А в то время, когда мы жили с папой вместе, случилось однажды вот что. Было Вербное воскресение. С завтрашнего дня начиналось говение, нужно было утром встань к заутрене в пять часов. Но пусть рассказывает мой тогдашний дневник.
11 апреля 1883 г.
Понедельник Страстной недели
Половина 10-го утра
Я нахожусь теперь в самом скверном расположении духа, несмотря на то, что говею. Расскажу то, что случилось вчера вечером, Я лег спать в половине одиннадцатого, потому что на другой день надо было встать в 5 часов для того, чтобы идти к заутрене. Но до половины двенадцатого я не мог заснуть оттого, что клопы страшно надоели.
Посыпав постель персидской ромашкой, я улегся и начал уже засыпать. Но в комнату вошла мама со свечкой, поставила ее рядом с лампой (горящей) и начала разговаривать с папой. Двойной свет падал мне прямо в лицо. Папа с мамой разговаривали, конечно, громко, так что я окончательно потерял возможность заснуть. Уж я ворочался, ворочался! Да скоро ли она уйдет? Уж половина первого, — а мне завтра вставать в 5 часов. Я даже несколько раз проворчал это под нос. Папа и мама несколько раз спрашивали меня, клопы меня кусают, что ли? Я молчал. Уж я отворачивался, кутался в одеяло, — жара страшная, весь вспотел, а свет так и режет глаза.
Отворотишься к стене, — свет отражается от нее и все-таки бьет в глаза. Я, наконец, не вытерпел. Я довольно громко «хныкнул». «Чего он там? — спросила мама, — клопы его, что ли, кусают?» — «Никакие клопы меня не кусают», — отвечал я. — «Так чего ж ты хнычешь?» — «Оттого, — сказал я, — что мне завтра в пять часов вставать». — «А, брат, так в таком случае это с твоей стороны свинство, — протянула мама, — мне самой завтра в пять часов вставать». — «Вот дал бы я тебе — в пять часов вставать!» — закричал на меня папа. Мама встала и ушла из комнаты. Папа потушил лампу и лег спать, еще раз повторив: «Задал бы я тебе — в пять часов вставать!..»
Сегодня папа со мной разговаривать не хочет и не смотрит на меня. Мама уехала во Владычню… Но я не виноват! Я сначала молчал; когда они меня спрашивали, что со мной, я не отвечал. А когда, наконец, добились ответа, то говорят, что это свинство! В чем же свинство! Я не понимаю. Если я теперь и попрошу у папы прощения, то это все равно будет только лицемерие, потому что просят прощения тогда, когда сознают себя виноватыми, а я себя не признаю виноватым… А интересно мне вот что: считают ли они себя хоть на капельку виноватыми? Наверно нет. Прошли те времена, когда по домостроевским идеалам обращались родителя с детьми, как с вещами; я имею право требовать, чтобы со мною обращались как с человеком, а не как с скотиною.
Поэтому, повторяю, если я буду просить прощения, — что придется скоро сделать, потому что послезавтра я буду исповедываться, — то, прося прощения, я не буду раскаиваться в своем поступке, потому что я не виноват.
3 часа дня
Ей, Господи, царю! Даруй ми зрети моя прегрешения не осуждати брата моего!
Что я такое написал? А еще говею! Я спрашивал себя, в чем состоит мои проступок? А вот в чем: я нарушил пятую заповедь: «Чти отца твоего и матерь твою»! Значит, я виноват и должен просить прощения!
4 часа дня
Я сейчас попросил у папы прощения. Я — подлец! Я осмеливался писать там: «без стеснения говорить», «двойной свет» и т. д. Бедный папа бьется из всех сил, чтобы сколотить хоть немного денег Мише и мне в университет, здесь горе за горем следует, — Миша в горном институте провалился по химии, денег нет, практика становится все меньше, Владычия берет деньги только в себя и ничего не возвращает,— а я здесь со своими домостроевскими началами! Бедный папа себе во всем отказывает, — ходит в старых панталонах, в изодранной шубе, — всё для нас. И вот в это время, когда он, и забыв, я думаю, обо мне, разговаривал с мамою об этих затруднительных обстоятельствах, вдруг я со своими протестами!.. О, я негодяй, негодяй! И еще я себя воображал какою-то угнетенною невинностью!
Вересаев Викентий Викентьевич, "В годы моей юности", 1927 год.
#Вересаев #Россия #цитаты
✍️ Безвременник прекрасный
11 апреля 1883 г.
Понедельник Страстной недели
Половина 10-го утра
Я нахожусь теперь в самом скверном расположении духа, несмотря на то, что говею. Расскажу то, что случилось вчера вечером, Я лег спать в половине одиннадцатого, потому что на другой день надо было встать в 5 часов для того, чтобы идти к заутрене. Но до половины двенадцатого я не мог заснуть оттого, что клопы страшно надоели.
