О чём сигнализирует список возможных кандидатов на выборах

Всего на участие в президентских выборах 2024 года успешно подали заявки 81 человек. Это самое маленькое количество заявок с 1989 г., когда их было 79. Попробую разделить их на условные группы. Опять же, вопрос кого именно пустят, а кого нет.

1. Публичные политики - фавориты. Это активные политики, которые регулярно участвуют в выборах разных уровнях, которые во многом сделали себя сами. К ним относятся Али Лариджани, Мохаммад Багер Галибаф, Махмуд Ахмадинежад.

2. Публичные политики - "новички". Политики с некоторым опытом публичной деятельности, однако он не выходит за пределы одних-двух выборов в Меджлис. Мохаммад Сабагиян, Махмуд Садеги среди них.

3. Технократы. Кандидаты без опыта участия в выборах, однако разбирающиеся в аппаратной борьбе, всегда назначенцы. Алиреза Закани, Садек Халилиян.

4. Духовенство. От остальных отличается специфичным социальным капиталом, при этом может пересекаться с остальными группами. На этих выборах подали заявки пять улемов: Мохаммед-Реза Миртадждодини, Хосейн Мирзаи, Мехди Шейх, Хасан Ноурузи, Мустафа Пурмохаммади. Последнего стоит выделить отдельно. Если у остальных только депутатский опыт, то Мустафа был министром внутренних дел в первом правительстве Ахмадинежада (2005-2008) и министром юстиции в первом правительстве Роухани (2013-2017). Второе исключение - Миртаджодини, бывший вице-президентом во время второго срока Ахмадинежада (2009-2013).

5. Женщины. Впервые в истории Исламской республики на выборы зарегистрировались женщины. Одна, Хаджар Ченарани, выдвинулась как независимая кандидатка, была депутаткой в 10 и 11 созывах Меджлиса (2016-2024). Вторая, Саиде Хамиде Зурбади, была депутаткой в 10 созыве Меджлиса (2016-2020). Её выдвинула Ассоциация мучеников. Третья, Зохре Элахиян, был депутаткой в 11 Меджлисе (2020-2024), её выдвинуло консервативное Общество искателей Исламской Революции.

Собственно, гадать кого пустят, а кого нет, довольно трудно. Скорее всего откажут Ахмадинежаду, возможно пустят Лариджани и Галибафа. Как минимум один из представителей духовенства должен пройти, скорее всего это будет Мустафа Пурмохамади и/или Мохаммед-Реза Миртаджодини, т.к. он по взглядам ближе всего к покойному Раиси. Остальные слишком малоизвестные, и никогда не выбирались за пределы депутатского кресла. Из реформаторов, вероятно, пустят Абдольнасера Хеммати, успешно проигравшего предыдущие президентские выборы. Всё остальное это гадание на кофейной гуще.

В этом контексте интереснее поговорить о женщинах. Тут важен не только факт, что женщин пустили - хотя это безусловное свидетельство эмансипации иранского общества в целом и элиты в частности. На мой взгляд важно то, что двух из трёх кандидаток поддержали политические организации. В случае Зохре это тем более показательно, что её выдвинуло консервативное Общество искателей Исламской революции.

Т.е. внутри консервативной части иранского истеблишмента произошли такие изменения ценностей, что теперь для них женщины-кандидатки на президентских выборах стали как минимум допустимы. И конкретные политические организации готовы предоставлять свой политический ресурс для ведения кампаний кандидаткам в президенты, готовы выдвигать их от себя.

Вторая часть объяснения, почему выдвижение женщин стало в принципе возможно, и оно частично связано с первым - протесты имени Махсы Амини и запрос на расширение социальных прав для женщин. Поскольку напрямую их дать нельзя, отказаться от хиджаба политически невозможно, то остаётся заниматься кооптацией. Сама по себе возможность женщинам по крайней мере подать заявку на участие в президентских выборах, предоставляя им консервативную политическую организацию для ведения кампании, может быть своеобразной попыткой торга от консервативных элит: "мы расширим вам возможности для политического участия, только не протестуйте, и не возвращайтесь к теме хиджаба".

Так что нынешние президентские выборы уже сейчас в каком-то смысле свидетельствуют о значимом сдвиге в настроениях элит. И, вероятно, об одном из достижений протестов имени Махсы Амини.

Президентские выборы-2024: о чём говорят опросы

Центр развития Университета Имама Садыка опубликовал данные опроса 28-29 мая по поводу поддержки кандидатов на президентских выборах, ещё до окончания регистрации кандидатов. Дальнейший анализ строится на том, что они хотя бы как-то отражают действительность.

Согласно ему, три самых популярных кандидата это Махмуд Ахмадинежад (23,7%), член Ассамблеи по определению целесообразности Саид Джалили (20,7%), бывший министр иностранных дел Джавад Зариф (17,7%). Из остальных больше 5% поддержка только у и.о. президента Мохаммада Мохбера (7,3%). Ещё есть председатель Меджлиса Мохаммад Галибаф (4,8%), председатель парагосударственной организации "Исполнение приказа имама Хомейни" Парвиз Фаттах (4,8%), депутат Меджлиса Масуд Пезешкиан (4,6%), бывший министр информации Мохаммад-Джавад Азари Джахроми (4,1%)

Данные выглядят довольно странно. То есть популярность Ахмадинежада вполне объяснима, он популярный политик, построивший себя с нуля. Зариф может восприниматься как своебразный преемник Роухани. Джалили выпадает из этой модели, потому что хоть он и пытался избираться даже в депутаты Меджлиса (2004, 2008) и президенты (2013, 2021), он каждый раз проигрывал. В 2013 он занял 3-е место, в 2021 снял свою кандидатуру в пользу Раиси.

Если убрать за скобки представителей духовенства, которые зарегистрировались на выборах, и которых не ловят никакие опросы, Джалили в этой ситуации может стать вероятным победителем на выборах, если его допустят. А также если не будет сильных конкурентов типа Ахмадинежада, и новые кандидаты не окажутся опасными, и не будет никаких чёрных лебедей.

Явка ожидается около 48%, что, в принципе, соответствует явке на прошлых президентских выборах. То есть иранцы не ждут конкурентной борьбы, исходят из того, что выборы пройдут как в 2021 году.

Социально-политическая культура элит белуджей

Белуджи это один из кочевых народов Ирана, живущий в большинстве своём в провинции Систан и Белуджистан. Также он распределён по Пакистану и Афганистану. Города Чабахар, Ираншахр, Сараван, Хаш и региональная столица неплохо развиты. Инфраструктурно же иранский Белуджистан сильно опережает афганский и пакистанский. При этом сам регион один из беднейших в стране.

В регионе доминируют суннитские муллы, в нём живут 3-4 миллиона белуджских мусульман-суннитов. У большинства из них нет стандартного образования, большинство безработные, некоторые работают в квази-частных корпорациях и на госслужбе.

Белуджи вплоть до Исламской революции были традиционным обществом, которым управляли племенные вожди. Их власть охватывала социальную, культурную, экономическую и политическую сферы. Вплоть до 1970-х гг. у них отсутствовали образовательные, социальные и политические институты типа школ, партий, НКО и даже государственных организаций.

После Исламской революции власть вождей ослабла, вместо неё пришла религиозная. Исламские символы, слоганы, взгляды и институты сейчас доминируют у белуджей. Также существует суннитско-шиитский конфликт: шииты доминируют в госорганах, а сунниты - в белуджском обществе.

Что касается самой элиты, то её можно разделить на несколько групп: племенные вожди, молави, образованные, богатые.

До революции вожди надзирали за своими племенами. Они опирались на обычай, а не на право. При династии Пехлеви семейные, племенные диспуты, преступление и наказание разрешались без вмешательства государства самими вождями. Сила вождей покоилась на правительственной поддержке и привилегиях, которые существовали благодаря традиции изолированного и необразованного общества белуджей. Правительство поддерживало вождей, поскольку те следили за порядком в Белуджистане, а также помогали ограничивать влияние белуджских националистов и иностранных держав. Сейчас вожди не участвуют в политике, и у них нет народной поддержки.

