И началась моя жизнь воронежская.
Меня поселили во флигеле - целый особняк с кабинетом, гостиной, кухней... Здесь разбил я свой шатёр - несколько книг да рукописи. Если бы отец видел меня тут, он ещё более убедился бы в бесцельности моего путешествия: проехать несколько сот верст, чтобы из одного флигеля переселиться в другой! Но при всём своём здравом смысле отец именно не был бы прав, ибо при подобном флигеле и тех же рукописях моё воронежское бытие не было повторением домашнего - оркестр исполнял уже другую пьесу, из которой нечто слушатель выносил иное.
Каждый день по утрам я работал, а потом шёл двором в большой дом завтракать, мимо колодца, о котором не раз вспоминал много позже. Ибо именно здесь, через несколько лет, тёмной ночью зарыла Глафира со своей нянькой домашнее серебро - остатки - чтобы никогда потом не откопать его, как никогда не увидать и Воронежа.
Но сейчас ещё всё существовало. Дни в Воронеже были тихие, слегка туманные, без холодов. Иногда даже казалось, что теплом вот-вот повеет с юга. Завтракали не так весело, но торжественно и обильно.
Панкратий Порфирыч в своём сюртуке, худой и бесстрастный, жена его Марфа Ильинична, тёплая, круглая женщина из Островского - это основы. Мы - наслоения. И вот мы с доцентом неукоснительно выпивали по чарочке, по другой и по третьей. Марфа Ильинична угощала приветливо, Панкратий Порфирыч прохладно, но вежливо. Глафира смотрела карими, небольшими, бессветными своими глазами, улыбалась, её смуглые руки спокойно передавали тарелку с индюшкой, заливное, закуски. Она была очень сильна. Тяжеловатая кровь, густая, воронежских мукомолов, ходила в ней не торопясь - и никогда не бывало ей весело. Это, впрочем, стиль дома: не весело, и весело быть не может, хотя всё полно света, огромные комнаты теплы, пахнет ёлкой, под потолок вздымающейся в зале соседней.
После завтрака мы играем с доцентом в шахматы, за отличным столиком, около печи в тёмно-зеленой гостиной. Панкратий Порфирыч медленно ходит по зале, из конца в конец, мимо ёлки, в молчании и дневном белом свете. Паркет под ним чуть поскрипывает. Он идёт, наконец, в кабинет, заниматься воображаемыми делами, а вечером, в девять, уедет в клуб.
Трудно себе представить, что через несколько лет этому молчаливому человеку, глубоко верящему в силу своих денег, придётся тайком бежать в Москву, бедствовать и скитаться.
Днём гулял я и один по Воронежу. Нешумный город и просторный. Доходил до монастыря св. Митрофания Воронежского. Помнится, от него вид обширнейший. Вниз по скату идут слободы и старинная часть города, домишки петровских времён, низенькие казармы жёлтые, а за ними мягко сизеет, синеет даль, воронежские вольные просторы, начинающиеся уже степи. Полудикие места. Сёла редки, огромны. Жители одеваются и говорят не так, как под Москвою. В степи курганы: караулили татарву...
Как богат мир и как мало его знаешь, как быстры дни, уносящие
нашу жизнь...
Борис Константинович Зайцев (1881-1972), "Отблески Вечного"
#Зайцев #Россия #цитаты
✍ Безвременник прекрасный
Меня поселили во флигеле - целый особняк с кабинетом, гостиной, кухней... Здесь разбил я свой шатёр - несколько книг да рукописи. Если бы отец видел меня тут, он ещё более убедился бы в бесцельности моего путешествия: проехать несколько сот верст, чтобы из одного флигеля переселиться в другой! Но при всём своём здравом смысле отец именно не был бы прав, ибо при подобном флигеле и тех же рукописях моё воронежское бытие не было повторением домашнего - оркестр исполнял уже другую пьесу, из которой нечто слушатель выносил иное.
Каждый день по утрам я работал, а потом шёл двором в большой дом завтракать, мимо колодца, о котором не раз вспоминал много позже. Ибо именно здесь, через несколько лет, тёмной ночью зарыла Глафира со своей нянькой домашнее серебро - остатки - чтобы никогда потом не откопать его, как никогда не увидать и Воронежа.
Но сейчас ещё всё существовало. Дни в Воронеже были тихие, слегка туманные, без холодов. Иногда даже казалось, что теплом вот-вот повеет с юга. Завтракали не так весело, но торжественно и обильно.
Панкратий Порфирыч в своём сюртуке, худой и бесстрастный, жена его Марфа Ильинична, тёплая, круглая женщина из Островского - это основы. Мы - наслоения. И вот мы с доцентом неукоснительно выпивали по чарочке, по другой и по третьей. Марфа Ильинична угощала приветливо, Панкратий Порфирыч прохладно, но вежливо. Глафира смотрела карими, небольшими, бессветными своими глазами, улыбалась, её смуглые руки спокойно передавали тарелку с индюшкой, заливное, закуски. Она была очень сильна. Тяжеловатая кровь, густая, воронежских мукомолов, ходила в ней не торопясь - и никогда не бывало ей весело. Это, впрочем, стиль дома: не весело, и весело быть не может, хотя всё полно света, огромные комнаты теплы, пахнет ёлкой, под потолок вздымающейся в зале соседней.
После завтрака мы играем с доцентом в шахматы, за отличным столиком, около печи в тёмно-зеленой гостиной. Панкратий Порфирыч медленно ходит по зале, из конца в конец, мимо ёлки, в молчании и дневном белом свете. Паркет под ним чуть поскрипывает. Он идёт, наконец, в кабинет, заниматься воображаемыми делами, а вечером, в девять, уедет в клуб.
Трудно себе представить, что через несколько лет этому молчаливому человеку, глубоко верящему в силу своих денег, придётся тайком бежать в Москву, бедствовать и скитаться.
Днём гулял я и один по Воронежу. Нешумный город и просторный. Доходил до монастыря св. Митрофания Воронежского. Помнится, от него вид обширнейший. Вниз по скату идут слободы и старинная часть города, домишки петровских времён, низенькие казармы жёлтые, а за ними мягко сизеет, синеет даль, воронежские вольные просторы, начинающиеся уже степи. Полудикие места. Сёла редки, огромны. Жители одеваются и говорят не так, как под Москвою. В степи курганы: караулили татарву...
Как богат мир и как мало его знаешь, как быстры дни, уносящие
нашу жизнь...
Борис Константинович Зайцев (1881-1972), "Отблески Вечного"
#Зайцев #Россия #цитаты
✍ Безвременник прекрасный
❤🔥8🔥5❤4👏2👍1
Весна в работах Виталия Зайцева (1974 г.р.); холст, масло.
---
Снега потемнеют синие
Вдоль загородных дорог,
И воды зайдут низинами
В прозрачный еще лесок,
Недвижимой гладью прикинутся
И разом — в сырой ночи
В поход отовсюду ринутся,
Из русел выбив ручьи.
И, сонная, талая,
Земля обвянет едва,
Листву прошивая старую,
Пойдет строчить трава,
И с ветром нежно-зеленая
Ольховая пыльца,
Из детских лет донесенная,
Как тень, коснется лица.
И сердце почует заново,
Что свежесть поры любой
Не только была да канула,
А есть и будет с тобой.
Александр Твардовский, 1965 год.
#Зайцев #Твардовский #Россия #стихи
✍ Безвременник прекрасный
---
Снега потемнеют синие
Вдоль загородных дорог,
И воды зайдут низинами
В прозрачный еще лесок,
Недвижимой гладью прикинутся
И разом — в сырой ночи
В поход отовсюду ринутся,
Из русел выбив ручьи.
И, сонная, талая,
Земля обвянет едва,
Листву прошивая старую,
Пойдет строчить трава,
И с ветром нежно-зеленая
Ольховая пыльца,
Из детских лет донесенная,
Как тень, коснется лица.
И сердце почует заново,
Что свежесть поры любой
Не только была да канула,
А есть и будет с тобой.
Александр Твардовский, 1965 год.
#Зайцев #Твардовский #Россия #стихи
✍ Безвременник прекрасный
❤19❤🔥10🔥6🕊5👍1😁1