реформаторски настроенным генералом Али Размарой, которой был премьером в 1950 и 1951 гг., а также с Гамалем Абдель Насером.

Между 1954 и 1958 гг. Карани активно распространял свои взгляды, используя разные методы. Во-первых, он в сотрудничестве с реформаторски настроенными Хасаном Арсанджани и Эсфандияром Бозоргмехром распространял свои идеи среди иранской элиты, и расширяя круг сторонников. Во-вторых, они создали партию Азади, которая могла бы быть базой поддержки для нового правительства. В-третьих, они постоянно общались с чиновниками США для того, чтобы те давили на шаха, и он проводил реформы. В-четвёртых, они создавали планы чтобы устроить публичное проявление недовольства в виде протестов, а также придумывали варианты госпереворотов. В-пятых, Карани использовал свою должность чтобы разрабатывать операции, которые не позволили бы шаху узнать реальную цель действий заговорщиков. При том, что работа началась в 1954 г., к середине 1956 г. она не принесла заметного эффекта.

Карани, Арсанджани и Бозоргмехр пытались расширять свои сети контактов и доверенных лиц разными путями, и обращаясь буквально ко всем - от высшей элиты до лидеров Национального фронта, которые на тот момент сидели в тюрьме. Они общались с политиками, бюрократами, офицерами, интеллектуалами, журналистами, бизнесменами, духовенством.

Карани убедил шаха одобрить создание партии Азади, которая была создана к 1957 г. Он и его соратники убеждали присоединиться к ней разные части иранской элиты. Он также общался с американскими представителями: руководством ЦРУ, военными атташе, членами Консультативной группы военной помощи США.

Параллельно заговорщики создавали сеть доверенных союзников среди иранской элиты, которая покрывала все социальные слои. Сам Карани создал такую сеть внутри армии организовав группу "офицеров-патриотов", состоящую из 70 человек.

Действия Карани и его соратников говорят о том, что их план состоял из 2-3 элементов: распространять свои идеи, искать помощь у США; если это не получится, спровоцировать массовое недовольство; также они допускали государственный переворот со свержением шаха.

27 февраля 1958 г. генерала Мохаммада-Вали Карани арестовали за участие в политической деятельности, что было напрямую запрещено военным. За это его осудили на 3 года тюрьмы.

Попытка государственного переворота была частью серии событий, потрясших шахский режим в конце 1950-х - начале 1960-х гг., вместе с государственным переворотом в Ираке 1958 г., и протестами начала 1960-х гг.

Самым важным следствием этого переворота было понимание того, что оппозиция шаху была везде, и могла объединиться под началом одного человека. Большей частью союзников Карани были военные и современный средний класс, которые были хорошо образованы и рациональны.

Также Мохаммед-Реза понял, что не может после этого целиком надеяться на поддержку США. США поддерживали реформы Карани. Плюс часть иранских элит видели Штаты как возможного посредника модернизации Ирана. Соответственно, это привело к ухудшению отношений Ирана со Штатами.

В сумме, с учётом переворота в Ираке и протестов начала 1960-х гг., всё это привело шаха к необходимости проведения структурных реформ, которые позже стали известны как Белая революция шаха и народа.

Сам же Карани после выхода из тюрьмы ушёл из политики, и его не было видно. В 1978-1979 гг. он поддержал Исламскую революцию, был военным советником премьера Мехди Базаргана и стал первым послереволюционным Начальником Генштаба ВС Ирана. В апреле 1979 г. он ушёл со своего поста, а через несколько недель его убили члены террористической группы Форган.

Источник: Gasiorowski Mark J. 1993. The Qarani Affair and Iranian Politics. // International Journal of Middle East Studies. Vol. 25. No. 4. P. 625-644.

Отличия внешней политики Ирана времен Мохаммеда Резы Пехлеви от курса Исламской республики принято демонстрировать на двух примерах – отношениях с США и Израилем. Якобы до Исламской революции Иран дружил с этими двумя странами, а после нее начался период жесткой конфронтации. Это мнение поддерживает и современная иранская пропаганда, и большая часть оппозиционно настроенной диаспоры. При этом целый ряд научных работ, вышедших в последние десятилетия, открывает перед нами гораздо более противоречивую картину внешней политики Ирана времен Мохаммеда Резы Пехлеви.

Один из многих примеров антизападной риторики иранской элиты я уже описывал ранее. Начало ирано-израильских отношений было вполне безоблачным. Иран стал второй страной с преобладающим мусульманским населением, официально признавшей Израиль (первой была Турция), а израильское государство видело в Иране естественного союзника на фоне конфликта с арабским миром. Созданная в 1957 г. иранская служба государственной безопасности САВАК активно взаимодействовала с Моссадом – израильские инструкторы участвовали в подготовке своих коллег, что свидетельствует о весьма близких отношениях двух государств. Израиль был одним из потребителей иранской нефти. Израильские специалисты в Иране занимались строительством, сельским хозяйством, водными ресурсами и дорожным планированием. О количестве живущих в Иране израильтян красноречиво говорит тот факт, что в последние годы перед революцией обсуждалось открытие в Тегеране израильской школы.

Проблемы создавали отношения Ирана с арабским миром. Важным маркером здесь можно считать иранскую политику в отношении Египта. В эпоху Гамаля Абдель Насера шах опасался роста просоветских настроений в регионе. Кроме того, панарабизм Насера и его готовность принять членов оппозиционного «Движения освобождения Ирана» входили в прямой конфликт с позицией Пехлеви. Приход к власти Анвара Садата изменил ситуацию: у нового президента и шаха сложились гораздо более близкие отношения. Стоит ли говорить, что после отъезда из Ирана шахская семья направилась именно в Египет, а по случаю кончины иранского монарха Садат распорядился провести государственные похороны. Для поддержки этих отношений шах, в частности, должен был публично занимать более осторожную позицию в вопросе Палестины.

Стремление шаха к региональному лидерству и наращиванию влияния на Ближнем Востоке также создавало трудности Израилю. Шах, что интересно, не гнушался использовать религиозные связи. Так, в 1959 г. лидером ливанских шиитов стал родившийся в Иране Муса ас-Садр, который если и не был агентом САВАКа, то по меньшей мере регулярно встречался как с его тогдашним руководителем, так и с оперативниками, работавшими в Ливане. Садр занимался правами шиитов, благотворительной и просветительской деятельностью, а также выстраивал диалог между разрозненными шиитскими общинами региона. Именно он издал фетву, фактически признававшую алавитов шиитами (надо ли напоминать, что алавитами является сирийская семья Асадов). Кроме того, Садр был одним из основателей шиитского движения «Амаль» – оно противостояло израильскому вторжению, участвовало в ливанской гражданской войне и дало начало Хезболле.

Иранская религиозная оппозиция критиковала связи с Израилем, и эта критика находила поддержку у населения (в дело порой вступала конспирология). Считается, что шах не очень-то обращал внимание на подобное недовольство, однако иранская пресса не стремилась широко освещать ирано-израильские отношения. Осторожность иранской стороны в официальном поле (посольство Израиля было открыто только в середине 70-х) также лила воду на мельницу конспирологов, рассуждавших о масштабе «тайных» взаимодействий двух государств – справедливости ради, некоторые секретные проекты действительно существовали. Впрочем, вера в теории заговора удивительно витальна и легко переживает смену политических режимов, а ее тлетворному влиянию одинаково подвержены люди самых разных взглядов – провластных, оппозиционных или индифферентных.

Кредитование частного бизнеса 1960-1970-х гг., базар и Исламская революция

В 1963 г. шах Мохаммед-Реза Пехлеви объявил о начале Белой революции, самого амбициозного в регионе проекта импортозамещения после Второй мировой войны. Между 1963 и 1968 гг. ВНП Ирана увеличивался на 9.8% в год - 4-й в мире темп роста экономики на тот момент.

Иранское государства активно использовало налоговые льготы, монопольные условия, кредитные программы, что привело к возникновению в стране на пустом месте целых новых отраслей экономики. К 1975 г. доля частного сектора составляла 75%.

Большие кредитные суммы распределялись через Национальный банк Ирана, а также банки развития, типа Промышленного банка горной добычи и развития и Промышленного кредитного банка. При этом в этих банках 72% совокупных активов принадлежали государству, 27% находились в совместном владении, и только 1% принадлежал частным владельцам. Соответственно, государство единолично решало кому и на что распределять деньги. Это привело к тому, что количество выделяемых кредитов частному сектору выросло со 100 до 700 млн риалов в год. Соответственно, возникло много разных бизнесов, а существующие сильно увеличили свою прибыль.

Однако такая политика не привела к значительному увеличению частного сектора как такового. По факту деньги распределялись между ограниченным количеством предпринимателей. И большинство предприятий не смогло получить возможность воспользоваться этой промышленной политикой. По совпадению, они были встроены или связаны с базаром.

Такая политика привела к возникновению новых фирм, которые конкурировали с базарными торговцами. Плюс это привело к снижению их потенциальной роли в будущем стране, из-за невозможности что-то противопоставить промышленному сектору. Один из примеров - обувь. К 1968 возникли три крупнейших фабрики: Национальная обувь, Белла и Вена, и они стали массово экспортировать обувь. В течение нескольких лет базарные ремесленники перешли к ремонту обуви, к концу 1970-х гг. обувной сектор почти исчез с базара.

Между 1963 и 1975 гг. две ключевые нормы определяли вероятность получить кредит. Первой была репутация, определявшаяся через близость к шахской семье, и она же сильно коррелировала с личным богатством. Вторая норма же состояла в том, что чем лучше была репутация предпринимателя среди базарных торговцев и ремесленников, тем ниже была вероятность получить кредит. С точки зрения режима они обосновывались тем, что базар был анти-модернизационным и традиционным институтом, потому в него нет смысл инвестировать деньги.

Это привело к тому, что предприниматели базара сделали вывод, что их репутация ничего не стоит. И предприниматели с наилучшей репутацией и наиболее значительным экономическим потенциалом были по факту лишены любой возможности получить кредит.

Промышленная политика шаха, фактически вёдшая к уничтожения базара как такового, к 1975 г. вызвала массовое недовольство предпринимателей базара. Во-первых, они сами организовывали и принимали участие в протестах. Одной из важнейших форм протеста было закрытие базара с середины 1977 по февраль 1979 гг.

Во-вторых, базар служил местом распространения видеокассет и политических текстов, направленных против шаха. В-третьих, предприниматели базара финансировали другие сектора, которые боролись против шаха: учителей, профессоров, гражданских служащих, рабочих фабрик и нефтяного сектора, журналистов и т.д., а главное - духовенство.

И тут уже можно подвести некоторый итог промышленной политике Ирана 1960-1970-х гг. Целенаправленный отказ выдавать предпринимателям базара кредиты привёл к их политизации, и они стали использовать свои ресурсы, чтобы бороться с шахом. Они протестовали напрямую, временно закрывали базар, распространяли антишахские тексты и видеокассеты, финансировали противников шаха. И базар в итоге стал одним из центров политической мобилизации в Иране в 1977-1979 гг., наряду с мечетями.

Источник: Mazaheri Nimah. 2008. An ‘Informal’ Revolution: State–Business Conflict and Institutional Change in Iran. // Middle Eastern Studies. Vol. 44. No. 4. P. 585-602.

Профсоюзы в Иране 1979-1989 гг.

Как Исламская республика в первые 10 лет своего существования решила вопрос с рабочими? Она сделал это, опираясь на политику корпоратизма как иерархической и бесконфликтной интеграции государства и организаций, претендующих на то, чтобы представлять определенные группы работников.

Постреволюционный режим интегрировал рабочих в политическое поле режима, опираясь на корпорации. Для этого использовались два института: трудовые союзы рабочих и профсоюзы, ориентировавшиеся на уровень занятости, промышленной сектор или национальность.

Первым механизмом легитимации трудовых союзов была внутрипартийная борьба. Во время Исламской революции рабочие создали большое их количество, однако весной 1979 г. аятолла Хомейни и премьер Базарган выступали за роспуск этих союзов и возвращение к нормальной работе. Их противником был аятолла Бехешти, на тот момент председатель Исламской республиканской партии (ИРП), считавший что трудовые союзы надо интегрировать в ИРП.

Тогда же провалилась попытка централизовать трудовые союзы под эгидой ИРП, что заставило её перейти к децентрализованной стратегии взаимодействия с ними. Партия делала это посредством исламских союзов, организаций покрывавших правительственные органы, компании, деревни, заводы и фабрики. Исламские союзы поддерживались местными сообществами и полугосударственными структурами, аффилированными с ИРП, включая студенческие группы, соседские комитеты и Корпус стражей Исламской революции. В июне 1980 г. Революционный совет принял закон о формировании сотрудников исламских советов в производственных, промышленных, сельскохозяйственных и обслуживающих подразделениях.

Вторым механизмом был конфликт внутри фракций ИРП. К середине 1981 г. в Иране были запрещены все партии, кроме самой ИРП из-за Ирано-Иракской войны и терактов Организации моджахедов иранского народа. С 1981 г. лояльные Хомейни трудовые союзы мобилизовывались против того, что им казалось организованными атаками министра труда Ахмада Тавакколи и менеджеров компаний, которых поддерживало консервативное духовенство. Тавакколи с декабря 1981 г. запретил регистрацию новых трудовых союзов, т.к. считал, что социальные права, госрегулирование и трудовые союзы вмешиваются в прямое взаимодействие индивидов с Аллахом.

В ответ на этот запрет рабочие начали массированную компанию против Тавакколи. Они напрямую критиковали его решения в официальных изданиях ИРП, а также использовали Революционный совет и судебную систему для лоббирования своих интересов.

Во время Ирано-Иракской войны трудовые союзы были одним из важнейших источников пожертвований на армию, что также укрепило их политический статус. Параллельно в ИРП в 1982 г. трудовое крыло создало отдельную организацию Дом рабочих, который попытался формально интегрировать трудовые союзы в централизованную организацию. Однако государственные элиты открыто сопротивлялись этому.

В 1985 г. был принят закон о формировании советов рабочих, которые должны были одобряться и быть под наблюдением Министерством труда. Однако по нему же каждые 2 года должны были избираться высшие советы этих советов рабочих по компаниям.

В 1988 г. рабочие впервые смогли легально отметить Первое мая, а в 1990 г. был принят закон о труде. Он сильно расширил полномочия Дома рабочих, по факту дав ему возможность надзирать за деятельностью Министерства труда. Количество предприятий с советами рабочих выросло с 1100 в 1979 г. до 2700 в 1990 г. В течение 1990-х Дом рабочих использовал свои связи в элите для принятия поправок и разных законов, расширявших трудовые права. В 1996 г. Дом рабочих также приобрёл политическую автономию и имел свой список в поддержку блока Рафсанджани, а в 1997 г. открыто поддерживал кандидата Хатами.

О чём говорит эта история борьбы за трудовые права? О том, что в Иране в течение 1980-х гг. профсоюзные организации заметно усилились, при том, что они не были демократическими и не представляли в полном смысле рабочих. И в итоге в Иране возникла система беспартийного корпоратизма, которая противоречит существующим теориям авторитарной консолидации в регионе Ближнего Востока и Северной Африки.

Источник: Kalb Zep. 2022. Corporatism without party: the state, war, and industrial labor in the Islamic Republic of Iran. // Middle Eastern Studies. Vol. 58. No. 6. P. 1004-1023.