Итоги Ирано-Израильской войны

Сначала отмечу, что мой прогноз оправдался. От бомбёжек самих по себе, и даже убийства высокопоставленных военачальников, авторитарные режимы не рушатся.

И в принципе, на пока что мои ожидания, которые я указал в этом посте, остались теми же. Из того, что можно добавить.

1. Психологический эффект по масштабу для Ирана, да, и пожалуй, если не всего мусульманского мира, то значимой его части, сопоставимый с Шестидневной войной и Войной Судного дня. Оказывается, армия Израиля не такая уж и сильная, оказывается, без помощи США Израиль не так уж много может сделать. Да и Железный купол, как оказалось, может хорошо защищать только от ракет из труб. С современным вооружением не справляется.

2. Психологический эффект непосредственно для Ирана, сопоставимый с захватом американских заложников в ноябре 1979 г. и Ирано-Иракской войной 1980-1988 гг. Оказывается, долгие годы пропаганды Исламской республики про то, что Израиль агрессор, оказались правдивой. Многие иранцы точно переосмыслят свои взгляды из-за войны, включая аполитичных и произраильских. Ну и в целом как минимум у части из них изменится отношение к режиму, наверняка будут люди, которые задумаются на тему: "А в чём ещё право руководство страны?".

3. Ослабление реформаторов. Они долгое время выступали и выступают за диалог с Западом. Однако такое предательство со стороны США, которые допустили атаку Израиля прямо во время ведения переговоров, уничтожает даже потенциальную возможность к продуктивному взаимодействию по крайней мере с администрацией Трампа. Плюс реакция Мерца и некоторых других европейских политиков тоже стала для иранской элиты наглядной демонстрацией того, почему с европейцами по крайней мере сейчас особо нет смысла договариваться.

4. Реформа КСИР и армии. В каком именно направлении, затрудняюсь пока сказать. Скорее всего будет проведена работа над ошибками в плане защиты ПВО и ПРО, изменена система отчётности сверху вниз и снизу вверх, введена новая система безопасности в городах на случай новых бомбёжек.

5. Очень вероятен выход из ДНЯО и МАГАТЭ. Если раньше ядерная программа страны находилась под контролем международных организаций, сейчас он исчезнет. И поскольку руководство страны увидело, что отсутствие ядерного оружия и допуск сотрудников международных организаций не защищает от внешнего вторжения, начнётся разработка ядерного оружия. Использоваться оно не будет, точно так же как в случае Индии и Пакистана две страны с ЯО не используют его против друг друга.

Политическая история иранской киноиндустрии

Иранский кинематограф влиятелен в публичном пространстве, не смотря на размер и не очень большое богатство страны. Само кино очень рефлексивно, и говорит о социальных проблемах Ирана. И оно относительно плюрально, не смотря на цензуру и разные ограничения, которые накладывает режим Исламской республики на него. При каких условиях оно возникло?

Инфраструктура кино в Иране возникла сравнительно поздно, и была относительно низкого качества. Информационное агентство США во время Холодной войны обучало кинематографистов и техперсонал в 1940-1950-е гг., чтобы противостоять коммунистической угрозе. Иран оставался в зоне культурного влияния даже после 1967 г. - почти половина фильмов в кинотеатрах тогда была из Голливуда.

В связи с ростом экономики и нефтяным бумом 1960-1970-х гг. государство создавало финансовые стимулы и логистическую поддержку для развития иранского кино. В итоге начал формироваться жанр персоязычного кино, который быстро стал самым популярным в стране. Это кино основывалось на западных монтажных техниках.

Эстетически персоязычные фильмы были аналогом, иногда худшим, Болливуда, или египетским эпохи Насера. Они смешивали местные культурные традиции и западное содержание. Тропы в этом кино демонстрировали контраст Ирана и Запада. При этом в период Пехлеви цензура в художественных фильмах была достаточно слабой, в отличие от документальных.

Фильмы "новой волны" 1960-1970-х гг., чьими представителями были, например, Аббас Киорастами, Эбрахим Голестан, Голям-Хосейн Саеди, выражали недовольство авторитарным режимом, насилием и несправедливостью в иранском обществе. Авторы новой волны писали авторские и оригинальные сценарии, создавали реалистичных персонажей, для них была важна непрерывная съёмка. Новая волна набрала популярность за счёт персоязычных фильмов, режиссёры авторского кино часто занимались коммерческими фильмами и наоборот.

Исламская революция 1979 г. и Ирано-Иракская война 1980-1988 гг. нанесла сильный удар по кинопроизводству в стране. 180 кинотеатров сожгли исламские радикалы. При этом аятолла Хомейни не исключал использование кино, что послужило в будущем основной для исламского кино.

Государство снова начало поддерживать кинопроизводство только после вторжения Ирака в 1980 г. Спонсирование было фрагментированным, продукция была "мистической". По факту государство использовало дореволюционную схему, запустив производство документального кино. В 1980-е гг. иранское кино по факту сократилось до государственно финансируемого, которое возглавляли молодые исламисты типа Маджида Маджиди, Эбрахима Хатамикии, Мохсена Махмальбафа, фактически без кинообразования. Они самостоятельно развили техники, которые использовали их предшественники. Что касается режиссёров новой волны, то они действовали по-разному. Некоторые, типа Киаростами, Бахрама Байзаи, Насера Тагави, решили остаться. Другие, типа Амира Надери и Эбрахима Голестани, эмигрировали. В начале 1990-х начался диалог между старым и новым поколением режиссёров.

В 1985 г. под надзором Министерства культуры и исламской ориентации был создан Кинофонд Фараби, ставший главной киноорганизацией страны. При этом государство не имело фактического опыта в регулировании кино и координации культурной пропаганды, что делало этот институт не очень эффективным. В итоге киноделы служили Исламской республике без формального контроля.

Поглощение государством дореволюционной киноиндустрии имело неожиданные последствия. Например, женщины вошли в неё как актёры и киноделы, вплоть до уровня режиссёров. И это важно, так как до Исламской революции женщины в принципе не могли быть режиссёрами.

Между серединой 1980-х и началом 2000-х гг. была эпоха экспериментов. Этот период достиг пика, когда иранские режиссёры появились на международных фестивалях. Ими были Киаростами, Надери, Маджиди, Махмальбаф. Не смотря на различия, у них были сходства: их корни были в новой волне и документалках военного периода; они полагались на актёров-детей и занимались темами, посвящёнными молодости; фильмы использовал маленькие бюджеты и базировались на минималистичных историях.

Фильмы той эпохи получили название "сопротивленческих", т.к. с точки зрения иностранцев режиссёры в них демонстрировали борьбу с режимом. По факту ситуация тогда была сложнее из-за либерализации самого режима, и границы дозволенного то сужались, то расширялись. Что интересно, часть режиссёров была не столько из активистов - борцов с Исламской республикой, сколько из послереволюционной элиты. Тот хе Махмальбаф отсидел в тюрьме при шахе, и начал свою карьеру во время войны с Ираком. В 1990-е гг. он начал критиковать режим, а в 2000-е гг. разочаровался в реформаторах. Тогда же он с семьёй эмигрировали во Францию.

Если говорить про непосредственно цензуру, то она смягчается, когда президентскую должность занимает реформатор.

Важным шагом в изменении отношений государства и киноделов стала цифровизация. Она ослабила роль цензоров и подорвала роль государства в кинопроизводстве. Также цифровизация позволила появиться большому количеству молодых, независимых киноделов, на которых Фонд Фараби никак не мог повлиять. Что в итоге породило подпольную киноиндустриую, с фокусом на табуированных темах, и которые создавались в нелегальных условиях, ограничивая доступ к получению прокатного разрешения от государства. Основными фигурами стали Бахман Гобади, Мухаммад Расулоф, Джафар Панахи, лавируя между оппозицией и государством.

При президенте Роухани цензура ослабла, что привело к росту коммерческого кинопроката. Фильмы, которые десятилетие назад не могли даже в теории получить прокатное удостоверение, теперь выходили на больших экранах. Парадоксально, с конца 1990-х до начала 2010-х гг. иранский кинорынок находился в упадке, несмотря на расцвет фестивального кино. При этом новая волна 1990-х стала самым популярным видом кино, на контрасте с дореволюционным периодом. Одним из объяснений такого упадка также может быть распространение спутникового ТВ и обращение к иностранным каналам. Наиболее показательным стал рост популярности турецких романтических сериалов, аналогов голливудской костюмированной драмы.

С начала 2010-х гг. иранская киноиндустрия снова изменилась. Она начала создавать успешный коммерческий контент, привлекающий массовую аудиторию. Иранское кино в этот период было похоже на китайскую, турецкую, египетскую модели, которые тогда также сумели развить массовое национальное кино.

Формализация киностудий в этой сильно политизированной среде была остановлена ​​императивом, согласно которому деятели отрасли должны были отказаться от любой официальной связи с оппозиционными политическими движениями из-за страха изображения Пророка. Потому киноделы были вынуждены полагаться на неформальные сети для получения финансирования. Однако кое-где институционализация кино произошла. Один из таких примеров это самый влиятельный и профессиональный киноинститут Оудж, связанный с КСИР. Он поддерживает происламское, проКСИРовское, проиранское кино, однако делает это скрыто и убедительно. Взлёт Оудж связан с Зелёным движением 2009-2011 гг., когда консерваторы поняли, что у них нет связи с молодым поколением, и с этим надо что-то делать.

Помимо подпольных режиссёров, о которых было сказано выше, единственной крупной фигурой является Асгар Фархади, чьё кино финансирует частные предприниматели. Большая часть режиссёров зависит от госфинансирования.

Часть режиссёров также критикуют абьюз и домашнее насилие в своих фильмах, обращаясь к разным классам. Одни изображают средний, другие - бедняков.

Если подводить итоги, то оба авторитарных режима Ирана непреднамеренно создали киноиндустрию мирового уровня. Однако из-за санкций и экономического кризиса любые молодые режиссёры, входящие на рынок, сталкиваются с кучей проблем, что сильно ограничивает потенциал появления в Иране новых Панахи, Киаростами и им подобных оппозиционных режиссёров.

Источник: Kalb, Zep; Hashemi, Masoumeh. 2020. Tehran`s Universal Studios. // New Left Review. No. 121. P. 109-131.

Привет, друзья и коллеги!

Международный центр антропологии совместно с Институтом классического Востока и Античности НИУ ВШЭ приглашают принять участие в круглом столе «Неофициальная память: культурная память малочисленных народов России и Востока через призму устной истории и традиций».

Культурная память — термин, обозначающий представления об истории и культуре, общие для этнической или социальной группы.
Нельзя понимать «культурную память» буквально, потому что она хранится не в памяти отдельных людей (которые не могут помнить события, случившиеся до их рождения), но на конкретных материальных и текстовых носителях.

В науке чаще всего говорят о политике памяти: практиках государственной власти, направленных на укрепления представления об общем национальном прошлом, которое разделяют все сограждане. Среди таких практик - создание мемориалов и музеев, издание учебников истории и др. Но как исследовать практики памяти этнических групп, у которых нет устойчивых государственных институтов, и чьи исторические нарративы нередко существуют исключительно в устной форме? Обсуждению этого сложного вопроса мы хотим посвятить наш круглый стол.

в фокусе - современность и 20 век; устная история и мемориальные практики малочисленных народов на территории России и стран, которые в 19-20 вв. оказывались с ней в одном политическом пространстве

вместе с историками, активистами, антропологами, фольклористами и другими гуманитарными исследователями и организаторами мы хотим поразмышлять над следующими вопросами:

• Как в современной коллективной памяти народов России и сопредельных территорий отражаются события 20 века, и как нарративы о прошлом формируют их современную идентичность?
• Как складываются сети передачи рассказов о прошлом? Могут ли материальные предметы сохранять воспоминания?
• Можно ли «придумать» историю или превратить её в миф?
• Что такое коллективная травма и как можно ее преодолеть?

дата и место проведения: 25 ноября 2025 года, Москва, ул. Старая Басманная 24/1, Факультет гуманитарных наук НИУ ВШЭ

мы ждём заявки от молодых исследователей: студентов, магистров, независимых исследователей, аспирантов и всех, кому интересно порассуждать об исследованиях памяти на конкретном историческом или полевом материале

заявки принимаются до 14 сентября 2025 года на почту [email protected]

Политическая наука Ближнего Востока после Арабской весны

Прочитал сборник статей про влияние Арабской весны на исследования Ближнего Востока в рамках англоязычной политологии. Очень полезная работа.

В сборнике 12 глав, каждая из которых посвящена какой-то общей теме: общей проблеме исследования политики в регионе, авторитаризму, протесту и т.д. Каждую из них писали авторы, специализирующиеся в соответствующих темах. В них даётся короткий обзор состояния исследовательского поля до Арабской весны, и всего, что произошло после. При этом в статьях анализируются не только изменения тем, но и теоретических подходов, методов и прочего.

Отмечу только один интересный сюжет, которыми насыщена вся книга. В статье про авторитаризм авторы отмечают, что в 1970-1990-е гг. изучение режимов Ближнего Востока почти не внесло никакого вклада в сравнительные исследования авторитаризма. Однако уже в 2010-2020-е гг. исследования монархий и персоналистских режимов региона вполне себе встроились в исследования авторитарных режимов. И, в отличие от работ до Арабской весны, они ориентированы на анализ конкретных институтов, процессов, практик, используя теории, методы и подходы социальных наук на прямо сейчас.

Сборник интересен сам по себе. И он тем более полезен, если Вы:
1. Хотите понять, что происходит в исследованиях политики Ближнего Востока здесь и сейчас;
2. Ищете тему или направление для статьи, курсовой, ВКР, диплома, диссертации - в сборник представлен очень широкий диапазон исследований. Можно адаптировать чужие идеи, концепции, подходы под свой материал и на их основе произвести оригинальную работу. И тут вопрос в том, что лично Вам интересно, и что реалистично сделать с учётом доступных Вам ресурсов.

Ну и непосредственно для иранистов он тоже вполне себе может быть практически применим, там есть упоминания некоторых очень сильных работ по иранской политике. Плюс в любом случае полезно знать, что происходит у коллег по цеху, и учиться у них.

В общем, однозначно рекомендую.

Источник: Lynch Marc; Schwedler Jillian; Yom Sean. (eds.) 2022. The Political Science of the Middle East: Theory and Research Since the Arab Uprisings. New York: Oxford University Press.

Политическая борьба в Тегеранском университете, 2007-2017 гг.

Как устроен политический активизм между волнами репрессий? Узнать это может позволить анализ студенческого активизма в Тегеранском университете между 2007 и 2017 гг.

Ключевым студенческим профсоюзом после Исламской революции стал Офис консолидации единства (ОКЕ), о его отношениях с режимом до середины 2000-х гг. я рассказывал тут и тут. К 2003 г. он раскололся на две группы: одна поддерживала Хатами и была нацелена н реформы изнутри - Тейф-е Шираз, вторая открыто выражала недовольством режимом, Тейф-е Алламе. Последняя была большинством. Этот раскол поспособствовал политизации иранских университетов, однако к 2005 г. Алламе потеряла свою политическую роль и связь с исламскими левыми. Когда президентом стал Махмуд Ахмадинежад, диапазон дискуссий в университетах варьировался от от прав женщин и меньшинств до до социальной справедливости. Непосредственно студенческие темы, типа платы за обучение, особо ими не затрагивались.

