Вчера был на лекции Михаила Попова об однодворцах в России - этно-сословной общности, существовавшей c конца XVII по начало XX веков на южном порубежье. Тема интересная и сложная но тут не о ней, а о впечатлениях о лекции.

Сама идея такой лекции безусловно хорошая, нужная, правильная, а главное сейчас очень актуальная в связи с происходящим на землях где раньше проживали однодворцы. Рассказ о людях, которые еще более 300 лет назад выдвигались для защиты Русского государства от кочевников, польско-литовских захватчиков и черкасских казаков-разбойников не может не вызывать интереса у русского человека.

Тем ни менее лекция оставила ряд противоречивых впечатлений.

Структурно она была поделена на краткую историю однодворцев в контектсе истории России и на рассказ об их материальной и нематериальной культуре.

В первой части уважаемый Михаил рассказывал об истории формирования Засечной черты, ее развитии, и, о собственно связанной с этими процессами истории возникновения однодворцев.

Хорошо было рассказано о структуре засечных черт (линий), путях (шляхах), по которым захватчики и разбойники ходили грабить и разорять укреплявшееся Русское государство, о людях, которые несли службу на этих засечных чертах. Присутствовала инфографика. Но на мой взгляд не были достаточно ясно показаны причины формирования, развития линий и их последующая судьба. Говорилось и о том, что строительство засечных черт продвигалось со временем южнее, пока они не пришли в упадок и не потеряли свою актуальность, но о том почему они строились все дальше и дальше от русского хартленда (укрепление государства) и почему они оказались больше не нужны в XVIII веке (создание Новороссии) сказано очень мало и вскользь. При этом, очень хорошо было рассказано о социальном положении однодворцев и их месте в правовой иерархии сословий Империи, о развитии этого положения, но не без некоторых странностей - например утверждалось, что казаки сословно "выше" однодворцев (по-сути мелкопоместных дворян), что однодворцы были сословно закрыты (что правда), но внезапно на них влияли малоросские переселенцы.

Во второй части рассказывалось о материальной и нематериальной культуре однодворцев, структуре семьи, традиционном жилище, упомянута была локальная кухня и сословные особенности, почти совсем не был затронут костюм (кроме демонстрации прекрасных фотографий однодворок). Про структуру традиционной великорусской "большой семьи" я и не ожидал услышать, но этот вопрос был довольно подробно освещен. Хорошо были показаны очень своеобразные двор и жилище однодворцев (крестьянский двор-крепость), но без типичных штампов, что "а вот топили по черному, тараканы, бедность" (да все крестьянство почти кроме сельских богатеев в обозначенный период топило по-черному и соседствовало с тараканами) не обошлось. Про кухню сказано очень скомкано - мол растет у них все, а они гречку ели и коноплю выращивали и рыбу внезапно не ели. То, что для великоросса традиционными являются рожь, овес, гречка, дикоросы, баранина, речная рыба и проч. (а с реками там не очень), что собственно и является причиной такого кулинарного своеобразия однодворцев, не упоминалась от слова совсем. Не сказано ничего и про такие например специалитеты как гречневые галушки и вареники из вроде как упоминавшегося уважаемым Михаилом этнографического сборника "Быт крестьян Курской губернии, Обоянского уезда". При этом безупречно точно приведены примеры (как живые так и из художественной литературы) социальной закрытости, "кичливости", своеобразности однодворцев.

В целом публике, не сильно искушенной в этнографических вопросах такой формат как раз то, что нужно и чем больше таких лекций тем лучше современные русские узнают своих предков и как следствие самих себя, так что несмотря на мое занудство хочется сказать большое спасибо Михаилу Попову прекрасную лекцию!

Опубликована видеозапись с лекции про однодворцев, которую я провёл 9 июня. Посмотреть можно по этой ссылке, а здесь иллюстрации к презентации. Приятного просмотра!

Ещё со мной поделились отзывом на лекцию. Отзыв любопытный, некоторые замечания я учёл, с некоторыми не согласен (например, формат лекции изначально не предполагал подробного рассказа о костюме однодворцев), а некоторые меня возмутили. Именно о возмутившем и хочется написать.

«Без типичных штампов, что "а вот топили по черному, тараканы, бедность" (да все крестьянство почти кроме сельских богатеев в обозначенный период топило по-черному и соседствовало с тараканами) не обошлось».

