Изучая политические науки, порой на первый взгляд и не скажешь, что перед тобой: пентаграмма, геометрическая задача или просто схема классификации фрагментированности партийных систем по Голосову (в моём случае, к счастью, последнее). Если интересно, расскажу о ней в ближайшее время (может, тогда и сам пойму)), а пока что всем хороших выходных!

Вас не арестуют, если вы избранный

Многие из вас наверняка знают, что должность мэра в РФ – одна из самых опасных, поскольку вероятность вашего ареста составляет 15%. Однако очевидно, что это средняя температура по больнице, и существуют другие факторы, понижающие или повышающие эту вероятность.

Что же это за факторы? Этим вопросом задались политологи Бакли и Ройтер в своей статье "Staying out of trouble: Criminal cases against Russian mayors (2022)". На данных из 1051 мэра из 220 городов в период 2000-2018гг исследователи построили регрессионную модель, предсказывающую вероятность ареста мэра в зависимости от различных факторов. И вот результаты:

> Связи с высокопоставленными людьми или опыт работы в правоохранительных органах никак не помогут.
> Мэров из ЕР арестовывают в 4 раза реже, чем мэров из других партий.
> Если мэр избран, а не назначен, его шансы быть арестованным существенно понижаются.

Сами авторы объясняют эти результаты так:

"Популярность или наличие лишнего политического капитала — единственный фактор, стабильно защищающий российских мэров от репрессий. В российских мэриях ни родословная, ни высокопоставленные друзья, ни долгая служба на благо режима не спасают. Единственная достаточно надежная защита муниципального лидера от репрессий — это фундаментальная политическая сила. Сила может заключаться в личном бренде, способности повести за собой своих избирателей в вашу защиту или в очень ценном политическом капитале, который вы можете использовать для собственного переизбрания."

О чём это говорит? Выборы в условиях электорального авторитаризма – это политический капитал, который защищает куда лучше личных связей и эффективного управления. Проявляй лояльность хоть каждый день – если у тебя нет политического ресурса, в автократии ты всегда будешь под угрозой, невзирая на эффективность и связи.

Я не очень люблю научные работы по внешней политике и международным отношениям. Очень часто авторы дают в них лишь набор тезисов, не стесняясь давать политикам рекомендации в выводах. Тем не менее, есть весьма любопытные статьи. Одна из них – Geopolitics VS geoeconomics 2016 года, где авторы предприняли попытку изучить функции, которые выполняют газопроводы из РФ в страны ЕС.

Результаты предсказуемы: используя макроэкономические модели, авторы показывают, что нефте- и газопроводы можно было построить с гораздо большей экономической эффективностью, однако их структура специально сконструирована так, чтобы быть "рычагом давления" на страны ЕС в ущерб экономической выгоде для российского нефтегаза. Как высказались сами авторы: "Российская геоэкономика давно успешно работает как центробежная, разделяющая сила внутри ЕС"

Имхо, пример того, как статьи в области МО действительно должны выглядеть

Миф об «электоральных султанатах»

Этнические республики РФ отличаются как высокой долей явки, так и высокими результатами инкумбентов. Однако действительно ли причина в этносе? На этот вопрос отвечают мои коллеги из НИУ ВШЭ СПб в своей новой статье «Анатомия лояльности…»

Авторы указывают, что у этнических республик (помимо собственно высокой доли нерусского населения) есть ещё один общий фактор: деурбанизированный тип заселения региона, что позволяет местным администрациям контролировать поведение избирателей намного эффективнее.

Чем меньше населенный пункт, тем более гражданин беззащитен: невозможно ни сменить работу, ни поругаться с соседями, а при немногочисленном населении и отсутствии наблюдения намного сложнее сопротивляться давлению сверху. Так может, в этом и кроется основная причина высоких результатов на выборах в республиках РФ?

Чтобы проверить эту гипотезу, исследователи строят множественную логистическую регрессионную модель на данных опроса European Social Survey, предсказывающую электоральное поведение избирателей в зависимости от их этнической принадлежности и места проживания (город или сельская местность).

Результаты показывают: сельские жители лояльны в любом случае, вне зависимости от их этничности, в то время как при рассмотрении всех типов местности в целом электоральное поведение нерусских этносов не отличаются от русских.

У меня долгое время было убеждение, что этничность действительно является влиятельным фактором. Я думал, к примеру, теснота семейных связей и клановость приводит к электоральному давлению главы семейства на младших членов семьи. Однако, как справедливо заметил один из авторов статьи, структура семейных связей и патриархальные установки вполне могут зависеть от типа местности, а не от этноса.

Почему мне захотелось этим поделиться (помимо того что это хорошо написанная статья)? Часто бывает, что созданные нами самими же конструкции задним числом объясняют те механизмы, которые ещё не исследованы, и важно уметь разделять различные потенциальные причины, выявляя только истинные, первичные по отношению ко всем остальным. В случае с термином «электоральные султанаты» само название конструирует нам нарратив, который влияет на наше представление о том, как он функционирует, однако зачастую это представление ошибочно, поскольку не было проведено дополнительное проверки гипотезы. Не было до написания этой статьи, конечно же. А теперь есть, и все могут с ней ознакомиться:

https://sociologica.hse.ru/data/2022/03/28/1795807087/SocOboz_21_1_38-70_Shkel.pdf

Все подводят итоги года, а я ощущаю, лишь уныние. Тем не менее, и мне есть, чем пофлексить: за этот год у меня вышло две ВАКовские статьи, и обе посвящены институциональным особенностям российского режима.

1. Региональная политика и факторы ротации губернаторского корпуса РФ.

Основной вывод: после 2012 года от губернаторов уже требуют не столько обеспечение высоких электоральных результатов, сколько контроля над региональным парламентом. Хорошие отношения с региональными элитами гораздо важнее для губернатора, чем результаты ЕР на думских или президентских выборах. И если губернатор хочет оставаться на своей должности как можно дольше – региональный парламент это то, на что ему следует обращать внимание в первую очередь.

2. When are authoritarian elections competitive? The case of St. Petersburg

Что происходит, когда в округе вместо единороса администрация выбирает кандидата из другой партии? Правильно, выборы внезапно становятся тем, чем они должны были быть изначально – площадкой для противоборства различных политических сил.

Ошибочно предполагать, что выборы в РФ себя изжили и всегда являются лишь "ширмой". В тех случаях, когда в округе происходит конфликт элитных групп, автократ использует выборы как институт, смягчающий противостояние региональных элит, канализируя их борьбу в безопасное для режима русло. Так, выборы выполняют функцию площадки для конкуренции между элитами с том случае, если они негомогенны. Пересказать всё сложно, но вы вполне можете перейти по ссылке и прочитать её полностью)

И хочется сказать спасибо всем вам. Надеюсь, в новом году мне будет удаваться почаще радовать вас интересными статьями и оригинальными теориями!

Некоторые из вас помнят, что я начинал с тиктока, где рассказывал про разные аспекты политической науки (в большей степени про электоральный авторитаризм, поскольку он был и остаётся моей исследовательской темой), однако в текстовом формате удобно не всё.

Мне хочется лучше понимать, чего писать, а для этого мне было бы интересно узнать, чего вы хотите читать/слушать. Поэтому тыкните, пожалуйста, ваши предпочтения в опросе выше. Спасибо!

(Не)насильственный протест

В связи с непрекращающейся дискуссией о том, как надо протестовать на самом деле, решил сделать подборку книг и статей, сравнивающих насильственные и ненасильственные способы сопротивления:

1. Chenoweth, E., & Stephan, M. J. (2011). Why Civil Resistance Works: The Strategic Logic of Nonviolent Conflict. Columbia University Press.
Нашумевшее исследование, доказывающее, что ненасильственный протест в 6 раз эффективнее насильственного. Данные: 234 протеста с 1900 по 2006 гг. В целом, операционализация (способ измерить интересующие факторы) сделана хорошо, хотя 9 переменных на 234 случая — это довольно много. Сама книга, в отличие от одноимённой статьи, хороша своим качественным разбором кейсов, которые не совпадают с основными выводами.

2. Pearlman, W. (2011). Violence, Nonviolence, and the Palestinian National Movement. Cambridge: Cambridge University Press.
Почему одни национальные движения используют насильственный протест, а другие — ненасильственный? Венди Перлман на примере Палестины, ЮАР и Северной Ирландии показывает, что большая часть ответа лежит внутри самих движений. Ненасильственный протест требует координации и сдержанности, которые может обеспечить только сплоченное движение. А когда это движение фрагментировано, фракционная конкуренция порождает новые стимулы для насилия, а структуры власти слишком слабы, чтобы сдерживать эскалацию. Перлман показывает, что ненасилие — это не просто вопрос лидерства, оно не определяется только религией, или настроениями, поскольку первична организационная структура движения и используемые им стратегии.

3. Kim, N. K., & Kroeger, A. M. (2019). Conquering and coercing: Nonviolent anti-regime protests and the pathways to democracy. Journal of Peace Research, 56(5), 650–666.
Работа дополняет выводы Ченовет и Стефан, указывая, что ненасильственные протесты не всегда приводят к режимным трансформациям, и тестируют не просто успешность протеста, но и дальнейшую динамику политического режима. С помощью регрессионного анализа исследователи приходят к выводу, ненасильственные движения повышают вероятность демократических преобразований, в то время как насильственные повышают вероятность автократических переходов.

4. Manekin, D., & Mitts, T. (2022). Effective for whom? Ethnic identity and nonviolent resistance. American Political Science Review, 116(1), 161-180.
Исследование с экспериментальным дизайном: респондентам дают читать смоделированные новости и статьи про протесты, заменяя национальность и расовую принадлежность протестующих. В результате респонденты оценивали опасность ненасильственного протеста по-разному, в зависимости от национальности протестующих. Однако это исследование показывает именно общественное отношение к протестам, и не доказывает, что лица, принимающие решения о реакции и на протесты будут реагировать так же.

Friendly reminder: Идеальных исследований не бывает. Два исследования могут полностью противоречить друг другу, но при этом быть хорошо сделанными и очень качественными. Лучший способ приблизиться к истине – прочитать противоречащие друг другу статьи, сопоставить их и ответить внутренне самим себе на вопрос: почему авторы пришли к разным выводам?

Не нужно иметь кандидатскую степень, чтобы догадаться, что на некоторые вопросы респонденты могут отвечать не совсем честно. Спрашивая людей о том, сколько они зарабатывают, за кого они голосовали, предлагали ли им деньги в обмен на голоса, не стоит ожидать от них искренности, поскольку они по понятным причинам опасаются за свою безопасность.

Вариантов правильно измерить "чувствительные" вопросы много, но сегодня я хочу рассказать вам о том, который удивил меня больше всего. Речь идёт о статье Д. Корстенджа Clientelism in Competitive and Uncompetitive Elections (2018), где автору было необходимо измерить, какое количество избирателей Ливана сталкивались с предложениями купить их голоса.

Для этого он прибегнул к методам причинно-следственного вывода и разделил свою выборку на контрольную и экспериментальную группу. Обеим группам были представлены пункты, которые потенциально могли повлиять на их желание проголосовать (вы видели агитацию, вы обсуждали кандидатов с друзьями и тд) и в том числе пункт о покупке голосов. Вот только одной группе предложили отметить конкретные пункты, которые повлияли на них, а другой – всего лишь назвать их количество.

Когда респондент не говорит о попытках подкупа напрямую, а говорит только общее число того, что с ним происходило, создаётся иллюзорное ощущение анонимности. Однако через результаты контрольной группы можно восстановить через разность именно число конкретного ответа про подкуп. Разница оказалась колоссальной: 26% респондентов указали этот пункт напрямую, но во восстановленным данным из экспериментального дизайна результат увеличился до (!) 55%.

Этот пример хорошо показывает, почему нельзя без предварительной подготовки напрямую интерпретировать результаты никаких опросов. Эти данные всегда искажены как формулировками, так и внешними условиями, и, чтобы грамотно объяснить цифры и увидеть в них какие-то закономерности, всегда нужна соответствующая линза.

#PS_methods

Режимные трансформации в мире за 21 год по индексу V-Dem (ось X – 2000, ось Y – 2021). Положительная корреляция видна невооружённым взглядом: демократические страны продолжают быть демократиями, авторитарные страны продолжают оставаться автократиями.

Хороший пример для алармистов, которые кричат, что весь мир скатывается в тотальную диктатуру. Они, правда, будут говорить, что все эти индексы несовершенны, и отчасти будут правы, поскольку любые способы измерить "демократичность" имеют свои искажения. Но если измерять одни и те же показатели с разницей в два десятилетия, то динамика сохраняется, и изменения (или их отсутствие) видны.

P.S. А о плюсах и минусах индексов, и какие они основные есть, можем поговорить в следующий раз, если запрос будет.

Индексы демократизации

Волна негодования касательно того, как индекс журнала The Economist неточно отображает уровень демократизации/автократизации государств... Меня забавляет. Потому что политические исследователи не используют подобные индексы. А какие используют? Подобрал для вас тройку самых известных с их преимуществами и недостатками:

1. Freedom House
Индекс, измеряющий скорее гражданские права и свободы, чем институциональные особенности государств. Их методология проста и интуитивно понятна. Для измерения режимных трансформаций политологи его уже не используют, поскольку есть более надёжные инструменты, однако если мне нужно быстро вспомнить что-то про рандомную страну и посмотреть на динамику последних 10-15 лет, я всегда открываю их интерактивную карту.

2. Polity IV
По этому индексу лучше всего отслеживаются долгосрочные тренды и режимные трансформации, а также количество государственных переворотов. Когда я писал работу про федеративные автократии, я использовал именно его. Главное преимущество polity iv – огромный временной охват. Их датасет включает в себя все страны с 1800 по 2013гг, однако для трендов последних лет он не подходит, поскольку руководители перешли на polity v, изменив некоторые критерии оценивания.

3. V-Dem
Varieties of Democracy (V-Dem), на мой взгляд, один из наиболее точных современных индексов демократизации, поскольку включает в себя не только одну шкалу демократизации, но и различные вариации как демократических, так и авторитарных государств. На сайте проекта есть специальные инструменты, которые позволяют построить график онлайн из имеющихся данных по интересующим вас странам и показателям. Недостаток заключатся в том, что некоторые их индексы и показатели были выработаны недавно, что затрудняет их использование при кросс-национальных исследованиях, например, по всему XX веку. Однако некоторые индексы (например, electoral democracy index) можно отследить прямо с 1900 года.

Все эти три индекса отображают немного разные показатели, однако их положительная сильная корреляция показывает, что все они дают точное представление об общих тенденциях. А если необходимо использовать какой-то тонкий, более чувствительный к деталям инструмент, имеет смысл погрузиться в методологию и операционализацию (способ измерения) этих индексов, выбрав наиболее подходящий. Главное помнить, что любой индекс условен, каждый из них подходит лучше для одной задачи, но хуже для другой, и совершенного среди них нет.

На основе данных потенциальных иноагентов из расследования Важных Историй сделал график с разницей в днях между внесением справки и признанием иноагентом. Вариация есть: кого-то признают уже через несколько дней, кого-то лишь спустя два месяца. Возможно, вглядевшись в имена, вы сможете найти какую-то закономерность, от чего это зависит.

P.S. Было бы ещё интересно построить модель, предсказывающую факторы и вероятность признания иноагентом, но это уже слишком трудоёмкая задача для такого баловства, хотя наверняка интересная.

Отрицательный отбор аргентинских силовиков

Сегодня хочу поведать вам о замечательном исследовании "Why Underachievers Dominate Secret Police Organizations: Evidence from Autocratic Argentina (2020)", авторы которого обнаружили удивительную закономерность: батальон №601, который выполнял функцию службы безопасности в авторитарной Аргентине, возглавлялся очень недальновидными людьми по сравнению с другими вооружёнными формированиями.

Чтобы подтвердить и объяснить эту находку эмпирически, авторы используют данные успеваемости в полицейской академии у 4287 офицеров в период с 1975 по 1983 гг. Из этой академии и происходило дальнейшее распределение офицеров в различные структуры. Результат оказывается поразительным: чем хуже успеваемость и интеллектуальные способности офицера, чем с большей вероятностью он пойдёт служить в батальон тайной полиции, а не в другие виды вооружённых подразделений.

Но зачем спецслужба Аргентины специально набирала в свои ряды недалёких офицеров? Авторы приходят к выводу, что основная причина такого отбора кроется не в умственных способностях новобранцев, а в их уязвимом положении. Исследователи объясняют это так:

"Малоуспевающие офицеры застряли в иерархии режима. Им угрожает увольнение, и, таким образом, с большей вероятностью они присоединятся к тайной полиции для получения будущих выгод. Под давлением необходимости превзойти своих более квалифицированных сверстников они имеют больше стимулов усердно работать и демонстрировать свою лояльность режиму... Hеудовлетворительные, но амбициозные кадры выполняют единственное наиболее важное требование к агентам тайной полиции — сильную личную заинтересованность в соблюдении требований. Люди, мотивированные самосохранением, будут лояльно применять насилие."

Так и получается, что лояльность и уязвимость в карьере силовика играют куда более важную роль, чем интеллект и навыки. Особенно забавно это в сравнении с советским образом умного, хитрого и обаятельного спецслужбиста. Где-то в гестаповских коридорах плачет один Штирлиц.

Почему распада России не будет?

В моём инфополе уже почти год циркулируют различные сценарии и фантастические карты того, на какие новые страны распадётся Россия в будущем. Несмотря на то, что они вызывают лишь усмешку своей нереалистичностью, многие продолжают верить, что в случае режимной трансформации регионы попытаются стать самостоятельными государствами.

Я не хотел касаться этой темы, поскольку сложно доказывать невозможность того, что ещё не произошло, но сегодня увидел очень хорошую публицистическую статью политолога Григория Голосова. Там всё расписано довольно подробно, но если отвечать коротко, почему «развал России» маловероятен, можно остановиться на следующем:

- Это невыгодно региональным элитам, поскольку если они и используют сепаратизм, то лишь как угрозу для федерального центра, чтобы выторговать себе больше полномочий и ресурсов, однако в действительности им выгоднее сотрудничать с центром, чем быть независимыми.
- Это невыгодно другим странам, поскольку взаимодействовать с одной страной проще, чем с несколькими новыми государствами, обладающими ядерным оружием.

Отдельно хочется расстроить тех, кто думает, что регионы, выбравшись из-под Московского гнёта, быстро демократизируются. Как говорил в одной из своих лекций другой политолог, Владимир Гельман: «заболевшие государства, в отличие от людей, не умирают». На месте одной автократии просто будет несколько других, которым будет намного сложнее демократизироваться по отдельности. Опыт 90-ых годов показывает, что при децентрализации власти региональные элиты автократизируются довольно быстро. Раздробившись, Россия не уничтожится, а будет представлять ещё большую опасность как для своих собственных граждан, так и для остальных государств по причинам, описанным выше.

Кухонная транзитология

В одном из своих последних выступлений известная политологиня сходу, в первую же минуту заявила, что персоналистские автократии чаще всего сменяются другими персоналистскими автократиями. И после таких моментов мне хочется, чтобы в русскоязычных научпоп программах и публицистических выступлениях делали плашки со сносками на исследования, как это делают в англоязычных шоу (по типу Адам портит всё), чтобы аудитории не приходилось перепроверять за экспертами каждое слово, а при желании сделать это быстро, посмотрев на качество приведённого исследования.

Уж не знаю, какое исследование Шульман имела в виду, но все известные мне говорят об обратном: в очень редких случаях персоналистские режимы сменяются другими персоналистскими. Возьмём классику: Барбара Геддес и соавторы Autocratic Breakdown and Regime Transitions: A New Data Set (2014) приходят к выводу, что персоналистские режимы демократизируются реже, чем партийные, однако замечают, что персоналистская диктатура в связи с отсутствием институтов передачи власти с большей вероятностью сменится военной хунтой или партийной автократией, чем другой персоналистской диктатурой.

И это вполне логично: персоналистский режим подавляет кадры не только среди оппозиции, но и среди элитных групп, которые поддерживают авторитарного лидера. В случае государственного переворота или смерти диктатора не будет однозначного фаворита-преемника, который подчинит себе всех остальных. В одном из своих предыдущих постов я упоминал об исследовании с применением моделей теории игр, которое объясняет, почему после Сталина не возник новый Сталин, и персоналистский режим СССР стал вполне себе партийным. В том же посте, к слову, есть ссылка на книгу Шволика о том, с какими сложностями сталкивается диктатор не только при сохранении, но и при передаче власти. Так что чаще всего, если диктатор не озаботился институционализацией передачи власти, со сменой персоналисткого диктатора умирает и персоналисткий режим.

Это в каком-то смысле даже забавно, поскольку несёт в себе двойной посыл: да, персоналисткий режим чаще сменяется другим авторитарным режимом, и это плохая новость. Но есть и хорошая: у последующего режима шансов на демократизацию будет больше.

Региональная почва федерального авторитаризма

У меня иногда спрашивают (на самом деле никто не спрашивает, но я всё равно всем рассказываю), какие события в РФ сильнее всего повлияли на её дальнейшую автократизацию. На эту тему есть два важных исследования политолога Г. Голосова The Regional Roots of Electoral Authoritarianism in Russia (2011) и более расширенная версия уже с количественным анализом (2014).

В 90-ые региональные элиты обладали реальным политическим весом. Однако выборы в регионах породили специальные сетки лояльных сторонников, которые были готовы проголосовать за губернатора в обмен за премии на работе или же прямой подкуп. Эти способы мобилизации лояльного электората и называются политическими машинами. Они помогли губернаторам закрепиться в своих регионах и взять под контроль выборы. Пока федеральные выборы были демократическими, региональные стали вполне авторитарными.

Именно эти процессы в дальнейшем повлияли на становление уже общефедерального авторитарного режима. Голосов подтверждает это эмпирически, указывая на то, что голоса за ЕР на думских выборах 2007г. существенно положительно коррелируют с показателями поддержки партий, которые выбирали себе губернаторы в 90-ые:

"Губернаторские политические машины, когда-то созданные при острой внутриэлитной борьбе, оказались передаваемыми от одной партии к другой, в результате чего современная «партия власти» ЕР пользуется высокой поддержкой... Эта стратегия, внешне ограничительная по отношению к регионам, на самом деле была компромиссом между федеральным центром и региональными элитами, получившими подтверждение и даже усиление своего контроля над регионами в обмен на политическую лояльность и мобилизацию голосов на общенациональных выборах"

Выстраивание общенациональной системы фальсификаций – крайне долгий процесс, который требует нескольких электоральных циклов. Однако благодаря региональным политическим машинам, сконструированным на протяжении 90-ых, федеральному центру не пришлось выстраивать эту систему с нуля, достаточно было инкорпорировать в себя уже существующие механизмы мобилизации, подчинив себе губернаторов и тем самым сильно ускорив монополизацию власти.

Ошибочно думать, что авторитаризм в России строился только сверху вниз, ломая региональные и муниципальные демократические институты. Губернаторы, заинтересованные в получении выгод, сами вручили президенту свои хорошо работающие инструменты, которые стали очень плодотворной почвой для последующего закрепления электоральных фальсификаций и авторитарных практик.

Довольно часто мне приходится сталкиваться с утверждениями, будто политология – это не наука, поскольку можно напридумывать что угодно, главное, чтобы за правильную позицию заплатили, и что мировая академия специально заказывает статьи, которые призваны очернять Россию и другие неугодные страны и режимы.

Дабы не прослыть агентом Сороса и гос. Деппа, в этот знаменательный день я хочу поделиться свежей статьёй молодых учёных из Орловской академии ФСО России "Либеральная демократия и западноевропейские ценности как инструменты США для завоевания мирового господства" (2023), в которой раскрывается вся подноготная демократических режимов как инструментов "для достижения своих **раковых** целей" (прямая цитата).

По мнению авторов, "До момента начала СВО, США пичкали Россию всем, чем было можно, начиная от Макдоналдсов и заканчивая музыкой и кинофильмами", что привело к разложению российской культуры и самобытности. На это повлиял и "Развал СССР – дело рук предателей". Авторы проводят блестящий анализ экономической политики "[Штатами] вклыдываются миллионы долларов в пропаганду ЛГБТ, феминизма, порнографии, чайл-фри и прочего", а также контент анализ интернет изречений известных политиков прошлого "Ещё Отто фон Бисмарк говорил "Русских невозможно победить, но можно присвоить лживые ценности"". Прекрасный список литературы из четырёх источников как нельзя лучше дополняет данное исследование.

Но чтобы не дать другим людям привить вам "чужеродные ценности", всегда проверяйте исследование сами. Если у вас нет доступа к самим статьям, изучите хотя бы репутацию журнала и список источников – это уже разъяснит многое.

Удачи вам в этом нелёгком деле, и пусть ваши цели не будут раковыми!

Поддержка Путина – искренняя или из страха?

Отвечают одни из моих любимых политологов-русистов Т. Фрай и Дж. Ройтер в своём свежем исследовании "Is Putin’s popularity (still) real?... (2023)"

Чтобы измерить, насколько респонденты отвечают честно на вопрос о поддержке Путина, учёные разделили их на две группы. Одной дали список из трёх рандомных политиков, другой – точно такой же список, но с четвёртым человеком – добавили к списку Путина. Обе группы попросили назвать лишь количество политиков из списка, которых они поддерживают. По результатам опроса исследователи посчитали разницу средних значений в каждой из групп, которая показывает поддержку Путина без фактора страха за свою безопасность при нежелательном для властей ответе, поскольку называть конкретных политиков не требовалось, было необходимо указать лишь количество.

Разница между средними составила 0.65, что можно интерпретировать как 65% поддержки Путина без фактора давления и страха, что не сильно отличается от результатов опросов по типу "Каких политиков вы поддерживаете?" Политологи приходят к выводу, что "Популярность Путина была близка к историческому минимуму в 2020–2021 годах и заметно возросла после полномасштабного вторжения России в Украину в 2022 году"

Как вам кажется, надёжные ли это результаты? Похожий метод использовался в статье про выборы в Ливане. Я тогда писал, что к этому методу есть вопросы – не является ли он сам по себе искажающим мнение респондентов? Фрай и Ройтер будто услышали меня и провели дополнительные тесты, заменив Путина сначала на Фиделя Кастро, потом на А. Навального.

Почему именно на них? Первый политик является максимально нечувствительным для респондента – властям всё равно, поддерживают ли россияне Кастро или нет, второй же случай максимально противоположный, поскольку честный ответ про поддержку Навального может вызывать определённые риски. Если бы поддержка Кастро сильно отличалась от обычного опроса, или если бы поддержка Навального совсем не отличалась, можно было бы говорить, что метод искажает предпочтения опрашиваемых. Однако в результате всё оказалось предсказуемо: Кастро не был чувствительной политической фигурой для респондентов, Навальный был, поскольку разница в средних отличалась.

Дополнительные тесты, на мой взгляд, весьма убедительно доказывают, что многие россияне отвечают на вопросы о поддержке Путина (по крайней мере, при открытых вопросах) вполне искренне, а не потому что боятся политического преследования. Однако стоит помнить, что важна не только степень искренности, но и то, как сформированы политические предпочтения россиян, какие смыслы они вкладывают в политические фигуры. Мем про то, что "Путин как зеркало" вполне реален, поскольку монополия на СМИ и отсутствие политической конкуренции приводят к идеализации лидера. Однако при изменении баланса политических сил эта искренняя поддержка вполне может смениться таким же искренним разочарованием.

Электоральный авторитаризм или почему выборы в РФ не отменят

Всего четверть века назад большинство учёных сходились во взглядах, будто существуют некоторые режимы "переходного периода", которые не являются демократиями, но скоро ими станут. Как же иначе? Ведь у них есть демократические институты!

Но парадокс в том, что именно эти институты стали фактором устойчивости авторитарных режимов. В России, Турции, Египте, Венесуэле и многих других странах выборы стали не обузой автократам, а их основным ресурсом. Выборы – это каркас авторитарного режима, который позволяет контролировать любые политические процессы на любом уровне.

Точнее всего, на мой взгляд, сущность выборов в автократии сформулировал политолог Г. Голосов на одной из своих открытых лекций:

"Я бы хотел вспомнить такую метафору: ходить на выборы в авторитарном государстве всё равно что садиться за один стол с шулером. Понятно, что она используется, чтобы демобилизовать оппозиционный электорат. Тем не менее, эта метафора в каком-то смысле показательная. Ведь шулер всегда стремится показать, что играет по правилам. Он эти правила меняет по ходу игры, он сам их нарушает. Но при этом он тщательно следит, чтобы никто из сидящих за столом их не нарушал. Потому что правила важны. И если шулер не будет следовать никаким правилам, кто-то просто подойдёт к нему и ударит кулаком в лицо. Потому что если можно всё, то почему нельзя этого?"

Так, автократ накладывает на себя ограничения с целью политического выживания, но эти ограничения попогают ему оставаться у власти. Накладывая выборы как правила, авторитарный лидер гарантирует, что:

> Путь на его должность лежит через выборы и никак иначе. Контролируешь выборы = контролируешь доступ к власти.
> Путь на должности помельче также лежит через выборы. Но чтобы выиграть выборы, одной лишь поддержки сверху недостаточно, нужно показать, что ты умеешь управлять электоральными процессами, и в будущем сможешь обеспечивать автократа и его партию высокими результатами на отведённой тебе территории
> Конфликты элит также решаются через выборы. Вместо перестрелок и взаимного уничтожения сторон борьба за власть осуществляется безболезненно для режима, и даже придаёт ему устойчивости за счёт конкурентности.

И так далее. Перечислять функции авторитарных выборов можно долго, важнее понимать их сущность – несмотря на то, что они нечестные, неконкурентные, они всё ещё остаются той пластичной основой, которая за счёт своих механизмов и делает авторитарный режим устойчивым и консолидированным.