Вторая часть новинок Ad Marginem!
⚫️Большая книга «Женщины, искусство и общество» Уитни Чадвик о месте женщины в искусстве, «ремесле» и «изящном».
⚫️Культовое эссе Бела Балажа «Видимый человек, или Культура кино».
⚫️История влияния публичности и массмедиа в послевоенном искусстве США в книге «Американское искусство 1945 года».
⚫️Форматы и формы внутри самых разных пространств — «Галерея в расширенном поле».
⚫️«Конструктивизм» — агитационная брошюра 1922 года.
⚫️Большая книга «Женщины, искусство и общество» Уитни Чадвик о месте женщины в искусстве, «ремесле» и «изящном».
⚫️Культовое эссе Бела Балажа «Видимый человек, или Культура кино».
⚫️История влияния публичности и массмедиа в послевоенном искусстве США в книге «Американское искусство 1945 года».
⚫️Форматы и формы внутри самых разных пространств — «Галерея в расширенном поле».
⚫️«Конструктивизм» — агитационная брошюра 1922 года.
30 ноября в 16:00 в лектории «Пиотровского» пройдет презентация новой книги «Всем Иран. Парадоксы жизни в автократии под санкциями» издательства Individuum 💫
Журналист и политический аналитик Никита Смагин прожил в Иране несколько лет и написал книгу «Всем Иран. Парадоксы жизни в автократии под санкциями». Получилась история о стране, правительство которой видит корень мирового зла в США и вооружается до зубов для противостояния коварным внешним врагам, внутри границ жестоко преследует инакомыслящих, а выше семейных ценностей ставит только религиозные табу. Но также «Всем Иран» — о людях, которые знают, где выгодно купить новый айфон, ходят в подпольные клубы на рейвы и всегда нальют дорогому гостю чаю из самовара (да!).
В разговоре со старшим редактором Individuum Олегом Егоровым на авторской презентации в «Пиотровском» Никита Смагин расскажет о работе над книгой и парадоксальной иранской действительности, а также дасть пару советов, как не попасть впросак иностранцу в Иране.
Регистрация доступна по ссылке.
Журналист и политический аналитик Никита Смагин прожил в Иране несколько лет и написал книгу «Всем Иран. Парадоксы жизни в автократии под санкциями». Получилась история о стране, правительство которой видит корень мирового зла в США и вооружается до зубов для противостояния коварным внешним врагам, внутри границ жестоко преследует инакомыслящих, а выше семейных ценностей ставит только религиозные табу. Но также «Всем Иран» — о людях, которые знают, где выгодно купить новый айфон, ходят в подпольные клубы на рейвы и всегда нальют дорогому гостю чаю из самовара (да!).
В разговоре со старшим редактором Individuum Олегом Егоровым на авторской презентации в «Пиотровском» Никита Смагин расскажет о работе над книгой и парадоксальной иранской действительности, а также дасть пару советов, как не попасть впросак иностранцу в Иране.
Регистрация доступна по ссылке.
«Гарбзадеги»
Джалал Але-Ахмад
Иранский писатель и переводчик Достоевского, общественный деятель, преподаватель и критик вестернизации иранского общества.
Будучи выходцем из известной семьи, получивши прекрасное образование за рубежом, Але-Ахмад постепенно приходит к мысли о том, что иранскому обществу требуются перемены. Позаимствовав термин "гарбзадеги" у Ахмада Фардида, другого иранского мыслителя. Дословно - вестоксикация, поражение или заражение западом. Это глубокое социально-политическое эссе о влиянии запада и проблемах иранского общества в середине прошлого века, отзвуки тех проблем существуют и до сих пор.
Джалал Але-Ахмад
Иранский писатель и переводчик Достоевского, общественный деятель, преподаватель и критик вестернизации иранского общества.
Будучи выходцем из известной семьи, получивши прекрасное образование за рубежом, Але-Ахмад постепенно приходит к мысли о том, что иранскому обществу требуются перемены. Позаимствовав термин "гарбзадеги" у Ахмада Фардида, другого иранского мыслителя. Дословно - вестоксикация, поражение или заражение западом. Это глубокое социально-политическое эссе о влиянии запада и проблемах иранского общества в середине прошлого века, отзвуки тех проблем существуют и до сих пор.
Сезонные детские новинки:
«Самое первое новогоднее дерево» (Овила Фонтен)— индейская сказка, где благосклонный Великий Маниту ищет, каким деревом порадовать народ инну под Новый год. Береза, лиственница и ель отказались быть ряжеными, а пихта нет. Так и появилась традиция её наряжать.
«Едим как в сказке» (Катерина Дронова) — рецепты согревающих блюд из любимых детских книг. Рыбный суп для Муми-тролля, праздничный ужин шведских гномов Свена Нурдквиста, рождественский гусь из Диккенса и прочие другие вкусности.
«Волшебные коньки» (Евгения Русинова) — история о том, как ссылка к дедушке на каникулы оказалась началом чего-то большего. Всему виной волшебные коньки, на которых мальчик Костя может обыграть любого хоккеиста.
«Мама в кармашке» (Зуля Стадник) — небольшие нежные и забавные рассказы про маму и дочку Сольку, сложенные из ответов на часто непростые детские вопросы.
«Самое первое новогоднее дерево» (Овила Фонтен)— индейская сказка, где благосклонный Великий Маниту ищет, каким деревом порадовать народ инну под Новый год. Береза, лиственница и ель отказались быть ряжеными, а пихта нет. Так и появилась традиция её наряжать.
«Едим как в сказке» (Катерина Дронова) — рецепты согревающих блюд из любимых детских книг. Рыбный суп для Муми-тролля, праздничный ужин шведских гномов Свена Нурдквиста, рождественский гусь из Диккенса и прочие другие вкусности.
«Волшебные коньки» (Евгения Русинова) — история о том, как ссылка к дедушке на каникулы оказалась началом чего-то большего. Всему виной волшебные коньки, на которых мальчик Костя может обыграть любого хоккеиста.
«Мама в кармашке» (Зуля Стадник) — небольшие нежные и забавные рассказы про маму и дочку Сольку, сложенные из ответов на часто непростые детские вопросы.
«Американское искусство с 1945»
Дэвид Джослит
Дэвид Джослит – один из редакторов знаменитого журнала October – рассказывает собственную историю американского искусства от Поллока к Уорхолу и от Лихтенштейна к Хааке…
Парадокс личного и публичного и игра с границей между этими сферами. Гламуризация насилия. Лукавая политика идентичности. Партитуры событий, позволяющие сделать зрителя частью произведения.
Как американское искусство (поколение за поколением с 1945 по 2000) стало лидирующим в мире и что за философия за этим стоит?
Дэвид Джослит
Дэвид Джослит – один из редакторов знаменитого журнала October – рассказывает собственную историю американского искусства от Поллока к Уорхолу и от Лихтенштейна к Хааке…
Парадокс личного и публичного и игра с границей между этими сферами. Гламуризация насилия. Лукавая политика идентичности. Партитуры событий, позволяющие сделать зрителя частью произведения.
Как американское искусство (поколение за поколением с 1945 по 2000) стало лидирующим в мире и что за философия за этим стоит?
«Солнечный цирк»
Гюстав Кан
«Солнечный цирк» — забытый шедевр французской символистской литературы. Роман, написанный Гюставом Каном — человеком, которого Стефан Малларме и Жюль Лафорг считали адептом свободного стиха, — наполнен декадентскими образами экзотических драгоценных камней, фантастическими зверями, пасторальными пейзажами, русалками и прочими диковинами. «Солнечный цирк», в котором день сменяется ночью, а реальность — ослепляющим сном, рассказывает историю баварского графа, одиночки и солипсиста, который влюбляется в звезду бродячего цирка. Их отношения (как любви, так и ревности) отражают напряжение между внутренней созерцательной жизнью и динамичной красотой внешнего мира. И когда влюбленные покидают замкнутый мир графского замка, им открывается залитый солнцем мир: матросы и вольные крестьяне, безумные жонглеры и яркие огни лондонского театра «Орфеум» и даже Джек-Потрошитель (окутанный дымом опиума) рассуждающий о конце человечества.
Гюстав Кан
«Солнечный цирк» — забытый шедевр французской символистской литературы. Роман, написанный Гюставом Каном — человеком, которого Стефан Малларме и Жюль Лафорг считали адептом свободного стиха, — наполнен декадентскими образами экзотических драгоценных камней, фантастическими зверями, пасторальными пейзажами, русалками и прочими диковинами. «Солнечный цирк», в котором день сменяется ночью, а реальность — ослепляющим сном, рассказывает историю баварского графа, одиночки и солипсиста, который влюбляется в звезду бродячего цирка. Их отношения (как любви, так и ревности) отражают напряжение между внутренней созерцательной жизнью и динамичной красотой внешнего мира. И когда влюбленные покидают замкнутый мир графского замка, им открывается залитый солнцем мир: матросы и вольные крестьяне, безумные жонглеры и яркие огни лондонского театра «Орфеум» и даже Джек-Потрошитель (окутанный дымом опиума) рассуждающий о конце человечества.