В моей лекции я как раз обратил внимание на такой аспект, как рост благосостояния в среде бывших помещичьих крестьян, причём рост благосостяния более активный именно в сравнении с однодворцами. И это не потому, что я такой плохой и однодворцев не люблю. Это то, что пишут современники: статистик Курской губернии И. А. Вернер, учитель и автор этнографического описания А. С. Машнин, исследователи крестьянства Д. И. Багалей и Д. М. Дружинин, а также А. И. Эртель в своих художественных произведениях.

В своей диссертационной работе по культурологии, которая сейчас состоит из 130 страниц, я как раз и доказываю, что такое положение однодворцев не следствие их лени или равнодушного отношения к комфорту, а результат непростых условий, в которых формировался и передавался новым поколениям именно такой образ жизни.

В общем, посмотрите видео, может и вы сможете со мной поспорить. Что за научные теории, которые нельзя оспорить)

Стоит сказать, что возмутивший уважаемого Михаила фрагмент отзыва сложился из впечатлений, что в первую очередь указывалось не на отсутствие динамики роста благосостояния однодворцев по сравнению с остальным крестьянством, а на некую особую отсталость именно однодворческого сословия.

Возможно и скорее всего я не совсем верно уловил эту мысль, но тем не менее "средняя температура по больнице" была примерно одна. И в этом нет плохого или хорошего, это просто данность.

"Пахнет рыхлыми драченами;
У порога в дежке квас,
Над печурками точеными
Тараканы лезут в паз.

Вьётся сажа над заслонкою,
В печке нитки попелиц,
А на лавке за солонкую -
Шелуха сырых яиц..."

Фрагмент из стихотворения С.А. Есенина "В хате".

Россия -  с "купалой" и без.

Интересная география запроса по тегу "купала" от google trends. На карте-инфографике в Европейской части прослеживаются сразу три четких, совсем разных, ареала: Юг со своими сильными этническими традициями, славянский запад и юго-запад, и север, северо-восток с Волго-Камьем - территория финно-угорских и тюркских республик, а так же областей где преобладают обрусевшие финно-угры.

Эти ареалы отлично коррелируют с ареалами распространения славянского неоязычества, которое слабо представлено на территориях к северу и востоку от Волги.

#финноугры #балтославяне

В тему предыдущего поста.

У мерян увидел интересную иллюстрацию с изображением варианта комплекса мордовского народного костюма с кичкой с подтекстом, что этот традиционный восточно-славянский головной убор великороссов имеет финно-угорское происхождение.

На мой взгляд такой подход (в чем-то подобный подходу некоторых ведущих советских археологов второй половины 20 в., мол все у нас в СССР испокон веков на своих местах жили - тут вот финно-угры, тут вот славяне и т.д.) изначально ограничивает понимание сути, а реальность же опять оказывается интереснее и сложнее.

Как правило женский традиционный костюм у всех народов отличается максимальным сохранением самых древних архаичных черт.

Женский традиционный костюм великороссов тут не является каким-то исключением. Происхождение названия одной из разновидностей традиционного головного убора великороссов, называемого «кика» или «кичка» обычно объясняется старославянским «кыка» – «волосы». В болгарском и хорватском «кика» имеет значение «коса» или «чуб».

Если кичка встречается преимущественно только у великороссов, то совсем иным образом обстоят дела с другим также традиционным головным убором великороссов – сорокой, которая хорошо показывает всю сложность и многогранность происхождения комплексов традиционной одежды.

Н. И. Лебедева, описывая традиционную женскую одежду великороссов в верховьях Десны и Оки отмечала, что сорока является частью кичкообразного женского головного убора, куском материи, которую выкраивают по форме твердого остова головного убора и надевают на остов. Она различает три группы сорок: а) с прямоугольным дном, б) с овальным и в) с дном и околышем, вырезанным по форме рогов на деревянном остове «кичке» (т.е. сорока это род кички - прим. авт.).

Д. К. Зеленин в свою очередь считал сороку общерусским головным убором замужней женщины, указывая, что сорока развивалась из «наметки» (головного полотенца - прим. авт.), хотя у соседей великороссов встречались похожие, а зачастую и идентичные традиционные головные уборы, в том числе с таким же названием.

Комплексно и наиболее емко на мой взгляд сороку у великороссов и их северных и восточных соседей рассмотрела Н.И. Гаген-Торн в книге «Женская одежда народов Поволжья». Ниже подборка ее цитат и довольно логичные и интересные выводы.

Другой тип головного убора, на который молодая марийская или удмуртская женщина сменяет башнеобразный с лубяным или деревянным остовом убор,— это головной убор, чрезвычайно распространенный среди многих народностей Восточной Европы, носящий название «сорока». Он состоит из твердого остова, сверху покрытого куском ткани. Сорока имеется у многих групп русского населения, у ряда народностей Поволжья, у тверских карел, у ленинградских ижор. Проследим ее варианты.  

Марийские женщины носили головной убор, состоящий из широкой лубяной дощечки, обшитой вышитым шерстью холстом и прикрепленной к мягкой шапочке из холста, плотно облегающей и закрывающей волосы. На дощечку, прикрывая холщовую шапочку, одевался треугольный вышитый платок из холста, скрепляемый под подбородком. Весь убор в целом носил название «сорока».

В быв. Темниковском уезде у мордвы-мокши под тем же названием «златной», происходящим, по-видимому, от золотого шитья в налобной части убора, бытовал убор, приближающийся к сороке. У мордвы Теньгушевского района Мордовской АССР в 1928 г. нам удалось наблюдать головной убор «сорока». Он состоял из холщового полотнища, перегнутая часть которого зашита, образуя как бы мешок. П. Д. Степанов сообщает, что термином «сорока» обозначается головной убор, обычно наряду с термином «панга», «шлыган», и «пряс патя».

Г. С. Маслова описала головной убор «сорокка», который носили тверские карелки. Она состоит из трех частей: 1) нижняя часть «самчури» или «веркож» — сборник из холста со вставленной в него дощечкой, которая поднимается надо лбом, 2) собственно «сорокка» очелье, передняя украшенная вышивкой часть убора, 3) «зательникка»— задняя часть, покрывающая темя и затылок.

У крещеных татар Закамья был распространен головной убор «сюреке», не только по названию, но и по форме сходный с сорокой.

Проследив головной убор носящий название «сорока», у разных народностей, мы находим подтверждение мнению Д. К. Зеленина, что «сорока» произошла из мягкого куска материи, покрытого вышивкой и надетого на твердый головной убор. Постепенно, все более и более скрепляясь с ним, она принимает почти форму шапки, приспосабливаясь к форме каркаса, на который надевается.

Уточняя дальнейшее положение Д. К. Зеленина, благодаря наиболее примитивному прототипу сороки, который мы встречаем в чувашской чалме, татарском эрпэке или косинке кочкуровской мордвы-эрзи, мы можем сказать, что произошла она не из полотенчатого убора типа намитки, а из треугольного покрывала, имеющего такое же широкое распространение у народов Восточной Европы, как и прямоугольная намитка.

Д. К. Зеленин, считая сороку великорусским головным убором, связывал ее название с птицей сорокой. Но, как мы видели, этот головной убор имеет гораздо более широкое распространение и не может быть отнесен только к южным русским: он бытовал у многих народностей, и нет основания считать его именно русским.

Корень «сор», «сар», «сур», как мы уже говорили, встречается не только в названии головного убора — «сорпан», «шарпан», но и в названии вышитых кусков ткани, прикрепляемых к поясу, «сара», и в одежде — «сорочка», «сарафан». Рассмотрение этого корня приводит нас к понятию покрова, платка, покрывала, покрытого вышивками и служащего оберегом. Это делает нам понятным и название женского головного убора саратовской мордвы «шолыган», «шлыган», которое приводит П. Д. Степанов. «Г» заменило здесь «К», «Ш» заменило «С»: «шлык», «шлыкан», будет то же, что «слык» и «солыкан», увязывается, как и сорока, с корнем «сар», обозначающим покров. «Шлыган», очень напоминающий по форме сороку, является тем же убором, но с названием, произносимым в другой огласовке. Отсюда и русский старинный головной убор «шлык» и казахский «баш-шлык», т.е. «головной покров». Название старинного марийского головного убора «шурка» несомненно восходит к этому же корню.

Головные покрывала бытуют самостоятельно, но они же образовали, в сочетании с твердым остовом, головной убор сороку, распространенную у русских, мордвы, мари, карел и ижор. Головной убор этот — более позднего этапа общественного развития, так как развился из требования закрыть и спрятать волосы замужней женщины-чужеродки, требования, которое могло появиться не ранее развития патриархального рода.

Слово «сара», обозначающее у чуваш поясные подвески, состоит в несомненной генетической связи как со словом «сорпан, сурпан, сарпан», так и со словом «сорока», «сарока», обозначающим головные уборы, и со словами «сорочка» и «сарафан» у русских, применяемыми к одежде. Все эти слова восходят к понятию охранительного покрова.

Есть еще твердый головной убор, остовом которого служила кожа, на нее нашивались монеты и бисер. Это женский головной убор чувашек — «хушпу». Хушпу низовых чуваш, как и кашмау башкир,— сложный головной убор, состоящий из чепца, покрытого бисером и монетами, и конусообразной шапочки на темени.

Одеваемый под хушпу и тесно с нею связанный сурпан как будто бы также говорит за то, что в дошедшей до нас форме высокий головной убор чувашки создался уже после развития патриархальной семьи, как и головные уборы типа сороки, бытовавшие у многих народностей, еще до сложения этих народностей как устойчивого этнического целого.

Ниже на фотоиллюстрациях: башкирский кушмау, русская рогатая кичка (Михайловский у. Рязанской губ.), марийская сорока (Яранский у. Вятской губ.), мокшанский златной (у женщины справа), русская сорока (Тульская губ.), хушпу чувашей, марийская шурка, эрзянская сорока (Самарская губ.).

В XIX веке по Волге такие вот офигенные штуки гоняли. Это барка-лесовоз, называется беляна. Они были здоровенные как слоны, крупнейшие - буквально 80 метров в длину и по 30 вширь; а для жизни экипажей ставились избы, натурально, на палубах. Причем они жили чаще всего один рейс - где-нибудь в верховьях Волги, на Ветлуге или Каме строится, нагружается лесом доверху, сплавляется до Царицына, и там груз продается, сама беляна тоже разбирается и продается на дрова, а избы - продаются в качестве готовых изб.

Тут подумалось про гармонь – почему она так цепляет? Вроде это не такой уж старый по историческим меркам и не совсем уж «автохтонный» инструмент. Да и признаться, имидж его порядком подпорчен образом из советско-российской эстрады.

Однако, являясь давним поклонником данного инструмента и с детства слушая от деда звуки «ручной гармоники» я раз за разом замечаю разительную особенность восприятия этого инструмента окружающими обывателями, как говорится не искушенными в околоэтнографических вопросах. Одни при звуках гармони, забываясь, машинально пускаются в пляс и их настроение сразу же улучшается. Другие же либо сдержаны, холодны и равнодушны, либо воспринимают звуки гармоники, испытывая различную степень кринжа.

Возможно, в той или иной мере восприятие зависит от искусства исполнителя, но корень мне видится в том, что кто-то слышит родное – народное, так как слышал раньше и есть такой опыт (ему транслировалось), а кто-то уже нет (забылось). Почему так происходит и что с этим делать вопрос отдельный, сложный, но решаемый, так как вне зависимости от обстоятельств тот, кто хочет услышать услышит в силу свойств народной памяти.

Особенность же гармоники, как относительно не старого инструмента заключается в том, что она, будучи инструментом относительно новым (история гармоники «в народе» начинается с XIX в.)  успела стать инструментом народным (при чем у разных народов России и быв. СССР) и вобрать в себя эту настоящую народность.

Это подобно тому, как зачастую фольклорные исследователи делают записи наиболее архаичных народных произведений на территориях, которые относительно поздно были заселены исследуемой общностью, но сохранили в отличие от «метрополии» свои древние черты. Так и тут – древнейшие мелодии и песни наших предков дошли до нас естественным образом так как в свое время (в основном в XIX в.) их исполнение было перенесено с архаичных дуды, гуслей, рожка, жалейки и проч. на «моднейшую» в то время гармонику.

Возможно поэтому народное (если оно действительно народное и аутентичное) и слышится на гармони гораздо гармоничнее и народнее (извините за тавтологию), чем на воскрешенных и вновь обретенных дуде, гуслях, рожке, жалейке и проч., ведь естественный процесс передачи этого народного не прерывался до нашего времени.

На видео с ютуб-канала «ВЕК» Даниил Дианов играет на кирилловской гармони наигрыш «Русского» Вологодской области.

https://www.youtube.com/watch?v=kqDql3xapYY

👆По поводу предыдущего поста. На канале, посвященном балто-славянским древностям Верхнеднепровья и Верхнеочья, увидел отличный небольшой рассказ И.С. Соколова-Микитова Дударь (1929 г.), который хорошо показывает как уходили древние инструменты.

"Тогда балалаек этих, гармоний еще не ведали. Под дуду и плясали." - Действительно, но как известно все новое это хорошо забытое старое. Одни инструменты забывались, другие изменялись, третьи приходили, но древние мелодии, тексты, песни, приемы звукоизвлечения (конечно изменяясь и адаптируясь) дошли и до нас.

На видео ниже с ютуб-канала Root Russian Music как раз наглядный и живой пример такой преемственности - древний наигрыш смоленско-тверского пограничья Завидовка/Заливочка, исполняемый на обычной гармони-хромке в очень архаичной манере игры, благодаря которой легко можно представить как звучал этот наигрыш например на той же дуде. Настоящая и аутентичная живая старина.