Белуджские молави (духовенство) относятся к ветви деобанди. И в этом плане религиозное образование является важной частью жизни белуджей. При Мохаммеде-Резе они были относительно пассивны в политике. Однако Исламская революция подстегнула их активность из-за идеологической борьбы с шиитами. Для консолидации своей позиции они создали несколько медресе, где начала учить студентов для распространения суннизма в регионе. Также они сразу после революции создали Партию исламского единства, в 1979-1989 гг. молави представляли Белуджистан в парламенте. Сейчас они стоят за избирательной политикой в регионе.

Образованными называют белуджей с университетским образованием, типа профессоров, академиков, госслужащих, учителей, политиков и т.д. Они начали появляться в 1970-е гг. Белуджская интеллигенция возникла очень поздно, потому мало вовлечена в реальные проблемы общества. Потому они не играют большой роли в обществе. Во многом они продукт Исламской республики. На 2011-2012 гг. их количество составляло 10-12 тысяч человек. Как группа, они дезорганизованы и находятся под влиянием молави.

Богатые также возникли относительно недавно. У большинства из них нет образования. Они активно поддерживают местную религиозную деятельность, строят мечети. Богатые также находятсяд по влиянием молави, и оно в их случае куда больше, чем у образованных.

Почему молави победили племенных вождей после революции? У них была народная поддержка, которая вырастала из идеологического режима. У образованного класса не было единства и сильной базы поддержки. Богатые же всегда поддерживали молави. В целом за это отвечает несколько факторов.
1. Идеологическое противостояние с шиитами.
2. Государственная политика по распространению шиизма толкнула белуджей к молави.
3. Единственным местом массовых встреч для белуджей являются мечети, где никто кроме молави не может с ними общаться.
4. Молави убедили белуджей, что мечети и медресе это единственные места, где они могут свободно выражать свои мысли.

По факту же нормы и ценности белуджей парохиальные. Под сомнения их ставит только интеллигенция, но у неё недостаточно ресурсов, чтобы на что-то влиять. При этом после Исламской революции у белуджей впервые массово появились такие институты как школы, мечети и т.д., что отражает социальные изменения, происходящие в белуджском обществе.

Источник: Taheri, Ahmad Reza. 2013. The sociopolitical culture of Iranian Baloch elites. // Iranian Studies. Vol. 46. No. 6. P. 973-994.

Конференция по ориентализму в России в ИКВИА

17 мая 2024 в ИКВИА прошла конференция «Ориентализм в России и реакции на него: наука, искусство, повседневность». Мероприятие само по себе любопытное, тут коллега Герасимов, рассказал о своём докладе.

Ещё интересный момент этой конференции - дискуссия об ориентализме Дениса Волкова и Ольги Бессмертной, её можно посмотреть тут.

В общем, рекомендую обратить внимание интересующимся.

Также в ИКВИА ВШЭ есть магистерская программа "Мусульманские миры в России (История и культура)". Если вдруг кто заинтересован обращением к теме ориентализма в контексте российского мусульманского Востока, советую подумать о ней как о месте потенциального обучения.

10 июня в Вышке прошла церемония награждения победителей Конкурса на лучшие работы на русском языке. В научной номинации победила моя статья Рекрутирование элит в правительства Ирана в 1979–1989 гг.: биографический анализ, в научно-популярной другая статья, Из семинарии в Совет экспертов: кто и как попадает в иранскую коллегию выборщиков, была номинирована как особо отмеченная работа.

Также не могу не отметить успехи коллег по ИКВИА Виталия Наумкина, Леонида Когана и Екатерину Исакову за их статью про колдовство и экзорцизм в культуре сокотрийцев, монографию Александра Мещерякова по исторической демографии Японии и цикл лекций Екатерины Маркиной про историю Ассирии на Арзамасе, перевод с аккадского Песни о Зимри-Лиме Ильи Архипова и Фёдора Успенского и перевод газелей Хафиза Натальи Пригариной, Натальи Чалисовой и Максима Русанова под редакцией Евгении Никитенко.

Помимо них, в целом очень много коллег, знакомых и незнакомых, получили заслуженные награды. С деталями можно ознакомиться здесь.

📖 х 🇮🇷
Лекция «Иранская проза ХХ века в СССР»

Приглашаем на лекцию об истории переводов иранской прозы на русский язык

Лектор – Евгения Никитенко, кандидат исторических наук, доцент факультета гуманитарных наук Института классического Востока и Античности НИУ ВШЭ

20 июня / четверг
18:30
конференц-зал ЦВЛ

подробности и регистрация

Совместно с Фондом Ибн Сины

Рабочие нефтяной отрасли в Иране 1970-х гг.

Забастовки рабочих нефтяной отрасли были одной из особенностей Исламской революции 1978-9 г. При этом считается, что они были реакцией на политическую агитацию Хомейни или радикальных рабочих и активистов. По факту же оба этих подхода игнорируют риторику и агентность самих рабочих.

Глобально, у рабочих этой отрасли было две причины протестовать. Первая связана с рядом поводов для недовольства, которые были частью их истории. Вторая же состоит в том, что они могли серьёзно навредить государству, и они знали об этом.

После 1953 г. нефтяная отрасль находилась под контролем Национальной иранской нефтяной компании (НИНК) и Международного нефтяного консорциума (МНК). МНК отвечал за разведку и добычу нефти, НИНК же, особенно с 1973 г., всё больше вовлекалась в продажу сырой нефти за рубеж, а также за контроль над транспортной системой, добывающими станциями и экспортными терминалами. НИНК так же контролировала НПЗ в Абадане, Керманшахе, Тегеране, Ширазе, Тебризе, отвечала за обслуживание, ремонт, здравоохранение, обеспечение рабочих разными благами. К 1972 г. в отрасли работало около 41 тысячи человек, включая 2 тысячи иностранцев.

Фактическое количество рабочих при этом было выше, т.к. в статистику не включались сотрудники распределительных организаций, Потребительская организации нефтяной промышленности и субподрядчиков. В 1976 г. в распределительной организации НИНК работало около 10 тысяч человек, у субподрядчиков - около 50 тысяч. В целом во всех организациях в сумме работало около 80 тысяч человек, т.е. около 2.3% от всех рабочих Ирана, или 4.5%, если включить субподрядчиков.

Экономическая зависимость Ирана от нефтяной отрасли делала её сотрудников влиятельными. На это играли следующие факторы. Во-первых, правительство получало большую часть валюты и прибыли от продажи нефти. Во-вторых, иранские НПЗ обеспечивали нефтью большую частью национального спроса. В-третьих, нефтяной сектор относительно географически сконцентрирован на юго-западе провинции Хузестан. Ахваз и Абадан это ключевые промышленные центры региона. Там сосредоточено максимальное количество рабочих отрасли, разные офисы и подразделения, привязанные к ней.

Рабочие нефтяной отрасли накануне революции также знали о своих возможностях. Во-первых, они знали об исторической роли предыдущего поколения, которое сыграло значимую роль в движении за национализацию нефти 1951-1953 гг. Во-вторых, государственный политический курс постоянно напоминал им об их стратегической важности. В-третьих, уже во время революции газеты и журналы открыто обсуждали возможный эффект нефтяных забастовок.

Рабочие нефтяной отрасли отличались от остальных по четырём основным индикатором: гендерному и этническому составам, статусу занятости и стратификации труда (ручной - не-ручной).

Гендерно большинство рабочих были мужчинами, за исключением секретарш, администраторов, медсестёр.

Этнически рабочие были арабами, персами, лурами, белуджами, курдами, армянами и евреями. Рабочие поддерживали свою этническую идентичность и солидарность, но в 1970-е гг. это стало более сложно по сранвению с предыдущими периодами. Плюс была одна важная проблема - недопредставленность арабов на работах с высоким уровнем навыков, менеджериальных должностях.

Статус занятости разделял сотрудников НИНК и всех остальных. Большинство нефтяных работников имели постоянные контракты, а вот сотрудники организаций-сателлитов находились на временных. Самый сильный раздел был между синими (1-7 уровень) и белыми (8-13) воротничками. К синим воротничкам относились неквалифицированные, полуквалифицированные и квалифицированные рабочие.

Эти категории создавали экстремальные уровни неравенства на и вне рабочего места. Зарплаты различались в 4-5 раз, у белых воротничков были разные бонусы типа более длинных выходных и более дешёвой ипотеки. Разные группы ходили в разные рестораны и туалеты, жили в разных частях города, госпиталь НИНК был разделён на две части. При этом внутри каждой группы также была своя иерархия. Для синих воротничков такое неравенство было источником ресентимента, как из-за экономического фактора, так и из-за чувства унижения.

В 1970-е также происходило распространение не-ручного труда, многие синие воротнички заместили белых на некоторых работах. Внедрение компьютерных систем, переход языка коммуникации в офисах с длинных на более короткие фразы, характеризовал изменение иранских образованных элит.

Рабочие нефтяной отрасли также жили в лучших условиях по сравнению с большей частью иранского рабочего класса. Например, в 1972-1973 гг. часовая оплата исследовательской работы составляла 82.7 риала, на НПЗ - 67.6 риалов. Для сравнения, в табачной индустрии она была 37.5, в транспортной - 16.7, в текстильной - 12.9. При этом внутри отрасли также были значимые различия в зависимости от конкретной работы, квалификации, образования.

У рабочих отрасли также были разные бонусы типа более качественного питания, ипотеки, доступа разным услугам подобным кинотеатрам, здравоохранению, спортивным и культурным клубам. Однако была одна проблема для части сотрудников - экономическое исключение. Оно касалось тех людей, что не работали напрямую на НИНК. У них были меньшие зарплаты, меньше выходных дней и т.д.

Рабочие НИНК таже требовали повышения зарплат, введения оплаты за техническую работу, 7-часовой рабочий день, улучшения социальной инфраструктуры, расширения строительства жилых домов.

В 1970-е гг. также сильно выросло количество нефтяных рабочих в целом, за счёт образованного класса. Этот класс был изначально политизирован из-за обучения в университетах. При этом существовал недостаток квалифицированных и полуквалифицированных сотрудников. Помимо прочего, две особенности фрустрировали сотрудников среднего ранга: политические назначены и иностранцы занимали высшие позиции в НИНК. Иранские менеджеры и инженеры не могли их занять. У иранских технократов невозможность подниматься выше по карьерной лестнице вызывала недовольство. 20% всех белых воротничков были европейцами и американцами, чьё присутствие символизировали контроль Запада над НИНК.

Культурно же одной из важных частей наследства рабочих была промышленная и антиимпериалистическая борьба. Эта традиция оставалась живой из-за передачи её через поколения, а также потому что история борьбы рабочих отрасли была частью литературы Хузестана того периода.

При этом НИНК воспроизводила свою идею современности, которая была связана с трема главными компонентами. Первый был связан с жизненным стилем западного среднего класса. Второй - культура меритократии, но она была ограничена лояльностью монархии и культурными критериями. Третий - идея прогресса, который определялся экономическими терминами. Религия не играла большой роли среди рабочих отрасли, в отличие от политических идеологий. Али Шариати, Федайены, Моджахедины, Туде имели много сторонников среди сотрудников НИНК и её вспомогательных организаций.

В целом этот набор недовольств создал условия для вступления рабочих нефтяной отрасли в борьбу против шаха во время Исламской революции 1978-1979 гг. Они послужили основной для забастовок, которые, в свою очередь, экономически сильно навредили шаху, что также поспособствовало смене режима в стране.

Источник: Jafari, Peyman. 2013. Reasons to revolt: Iranian oil workers in the 1970s. // International Labor and Working-Class History. Vol. 84. P. 195-217.

Президентские выборы: о чём говорят опросы после утверждения списка кандидатов

9 июня для участия в президентских выборах Наблюдательным советом были утверждены 6 кандидатов: консерваторы Мохаммад Багер Галибаф, Амир-Хоссейн Газизаде Хашеми, Саид Джалили, Мостафа Пурмохаммади, Алиреза Закяни и реформатор Масуд Пезешкиян.

16 июня Национальный институт культуры, искусств и коммуникаций выложил результаты телефонного опроса по поводу поддержки утверждённых кандидатов. И они оказались относительно неожиданными.

Самый популярный из них - Джалили, 36.7%, второй - Галибаф, 30.4%, третий - Пезешкиян, 28.3%. У остальных поддержка колеблется от 0.7 до 1.4%, никого из кандидатов не поддерживает 64.7%.

Если исходить из того, что этот опрос хоть как-то отражает реальность, то получается, что явного фаворита нет. Если явка будет соответствовать его результатам, то крайне вероятен второй тур между Джалили и Галибафом, как это было в 2005 году. Вообще такая картина стала в принципе возможна из-за того, что в выборах участвуют 5 консервативных кандидатов, и консервативный же электорат размылся между ними.

Вместе с тем, нельзя не отметить неожиданно высокую популярность Пезешкияна. По сути он идёт почти вровень с Галибафом, и в теории имеет шансы занять второе место - разрыв минимальный. Возможно, это эффект протестов имени Махсы Амини, попытка изменить легальным образом хоть что-то. Однако важно понимать, что 65% избирателей вообще никак не хотят участвовать в выборах, и они тоже, скорее всего, оппозиционно настроены. Потенциально они могли бы также проголосовать за Пезешкияна и вывести его во второй тур, но это уже зависит от его действий.

В общем, в выборах появляются две интриги: будет ли второй тур? Займёт ли Пезешкиян второе место? Вполне возможно, что за счёт корпоративной мобилизации Джалили обеспечат первое место, или поддержат Галибафа. Однако сейчас это не слишком очевидно.

Саид Хаджариян, политическая теология и политика реформ в Иране

Саид Хаджариян является одним из самых противоречивых деятелей Исламской республики. С одной стороны, он был одним из создателей Министерства разведки в 1984 г. и долгое время в нём работал. С другой, уже в 1990-е он поддержал Хатами и придумал оригинальную интерпретацию ислама.

Хаджариян родился в 1954 г., поступил в Тегеранский университет в 1972 г. на электротехнику. В университете активно читал Али Шариати, даже посещал его лекции. После революции участвовал в создании Министерства разведки. В 1989 г. возглавил политическое бюро Центра стратегических исследований (ЦСИ), который создавался под эгидой президента Акбара Хашеми-Рафсанджани. ЦСИ возглавил ходжат-оль-ислам Мохаммад Мусави-Хоеиниха, который незадолго до этого был генпрокурором, и также ментором тех студентов, которые захватили в 1979 г. американское посольство.

Также в 1990-е Хаджариян работал с учившимся в Британии политологом Хоссейном Баширие, который публиковал в том числе много работ про демократический транзит. Поскольку Хаджариян работал в политическом бюро ЦСИ, он там начал разрабатывать своё понимание термина "политического развития". В самом бюро было пять подразделений: "группа Исламской революции", "правительственная группа", группа политического поведения, группа политической культуры, группа политического обновления.

С Хашеми-Рафсанджани у Хаджарияна не получилось найти понимание относительно "политического развития", т.к. последний говорил о нём как о реинтеграции Ирана в глобальную экономику, усилении взаимодействия с глобальными финансовыми институтами типа МВФ и Всемирного банка.

Когда президентом стал Мохаммад Хатами, Хаджариян стал известен как архитектор и главный стратег реформ. При этом Хаджарияна также жёстко критиковали консерваторы, а в 2000 г. на него была попытка покушения, по итогам которой он был парализован. При этом он оставался членом Городского совета Тегерана до 2003 г.

Одна из оригинальных идея Хаджарияна, которую он представил в 1995 г., состоит в том, что аятолла Хомейни секуляризовал Исламскую республику, поставив государственную целесообразность выше исламского права. В качестве примера он приводил фетву Хомейни 1988 г., которая позволяла государству вмешиваться в практику конкретных религиозных ритуалов.

Хаджариян воспринимает Хомейни как "переходного факиха", который может передать прерогативу общественных интересов от верховного юриста к национальному государству с его основой в народном республиканизме. Для него велаят-э факих было формой Левиафана, чью концепцию он заимствовал у Томаса Гоббса. Хаджариян говорит о том, что со временем роль исламского права сведётся к религиозным ритуалам, в то время как публичное право будет регулироваться государством. Так же он считает, что подчинение религии государства Хомейни может краткосрочно усилить "повторное заколдовывание" (см. расколдовывание мира у Вебера) политического порядка, однако простимулирует секуляризацию исламского права.

Опираясь на веберианские концепции султанизма и патримониального правления, Хаджариян предположил, что Иран проходит соответствующие стадии. С его точки зрения при династии Пехлеви Иран находился в стадии патримониальной монархии, период Хомейни соответствовал фазе харизматического авторитета и прямого популизма, Хаменеи же обозначал возвращение к патримониализму. И после Хаменеи должен был наступить переход к популярной демократии и рационально-легальной бюрократии и управлению. Победа реформаторов на парламентских выборах 1996 и 2000 гг. была первым шагом к "двойному суверенитету", когда патримониальные и рационально-легальные институты правили бы одновременно. Духовенство по его мнению станет "духовной аристократией", и в целом инкорпорируется в государственную бюрократию.

Ещё одной важной темой для Хаджарияна было создание конституционного суда (КС), который отличался бы от Наблюдательного совета (НС). Это привело бы разделению властей, поскольку НС по факту сочетает в себе функции конституционного суда, верхней палаты парламента и избирательной комиссии. КС должен был бы критиковать решения НС позволять кандидатам участвовать в выборах, даже если НС решил иначе.

Он также пытался легально повысить полномочия президента, чтобы он стоял выше Наблюдательно совета. В 2002 г. были выпущены "Два законопроекта" о статьях 99 и 113 Конституции ИРИ, и оба были заблокированы НС. В итоге Хатами отозвал их, что продемонстрировало провал Хаджарияна.

Хаджариян и Баширие также вместе работали над концепцией политического участия. Они основали Фронт участия исламского Ирана, опираясь на идею из политической науки, согласно которой что чем больше политическое участие, тем более развит политический порядок. Первым председателем партии был Мохаммед-Реза Хатами, брат Мохаммеда. Хаджариян говорил о том, что Фронт это партийный инструмент, который нужен чтобы передать идентичность и опыт новому поколению иранской молодёжи, которая не была вовлечена в революцию.

Муниципальные выборы 1999 г. также были частью проекта Хаджарияна по усилению политического участия. Городские и сельские советы для него были форумами, где можно протестировать принципы управляемого массового участия и общественной мобилизации, при этом у НС согласно Конституции ИРИ нет никакого права запрещать участвовать любым кандидатам на муниципальных выборах.

В то время как предыдущие поколения духовенства концентрировались на массовой мобилизации чтобы поддержать их программы, Хаджариян и другие члены Фронта стремились увеличить количество регулярных выборов, не только чтобы демократически консолидировать режим, но и чтобы результаты лучше отражали политические и идеологические предпочтения граждан.

При этом только благодаря политическому участию фраза Хаджарияна "давление снизу, переговоры сверху" стала возможной. Чтобы в Иране не случилась новая революция, неизбираемые органы власти должны добровольно ограничить свои полномочия.

Иронично, что массовая социальная мобилизация, которую ждал Хаджариян, произошла только в 2009 г., когда Хатами уже не был президентом, а за победу боролись Махмуд Ахмадинежад и Мир-Хосейн Мусави. В этой ситуации даже внутриэлитного торга не был достаточно, чтобы убедить членов НС изменить свою позицию. Реформаторам пришлось ждать 2013 г., когда компромиссный Хасан Роухани, который в 1999 г. прекратил проект политического развития в ЦСИ, не стал кандидатом на выборах, а позже и президентом.

Источник: Sadeghi-Boroujerdi, Eskandar. 2014. From Etelāʿāti to Eslāhtalabi: Saʿid Hajjarian, political theology and the politics of reform in post-revolutionary Iran. // Iranian Studies. Vol. 47. No. 6. P. 987-1009.