Посыпав постель персидской ромашкой, я улегся и начал уже засыпать. Но в комнату вошла мама со свечкой, поставила ее рядом с лампой (горящей) и начала разговаривать с папой. Двойной свет падал мне прямо в лицо. Папа с мамой разговаривали, конечно, громко, так что я окончательно потерял возможность заснуть. Уж я ворочался, ворочался! Да скоро ли она уйдет? Уж половина первого, — а мне завтра вставать в 5 часов. Я даже несколько раз проворчал это под нос. Папа и мама несколько раз спрашивали меня, клопы меня кусают, что ли? Я молчал. Уж я отворачивался, кутался в одеяло, — жара страшная, весь вспотел, а свет так и режет глаза.
Отворотишься к стене, — свет отражается от нее и все-таки бьет в глаза. Я, наконец, не вытерпел. Я довольно громко «хныкнул». «Чего он там? — спросила мама, — клопы его, что ли, кусают?» — «Никакие клопы меня не кусают», — отвечал я. — «Так чего ж ты хнычешь?» — «Оттого, — сказал я, — что мне завтра в пять часов вставать». — «А, брат, так в таком случае это с твоей стороны свинство, — протянула мама, — мне самой завтра в пять часов вставать». — «Вот дал бы я тебе — в пять часов вставать!» — закричал на меня папа. Мама встала и ушла из комнаты. Папа потушил лампу и лег спать, еще раз повторив: «Задал бы я тебе — в пять часов вставать!..»
Сегодня папа со мной разговаривать не хочет и не смотрит на меня. Мама уехала во Владычню… Но я не виноват! Я сначала молчал; когда они меня спрашивали, что со мной, я не отвечал. А когда, наконец, добились ответа, то говорят, что это свинство! В чем же свинство! Я не понимаю. Если я теперь и попрошу у папы прощения, то это все равно будет только лицемерие, потому что просят прощения тогда, когда сознают себя виноватыми, а я себя не признаю виноватым… А интересно мне вот что: считают ли они себя хоть на капельку виноватыми? Наверно нет. Прошли те времена, когда по домостроевским идеалам обращались родителя с детьми, как с вещами; я имею право требовать, чтобы со мною обращались как с человеком, а не как с скотиною.
Поэтому, повторяю, если я буду просить прощения, — что придется скоро сделать, потому что послезавтра я буду исповедываться, — то, прося прощения, я не буду раскаиваться в своем поступке, потому что я не виноват.
3 часа дня
Ей, Господи, царю! Даруй ми зрети моя прегрешения не осуждати брата моего!
Что я такое написал? А еще говею! Я спрашивал себя, в чем состоит мои проступок? А вот в чем: я нарушил пятую заповедь: «Чти отца твоего и матерь твою»! Значит, я виноват и должен просить прощения!
4 часа дня
Я сейчас попросил у папы прощения. Я — подлец! Я осмеливался писать там: «без стеснения говорить», «двойной свет» и т. д. Бедный папа бьется из всех сил, чтобы сколотить хоть немного денег Мише и мне в университет, здесь горе за горем следует, — Миша в горном институте провалился по химии, денег нет, практика становится все меньше, Владычия берет деньги только в себя и ничего не возвращает,— а я здесь со своими домостроевскими началами! Бедный папа себе во всем отказывает, — ходит в старых панталонах, в изодранной шубе, — всё для нас. И вот в это время, когда он, и забыв, я думаю, обо мне, разговаривал с мамою об этих затруднительных обстоятельствах, вдруг я со своими протестами!.. О, я негодяй, негодяй! И еще я себя воображал какою-то угнетенною невинностью!
Вересаев Викентий Викентьевич, "В годы моей юности", 1927 год.
#Вересаев #Россия #цитаты
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
— Точно так же в холодную ночь грелся у костра апостол Петр, — сказал студент, протягивая к огню руки. — Значит, и тогда было холодно. Ах, какая то была страшная ночь, бабушка! До чрезвычайности унылая, длинная ночь!
Он посмотрел кругом на потемки, судорожно встряхнул головой и спросил:
— Небось, была на двенадцати евангелиях?
— Была, — ответила Василиса.
— Если помнишь, во время тайной вечери Петр сказал Иисусу: «С тобою я готов и в темницу, и на смерть». А Господь ему на это: «Говорю тебе, Петр, не пропоет сегодня петел, то есть петух, как ты трижды отречешься, что не знаешь Меня». После вечери Иисус смертельно тосковал в саду и молился, а бедный Петр истомился душой, ослабел, веки у него отяжелели, и он никак не мог побороть сна. Спал. Потом, ты слышала, Иуда в ту же ночь поцеловал Иисуса и предал Его мучителям. Его связанного вели к первосвященнику и били, а Петр, изнеможенный, замученный тоской и тревогой, понимаешь ли, не выспавшийся, предчувствуя, что вот-вот на земле произойдет что-то ужасное, шел вслед... Он страстно, без памяти любил Иисуса, и теперь видел издали, как Его били...
Лукерья оставила ложки и устремила неподвижный взгляд на студента.
— Пришли к первосвященнику, — продолжал он, — Иисуса стали допрашивать, а работники тем временем развели среди двора огонь, потому что было холодно, и грелись. С ними около костра стоял Петр и тоже грелся, как вот я теперь. Одна женщина, увидев его, сказала: «И этот был с Иисусом», то есть, что и его, мол, нужно вести к допросу. И все работники, что находились около огня, должно быть, подозрительно и сурово поглядели на него, потому что он смутился и сказал: «Я не знаю Его». Немного погодя опять кто-то узнал в нем одного из учеников Иисуса и сказал: «И ты из них». Но он опять отрекся. И в третий раз кто-то обратился к нему: «Да не тебя ли сегодня я видел с Ним в саду?» Он третий раз отрекся. И после этого раза тотчас же запел петух, и Петр, взглянув издали на Иисуса, вспомнил слова, которые Он сказал ему на вечери... Вспомнил, очнулся, пошел со двора и горько-горько заплакал. В Евангелии сказано: «И исшед вон, плакася горько». Воображаю: тихий-тихий, темный-темный сад, и в тишине едва слышатся глухие рыдания...
Студент вздохнул и задумался. Продолжая улыбаться, Василиса вдруг всхлипнула, слезы, крупные, изобильные, потекли у нее по щекам, и она заслонила рукавом лицо от огня, как бы стыдясь своих слез, а Лукерья, глядя неподвижно на студента, покраснела, и выражение у нее стало тяжелым, напряженным, как у человека, который сдерживает сильную боль.
Работники возвращались с реки, и один из них верхом на лошади был уже близко, и свет от костра дрожал на нем. Студент пожелал вдовам спокойной ночи и пошел дальше. И опять наступили потемки, и стали зябнуть руки. Дул жестокий ветер, в самом деле возвращалась зима, и не было похоже, что послезавтра Пасха.
Теперь студент думал о Василисе: если она заплакала, то, значит, всё, происходившее в ту страшную ночь с Петром, имеет к ней какое-то отношение...
Он оглянулся. Одинокий огонь спокойно мигал в темноте, и возле него уже не было видно людей. Студент опять подумал, что если Василиса заплакала, а ее дочь смутилась, то, очевидно, то, о чем он только что рассказывал, что происходило девятнадцать веков назад, имеет отношение к настоящему — к обеим женщинам и, вероятно, к этой пустынной деревне, к нему самому, ко всем людям. Если старуха заплакала, то не потому, что он умеет трогательно рассказывать, а потому, что Петр ей близок, и потому, что она всем своим существом заинтересована в том, что происходило в душе Петра.
И радость вдруг заволновалась в его душе, и он даже остановился на минуту, чтобы перевести дух. Прошлое, думал он, связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой.
Антон Павлович Чехов, "Студент", 1895 год.
#Чехов #Россия #цитаты
✍️ Безвременник прекрасный
Он посмотрел кругом на потемки, судорожно встряхнул головой и спросил:
— Небось, была на двенадцати евангелиях?
— Была, — ответила Василиса.
— Если помнишь, во время тайной вечери Петр сказал Иисусу: «С тобою я готов и в темницу, и на смерть». А Господь ему на это: «Говорю тебе, Петр, не пропоет сегодня петел, то есть петух, как ты трижды отречешься, что не знаешь Меня». После вечери Иисус смертельно тосковал в саду и молился, а бедный Петр истомился душой, ослабел, веки у него отяжелели, и он никак не мог побороть сна. Спал. Потом, ты слышала, Иуда в ту же ночь поцеловал Иисуса и предал Его мучителям. Его связанного вели к первосвященнику и били, а Петр, изнеможенный, замученный тоской и тревогой, понимаешь ли, не выспавшийся, предчувствуя, что вот-вот на земле произойдет что-то ужасное, шел вслед... Он страстно, без памяти любил Иисуса, и теперь видел издали, как Его били...
Лукерья оставила ложки и устремила неподвижный взгляд на студента.
— Пришли к первосвященнику, — продолжал он, — Иисуса стали допрашивать, а работники тем временем развели среди двора огонь, потому что было холодно, и грелись. С ними около костра стоял Петр и тоже грелся, как вот я теперь. Одна женщина, увидев его, сказала: «И этот был с Иисусом», то есть, что и его, мол, нужно вести к допросу. И все работники, что находились около огня, должно быть, подозрительно и сурово поглядели на него, потому что он смутился и сказал: «Я не знаю Его». Немного погодя опять кто-то узнал в нем одного из учеников Иисуса и сказал: «И ты из них». Но он опять отрекся. И в третий раз кто-то обратился к нему: «Да не тебя ли сегодня я видел с Ним в саду?» Он третий раз отрекся. И после этого раза тотчас же запел петух, и Петр, взглянув издали на Иисуса, вспомнил слова, которые Он сказал ему на вечери... Вспомнил, очнулся, пошел со двора и горько-горько заплакал. В Евангелии сказано: «И исшед вон, плакася горько». Воображаю: тихий-тихий, темный-темный сад, и в тишине едва слышатся глухие рыдания...
Студент вздохнул и задумался. Продолжая улыбаться, Василиса вдруг всхлипнула, слезы, крупные, изобильные, потекли у нее по щекам, и она заслонила рукавом лицо от огня, как бы стыдясь своих слез, а Лукерья, глядя неподвижно на студента, покраснела, и выражение у нее стало тяжелым, напряженным, как у человека, который сдерживает сильную боль.
Работники возвращались с реки, и один из них верхом на лошади был уже близко, и свет от костра дрожал на нем. Студент пожелал вдовам спокойной ночи и пошел дальше. И опять наступили потемки, и стали зябнуть руки. Дул жестокий ветер, в самом деле возвращалась зима, и не было похоже, что послезавтра Пасха.
Теперь студент думал о Василисе: если она заплакала, то, значит, всё, происходившее в ту страшную ночь с Петром, имеет к ней какое-то отношение...
Он оглянулся. Одинокий огонь спокойно мигал в темноте, и возле него уже не было видно людей. Студент опять подумал, что если Василиса заплакала, а ее дочь смутилась, то, очевидно, то, о чем он только что рассказывал, что происходило девятнадцать веков назад, имеет отношение к настоящему — к обеим женщинам и, вероятно, к этой пустынной деревне, к нему самому, ко всем людям. Если старуха заплакала, то не потому, что он умеет трогательно рассказывать, а потому, что Петр ей близок, и потому, что она всем своим существом заинтересована в том, что происходило в душе Петра.
И радость вдруг заволновалась в его душе, и он даже остановился на минуту, чтобы перевести дух. Прошлое, думал он, связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой.
Антон Павлович Чехов, "Студент", 1895 год.
#Чехов #Россия #цитаты
✍️ Безвременник прекрасный
"Накануне", Смирнов Александр Максимович, 2004 год; холст, масло.
---
У людей пред праздником уборка.
В стороне от этой толчеи
Обмываю миром из ведёрка
Я стопы пречистые Твои.
Шарю и не нахожу сандалий.
Ничего не вижу из-за слёз.
На глаза мне пеленой упали
Пряди распустившихся волос.
Ноги я Твои в подол упёрла,
Их слезами облила, Исус,
Ниткой бус их обмотала с горла,
В волосы зарыла, как в бурнус.
Будущее вижу так подробно,
Словно Ты его остановил.
Я сейчас предсказывать способна
Вещим ясновиденьем сивилл.
Завтра упадёт завеса в храме,
Мы в кружок собьёмся в стороне,
И земля качнётся под ногами,
Может быть, из жалости ко мне.
Перестроятся ряды конвоя,
И начнётся всадников разъезд.
Словно в бурю смерч, над головою
Будет к небу рваться этот крест.
Брошусь на землю у ног распятья,
Обомру и закушу уста.
Слишком многим руки для объятья
Ты раскинешь по концам креста.
Для кого на свете столько шири,
Столько муки и такая мощь?
Есть ли столько душ и жизней в мире?
Столько поселений, рек и рощ?
Но пройдут такие трое суток
И столкнут в такую пустоту,
Что за этот страшный промежуток
Я до Воскресенья дорасту.
Борис Пастернак, 1949 год.
#Смирнов #Пастернак #Россия #живопись #стихи
✍ Безвременник прекрасный
---
У людей пред праздником уборка.
В стороне от этой толчеи
Обмываю миром из ведёрка
Я стопы пречистые Твои.
Шарю и не нахожу сандалий.
Ничего не вижу из-за слёз.
На глаза мне пеленой упали
Пряди распустившихся волос.
Ноги я Твои в подол упёрла,
Их слезами облила, Исус,
Ниткой бус их обмотала с горла,
В волосы зарыла, как в бурнус.
Будущее вижу так подробно,
Словно Ты его остановил.
Я сейчас предсказывать способна
Вещим ясновиденьем сивилл.
Завтра упадёт завеса в храме,
Мы в кружок собьёмся в стороне,
И земля качнётся под ногами,
Может быть, из жалости ко мне.
Перестроятся ряды конвоя,
И начнётся всадников разъезд.
Словно в бурю смерч, над головою
Будет к небу рваться этот крест.
Брошусь на землю у ног распятья,
Обомру и закушу уста.
Слишком многим руки для объятья
Ты раскинешь по концам креста.
Для кого на свете столько шири,
Столько муки и такая мощь?
Есть ли столько душ и жизней в мире?
Столько поселений, рек и рощ?
Но пройдут такие трое суток
И столкнут в такую пустоту,
Что за этот страшный промежуток
Я до Воскресенья дорасту.
Борис Пастернак, 1949 год.
#Смирнов #Пастернак #Россия #живопись #стихи
✍ Безвременник прекрасный
"Голгофа", Виктор Михайлович Васнецов, 1905 год; холст, масло.
Музей религии, Санкт-Петербург
---
Распятие
«Не рыдай Мене, Мати,
во гробе зрящи»
1
Хор ангелов великий час восславил,
И небеса расплавились в огне.
Отцу сказал: «Почто Меня оставил?»
А Матери: «О, не рыдай Мене…»
2
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
Анна Ахматова, 1938-1940 годы.
#Васнецов #Ахматова #Россия #живопись #стихи
✍️ Безвременник прекрасный
Музей религии, Санкт-Петербург
---
Распятие
«Не рыдай Мене, Мати,
во гробе зрящи»
1
Хор ангелов великий час восславил,
И небеса расплавились в огне.
Отцу сказал: «Почто Меня оставил?»
А Матери: «О, не рыдай Мене…»
2
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
Анна Ахматова, 1938-1940 годы.
#Васнецов #Ахматова #Россия #живопись #стихи
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Не рыдай Мене, Мати...🥀
#Православные_певчие #Россия #музыка
✍️ Безвременник прекрасный
https://rutube.ru/video/9dcb1ba2ac0b841ebd1c66d831a66587/?r=a
#Православные_певчие #Россия #музыка
https://rutube.ru/video/9dcb1ba2ac0b841ebd1c66d831a66587/?r=a
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
RUTUBE
Не рыдай Мене, Мати
Смотрите видео онлайн «Не рыдай Мене, Мати» на канале «Мужской хор "Православные певчие"» в хорошем качестве и бесплатно, опубликованное 29 марта 2025 года в 23:05, длительностью 00:03:33, на видеохостинге RUTUBE.
"Натюрморт с куличами", Юрий Викторович Николаев, 2016 год; холст, масло.
---
В каждом древе распятый Господь,
В каждом колосе тело Христово.
И молитвы пречистое слово
Исцеляет болящую плоть.
Кого когда-то называли люди
Царем в насмешку, Богом в самом деле,
Кто был убит — и Чье орудье пытки
Согрето теплотой моей груди…
Вкусили смерть свидетели Христовы,
И сплетницы-старухи, и солдаты,
И прокуратор Рима — все прошли.
Там, где когда-то возвышалась арка,
Где море билось, где чернел утес, -
Их выпили в вине, вдохнули с пылью жаркой
И с запахом бессмертных роз.
Ржавеет золото и истлевает сталь,
Крошится мрамор — к смерти все готово.
Всего прочнее на земле печаль
И долговечней — царственное слово.
Анна Ахматова, 1945 год.
#Николаев #Ахматова #Россия #живопись #стихи
✍️ Безвременник прекрасный
---
В каждом древе распятый Господь,
В каждом колосе тело Христово.
И молитвы пречистое слово
Исцеляет болящую плоть.
Кого когда-то называли люди
Царем в насмешку, Богом в самом деле,
Кто был убит — и Чье орудье пытки
Согрето теплотой моей груди…
Вкусили смерть свидетели Христовы,
И сплетницы-старухи, и солдаты,
И прокуратор Рима — все прошли.
Там, где когда-то возвышалась арка,
Где море билось, где чернел утес, -
Их выпили в вине, вдохнули с пылью жаркой
И с запахом бессмертных роз.
Ржавеет золото и истлевает сталь,
Крошится мрамор — к смерти все готово.
Всего прочнее на земле печаль
И долговечней — царственное слово.
Анна Ахматова, 1945 год.
#Николаев #Ахматова #Россия #живопись #стихи
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
"На Волге. Внутри Петропавловской церкви в Плесе", Левитан Исаак Ильич, 1888 год; картон, масло.
Государственная Третьяковская галерея, Москва
---
У всенощной на Страстной неделе
На улице шумной – вечерняя служба во храме.
Вхожу в этот тихий, манящий к раздумью приют,
Лампады и свечи мерцают в седом фимиаме,
И певчие в сумраке грустным напевом поют:
«Чертог Твой я вижу в лучах красоты и сиянья,
Одежды же нет у меня, чтобы в оный войти…
Убогое, темное грешной души одеянье,
О Ты, Светодатель, молюсь я Тебе: просвети!»
Алексей Жемчужников (1821–1908)
#Левитан #Жемчужников #Россия #живопись #стихи
✍ Безвременник прекрасный
Государственная Третьяковская галерея, Москва
---
У всенощной на Страстной неделе
На улице шумной – вечерняя служба во храме.
Вхожу в этот тихий, манящий к раздумью приют,
Лампады и свечи мерцают в седом фимиаме,
И певчие в сумраке грустным напевом поют:
«Чертог Твой я вижу в лучах красоты и сиянья,
Одежды же нет у меня, чтобы в оный войти…
Убогое, темное грешной души одеянье,
О Ты, Светодатель, молюсь я Тебе: просвети!»
Алексей Жемчужников (1821–1908)
#Левитан #Жемчужников #Россия #живопись #стихи
✍ Безвременник прекрасный
«Светлая Пасха», Илья Каверзнев; холст, масло.
---
Воскресение Христово
В день Пасхи, радостно играя,
Высоко жаворонок взлетел,
И в небе синем, исчезая,
Песнь воскресению запел.
И песнь ту громко повторяли
И степь, и холм, и темный лес.
«Проснись, земля, – они вещали, –
Проснись: Твой Царь, твой Бог Воскрес!
Проснитесь, горы, долы, реки,
Хвалите Господа с Небес.
Побеждена им смерть вовеки –
Проснись и ты, зеленый лес.
Подснежник, ландыш серебристый,
Фиалка – зацветите вновь
И воссылайте гимн душистый
Тому, Чья заповедь – любовь».
Княжна Елена Горчакова (1824-1897)
#Каверзнев #Горчакова #Россия #живопись #стихи
✍️ Безвременник прекрасный
---
Воскресение Христово
В день Пасхи, радостно играя,
Высоко жаворонок взлетел,
И в небе синем, исчезая,
Песнь воскресению запел.
И песнь ту громко повторяли
И степь, и холм, и темный лес.
«Проснись, земля, – они вещали, –
Проснись: Твой Царь, твой Бог Воскрес!
Проснитесь, горы, долы, реки,
Хвалите Господа с Небес.
Побеждена им смерть вовеки –
Проснись и ты, зеленый лес.
Подснежник, ландыш серебристый,
Фиалка – зацветите вновь
И воссылайте гимн душистый
Тому, Чья заповедь – любовь».
Княжна Елена Горчакова (1824-1897)
#Каверзнев #Горчакова #Россия #живопись #стихи
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Пасха справлялась у нас ещё торжественнее, чем Рождество. К ней готовились целую неделю.
В понедельник, вторник, среду происходила уборка дома: мыли окна, обметали потолки, выносили на двор и выколачивали мебель, ковры, драпировки, и полотёры натирали полы.
В четверг начиналась стряпня: заготовляли пасхи, красили яйца, пекли куличи. В субботу вечером всё было готово, из кладовой принесены были парадные сервизы, и с вечера накрывался стол ещё более парадно, чем на Рождество: те же блюда с индейкой, ветчиной, телятиной, но посреди стола возвышалась пасха, на ней были сделаны из цукатов буквы Х.В.; по обе стороны - два кулича; один жёлтый шафрановый, другой белый, обе верхушки, облитые сахаром, были украшены красными бумажными розами. И гора красных яиц.
В парадных комнатах благоухали живые цветы: гиацинты, розы, жёлтофиоли. Их привозили из садоводства ещё с утра. Садовник приносил их в буфетную на деревянном лотке, раскутывал цветы из войлока, из газетной бумаги и высаживал их в наши жардиньерки; в кабинете отца и в столовой они ставились на подоконник в красивых фарфоровых горшках. Затем приносили корзины с цветами с привязанными к ним визитными карточками. Это были подношения к празднику от родных и знакомых матери и сёстрам.
К 11 часам вечера все наши - мать, сёстры, братья и вся прислуга - одевались в нарядные платья и собирались в церковь. Нас, младших, брали к заутрене только после того, как мы говели, то есть восьми лет. А до тех пор мы оставались дома одни с нашей бонной. Все уходили в церковь, в доме гасили огни, и кругом наставала какая-то совсем особенная тишина.
Двор с вечера был густо посыпан красным песком, и до утра на нём не было видно следов шагов и колёс. По тротуару бесшумно проходили женские фигуры - это наша прислуга с узелочками в руках несла в церковь святить пасхи и куличи. За ними в молчании шли мужчины в новых поддёвках, с напомаженными головами, в блестяще начищенных сапогах. Я следила за общими сборами и страстно желала идти со всеми в церковь, завидовала старшим сёстрам и братьям и плакала от огорчения.
Наконец-то меня и брата Мишу взяли к заутрене. Нас рано вечером уложили спать, в 10.30 еле добудились; сонных одели и повели в нашу церковь совсем рядом.
После темноты улицы нас ослепил ярко освещённый храм. "Андреевы, дети Андреевы…" и причетник, расталкивая толпу, повёл нас на наши места, где за загородкой был постлан ковёр и стояли стулья. Жара и духота невыносимые. Через полчаса мы с братом уже не могли стоять, нас посадили вместе на один стул, с которого мы тотчас же свалились на узел с нашими шубами и спали там, пока нас не поднимали возгласы батюшки: "Христос Воскресе!" на что толпа радостно отвечала, и - вместе со всеми - мы кричали: "Воистину Воскресе!"
Затем нас, полусонных, одевали и с большими усилиями, с помощью знакомых и прихожан проталкивали сквозь толпу к выходу. На воздухе мы приходили в себя, таращили глаза в темноте и, держась за руки, еле брели домой под несмолкаемый радостный гул колоколов. Дома - не помню как - нас раздевали и укладывали, мы спали на ходу. На стульях рядом с нашими кроватками были уже разложены наши нарядные новые платья, чулки, сапожки...
Екатерина Андреева-Бальмонт (1867-1950), "Воспоминания".
#АндрееваБальмонт #Россия #цитаты
✍️ Безвременник прекрасный
В понедельник, вторник, среду происходила уборка дома: мыли окна, обметали потолки, выносили на двор и выколачивали мебель, ковры, драпировки, и полотёры натирали полы.
В четверг начиналась стряпня: заготовляли пасхи, красили яйца, пекли куличи. В субботу вечером всё было готово, из кладовой принесены были парадные сервизы, и с вечера накрывался стол ещё более парадно, чем на Рождество: те же блюда с индейкой, ветчиной, телятиной, но посреди стола возвышалась пасха, на ней были сделаны из цукатов буквы Х.В.; по обе стороны - два кулича; один жёлтый шафрановый, другой белый, обе верхушки, облитые сахаром, были украшены красными бумажными розами. И гора красных яиц.
В парадных комнатах благоухали живые цветы: гиацинты, розы, жёлтофиоли. Их привозили из садоводства ещё с утра. Садовник приносил их в буфетную на деревянном лотке, раскутывал цветы из войлока, из газетной бумаги и высаживал их в наши жардиньерки; в кабинете отца и в столовой они ставились на подоконник в красивых фарфоровых горшках. Затем приносили корзины с цветами с привязанными к ним визитными карточками. Это были подношения к празднику от родных и знакомых матери и сёстрам.
К 11 часам вечера все наши - мать, сёстры, братья и вся прислуга - одевались в нарядные платья и собирались в церковь. Нас, младших, брали к заутрене только после того, как мы говели, то есть восьми лет. А до тех пор мы оставались дома одни с нашей бонной. Все уходили в церковь, в доме гасили огни, и кругом наставала какая-то совсем особенная тишина.
Двор с вечера был густо посыпан красным песком, и до утра на нём не было видно следов шагов и колёс. По тротуару бесшумно проходили женские фигуры - это наша прислуга с узелочками в руках несла в церковь святить пасхи и куличи. За ними в молчании шли мужчины в новых поддёвках, с напомаженными головами, в блестяще начищенных сапогах. Я следила за общими сборами и страстно желала идти со всеми в церковь, завидовала старшим сёстрам и братьям и плакала от огорчения.
Наконец-то меня и брата Мишу взяли к заутрене. Нас рано вечером уложили спать, в 10.30 еле добудились; сонных одели и повели в нашу церковь совсем рядом.
После темноты улицы нас ослепил ярко освещённый храм. "Андреевы, дети Андреевы…" и причетник, расталкивая толпу, повёл нас на наши места, где за загородкой был постлан ковёр и стояли стулья. Жара и духота невыносимые. Через полчаса мы с братом уже не могли стоять, нас посадили вместе на один стул, с которого мы тотчас же свалились на узел с нашими шубами и спали там, пока нас не поднимали возгласы батюшки: "Христос Воскресе!" на что толпа радостно отвечала, и - вместе со всеми - мы кричали: "Воистину Воскресе!"
Затем нас, полусонных, одевали и с большими усилиями, с помощью знакомых и прихожан проталкивали сквозь толпу к выходу. На воздухе мы приходили в себя, таращили глаза в темноте и, держась за руки, еле брели домой под несмолкаемый радостный гул колоколов. Дома - не помню как - нас раздевали и укладывали, мы спали на ходу. На стульях рядом с нашими кроватками были уже разложены наши нарядные новые платья, чулки, сапожки...
Екатерина Андреева-Бальмонт (1867-1950), "Воспоминания".
#АндрееваБальмонт #Россия #цитаты
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
"Мелихово. Ранней весной", Исаак Ильич Левитан, 1892 год; холст, масло.
---
Антон Павлович очень любил свой тихий мелиховский уголок, свой «вишневый сад».
Особенно хорошо там бывало ранней весной. Иногда я ездил туда на Пасху, когда съезжались в Мелихово гости и вся патриархальная семья Чеховых была в сборе.
Налево от передней помещался кабинет Антона Павловича с полками книг и письменным столом, на котором всегда лежала папка с начатым рассказом или повестью. Он обыкновенно при гостях работал урывками, но все-таки писал каждый день: напишет немного, потом оторвется от работы, выйдет к гостям поговорить, затем опять садится писать. Иногда во время обеда он внезапно вставал из-за стола, уходил в кабинет, набрасывал несколько строк и, вернувшись в столовую, продолжал застольную беседу. Удивительно легко у него гостилось. Всякий делал, что хотел, никто никому не мешал. И в то время, когда он писал, к нему можно было входить в кабинет, не боясь помешать. Так, по крайней мере, на моей памяти это всегда бывало в Мелихове.
Столовая была рядом с кабинетом. У Антона Павловича имелось свое излюбленное место у конца стола, вблизи от двери в кабинет.
В те времена он не отказывался от рюмки водки и стакана вина и всегда сажал меня рядом с собой и любил сам наливать мне. По правую руку от меня всегда занимал место его отец, Павел Егорович, тоже разделявший нашу компанию. А дальше мать, Евгения Яковлевна, сестра, Мария Павловна, и братья.
Уроженцы Таганрога, они любили южные кушанья, и Евгения Яковлевна мастерски их готовила и любила угощать по-донскому. И настоечка, и наливочка, и пироги — всего бывало всегда вволю. А уезжающим в Москву обязательно завертывали чего-нибудь вкусного на дорогу.
С восторгом я вспоминаю о Мелихове. Это, кажется, лучшее время из жизни Чехова. Здоровье его тогда находилось еще в сравнительно хорошем состоянии, был он жизнерадостен, любил природу. Да и задумываться было некогда: литературная работа, хозяйство, сад, в котором Антон Павлович всегда копался, занимаясь посадками, а потом вечная толпа баб и мужиков, приходивших к своему «дохтуру» с разными болезнями. И всегда — гости и гости.
Владимир Алексеевич Гиляровский (1855-1935), "Москва газетная. Друзья и встречи"
#Левитан #Гиляровский #Россия #живопись #цитаты
✍️ Безвременник прекрасный
---
Антон Павлович очень любил свой тихий мелиховский уголок, свой «вишневый сад».
Особенно хорошо там бывало ранней весной. Иногда я ездил туда на Пасху, когда съезжались в Мелихово гости и вся патриархальная семья Чеховых была в сборе.
Налево от передней помещался кабинет Антона Павловича с полками книг и письменным столом, на котором всегда лежала папка с начатым рассказом или повестью. Он обыкновенно при гостях работал урывками, но все-таки писал каждый день: напишет немного, потом оторвется от работы, выйдет к гостям поговорить, затем опять садится писать. Иногда во время обеда он внезапно вставал из-за стола, уходил в кабинет, набрасывал несколько строк и, вернувшись в столовую, продолжал застольную беседу. Удивительно легко у него гостилось. Всякий делал, что хотел, никто никому не мешал. И в то время, когда он писал, к нему можно было входить в кабинет, не боясь помешать. Так, по крайней мере, на моей памяти это всегда бывало в Мелихове.
Столовая была рядом с кабинетом. У Антона Павловича имелось свое излюбленное место у конца стола, вблизи от двери в кабинет.
В те времена он не отказывался от рюмки водки и стакана вина и всегда сажал меня рядом с собой и любил сам наливать мне. По правую руку от меня всегда занимал место его отец, Павел Егорович, тоже разделявший нашу компанию. А дальше мать, Евгения Яковлевна, сестра, Мария Павловна, и братья.
Уроженцы Таганрога, они любили южные кушанья, и Евгения Яковлевна мастерски их готовила и любила угощать по-донскому. И настоечка, и наливочка, и пироги — всего бывало всегда вволю. А уезжающим в Москву обязательно завертывали чего-нибудь вкусного на дорогу.
С восторгом я вспоминаю о Мелихове. Это, кажется, лучшее время из жизни Чехова. Здоровье его тогда находилось еще в сравнительно хорошем состоянии, был он жизнерадостен, любил природу. Да и задумываться было некогда: литературная работа, хозяйство, сад, в котором Антон Павлович всегда копался, занимаясь посадками, а потом вечная толпа баб и мужиков, приходивших к своему «дохтуру» с разными болезнями. И всегда — гости и гости.
Владимир Алексеевич Гиляровский (1855-1935), "Москва газетная. Друзья и встречи"
#Левитан #Гиляровский #Россия #живопись #цитаты
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM