Выставка Дэвида Хокни в Париже грандиозная и душеспасительная. Недаром её лозунг: «Помни: они не смогут отменить весну!» SIC!

Сам Хокни живое тому подтверждение: в 40 лет он потерял слух, пережил инсульт и «рассекает» в инвалидной коляске, самый дорогой из современных художников, творит и в 88 открывает выставку в Фонде Луи Виттона, вписывая свой мир в буйные формы Фрэнка Гери.

Сразу накатывает такой прилив радости, что начинаешь замечать неадекватные, но благостные импульсы - хочется обнимать всех встречных или скакать вприпрыжку. Бесспорно гениальный в своей простоте, в небесном совершенстве цвета и формы, Хокни иронично играет с зеркальными отражениями, строит ловушки для зрителей. Его избыточная щедрость и разнообразие совершенно чарующие.

Все свои письма художник подписывает одинаково: «Люблю жизнь, Дэвид Хокни».

Когда уже и так почти левитируешь ⬆️ - поджидает зал с видеоинсталляциями Хокни-сценографа.

Падаешь на тюфяк: «Волшебная флейта» Моцарта, «Груди Тересия» Пуленка, "Похождения повесы" Стравинского etc.

💥 Съемка ничего не отражает - но первым - революционный «Парад» Эрика Сати, костюмы и декорации к которому в 1917 году делал Пабло Пикассо.

Иерро - самый маленький из Канарских островов, дикий и целительный

Роль картин в Прадо здесь играют закаты, камни, растения. Перестраиваем глаз.

Первый пункт заката - маяк Орчилья (Faro de Orchilla) - самая западная часть Европы, через него долгое время проходил нулевой меридиан. Граница мира как есть.

Сразу около порта - памятник Сабине (Monumento a la Sabina гласит табличка). Дерево, похожее на женщину с развевающимися волосами, думаешь про героических сабинянок. Изучаем матчасть, все иначе.

La Sabina - Juniperus thurifera - Можжевельник ладанный. На вершине острова дуют такие ветра, что бедные «сабины» клонятся до земли, создавая живые скульптуры красоты необычайной.

Испытали ветер на себе - от «леса сабин» (это местный Прадо) - хотели подняться на самую вершину, на смотровую площадку Mirador de Bascos (на фото вид с него из сети🤦‍♀️). Машину чуть не сдуло, качало, как тростинку. Было реально страшно, отползли задним ходом. Непросто тут деревьям на вершине, а в бухтах тишина и благодать.

Галлюциногенный водолаз

Плаваем в полном одиночестве на Иерро. Пляж El Verodal - черный песок, небольшие волны, скалы красоты роденовской.

Вдруг из моря выходит водолаз - скафандр напоминает модели времен второй мировой. Раздевается и уходит. До телефона добежать не успела, но выглядел он почти как тот, что красуется на фасаде Театра-Музея Дали в Фигерасе.

Водолаз для Дали - образ погружения в глубины подсознания, опробованный на «собственной шкуре» в 1936 году на Первой сюрреалистической выставке в Лондоне.

Дали вышел читать лекцию в полном водолазном снаряжении, но без баллона. Воздух быстро начал заканчиваться, лектор-водолаз замахал руками. Публика устроила овацию - сюрреалистический спектакль! Галы не было рядом - она бы сразу все поняла. Друзья бросились раскручивать гайки, когда гений уже бился в конвульсиях - чуть не опоздали.

На скульптуре «Галлюциногенный тореро» Дали скрестил скафандр водолаза с трубой. Но «окошечко» предусмотрительно оставил.

На чб фото Дали внутри скафандра.

Скульптурная мастерская Пикассо в Буажелу (1932) и виды Château de Boisgeloup, недавно открытого для визитов Бернаром, внуком Пабло Пикассо

Замок XVII века Нормандии, в часе езды от Парижа, Пикассо приобрел в 1930 году вместе с Ольгой Хохловой. Там за пять лет он сделала 150 крупных скульптур и множество картин.

Моделью для «округлых» скульптур стала юная Мари-Терез Вальер. В 1935 году она родила маленькую Майю и представила её жене Пикассо как еще одно его творение...

Ольга Хохлова забрала сына и уехала на юг Франции. Пикассо оставил замок Буажелу жене.

“Округлость представших нашему взору форм произвела на меня впечатление. В жизни Пикассо появилась новая женщина: Мария-Тереза Вальтер. Его очаровали ее молодость и живость, ее смех и жизнерадостность, рельефные формы прекрасной фигуры его новой подруги... С того дня вся его живопись стала волнисто-округлой… мягкость приходила на смену жесткости, вместо необузданности и резкости появлялась нежность. Еще никогда его живопись не была столь струящейся, волнообразной и грациозной”.
Брассай «Разговоры с Пикассо»
(из морского чтения)