В периоды, когда преуспеяние становится всеобщим, ценность бедняков в стране возрастает и нациям, которые бедными небогаты, приходится ввозить нуждающихся из менее развитых стран, ибо для порядочных граждан труд становится унизительным. Порой приходится даже повышать заработную плату. Прогрессу цивилизации очень повезло в том отношении, что бедных всегда хватает. Иначе кто бы стал исполнять грязную работу?
Голландцы, надо отдать им должное, были самым передовым в рассуждении социального обеспечения народом.
В 1646 году, в котором Рембрандту надлежало окончательно расплатиться за дом, детей в Голландии уже нельзя было заставлять работать больше четырнадцати часов в день.
Голландским кондитерам запретили даже выставлять в витринах наиболее изукрашенные произведения их искусства, «дабы оные не огорчали людей, слишком бедных, чтобы таковые купить, и не возбуждали в их душах прискорбно алчных инстинктов».
В 1632 году, когда Рембрандт написал «Урок анатомии доктора Николаса Тюлпа», муниципалитет Амстердама проголосовал в пользу запрета дальнейших религиозных диспутов между сектами кальвинистов, поскольку такие диспуты создавали препятствия для продуктивной деловой деятельности.
За год до этого Рембрандт завершил своего «Ростовщика».
Не приходится сомневаться, что, когда он, семнадцатилетний, вернулся в Лейден и завел там мастерскую в студии, которую снял на пару с другим художником, Яном Ливенсом, дела у него шли хорошо, и в том же году было объявлено о подписании торгового договора с Персией, а территория, названная Новыми Нидерландами, была формально, хоть и без политического оформления этого факта, присоединена к Голландии в качестве провинции. Территории Нового Света в бессчетное число раз превышали размерами территорию их владельца, не представляя сколько-нибудь приметной ценности для нации, желавшей прежде всего живых денег и товаров для перепродажи, а уж затем земель, которые еще нужно колонизировать. Только в одном месте на земном шаре голландцы углубились в захваченные ими земли, чтобы основать постоянные поселения. Место называется Южной Африкой, и все мы видим, что из этого вышло.
Ливенс был на год моложе Рембрандта и как живописец уже превосходил его известностью.
С возвращением Рембрандта в Лейден англо-голландский альянс решил послать в Атлантику корабли для борьбы с испанцами, и примерно в это же время голландцы казнили десятерых англичан, высадившихся на Амбоне в Молукках с опрометчивыми фантазиями насчет основания собственной торговли пряностями.
Когда Рембрандту исполнилось девятнадцать, принц Мориц умер, оставив наследником принца Фридриха Генриха, который выстроил в Гааге небольшой дворец, обзавелся скромным двором и до своей кончины в 1647 году успел купить у Рембрандта по меньшей мере пятнадцать полотен.
Прошло немного времени после вступления принца Фридриха Генриха в должность штатгальтера, когда его высококультурный секретарь Константин Хейгенс наткнулся в Лейдене на двух молодых живописцев, возбудивших в нем восторг и надежды по части национального искусства, которое сможет соперничать с итальянским, а фламандское с испанским и вовсе превзойдет, а еще годом раньше Петер Минуит, генерал-губернатор территорий голландской Вест-Индской компании в Северной Америке, купил остров Манхэттен у индейцев-ваппингеров, которым он не принадлежал, отдав за него партию бус и рыболовных крючков общей стоимостью в двадцать четыре доллара.
Петера Минуита сместили, и когда в 1667 году, по завершении второй англо-голландской войны, остров перешел к англичанам, ни компания, ни голландское правительство так и не получили обратно бус и рыболовных крючков общей стоимостью в двадцать четыре доллара.
Джозеф Хеллер, "Вообрази себе картину", 1988 год.
#Хеллер #США #цитаты
✍ Безвременник прекрасный
Голландцы, надо отдать им должное, были самым передовым в рассуждении социального обеспечения народом.
В 1646 году, в котором Рембрандту надлежало окончательно расплатиться за дом, детей в Голландии уже нельзя было заставлять работать больше четырнадцати часов в день.
Голландским кондитерам запретили даже выставлять в витринах наиболее изукрашенные произведения их искусства, «дабы оные не огорчали людей, слишком бедных, чтобы таковые купить, и не возбуждали в их душах прискорбно алчных инстинктов».
В 1632 году, когда Рембрандт написал «Урок анатомии доктора Николаса Тюлпа», муниципалитет Амстердама проголосовал в пользу запрета дальнейших религиозных диспутов между сектами кальвинистов, поскольку такие диспуты создавали препятствия для продуктивной деловой деятельности.
За год до этого Рембрандт завершил своего «Ростовщика».
Не приходится сомневаться, что, когда он, семнадцатилетний, вернулся в Лейден и завел там мастерскую в студии, которую снял на пару с другим художником, Яном Ливенсом, дела у него шли хорошо, и в том же году было объявлено о подписании торгового договора с Персией, а территория, названная Новыми Нидерландами, была формально, хоть и без политического оформления этого факта, присоединена к Голландии в качестве провинции. Территории Нового Света в бессчетное число раз превышали размерами территорию их владельца, не представляя сколько-нибудь приметной ценности для нации, желавшей прежде всего живых денег и товаров для перепродажи, а уж затем земель, которые еще нужно колонизировать. Только в одном месте на земном шаре голландцы углубились в захваченные ими земли, чтобы основать постоянные поселения. Место называется Южной Африкой, и все мы видим, что из этого вышло.
Ливенс был на год моложе Рембрандта и как живописец уже превосходил его известностью.
С возвращением Рембрандта в Лейден англо-голландский альянс решил послать в Атлантику корабли для борьбы с испанцами, и примерно в это же время голландцы казнили десятерых англичан, высадившихся на Амбоне в Молукках с опрометчивыми фантазиями насчет основания собственной торговли пряностями.
Когда Рембрандту исполнилось девятнадцать, принц Мориц умер, оставив наследником принца Фридриха Генриха, который выстроил в Гааге небольшой дворец, обзавелся скромным двором и до своей кончины в 1647 году успел купить у Рембрандта по меньшей мере пятнадцать полотен.
Прошло немного времени после вступления принца Фридриха Генриха в должность штатгальтера, когда его высококультурный секретарь Константин Хейгенс наткнулся в Лейдене на двух молодых живописцев, возбудивших в нем восторг и надежды по части национального искусства, которое сможет соперничать с итальянским, а фламандское с испанским и вовсе превзойдет, а еще годом раньше Петер Минуит, генерал-губернатор территорий голландской Вест-Индской компании в Северной Америке, купил остров Манхэттен у индейцев-ваппингеров, которым он не принадлежал, отдав за него партию бус и рыболовных крючков общей стоимостью в двадцать четыре доллара.
Петера Минуита сместили, и когда в 1667 году, по завершении второй англо-голландской войны, остров перешел к англичанам, ни компания, ни голландское правительство так и не получили обратно бус и рыболовных крючков общей стоимостью в двадцать четыре доллара.
Джозеф Хеллер, "Вообрази себе картину", 1988 год.
#Хеллер #США #цитаты
✍ Безвременник прекрасный
Застывшие волны в фотообъективе Шона Смита (Shaun Smith)
---
Приехать к морю в несезон,
помимо матирьяльных выгод,
имеет тот ещё резон,
что это - временный, но выход
за скобки года, из ворот
тюрьмы. Посмеиваясь криво,
пусть Время взяток не берёт,
Пространство, друг, сребролюбиво!
Орёл двугривенника прав,
Четыре времени поправ!
Здесь виноградники с холма
Бегут темно-зеленым туком.
Хозяйки белые дома
Здесь топят розоватым буком.
Петух вечерний голосит
Крутя замедленное сальто,
Луна разбиться не грозит
О гладь щербатую асфальта.
Её и тьму других светил
Залив бы с лёгкостью вместил.
Когда так много позади
Всего, в особенности - горя,
Поддержки чьей-нибудь не жди,
Сядь в поезд, высадись у моря.
Оно обширнее. Оно
И глубже. Это превосходство -
Не слишком радостное. Но
Уж если чувствовать сиротство,
то лучше в тех местах, чей вид
волнует, нежели язвит.
Иосиф Бродский, 1969 год.
#Смит #Бродский #Россия #США #фото #стихи
✍ Безвременник прекрасный
---
Приехать к морю в несезон,
помимо матирьяльных выгод,
имеет тот ещё резон,
что это - временный, но выход
за скобки года, из ворот
тюрьмы. Посмеиваясь криво,
пусть Время взяток не берёт,
Пространство, друг, сребролюбиво!
Орёл двугривенника прав,
Четыре времени поправ!
Здесь виноградники с холма
Бегут темно-зеленым туком.
Хозяйки белые дома
Здесь топят розоватым буком.
Петух вечерний голосит
Крутя замедленное сальто,
Луна разбиться не грозит
О гладь щербатую асфальта.
Её и тьму других светил
Залив бы с лёгкостью вместил.
Когда так много позади
Всего, в особенности - горя,
Поддержки чьей-нибудь не жди,
Сядь в поезд, высадись у моря.
Оно обширнее. Оно
И глубже. Это превосходство -
Не слишком радостное. Но
Уж если чувствовать сиротство,
то лучше в тех местах, чей вид
волнует, нежели язвит.
Иосиф Бродский, 1969 год.
#Смит #Бродский #Россия #США #фото #стихи
✍ Безвременник прекрасный
Мы живём в эпоху абсурда, когда несовместимые начала сосуществуют бок о бок в пределах одной человеческой души; когда ни в чём не видно смысла; когда исчез цементирующий центр и мир разваливается по частям. И пусть будни, хоть и в лихорадочной спешке, всё же катятся своей чередой, и нам удаётся жить-поживать как ни в чём не бывало: это возможно лишь потому, что мы не думаем или не хотим задуматься. И недаром — обстановка вокруг не из приятных. Но только тот, кто думает, кто хочет понять подлинный ход вещей под пёстрым покровом будней, только тот способен найти себе хоть какое-то место в этом странном сегодняшнем мире, обнаружить в нём хоть какую-то "норму".
Серафим Роуз (1934-1982), "Человек наизнанку. Философия абсурда"
#Роуз #США #цитаты
✍ Безвременник прекрасный
Серафим Роуз (1934-1982), "Человек наизнанку. Философия абсурда"
#Роуз #США #цитаты
✍ Безвременник прекрасный
Восхитительные вазы-бегонии художницы Сюзан Андерсон; керамика.
#Андерсон #США #керамика
✍ Безвременник прекрасный
#Андерсон #США #керамика
✍ Безвременник прекрасный
Дорогой Симонов!
…Книга Ваша пришла вчера вечером. Я читал ее сегодня и напишу Вам в Москву, когда кончу ее… Мне следовало бы прочитать ее сейчас же, как только она была переведена, но тогда я только что вернулся с фронта и не в состоянии был читать книг о войне. Как бы хороши они ни были. Уверен, что Вы поймете, что я хочу сказать. После первой мировой войны, в которой я участвовал, я не мог писать о ней почти девять лет. После испанской войны я должен был писать немедленно, потому что я знал, что следующая война надвигается быстро, и чувствовал, что времени остается мало. В эту войну у меня сильно пострадала голова (три раза), и меня мучили головные боли. Но в конце концов я снова взялся за перо, и дело пошло, но только и после 800 страниц рукописи романа я все еще не добрался до войны. Но если со мной ничего не случится, он захватит и войну. Надеюсь, он мне удастся.
Всю эту войну я надеялся повоевать вместе с войсками Советского Союза и повидать, как здорово вы деретесь, но я не считал себя вправе быть военным корреспондентом в ваших рядах, во-первых, потому, что я не говорю по-русски, и, во-вторых, потому, что я считал, что буду полезнее в уничтожении «кочерыжек» (так мы прозвали немцев) на другой работе. Почти два года я провел в море на тяжелых заданиях. Потом отравился в Англию и перед вторжением летал с Королевским воздушным флотом как военный корреспондент, участвовал в высадке в Нормандии и потом остальную кампанию провел с 1 й пехотной дивизией. В Королевском воздушном флоте я хорошо, но бесполезно провел время. В 4-й дивизии, в составе 22-го пехотного полка я старался быть полезным, зная французский язык и страну, и имел возможность работать в авангардных отрядах маки. Хорошо было с ними, и Вам бы это понравилось. Помню, что когда мы раньше армии вошли в Париж и армия вслед за нами заняла город, Андре Мальро пришел повидать меня и спросил, сколько человек было у меня под командой. Я ему сказал, что больше двухсот не бывало, а обычно человек от 16 до 60. Он успокоился и был очень доволен, потому что, сказал он, под его командой было 2000 человек. А вопроса о литературном престиже мы при этом не касались.
Вот уже с осени 1945-го я пишу с таким усердием и почти без перерыва, и недели, месяцы проносятся так быстро, что не успеешь оглянуться, как умрешь.
...Переведены ли на английский язык Ваши стихи и военные дневники? Я бы очень хотел их прочесть. Мне понятно то, о чем Вы говорите. Как, по Вашим словам, и Вам понятно, о чем я говорю. В конце концов, мир уже достаточно стар для того, чтобы писатели научились понимать друг друга. Народ везде такой хороший, понятливый и доброжелательный, и, конечно, все прекрасно поняли бы друг друга, если бы существовало истинное взаимопонимание вместо повторных махинаций Черчилля, который делает сейчас то же, что он делал в 1918 — 1919 гг., чтобы сохранить то, что может быть сохранено сейчас только войной. Простите, что я заговорил о политике. Я знаю ходячее мнение, что в этой области я способен только на глупости. Но я знаю, что никто не препятствует дружбе наших стран…
Есть в Советском Союзе молодой (теперь, должно быть, старый) человек по имени Кашкин. Говорят, рыжеволосый (теперь, должно быть, седой). Он лучший из всех критиков и переводчиков, какие мною когда-либо занимались. Если повстречаете его, пожалуйста, передайте ему мои лучшие пожелания. Был ли переведен на русский язык роман «По ком звонит колокол»? Я читал статью о нем Эренбурга, но о переводе не слышал. Его можно было бы издать с небольшими изменениями или пропуском некоторых имен. Мне бы хотелось, чтобы Вы прочли его. Он не о той войне, какую мы пережили за эти несколько лет. Но как рассказ о малой партизанской войне — и то неплохо; и там есть место о том, как мы убиваем фашистов, которое должно Вам понравиться.
Желаю удачи и счастливого пути!
Ваш друг
Эрнест Хемингуэй.
Эрнест Хемингуэй, из письма Константину Симонову, 1946 год.
#Хэмингуэй #США #цитаты
✍️ Безвременник прекрасный
…Книга Ваша пришла вчера вечером. Я читал ее сегодня и напишу Вам в Москву, когда кончу ее… Мне следовало бы прочитать ее сейчас же, как только она была переведена, но тогда я только что вернулся с фронта и не в состоянии был читать книг о войне. Как бы хороши они ни были. Уверен, что Вы поймете, что я хочу сказать. После первой мировой войны, в которой я участвовал, я не мог писать о ней почти девять лет. После испанской войны я должен был писать немедленно, потому что я знал, что следующая война надвигается быстро, и чувствовал, что времени остается мало. В эту войну у меня сильно пострадала голова (три раза), и меня мучили головные боли. Но в конце концов я снова взялся за перо, и дело пошло, но только и после 800 страниц рукописи романа я все еще не добрался до войны. Но если со мной ничего не случится, он захватит и войну. Надеюсь, он мне удастся.
Всю эту войну я надеялся повоевать вместе с войсками Советского Союза и повидать, как здорово вы деретесь, но я не считал себя вправе быть военным корреспондентом в ваших рядах, во-первых, потому, что я не говорю по-русски, и, во-вторых, потому, что я считал, что буду полезнее в уничтожении «кочерыжек» (так мы прозвали немцев) на другой работе. Почти два года я провел в море на тяжелых заданиях. Потом отравился в Англию и перед вторжением летал с Королевским воздушным флотом как военный корреспондент, участвовал в высадке в Нормандии и потом остальную кампанию провел с 1 й пехотной дивизией. В Королевском воздушном флоте я хорошо, но бесполезно провел время. В 4-й дивизии, в составе 22-го пехотного полка я старался быть полезным, зная французский язык и страну, и имел возможность работать в авангардных отрядах маки. Хорошо было с ними, и Вам бы это понравилось. Помню, что когда мы раньше армии вошли в Париж и армия вслед за нами заняла город, Андре Мальро пришел повидать меня и спросил, сколько человек было у меня под командой. Я ему сказал, что больше двухсот не бывало, а обычно человек от 16 до 60. Он успокоился и был очень доволен, потому что, сказал он, под его командой было 2000 человек. А вопроса о литературном престиже мы при этом не касались.
Вот уже с осени 1945-го я пишу с таким усердием и почти без перерыва, и недели, месяцы проносятся так быстро, что не успеешь оглянуться, как умрешь.
...Переведены ли на английский язык Ваши стихи и военные дневники? Я бы очень хотел их прочесть. Мне понятно то, о чем Вы говорите. Как, по Вашим словам, и Вам понятно, о чем я говорю. В конце концов, мир уже достаточно стар для того, чтобы писатели научились понимать друг друга. Народ везде такой хороший, понятливый и доброжелательный, и, конечно, все прекрасно поняли бы друг друга, если бы существовало истинное взаимопонимание вместо повторных махинаций Черчилля, который делает сейчас то же, что он делал в 1918 — 1919 гг., чтобы сохранить то, что может быть сохранено сейчас только войной. Простите, что я заговорил о политике. Я знаю ходячее мнение, что в этой области я способен только на глупости. Но я знаю, что никто не препятствует дружбе наших стран…
Есть в Советском Союзе молодой (теперь, должно быть, старый) человек по имени Кашкин. Говорят, рыжеволосый (теперь, должно быть, седой). Он лучший из всех критиков и переводчиков, какие мною когда-либо занимались. Если повстречаете его, пожалуйста, передайте ему мои лучшие пожелания. Был ли переведен на русский язык роман «По ком звонит колокол»? Я читал статью о нем Эренбурга, но о переводе не слышал. Его можно было бы издать с небольшими изменениями или пропуском некоторых имен. Мне бы хотелось, чтобы Вы прочли его. Он не о той войне, какую мы пережили за эти несколько лет. Но как рассказ о малой партизанской войне — и то неплохо; и там есть место о том, как мы убиваем фашистов, которое должно Вам понравиться.
Желаю удачи и счастливого пути!
Ваш друг
Эрнест Хемингуэй.
Эрнест Хемингуэй, из письма Константину Симонову, 1946 год.
#Хэмингуэй #США #цитаты
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM