Некоторые из вас помнят, что я начинал с тиктока, где рассказывал про разные аспекты политической науки (в большей степени про электоральный авторитаризм, поскольку он был и остаётся моей исследовательской темой), однако в текстовом формате удобно не всё.

Мне хочется лучше понимать, чего писать, а для этого мне было бы интересно узнать, чего вы хотите читать/слушать. Поэтому тыкните, пожалуйста, ваши предпочтения в опросе выше. Спасибо!

(Не)насильственный протест

В связи с непрекращающейся дискуссией о том, как надо протестовать на самом деле, решил сделать подборку книг и статей, сравнивающих насильственные и ненасильственные способы сопротивления:

1. Chenoweth, E., & Stephan, M. J. (2011). Why Civil Resistance Works: The Strategic Logic of Nonviolent Conflict. Columbia University Press.
Нашумевшее исследование, доказывающее, что ненасильственный протест в 6 раз эффективнее насильственного. Данные: 234 протеста с 1900 по 2006 гг. В целом, операционализация (способ измерить интересующие факторы) сделана хорошо, хотя 9 переменных на 234 случая — это довольно много. Сама книга, в отличие от одноимённой статьи, хороша своим качественным разбором кейсов, которые не совпадают с основными выводами.

2. Pearlman, W. (2011). Violence, Nonviolence, and the Palestinian National Movement. Cambridge: Cambridge University Press.
Почему одни национальные движения используют насильственный протест, а другие — ненасильственный? Венди Перлман на примере Палестины, ЮАР и Северной Ирландии показывает, что большая часть ответа лежит внутри самих движений. Ненасильственный протест требует координации и сдержанности, которые может обеспечить только сплоченное движение. А когда это движение фрагментировано, фракционная конкуренция порождает новые стимулы для насилия, а структуры власти слишком слабы, чтобы сдерживать эскалацию. Перлман показывает, что ненасилие — это не просто вопрос лидерства, оно не определяется только религией, или настроениями, поскольку первична организационная структура движения и используемые им стратегии.

3. Kim, N. K., & Kroeger, A. M. (2019). Conquering and coercing: Nonviolent anti-regime protests and the pathways to democracy. Journal of Peace Research, 56(5), 650–666.
Работа дополняет выводы Ченовет и Стефан, указывая, что ненасильственные протесты не всегда приводят к режимным трансформациям, и тестируют не просто успешность протеста, но и дальнейшую динамику политического режима. С помощью регрессионного анализа исследователи приходят к выводу, ненасильственные движения повышают вероятность демократических преобразований, в то время как насильственные повышают вероятность автократических переходов.

4. Manekin, D., & Mitts, T. (2022). Effective for whom? Ethnic identity and nonviolent resistance. American Political Science Review, 116(1), 161-180.
Исследование с экспериментальным дизайном: респондентам дают читать смоделированные новости и статьи про протесты, заменяя национальность и расовую принадлежность протестующих. В результате респонденты оценивали опасность ненасильственного протеста по-разному, в зависимости от национальности протестующих. Однако это исследование показывает именно общественное отношение к протестам, и не доказывает, что лица, принимающие решения о реакции и на протесты будут реагировать так же.

Friendly reminder: Идеальных исследований не бывает. Два исследования могут полностью противоречить друг другу, но при этом быть хорошо сделанными и очень качественными. Лучший способ приблизиться к истине – прочитать противоречащие друг другу статьи, сопоставить их и ответить внутренне самим себе на вопрос: почему авторы пришли к разным выводам?

Не нужно иметь кандидатскую степень, чтобы догадаться, что на некоторые вопросы респонденты могут отвечать не совсем честно. Спрашивая людей о том, сколько они зарабатывают, за кого они голосовали, предлагали ли им деньги в обмен на голоса, не стоит ожидать от них искренности, поскольку они по понятным причинам опасаются за свою безопасность.

Вариантов правильно измерить "чувствительные" вопросы много, но сегодня я хочу рассказать вам о том, который удивил меня больше всего. Речь идёт о статье Д. Корстенджа Clientelism in Competitive and Uncompetitive Elections (2018), где автору было необходимо измерить, какое количество избирателей Ливана сталкивались с предложениями купить их голоса.

Для этого он прибегнул к методам причинно-следственного вывода и разделил свою выборку на контрольную и экспериментальную группу. Обеим группам были представлены пункты, которые потенциально могли повлиять на их желание проголосовать (вы видели агитацию, вы обсуждали кандидатов с друзьями и тд) и в том числе пункт о покупке голосов. Вот только одной группе предложили отметить конкретные пункты, которые повлияли на них, а другой – всего лишь назвать их количество.

Когда респондент не говорит о попытках подкупа напрямую, а говорит только общее число того, что с ним происходило, создаётся иллюзорное ощущение анонимности. Однако через результаты контрольной группы можно восстановить через разность именно число конкретного ответа про подкуп. Разница оказалась колоссальной: 26% респондентов указали этот пункт напрямую, но во восстановленным данным из экспериментального дизайна результат увеличился до (!) 55%.

Этот пример хорошо показывает, почему нельзя без предварительной подготовки напрямую интерпретировать результаты никаких опросов. Эти данные всегда искажены как формулировками, так и внешними условиями, и, чтобы грамотно объяснить цифры и увидеть в них какие-то закономерности, всегда нужна соответствующая линза.

#PS_methods

Режимные трансформации в мире за 21 год по индексу V-Dem (ось X – 2000, ось Y – 2021). Положительная корреляция видна невооружённым взглядом: демократические страны продолжают быть демократиями, авторитарные страны продолжают оставаться автократиями.

Хороший пример для алармистов, которые кричат, что весь мир скатывается в тотальную диктатуру. Они, правда, будут говорить, что все эти индексы несовершенны, и отчасти будут правы, поскольку любые способы измерить "демократичность" имеют свои искажения. Но если измерять одни и те же показатели с разницей в два десятилетия, то динамика сохраняется, и изменения (или их отсутствие) видны.

P.S. А о плюсах и минусах индексов, и какие они основные есть, можем поговорить в следующий раз, если запрос будет.

Индексы демократизации

Волна негодования касательно того, как индекс журнала The Economist неточно отображает уровень демократизации/автократизации государств... Меня забавляет. Потому что политические исследователи не используют подобные индексы. А какие используют? Подобрал для вас тройку самых известных с их преимуществами и недостатками:

1. Freedom House
Индекс, измеряющий скорее гражданские права и свободы, чем институциональные особенности государств. Их методология проста и интуитивно понятна. Для измерения режимных трансформаций политологи его уже не используют, поскольку есть более надёжные инструменты, однако если мне нужно быстро вспомнить что-то про рандомную страну и посмотреть на динамику последних 10-15 лет, я всегда открываю их интерактивную карту.

2. Polity IV
По этому индексу лучше всего отслеживаются долгосрочные тренды и режимные трансформации, а также количество государственных переворотов. Когда я писал работу про федеративные автократии, я использовал именно его. Главное преимущество polity iv – огромный временной охват. Их датасет включает в себя все страны с 1800 по 2013гг, однако для трендов последних лет он не подходит, поскольку руководители перешли на polity v, изменив некоторые критерии оценивания.

3. V-Dem
Varieties of Democracy (V-Dem), на мой взгляд, один из наиболее точных современных индексов демократизации, поскольку включает в себя не только одну шкалу демократизации, но и различные вариации как демократических, так и авторитарных государств. На сайте проекта есть специальные инструменты, которые позволяют построить график онлайн из имеющихся данных по интересующим вас странам и показателям. Недостаток заключатся в том, что некоторые их индексы и показатели были выработаны недавно, что затрудняет их использование при кросс-национальных исследованиях, например, по всему XX веку. Однако некоторые индексы (например, electoral democracy index) можно отследить прямо с 1900 года.

Все эти три индекса отображают немного разные показатели, однако их положительная сильная корреляция показывает, что все они дают точное представление об общих тенденциях. А если необходимо использовать какой-то тонкий, более чувствительный к деталям инструмент, имеет смысл погрузиться в методологию и операционализацию (способ измерения) этих индексов, выбрав наиболее подходящий. Главное помнить, что любой индекс условен, каждый из них подходит лучше для одной задачи, но хуже для другой, и совершенного среди них нет.

На основе данных потенциальных иноагентов из расследования Важных Историй сделал график с разницей в днях между внесением справки и признанием иноагентом. Вариация есть: кого-то признают уже через несколько дней, кого-то лишь спустя два месяца. Возможно, вглядевшись в имена, вы сможете найти какую-то закономерность, от чего это зависит.

P.S. Было бы ещё интересно построить модель, предсказывающую факторы и вероятность признания иноагентом, но это уже слишком трудоёмкая задача для такого баловства, хотя наверняка интересная.

Отрицательный отбор аргентинских силовиков

Сегодня хочу поведать вам о замечательном исследовании "Why Underachievers Dominate Secret Police Organizations: Evidence from Autocratic Argentina (2020)", авторы которого обнаружили удивительную закономерность: батальон №601, который выполнял функцию службы безопасности в авторитарной Аргентине, возглавлялся очень недальновидными людьми по сравнению с другими вооружёнными формированиями.

Чтобы подтвердить и объяснить эту находку эмпирически, авторы используют данные успеваемости в полицейской академии у 4287 офицеров в период с 1975 по 1983 гг. Из этой академии и происходило дальнейшее распределение офицеров в различные структуры. Результат оказывается поразительным: чем хуже успеваемость и интеллектуальные способности офицера, чем с большей вероятностью он пойдёт служить в батальон тайной полиции, а не в другие виды вооружённых подразделений.

Но зачем спецслужба Аргентины специально набирала в свои ряды недалёких офицеров? Авторы приходят к выводу, что основная причина такого отбора кроется не в умственных способностях новобранцев, а в их уязвимом положении. Исследователи объясняют это так:

"Малоуспевающие офицеры застряли в иерархии режима. Им угрожает увольнение, и, таким образом, с большей вероятностью они присоединятся к тайной полиции для получения будущих выгод. Под давлением необходимости превзойти своих более квалифицированных сверстников они имеют больше стимулов усердно работать и демонстрировать свою лояльность режиму... Hеудовлетворительные, но амбициозные кадры выполняют единственное наиболее важное требование к агентам тайной полиции — сильную личную заинтересованность в соблюдении требований. Люди, мотивированные самосохранением, будут лояльно применять насилие."

Так и получается, что лояльность и уязвимость в карьере силовика играют куда более важную роль, чем интеллект и навыки. Особенно забавно это в сравнении с советским образом умного, хитрого и обаятельного спецслужбиста. Где-то в гестаповских коридорах плачет один Штирлиц.

Почему распада России не будет?

В моём инфополе уже почти год циркулируют различные сценарии и фантастические карты того, на какие новые страны распадётся Россия в будущем. Несмотря на то, что они вызывают лишь усмешку своей нереалистичностью, многие продолжают верить, что в случае режимной трансформации регионы попытаются стать самостоятельными государствами.

Я не хотел касаться этой темы, поскольку сложно доказывать невозможность того, что ещё не произошло, но сегодня увидел очень хорошую публицистическую статью политолога Григория Голосова. Там всё расписано довольно подробно, но если отвечать коротко, почему «развал России» маловероятен, можно остановиться на следующем:

- Это невыгодно региональным элитам, поскольку если они и используют сепаратизм, то лишь как угрозу для федерального центра, чтобы выторговать себе больше полномочий и ресурсов, однако в действительности им выгоднее сотрудничать с центром, чем быть независимыми.
- Это невыгодно другим странам, поскольку взаимодействовать с одной страной проще, чем с несколькими новыми государствами, обладающими ядерным оружием.

Отдельно хочется расстроить тех, кто думает, что регионы, выбравшись из-под Московского гнёта, быстро демократизируются. Как говорил в одной из своих лекций другой политолог, Владимир Гельман: «заболевшие государства, в отличие от людей, не умирают». На месте одной автократии просто будет несколько других, которым будет намного сложнее демократизироваться по отдельности. Опыт 90-ых годов показывает, что при децентрализации власти региональные элиты автократизируются довольно быстро. Раздробившись, Россия не уничтожится, а будет представлять ещё большую опасность как для своих собственных граждан, так и для остальных государств по причинам, описанным выше.

Кухонная транзитология

В одном из своих последних выступлений известная политологиня сходу, в первую же минуту заявила, что персоналистские автократии чаще всего сменяются другими персоналистскими автократиями. И после таких моментов мне хочется, чтобы в русскоязычных научпоп программах и публицистических выступлениях делали плашки со сносками на исследования, как это делают в англоязычных шоу (по типу Адам портит всё), чтобы аудитории не приходилось перепроверять за экспертами каждое слово, а при желании сделать это быстро, посмотрев на качество приведённого исследования.

Уж не знаю, какое исследование Шульман имела в виду, но все известные мне говорят об обратном: в очень редких случаях персоналистские режимы сменяются другими персоналистскими. Возьмём классику: Барбара Геддес и соавторы Autocratic Breakdown and Regime Transitions: A New Data Set (2014) приходят к выводу, что персоналистские режимы демократизируются реже, чем партийные, однако замечают, что персоналистская диктатура в связи с отсутствием институтов передачи власти с большей вероятностью сменится военной хунтой или партийной автократией, чем другой персоналистской диктатурой.

И это вполне логично: персоналистский режим подавляет кадры не только среди оппозиции, но и среди элитных групп, которые поддерживают авторитарного лидера. В случае государственного переворота или смерти диктатора не будет однозначного фаворита-преемника, который подчинит себе всех остальных. В одном из своих предыдущих постов я упоминал об исследовании с применением моделей теории игр, которое объясняет, почему после Сталина не возник новый Сталин, и персоналистский режим СССР стал вполне себе партийным. В том же посте, к слову, есть ссылка на книгу Шволика о том, с какими сложностями сталкивается диктатор не только при сохранении, но и при передаче власти. Так что чаще всего, если диктатор не озаботился институционализацией передачи власти, со сменой персоналисткого диктатора умирает и персоналисткий режим.

Это в каком-то смысле даже забавно, поскольку несёт в себе двойной посыл: да, персоналисткий режим чаще сменяется другим авторитарным режимом, и это плохая новость. Но есть и хорошая: у последующего режима шансов на демократизацию будет больше.

Региональная почва федерального авторитаризма

У меня иногда спрашивают (на самом деле никто не спрашивает, но я всё равно всем рассказываю), какие события в РФ сильнее всего повлияли на её дальнейшую автократизацию. На эту тему есть два важных исследования политолога Г. Голосова The Regional Roots of Electoral Authoritarianism in Russia (2011) и более расширенная версия уже с количественным анализом (2014).

В 90-ые региональные элиты обладали реальным политическим весом. Однако выборы в регионах породили специальные сетки лояльных сторонников, которые были готовы проголосовать за губернатора в обмен за премии на работе или же прямой подкуп. Эти способы мобилизации лояльного электората и называются политическими машинами. Они помогли губернаторам закрепиться в своих регионах и взять под контроль выборы. Пока федеральные выборы были демократическими, региональные стали вполне авторитарными.

Именно эти процессы в дальнейшем повлияли на становление уже общефедерального авторитарного режима. Голосов подтверждает это эмпирически, указывая на то, что голоса за ЕР на думских выборах 2007г. существенно положительно коррелируют с показателями поддержки партий, которые выбирали себе губернаторы в 90-ые:

"Губернаторские политические машины, когда-то созданные при острой внутриэлитной борьбе, оказались передаваемыми от одной партии к другой, в результате чего современная «партия власти» ЕР пользуется высокой поддержкой... Эта стратегия, внешне ограничительная по отношению к регионам, на самом деле была компромиссом между федеральным центром и региональными элитами, получившими подтверждение и даже усиление своего контроля над регионами в обмен на политическую лояльность и мобилизацию голосов на общенациональных выборах"

Выстраивание общенациональной системы фальсификаций – крайне долгий процесс, который требует нескольких электоральных циклов. Однако благодаря региональным политическим машинам, сконструированным на протяжении 90-ых, федеральному центру не пришлось выстраивать эту систему с нуля, достаточно было инкорпорировать в себя уже существующие механизмы мобилизации, подчинив себе губернаторов и тем самым сильно ускорив монополизацию власти.

Ошибочно думать, что авторитаризм в России строился только сверху вниз, ломая региональные и муниципальные демократические институты. Губернаторы, заинтересованные в получении выгод, сами вручили президенту свои хорошо работающие инструменты, которые стали очень плодотворной почвой для последующего закрепления электоральных фальсификаций и авторитарных практик.

Довольно часто мне приходится сталкиваться с утверждениями, будто политология – это не наука, поскольку можно напридумывать что угодно, главное, чтобы за правильную позицию заплатили, и что мировая академия специально заказывает статьи, которые призваны очернять Россию и другие неугодные страны и режимы.

Дабы не прослыть агентом Сороса и гос. Деппа, в этот знаменательный день я хочу поделиться свежей статьёй молодых учёных из Орловской академии ФСО России "Либеральная демократия и западноевропейские ценности как инструменты США для завоевания мирового господства" (2023), в которой раскрывается вся подноготная демократических режимов как инструментов "для достижения своих **раковых** целей" (прямая цитата).

По мнению авторов, "До момента начала СВО, США пичкали Россию всем, чем было можно, начиная от Макдоналдсов и заканчивая музыкой и кинофильмами", что привело к разложению российской культуры и самобытности. На это повлиял и "Развал СССР – дело рук предателей". Авторы проводят блестящий анализ экономической политики "[Штатами] вклыдываются миллионы долларов в пропаганду ЛГБТ, феминизма, порнографии, чайл-фри и прочего", а также контент анализ интернет изречений известных политиков прошлого "Ещё Отто фон Бисмарк говорил "Русских невозможно победить, но можно присвоить лживые ценности"". Прекрасный список литературы из четырёх источников как нельзя лучше дополняет данное исследование.

Но чтобы не дать другим людям привить вам "чужеродные ценности", всегда проверяйте исследование сами. Если у вас нет доступа к самим статьям, изучите хотя бы репутацию журнала и список источников – это уже разъяснит многое.

Удачи вам в этом нелёгком деле, и пусть ваши цели не будут раковыми!

Поддержка Путина – искренняя или из страха?

Отвечают одни из моих любимых политологов-русистов Т. Фрай и Дж. Ройтер в своём свежем исследовании "Is Putin’s popularity (still) real?... (2023)"

Чтобы измерить, насколько респонденты отвечают честно на вопрос о поддержке Путина, учёные разделили их на две группы. Одной дали список из трёх рандомных политиков, другой – точно такой же список, но с четвёртым человеком – добавили к списку Путина. Обе группы попросили назвать лишь количество политиков из списка, которых они поддерживают. По результатам опроса исследователи посчитали разницу средних значений в каждой из групп, которая показывает поддержку Путина без фактора страха за свою безопасность при нежелательном для властей ответе, поскольку называть конкретных политиков не требовалось, было необходимо указать лишь количество.

Разница между средними составила 0.65, что можно интерпретировать как 65% поддержки Путина без фактора давления и страха, что не сильно отличается от результатов опросов по типу "Каких политиков вы поддерживаете?" Политологи приходят к выводу, что "Популярность Путина была близка к историческому минимуму в 2020–2021 годах и заметно возросла после полномасштабного вторжения России в Украину в 2022 году"

Как вам кажется, надёжные ли это результаты? Похожий метод использовался в статье про выборы в Ливане. Я тогда писал, что к этому методу есть вопросы – не является ли он сам по себе искажающим мнение респондентов? Фрай и Ройтер будто услышали меня и провели дополнительные тесты, заменив Путина сначала на Фиделя Кастро, потом на А. Навального.

Почему именно на них? Первый политик является максимально нечувствительным для респондента – властям всё равно, поддерживают ли россияне Кастро или нет, второй же случай максимально противоположный, поскольку честный ответ про поддержку Навального может вызывать определённые риски. Если бы поддержка Кастро сильно отличалась от обычного опроса, или если бы поддержка Навального совсем не отличалась, можно было бы говорить, что метод искажает предпочтения опрашиваемых. Однако в результате всё оказалось предсказуемо: Кастро не был чувствительной политической фигурой для респондентов, Навальный был, поскольку разница в средних отличалась.

Дополнительные тесты, на мой взгляд, весьма убедительно доказывают, что многие россияне отвечают на вопросы о поддержке Путина (по крайней мере, при открытых вопросах) вполне искренне, а не потому что боятся политического преследования. Однако стоит помнить, что важна не только степень искренности, но и то, как сформированы политические предпочтения россиян, какие смыслы они вкладывают в политические фигуры. Мем про то, что "Путин как зеркало" вполне реален, поскольку монополия на СМИ и отсутствие политической конкуренции приводят к идеализации лидера. Однако при изменении баланса политических сил эта искренняя поддержка вполне может смениться таким же искренним разочарованием.

Электоральный авторитаризм или почему выборы в РФ не отменят

Всего четверть века назад большинство учёных сходились во взглядах, будто существуют некоторые режимы "переходного периода", которые не являются демократиями, но скоро ими станут. Как же иначе? Ведь у них есть демократические институты!

Но парадокс в том, что именно эти институты стали фактором устойчивости авторитарных режимов. В России, Турции, Египте, Венесуэле и многих других странах выборы стали не обузой автократам, а их основным ресурсом. Выборы – это каркас авторитарного режима, который позволяет контролировать любые политические процессы на любом уровне.

Точнее всего, на мой взгляд, сущность выборов в автократии сформулировал политолог Г. Голосов на одной из своих открытых лекций:

"Я бы хотел вспомнить такую метафору: ходить на выборы в авторитарном государстве всё равно что садиться за один стол с шулером. Понятно, что она используется, чтобы демобилизовать оппозиционный электорат. Тем не менее, эта метафора в каком-то смысле показательная. Ведь шулер всегда стремится показать, что играет по правилам. Он эти правила меняет по ходу игры, он сам их нарушает. Но при этом он тщательно следит, чтобы никто из сидящих за столом их не нарушал. Потому что правила важны. И если шулер не будет следовать никаким правилам, кто-то просто подойдёт к нему и ударит кулаком в лицо. Потому что если можно всё, то почему нельзя этого?"

Так, автократ накладывает на себя ограничения с целью политического выживания, но эти ограничения попогают ему оставаться у власти. Накладывая выборы как правила, авторитарный лидер гарантирует, что:

> Путь на его должность лежит через выборы и никак иначе. Контролируешь выборы = контролируешь доступ к власти.
> Путь на должности помельче также лежит через выборы. Но чтобы выиграть выборы, одной лишь поддержки сверху недостаточно, нужно показать, что ты умеешь управлять электоральными процессами, и в будущем сможешь обеспечивать автократа и его партию высокими результатами на отведённой тебе территории
> Конфликты элит также решаются через выборы. Вместо перестрелок и взаимного уничтожения сторон борьба за власть осуществляется безболезненно для режима, и даже придаёт ему устойчивости за счёт конкурентности.

И так далее. Перечислять функции авторитарных выборов можно долго, важнее понимать их сущность – несмотря на то, что они нечестные, неконкурентные, они всё ещё остаются той пластичной основой, которая за счёт своих механизмов и делает авторитарный режим устойчивым и консолидированным.

Нечасто в популярных изданиях увидишь настоящих политологов, но эта статья – приятное исключение, и её я прочитал с большим интересом.

И хотя до этого работы этой исследовательницы я не читал, а только слышал о ней, мне приятно, что культура оставлять сноски на подтверждение своих слов выходит за рамки академической литературы в публицистическую – на каждое утверждение есть либо пояснение, либо гиперссылка на упоминаемое исследование.

Очень многие пункты кажутся мне спорными: например, что персоналистские автократии редко меняются после смерти автократа или что преемник автократа, начавшего войну, с большей вероятностью продолжит эту войну, чем закончит её. Но чтобы разобраться с этими тезисами, мне нужно глубже погрузиться в то, как проводились исследования, на которые политологиня ссылается.

Так что рекомендую ознакомиться ещё раз, поскольку вполне вероятно, что следующий пост на этом канале будет содержать подробные разборы материалов и исследований авторки этой статьи, а также того, почему учёные, изучая одно и то же, приходят к таким разным выводам.

Турция – демократия? Поговорим об этом полушутя

Режимы, которые находятся "как бы между" демократиями и автократиями – одна из главных проблем политической науки за ближайшие десятилетия. И одна из сложностей в их разграничении на две категории заключается в том, что ни один политолог не может разобрать политический режим "по косточкам".

Да простят меня ненавистники аналогий, но по сути любая страна – это живое существо, как животное для биолога. И пока это животное ходит, дышит, питается, мы не можем с точностью сказать, как устроен этот организм. Всё, что мы можем – это наблюдать за его поведением в естественной среде и делать выводы через вопросы "Почему оно делает именно так, а не иначе?"

Проблема таких естественных экспериментов в том, что пока событие не произойдёт, мы не будем знать наверняка, есть ли в принципе у автократа возможность сделать то или иное действие. Карикатурное представление о всесильном диктаторе с безграничной властью никогда не соответствует действительности, поскольку автократия сталкивается с множеством ограничений, которые угрожают правящим группам потерей власти.

И именно поэтому между "Эрдоган просто не хотел выигрывать в первом туре" и "Эрдоган не смог выиграть в первом туре" нет никакой разницы – любой политик всегда будет пытаться сохранить свою власть, если у него есть такая возможность. Вопрос лишь в том, какие ограничители и риски помешали ему обеспечить себе победу на выборах. Поиск этих ограничителей мог бы внести важный вклад в исследования демократизации авторитарных режимов.

А для тех, кто всё же хочет получить ответ на этот вопрос здесь и сейчас, рекомендую хорошую описательную статью 2020 года, где подробно разобрана дискуссия о турецком режиме, однако я нахожу её малоинтересной, как и любые классификации такого рода. У естественных экспериментов в науке есть и свои плюсы: можно дождаться второго тура, и кое-что важное уже прояснится.

Ненасилие защищает государство (и слава Богу)

В процессе моего внезапного интереса к вопросу об эффективности ненасильственных протестов мне посоветовали прочитать книгу «Как ненасилие защищает государство» Питера Гелдерлооса. До конца я её так и не дочитал, но решил, что от потраченного времени должна быть хоть какая-то польза, поэтому вот вам мои впечатления:

Основная позиция автора – ненасильственные протесты неэффективны, поскольку не достигают своих целей и выгодны государству, так как ненасильственный протест легче подавлять.

Что мне показалось спорным:

К государству автор относится предвзято и видит в нём главную проблему, что неудивительно, он же анархист. Но я всё ещё убеждён, что в правильно функционирующем государстве могут быть представлены все группы, даже угнетаемые. Идеальное государство для меня – это площадка переговоров разных групп интересов. Но что делать, если в демократическом государстве какая-то значимая группа не может получить представительство – это хороший вопрос, на который у меня пока нет однозначного ответа. Так или иначе, для автора любой протест, не закончившийся революцией, – это неудачный протест. С этим я не могу согласиться.

Что мне не понравилось:

1) Автор активно топит за деколониализм, но очень показательно, что почти все примеры как протестов, так и полицейского насилия на них взяты из США, и я крайне удивлён таким однобоким подходом. Мы и так в курсе, что в Штатах много проблем с полицейским насилием. Так может, посмотрим на другие государства или хотя бы не будем генерализировать выводы на другие страны? К тому же очень мало сказано о протестах в авторитарных режимах. Думаю, в них насилие и ненасилие работает иначе.

2) От текста несёт нездоровой конспирологией. Все другие демократические страны у автора «Возглавляемые, разумеется, США» (прямая цитата); внезапные вбросы про спонсирование оранжевых революций ГосДеппом роднят автора с российской пропагандой и совсем не подкупают. Именно поэтому я ратую за то, чтобы оставлять сноски, подтверждающие предпосылки, не только в академических, но и в публицистических нон-фикшн текстах.

Что мне понравилось:

Интересная мысль про то, что ненасилие – это привилегия. И действительно, встречаются истории, где ненасилие не работает, поэтому его и не применяют. Но протест это не самооборона, это не надо путать. Противоречия будут возникать всегда, но на самом деле для обеих сторон выгоднее, чтобы оно разрешилось без кровопролития.

Что по итогу? Марксистский подход меня всегда отталкивал своим представлением мира как игры с нулевой суммой, где классовый антагонизм неизбежно должен кончиться победой одних и поражением других. В моём же представлении, государство как инструмент вполне способно разрешать эти противоречия, если власть не монополизирована, и доступ к ней не ограничивается какой-то одной группой. Так что я бы сказал так: да, ненасилие защищает государство, и слава Богу.

А книге ставлю 3 коктейля Молотова из 10.

#PS_рецензии

После победы Эрдогана и его правящей партии на выборах многие ошибочно полагают, что Турция в действительности стала демократией, раз оппозиционных политиков допускают до выборов, просто они проигрывают в честной борьбе. Этот миф отлично разрушает исследование "Dynamics of Campaign Reporting and Press-Party Parallelism: Rise of Competitive Authoritarianism and the Media System in Turkey" (2020).

Под "Press-Party Parallelism" авторы подразумевают сильную привязку политических сил к конкретным новостным изданиям, что приводит к поляризации и в конечном счёте играет на руку автократу. Давайте посмотрим, как они будут доказывать этот тезис эмпирически:

Исследователи сравнивают освещение четырёх избирательных кампаний с 2002 по 2015 гг через наиболее популярные турецкие газеты (Akşam, Cumhuriye, Vatan и другие). Авторы хотели выяснить, насколько СМИ поляризованы и как это влияет на равный доступ к СМИ разных политических сил на выборах, а поэтому построили регрессионную модель, предсказывающую "тон" каждой новости в зависимости от самой газеты, её типа и самой кампании.

Учёные пришли к выводу, что не только провластные, но и условно "нейтральные" газеты помогают авторитарному лидеру контролировать турецкое медийное пространство:

"...основная пресса оставалась в некоторой степени нейтральной. Публикуя как положительные, так и отрицательные истории, она не могла обеспечить оппозиционным партиям освещение, необходимое для равных условий игры"

Более того, сильная привязка приводила к поляризации и мешала политической дискуссии, которая необходима при проведении демократических выборов, поэтому даже наличие оппозиционных СМИ играет на руку инкумбентам. Авторы описывают этот процесс так:

"Дебаты в СМИ в основном предвзяты и поляризованы по вопросам повестки дня. Таким образом, это скорее усилит уже существующие партийные взгляды и усилит идеологическую поляризацию, чем приведет к более широкому консенсусу или электоральной конкуренции"

"Честные" и "конкурентные" выборы – это два абсолютно разных понятия. В условиях соревновательного авторитаризма оппозиция имеет шанс победить, но её стартовые позиции заметно ниже, чем у соперников, находящихся во власти. Эти неравные условия необязательно будут прямыми электоральными фальсификациями: такие моменты, как информационное поле предвыборной агитации и беспрепятственное коллективное обсуждение кандидатов являются не менее, а порой даже более важным фактором, чем отсутствие системы электоральных манипуляций.

Было бы интересно посмотреть сравнение и с текущей кампанией (поскольку количественный анализ показывает, что с течением времени медийное поле лишь больше автократизировалось, однако наличие второго тура на этих выборах как будто бы противоречит этому), а также влияние на электоральные результаты недавнего стихийного бедствия (я почти уверен, что в районах, где произошло землетрясение, результаты отличаются от стальных, дарю идею для causal inference), но этим учёные начнут заниматься только сейчас, так что ждём.

Меню электоральных манипуляций

Вдогонку к тому, какие выборы действительно можно считать честными и конкурентными. Адреас Шедлер, в своей уже старой, но всё ещё актуальной статье The Menu of Manipulation (2002) выделяет следующие способы электоральных манипуляций, от более легитимных к менее, вот они справа налево:

1) Полная независимость управляющего органа власти от законодательного органа, в который проводятся выборы. Таким образом, даже если у автократа будет риск потерять контроль над законодательным органом власти, эта потеря будет не критической (От себя добавлю, что есть подвид такой же защиты, когда законодательный орган контролируется правящей партией вне зависимости от результатов выборов, поскольку часть мандатов зарезервирована за ней, см. Таиланд)

2) В случае режимов переходного типа авторитарные лидеры способны воспользоваться несформировавшейся партийной системой и неустойчивостью или неопытностью своих оппонентов, тем самым закрепив контроль и укрепив авторитарность режима.

3) Авторитарные лидеры могут воспрепятствовать получению адекватной информации об оппозиционных партиях для их потенциальных избирателей, поскольку контролируют государственные средства массовой информации и способны “отрезать” оппозиционные партии от агитационных площадок, искажая видимое политическое пространство и препятствуя реальной политической конкуренции.

4) Ограничение как пассивного, так и активного избирательного права по формальным юридическим критериям.

5) Ощущение постоянного контроля над избирателями и создание видимости “непрозрачности” выборов является одной из форм запугиваний избирателей, которая вызывает опасения, направленные на граждан при голосовании за оппозиционные партии.

6) Авторитарные лидеры могут прибегать к электоральному мошенничеству, которое проявляется как в изменении институционального дизайна (например, использование при пропорциональных выборах такую формулу перевода голосов в места, которая благоприятствует крупным партиям), так и в прямых фальсификациях, которые заключаются либо во вмешательстве в электоральный процесс косвенно (например, массовый вброс бюллетеней), либо в прямом переписывании результатов голосования вместо подсчёта голосов или после подсчёта голосов.

7) В случае поражения правящей партии авторитарные лидеры могут не признать результаты выборов и отменить их, нарушив тем самым принцип необратимости выборов, который является одним из основных показателей выборов как демократического института. (Шедлер, однако, подчёркивает, что если инкумбенты не признают официальных итогов выборов и отказываются передать власть победившим политическим силам, то происходит режимная трансформация – электоральный авторитаризм сменяется закрытым режимом авторитарного типа).

Честные выборы включают в себя коллективное общественное обсуждение, равноправную агитацию всех политических сил и невозможность использования административного ресурса в своих целях. Важно помнить, что это идеальный тип, и порой даже в либеральных демократиях бывают точечные применения админресурса или манипуляций. Но (!) они не носят систематический характер. Электоральный авторитаризм – это комплексная система, как правило включающая в себя всё "меню".

Летом, когда Россию регулярно охватывают пожары, наводнения и другие стихийные бедствия, я так же регулярно вспоминаю исследование "Trial by Fire: A Natural Disaster’s Impact on Support for the Authorities in Rural Russia".

Авторы статьи изучили две схожие группы российских деревень. Отличались они лишь тем, что одни существенно пострадали от летних пожаров, а других эта опасность миновала, так как пожары были далеко от их населённых пунктов.

Результаты меня удивили: столкнувшись с пожаром, люди выражают не меньшую, а большую поддержку федеральным властям. Эффект прослеживается не только среди непосредственно пострадавших. Даже те жители, дома которых не пострадали, показывали более высокий уровень поддержки, чем в деревнях, где стихийного бедствия не было.

Ещё более парадоксальным кажется то, что люди обвиняют в учащении пожаров именно правительство. Авторы объясняют этот эффект таким образом:

"В ситуациях, когда у власти есть время и возможность эффективно реагировать на стихийные бедствия, обвинения власти больше не превращаются в месть со стороны избирателей"

То есть оказанная помощь нейтрализует недовольство властью даже в том случае, если власти исправляют то, что случилось по их более глобальному систематическому недосмотру.

Для авторитарного лидера такая такая позиция всегда крайне выгодна. Созданные своей же некомпетентностью неудачи играют роль соломенных чучел, сражение с которыми (часто очень рамочное и точечное) поднимает рейтинг. Такое вот когнитивное искажение!

Традиционно ссылка на статью.

Онлайн опросы в авторитарных странах — во-первых, это надёжно

Вышла любопытная статья Соколова и Корсуновой "Are Online Surveys a Reliable Date Collection Tool in Non-democratic Contexts? Evidence from Russia" (2023), которая развенчивает миф о том, что онлайн-опросы в авторитарных режимах нерепрезентативны.

При проведении онлайн-опросов в РФ многие часто замечают, что они всегда отличаются от оффлайн более "либеральными" взглядами – например, ценности самовыражения в онлайн форматах всегда были выше, а уровень ксенофобии – ниже.

Многие объясняли это тем, что онлайн-опросы просто не способны охватить выборку так же хорошо, как это делают оффлайн опросы "face-to-face", поскольку в выборку не попадают люди, которые не умеют пользоваться интернетом.

Однако авторы статьи опровергают это убеждение эмпирически. При сравнении результатов по одним и тем же вопросам (два датасета офлайн и один онлайн), исследователи показывают, что практически все ключевые социально-демографические группы демонстрируют более либеральные установки по сравнению с офлайн опросом WVS. То есть различия проходят не только по всей выборке, но и по отдельным категориям. Условно, пожилые люди из деревень онлайн и офлайн тоже отвечают по-разному.

И тогда у меня возник вопрос: ну окей, очевидно же, что пожилые люди из деревни не просто так научились пользоваться интернетом. Значит, они скорее всего и по ценностям отличаются от своих соседей, которые им пользоваться не умеют. Разве это не искажает выборку? Нет, не искажает, поскольку вопрос на частоту использования интернетом так же включён в оба опроса, и вот сюрприз: авторы проконтролировали результаты и на него: влияния нет, а средние отличаются в пределах разумного.

Но почему же тогда между онлайн и офлайн формами есть различия? Авторы статьи предполагают, что в авторитарном контексте при взаимодействии лицом к лицу респонденты будут отвечать так, как от них ожидает государство, поэтому о своих настоящих взглядах они будут умалчивать. При онлайн-форме респонтенты не чувствуют такой угрозы и отвечают более свободно. Так, онлайн опрос а авторитарном режиме оказывается не менее, а даже более точным способом измерить настроения граждан, о чём и пишут авторы статьи:

"[Онлайн опросы] можно рассматривать как инструмент, позволяющий преодолевать социально-политическое давление на респондентов при изучении отношения населения к различным болезненным темам в недемократических странах."

Такие дела.

Крайне порадовала публицистическая статья журнала DOXA, а именно её обзорная часть со сносками на исследования. Добавлю немного от себя:

1) Многие исследования староваты. Упомянуть книги 70-ых годов в начале – это круто и правильно, это задаёт некоторое базовое знание, но почему из всей литературы только одна статья 2020 года, а остальные где-то из начала нулевых? Я хоть и не эксперт в теме вооружённых конфликтов, но наверняка за последние 2-3 года об этом написано много хороших работ.

Сама по себе дата написания не делает их автоматически лучше, но взять исследование не старше 2-3 лет – это схватить то, что удалось узнать именно сейчас, на пике, то есть показать самые передовые выводы, а не общеизвестные, которые, возможно, за 20 лет уже устарели.

2) Попытки экстраполировать каждый вывод из статьи на современную войну понятны, но не всегда работают. Статистика генерализирует выводы, но редко помогает понять конкретный кейс.

Например, если в исследовании написано, что демократии в 90% случаев выигрывают войны, это не значит, что конкретная демократия выиграет конкретную войну с вероятностью в 90%.

А вот если бы ребята из Доксы вытащили из источника объяснительный механизм и показали, почему именно демократии часто выигрывают войны, это стало бы понятнее и ближе к реальности.

В остальном же, если вам интересна тема влияния политических режимов на ход боевых действий, то рекомендую заглянуть по почекать ссылки, это хорошая обзорная статья!