После своего прихода к власти Ахмадинежад начал активно бороться с реформаторским наследием, сильно снизив уровень свобод, начал активно вовлекать Профессорскую организацию Басидж в университетскую политику. Согласно показания студентов, с 2005 года было уволено минимум 100 либеральных профессоров, 70 студентов - отчислено за политическую активность.

При этом студенты продолжали самоорганизовываться. Во второй половине 2000-х гг. в Тегеранском университете существовало большое количество студенческих групп, чьи названия, активности и члены активно пересекались друг с другом. Эти группы держались за счёт связей между ними, что сохраняло их, независимо от условий. Ещё одним фактором выживания было чувство миссии, которое разделяли все члены группы. В ОКЕ и местных исламских ассоциациях студентов были группы и комитеты, касающиеся тем, которые не затрагивали непосредственно студенчество.

Во время протестов 2009-2011 г. эта сеть поддержала Зелёное движение. После репрессий непосредственно участников этого движения, последовали репрессии студенческих организаций. Студенты могли просто исчезать, не появляясь на занятиях.

Студенческое движение начало возрождаться в 2013 г., после избрания президентом Хасана Роухани. Одной из опор этого возрождения стали академические и литературные кружки. При том, что политические организации студентов были подавлены, неполитические сохранились. И благодаря неполитическим организациям студенты сохранили свои связи. Академические и литературные кружки действовали только в сфере культуры, и позже, в 2016-2017 гг., стали основой для воссоздания политических организаций.

При этом академические кружки часто игнорировали ОКЕ и его предшествующую историю. Потому активисты организовывали семинары и дискуссии по истории студенческого движения в Иране, что способствовало сохранению памяти и заставляло студентов чувствовать себя частью более долгой истории, одновременно укореняя их личный опыт.

Ещё одним важным изменением после репрессий стало снижение количества и разнообразия студенческих групп. Изменилось и самовосприятие студентов, которые были в состоянии депрессии и разочарования. Студентов 2007-2008 гг. интересовали темы национального масштаба, студентов 2017 г. - в большей степени их личные интересы. Их требования стали в первую очередь экономическими, а не политическими. Из-за этого стратегии возрождения и сохранения студенческого движения фокусировались на потребностях студентов. Параллельно по сравнению с 2007 г. были сильно ограничены возможности для активизма, что мешало политизировать студентов.

Источник: Rivetti, Paola. 2020. What happens in-between mobilizations? Building and organizing contentious politics at the University of Tehran (2007-2017). // Partecipazione e conflitto. Vol. 13. No. 1. P. 587-606.

13 июля в ГЭС-2 состоится показ фильма «Корова» Дарьюша Мехрджуи, который считают первым фильмом иранской Новой волны. О художественной ценности пусть говорят специалисты, а я сосредоточусь на общественной составляющей:

• Фильм снимали при государственной поддержке, однако вскоре после выхода показы остановили из-за негативного образа иранской сельской жизни

• В деревне Галедар, где проходили съемки, предварительно отмыли и отштукатурили стены домов. Не очень-то помогло, судя по всему

• «Корову» пришлось тайком вывозить для показа на Венецианском кинофестивале, поскольку таможенные службы не давали разрешения

• Сценарий фильма основан на одноименном рассказе Голамхосейна Саэди, иранского литератора, который был практикующим психиатром и придерживался левых взглядов. Оба обстоятельства нашли свое отражение как в картине, так и в ее первоисточнике

• Саэди познакомил режиссера с театральными актерами Эззатоллой Энтезами и Али Насирияном. Для двух будущих звезд иранского кино «Корова» стала дебютным фильмом

• По словам близкого ко двору социолога Эхсана Нараги, шах Мохаммед Реза Пехлеви понял посыл этого фильма. Хомейни также был высокого мнения о картине, назвав ее поучительной. Якобы именно это спасло иранское кино от запрета после революции.

Все подробности – здесь, а перед просмотром можно заглянуть на выставку «Не слитно, не раздельно», в которой материалы Хорезмской археолого-этнографической экспедиции сочетаются с размышлениями о модернизме.

Взлёт иранского девелопментализма в 1950-1960-е гг.

Мохаммед-Реза и его технократы в литературе часто описываются как люди без конкретных экономических идей, чьи решения зависели от их политических решений и предпочтений. На практике, с 1953 г. экономическая политика и институциональное развитие Ирана строились на борьбе теории модернизации и латиноамериканского протекционизма. Технократы использовали элементы этих теорий и использовали их для влияния на принятие решений шахом.

В классической модернизационной теории экономический рост занимает центральное место. В Иран она вошла в 1953 г., посредством возрождения Плановой организации (ПО) через иностранную помощь. Этот институт был создан в 1949 г. для создания проектов развития для правительства. Для этого шах пригласил высококвалифицированного профессионала, Абольхасана Эбтехаджа, возглавить ПО.

Возрождение ПО привело к появлению новой модернистской технократической элиты внутри режима Пехлеви. Американские фонды и Всемирный банк помогали ПО с поиском советников и подготовкой команды для организации. Преподаватели Гарвардской школы управления учили будущих сотрудников ПО.

Иранские модернизаторы воспринимали себя как группу "элитных модернизаторов", которые способствуют экономическому развитию их родины, применяя научное знание и экспертизу. Благодаря американским фондам и ВБ Эбтехадж нанял молодую группу иранских технократов со степенями в экономике и инженерных науках университетов Лиги Плюща. Старая элита называла их в насмешку "гарвардскими мальчиками", при этом они получали более высокую зарплату по сравнению с обычными бюрократами. На всех них большое влияние оказали теории модернизации Уильяма Ростоу, Джорджа Мейсона и Джона Гэлбрейта.

Во-первых, они обожали идею экономического роста, и считали, что рост решит социальные, политические, культурные проблемы Ирана, приведёт к ослаблению и упразднению диктатуры в будущем. Во-вторых, они опирались на развитие промышленности, а не сельского хозяйства. В-третьих, они верили, что модернизацию должен продвигать частный сектор. В-четвёртых, они считали, что экономическое развитие является более эффективным способом сохранения внутренней политической стабильности, чем инвестиции в ВПК. На основе этих идей ПО в 1950-е гг. функционировала как типичный технократический институт, вдохновлённый модернизационной школой.

Однако в начале 1960-х гг. ситуация изменилась из-за социально-политического и экономического кризисов. Массовые протесты совпали с выборами Джона Кеннеди и взлётом модернизационной теории в американских политических кругах. Тогда же ПО активно взаимодействовала с администрацией Кеннеди из-за экспертизы и идеологической близости американской модели.

Однако кризис привёл к тому, что иранские технократы начали задумываться о достоинствах политики свободной торговали и сдвинулись к латиноамериканскому протекционизму, главным теоретиком которого был Рауль Пребиш. Центром этой школы была Экономическая комиссия для Латинской Америки и Карибского бассейна (ЭКЛАК). В ЭКЛАК Пребиш и его коллега Ганс Зингер начали популяризовать свои идеи в 1950-е гг. Они хотели реформировать ГАТТ, призывая убрать препятствия для догоняющего развития: разработать общий план стабилизации товарных цен и дать преференциальный доступ товарам из развивающихся стран на рынки развитых на 10 лет. К началу 1960-х гг. эти идеи стали популярны в новых независимых странах, которые были разочарованы существующим режимом международной торговли.

Собственно, из-за этого иранские технократы заинтересовались теориями Пребиша. Теория Пребиша-Зингера позволяла объяснить экономический кризис 1960 г., а также предлагала решении проблемы - импортозамещение. Соответственно, из-за этого эта гипотеза быстро стала частью экономического языка режима.

При этом, не смотря на сдвиг к протекционизму, технократы продолжали поддерживать модернизационную теорию, что привело к её синтезу с латиноамериканским протекционизмом.

Кризис также поспособствовал созданию институтов экономического развития для диверсификации экономики. Технократы решили сохранить высокие тарифные барьеры, введённые в 1960 г. и начать политику импортозамещения. Параллельно они хотели создать в Иране современный средний класс. Так что они стимулировали частный сектор, но не госкомпании. Для этого в 1963 г. было создано Министерство экономики, которое возглавил Алинаги Алихани, написавший диссертацию про роль государства в экономическом развитии. В 1960-е гг. в стране быстро возник потребительский сектор. Однако Иран сильно отставал в развитии тяжёлых и капиталоёмких отраслей по сравнению с другими быстрорастущими странами Третьего мира.

Когда в 1963 г. Иран начал использовать импортозамещающую индустриализацию, ни США, ни ВБ не возражали, т.к. она затрагивала только потребительский сектор, где у страны было сравнительное преимущество. В 1968 г., однако, ВБ и советники иранского правительства, типа того же Ростоу, подчёркивали, что Иран должен развивать сектора, где у страны есть сравнительные преимущества: лёгкая промышленность, нефтехимия. Шах и технократы проигнорировали эти рекомендации. Как и другие лидеры стран Третьего мира, шах приравнивал экономический рост к большим инфраструктурным проектам и тяжёлой промышленности. ВБ был против этого.

У технократов была некоторая степень автономии, например, Алихани договорился с СССР о строительстве в Иране металлургического завода. Однако её не надо переоценивать, поскольку они напрямую зависели от шаха, и у них не было своей социальной или политической базы. При этом если технократы критиковали шаха, они могли потерять свои позиции. Эбтехадж отсидел в тюрьме 7 месяцев после критики шаха во время визита в США в сентябре 1961 г.

Результаты действий технократов действительно были ощутимыми - реальный ВВП на душу населения вырос с $168 до $366 между 1960 и 1972 гг. Проблема была в том, что новое богатство распределялось неравномерно, находясь на уровне Мексики, Бразилии, Аргентины - стран с одними из самых высоких уровней неравенства в мире на тот момент.

В целом с точки зрения экономической идеологии режим Пехлеви был сильно похож на девелопменталистские режимы Восточной Азии и Латинской Америки. У него была группа экономистов - выпускников Лиги Плюща, опиравшихся на поддержку ВБ и благотворительных фондов США. Они считали себя авангардом модернизации и фетишизировали экономический рост и индустриализацию. Иран также отвергал советы ВБ и стремился развиваться тяжёлую промышленность, совершая ошибки Южной Кореи, Тайваня, Бразилии, Мексики. И точно так же шах создавал амбициозные проекты, игнорируя советы экономистов. Сами иранские технократы интерпретировали модернизационную теорию согласно текущим условиям. Однако у них было два отличия: они стремились развивать частный бизнес и смешивали модернизационную теорию с латиноамериканским протекционизмом.

Источник: Nassehi, Ramin; Alvandi, Roham. 2018. Domesticating Cold War Economic Ideas: The Rise of Iranian Developmentalism in the 1950s and 1960s. The Age of Aryamehr: Late Pahlavi Iran and Its Global Entanglements. London: Ginkgo. P. 35-69.

До Новосибирска я в этот раз добрался, потому можно и анонсировать

Реформаторы Исламской Республики Иран: лекция Ильи Васькина

среда, 23 июля, 19.00
Красноярская, 3
книжный магазин Карта мира

Иранских реформаторов можно назвать системными либералами. Они выступают за следование иранской конституции, повышение подотчётности государства гражданам, диалог с Западом. Откуда они взялись? Почему у них такие взгляды? Как они менялись?

Об этом расскажет Илья Васькин, старший преподаватель и младший научный сотрудник Центра изучения Ближнего Востока, Кавказа и Центра (CSMECCA) ИКВИА ФГН НИУ ВШЭ, автор телеграм-канала Иранская политика.

Вход свободный, регистрация по ссылке

КСИР и глобальное партизанское движение

В 1960-1970-е гг. революционные партизанские группы по всему миру боролись с империализмом, и дореволюционный Иран не был исключением. Иранские левые и исламские марксисты использовали идеологии, способы организации, мобилизационные стратегии, обучались у других группировок по всему миру. После 1979 г. часть из них стала частью КСИР.

Что интересно, по факту на начало 1980-х гг. у большей части членов КСИР по факту отсутствовали партизанская организация и релевантный опыт - он был только у около 100 человек. Однако у этих 100 человек были связи с глобальным партизанским движением, что сильно повлияло на идентичность КСИР.

Дореволюционная исламская оппозиция была связана с глобальным партизанским движением через два канала. Во-первых, это была Организация моджахедов исламского народа (ОМИН), а также другие левые организации, связанные с палестинскими партизанскими лагерями в регионе. Также индивиды поддерживали связи с организованны партизанскими группами на Ближнем Востоке, но в меньшем масштабе. Эти индивиды были встроены в пересекающиеся сети иранских активистов, действующих вне Ирана. Сами сети включали в себя: духовенство вокруг аятоллы Хомейни в Наджафе (1965-1978), сети гражданского и вооружённого сопротивления вокруг будущих создателей КСИР в Ливане, сети вокруг будущего руководителя КСИР Мохаммада Монтазери в регионе.

Сеть духовенства вокруг Хомейни была точкой конвергенции всех остальных групп, т.е. исламистов и происламистских активистов, выбравших вооружённую борьбу как способ сопротивления шахскому режиму. При этом важно отметить, что вокруг Хомейни не было организации, которая боролась бы за свержение режима. По сути единственной вещью, которая структурировала людей вокруг Хомейни, был разный уровень приверженности революционному активизму. Сам Хомейни не высказывался явно за вооружённую борьбу напрямую, однако некоторые индивиды внутри его ближнего круга поддерживали её.

Самый показательный сторонник партизанской борьбы - Мохаммад Монтазери. В начале 1960-х гг. его арестовали за участие в протестах, после освобождения он сбежал в Пакистан, путешествовал по Афганистану, Ираку, Сирии, Ливану. Тогда же он создал связи со студентами семинарий, рассказывая о движении сопротивления в Иране. Также он путешествовал в Европу, встречаясь с тамошними "активистами и революционерами", "обмениваясь с ними идеями". Монтазери был преданным своему делу и инициативным планировщиком, действуя иногда вопреки указаниям Хомейни.

Мустафа Чамран был ещё одним из основателей КСИР. Он получил PhD по физике в Беркли, стал открытым противником шаха. В 1964 г. он отправился в Египет и учился там партизанской борьбе два года. Это путешествие помогли ему организовать Али Шариати и аятолла Талегани, связанные с алжирскими революционерами и Гамалем Абделем Насером. В 1972 г. к нему присоединился Муса Садр, который возглавлял прошиитское движение в Ливане. В 1975 г. Чамран и Садр основали вооружённое крыло движения Движения Амаль в Ливане. Чамран поддерживал близкие связи с Организацией освобождения Палестины (ООП).

Чамран и Садр не были близко связаны с исламистами, создавшими КСИР. Тем не менее, аппарат, который они создали, облегчил работу Монтазери. Сотрудничество Амаль и организации Монтазери документально не было никогда подтверждено, при этом были индивиды, находящиеся в обеих организациях. Сети Монтазери и Чамрана пересекались с точки зрения финансового и социального капитала, а также они помогали друг другу контрабандой. В итоге у исламистских активистов, которые впоследствии были связаны с КСИР, и партизанских организаций в рамках глобальной сети партизанского движения были особые отношения.

Партизанское ядро, состоящее из Монтазери, Марзие Хадидчи и Мохаммеда Гарази, в 1979 г. перешло в КСИР. Хадидчи работала с Монтазери, когда они были вместе в Иране, и в 1972 г. сбежала от преследований в Британию. Она училась в лагерях ООП в Ливане и Сирии. Гарази отвечал за индоктринацию стажёров.

Самый значимый ученик из этих лагерей - будущий генерал-майор Яхья (Рахим) Сафави, бывший главнокомандующий КСИР (1997-2007). В 1978 г. он сбежал из Ирана через Ирак в Сирию и учился там воевать против шаха. Обучаясь среди представителей самых разных национальностей, он открылся широкому диапазону идеологий и практик, не все из которых его устраивали. Идеологическое разделение с одной стороны левых, с другой - радикальных исламистов, было ощутимо во время обучения, в повседневных практиках и во время дискуссий.

Помимо индоктринации, на учащихся в этих лагерях долгосрочно влияло также обучение в лагерях и работа в составе партизанской сети: они впервые столкнулись с организованным радикальным сопротивлением. Опыт проактивной организационной работы был неприятен для будущих КСИРовцев, однако они его учитывали.

В момент революции и создания государственной милиции столкнулись три способа мысли:
1. Освободительный, глобальный, шедший от Монтазери
2. "Естественный" и организационно ограниченный - от духовенства
3. Технократический - от Временного правительства Мехди Базаргана.

В феврале 1979 г. Монтазери и другие радикалы создавали маленькие ополчения, которые быстро расцвели в Иране. Часть из них, включая ополчение Монтазери, стали ядром КСИР. Через них глобальные взгляды и их интерпретации стали проникать в официальное государственное ополчение.

Собственно, после возвращения в Иран Монтазери создал ополчение и назвал его Стражами Исламской Революции. Некоторые будущие руководители КСИР присоединились к нему. Помимо него, были и другие значимые ополчения: Стражи Революции, созданное Аббасом Агазамами; Организация Моджахединов Революции. Влиятельные члены из руководства всех этих организаций в будущем занимали высокие посты в КСИР.

24 февраля Исламский революционный совет объявил о создании КСИР, как организация он оформился 5 мая 1979 г. В апреле 1979 г. было объявлено, что КСИР подчиняется только Хомейни, но не Временному правительству. Монтазери сам активно принимал участие в обсуждении организации КСИР как единого ополчения. Монтазери критиковал КСИР за то, что там нет систематического обучения, и за отсутствие глобальной революционной повестки дня.

КСИР начал расширяться почти сразу после возникновения, его подразделения создавались во всех провинциях и городах Ирана. Также создавались дополнительные функциональные подразделения, типа разведки. Структурная неоднозначность, которая была институционализирована в КСИР, была также легализована в конституции.

КСИР смог заявить о своей военной легитимности под вывеской партизан: номинальная партизанская идентичность оправдывала отсутствие у гвардейцев обычного военного порядка и дисциплины. В то же время это соответствовало идеалам революционной свободы действий КСИР и всемирно признанному духу вечно воюющих безгосударственных борцов за освобождение в рамках ополчения, управляемого государством.

Таким образом, КСИР с момента своего создания был частью глобального партизанского движения. Он возник как легальная, спонсируемая государством структура, которая, тем не менее, стремилась оставаться революционной. Лидеры КСИР усвоили глобальный «сценарий» революционных партизан — борьбу с имперской эксплуатацией в подпольных, транснационально связанных ячейках вооруженного активизма с целью свержения коррумпированных суверенов, зависящих от сверхдержав, особенно от Западного блока.

Они переписали глобальный партизанский сценарий, бросающий вызов жесткой и централизованной бюрократии. С помощью ранее проверенного неформального порядка в духовенстве и под их командованием КСИР стал революционной организацией для постреволюционных времен.

КСИР унаследовал революционные идеи и организационные формы от мирового партизанского движения и превратил их в службу альтернативному — можно сказать, контрреволюционной, учитывая её временную близость к эпохе контрреволюций — воинственности.

Источник: Alemzadeh, Maryam. 2021. Revolutionaries for Life: The IRGC and the Global Guerrilla Movement. Global 1979: Geographies and Histories of the Iranian Revolution. Cambridge: Cambridge University Press. P. 178-209.

Партия "Яблоко" выложила на Ютуб мою лекцию про иранских реформаторов

Институционализация Иран-е Новин

Откуда взялась партия Иран-е Новин и как она была устроена?

После социально-политического конфликта 1963 г. у Мохаммеда-Резы Пехлеви был широкий диапазон вариантов, как на него реагировать с точки зрения партийного строительства.

Он мог запретить все партии, что потенциально лишили бы его поддержки Запада. Он также мог устроить свободные выборы для всех партий кроме Туде, однако такое решение могло бы привести политическую жизнь страны к реальной конкуренции, что потенциально подорвало бы его личную власть. Третьим вариантом была бы реактивация партий Меллиюн и Мардом, однако они себя во многом дискредитировали.

Потому шах выбрал другой вариант - создание новой партии, привязанной к Белой революции. В её ядре должны были быть технократы, не связанные предыдущими политическими аффилиациями и скандалами, и лояльные лично шаху.

Летом 1963 г. чиновники устно призвали около тысячи человек собраться в Тегеране для созыва нового Меджлиса. Это собрание - Конгресс свободных мужчин и женщин, контролировалось молодыми амбициозными чиновниками из Национальной иранской нефтяной компании, членами Прогрессивного центра (ПЦ). ПЦ изначально был традиционным иранским довре, в нём поначалу было 8 членов, вскоре стало 40. Члены группы выступали за ускоренный экономический рост при условии сильного госконтроля, и это привлекло внимание шаха. По итогам Конгресса для выборов в Меджлис было номинировано 193 человека, как минимум 90 из которых было связано с ПЦ. Около 60 человек в будущем отказались от присоединения к большинству, плюс шах позволили маленькой группе политиков возродить Мардом.

Партия формально начала править с марта 1964 г., когда премьером стал основатель ПЦ Хасан Али-Мансур. Все члены его правительства также были из ПЦ. В момент основания в Иран-е Новин было около 350 членов, в Меджлисе 140 человек были аффилированы с ней. В январе 1965 г. убийца застрелил Мансура, его место занял бывший в его правительстве министр финансов и сооснователь ПЦ Амир-Аббас Ховейда.

Ховейда передал пост генсека партии Атаолле Хосровани. Когда в 1969 г. Хосровани противопоставил себя Ховейде, последний лишил Хосровани всех должностей в партии и правительстве, а также вычистил из партии всех сторонников Хосровани. На его место он назначил Манучехра Калали.

Идеологически Иран-е Новин отказалось от любой идеологии, кроме привязанной к Белой революции. При этом она была прагматична в плане рекрутирования новых членов. Она ориентировалась на найм технократов и чиновников, заинтересованных в личной экономической выгоде, но в не абстрактных идеях.

Организационно партия стала на тот момент самой массовой и всеохватной в Иране за всю его историю. В одном только Тегеране в 1971 г. 90 рабочих организаций с 100 тысячами избирателей были союзниками партии. Также партия поглотила 90% фермерских кооперативов. В 1973 г. официально у неё было 297 провинциальных, 149 районных и 125 подрайонных комитетов.

Партия формально предлагала кандидатов на выборы в Меджлис, а также у неё был широкий набор законодательных, избирательных, представительных и судебных задач. Профильные комитеты партии проверяли запросы министерств по поводу законодательства, высшее руководство изучало законопроекты и слушало аргументы министров. Что касается выборов, то после муниципальных выборов 1968 г. у партии было большинство в 150 из 165 муниципальных советов, в 1972 г. - полный контроль над 307 из 329 городских советов.

Помимо этого, партия создавала союзы с фермерами и рабочими. Она предлагала себя в качестве канала связи между низшими классами и авторами политических курсов. При этом по факту у этих классов была слабая представленность, и партия слабо выражала их интересы.

Таким образом, Иран-е Новин можно считать первой в иранской истории массовой правящей партией с высоким уровнем организации и проникновения в разные слои общества. Она служила смычкой для правительства и парламента, очень ограниченно выражая интересы избирателей.

Источник: Weinbaum Marvin G. 1973. Iran Finds a Party System: The Institutionalization of" Iran Novin". // Middle East Journal. Vol. 27. No. 4. P. 439-455.

Прием заявок на нашу магистерскую программу «Мусульманские миры в России (История и культура)»!

Прием заявок продлится до 8 августа, 17:00 по московскому времени. Поступление проходит по конкурсу портфолио и состоит из двух частей: набора документов и устного онлайн-собеседования. К участию в собеседовании допускаются кандидаты, набравшие не менее 20 баллов по итогам оценки портфолио. На собеседовании обсуждаются мотивационное письмо и реферат, научные интересы, а также предлагается отрывок из научной статьи на английском языке, основные тезисы которого нужно сформулировать на русском.

Портфолио включает в себя:

• Диплом о высшем образовании;
• Мотивационное письмо (объемом от 5000 до 9000 знаков);
• Рекомендации;
• Сведения о научной деятельности (участие в конференциях, публикации, стажировки);
• Реферат квалификационной или другой академической работы (6–9 страниц);
• Резюме.

Подробнее о конкурсе портфолио можно узнать здесь, а подробнее о процессе поступления можно узнать на сайте ВШЭ. Кроме того, с вопросами всегда можно обратиться к менеджеру программы Марии Денисовой ([email protected]) или к академическому руководителю — Ольге Юрьевне Бессмертной ([email protected]). В скором времени будут объявлены даты проведения консультаций с абитуриентами, так что следите за обновлениями!

Ждем ваши заявки!