Похороны цыпленка
Мертваго цыпленка.
Саванъ шили, ямку рыли,
Распѣвали тонко…
На могилкѣ кипарисы
Посадили, полили…
И, стащивъ у мамы рису,
Коливо готовили.
Были свѣчи, были дроги,
Всѣ играли дружно.
Только кракалъ воронъ строгій:
„Очень это нужно!...
Непріятно даже слушать,
Как пищите тонко…
Я не прочь бы просто скушать
Дохлаго цыпленка“.
М. Моравская, «Апельсинныя корки. Стихи для дѣтей», С-Петербургъ, 1914 г.
#стихи #суровость
Посвящ. Анюткѣ изъ Геленджика.Нынче дѣти хоронили
Мертваго цыпленка.
Саванъ шили, ямку рыли,
Распѣвали тонко…
На могилкѣ кипарисы
Посадили, полили…
И, стащивъ у мамы рису,
Коливо готовили.
Были свѣчи, были дроги,
Всѣ играли дружно.
Только кракалъ воронъ строгій:
„Очень это нужно!...
Непріятно даже слушать,
Как пищите тонко…
Я не прочь бы просто скушать
Дохлаго цыпленка“.
М. Моравская, «Апельсинныя корки. Стихи для дѣтей», С-Петербургъ, 1914 г.
#стихи #суровость
Злая хозяйка
Жила сердитая хозяйка,
Ее всѣ звали: „Злюка-Зайка“.
Въ буфетъ залѣзли къ
ней три мышки:
„Увы! исчезли ихъ хвостишки!“
«Дѣтское веселье», Москва, 1903 г.
#стихи #суровость
Жила сердитая хозяйка,
Ее всѣ звали: „Злюка-Зайка“.
Въ буфетъ залѣзли къ
ней три мышки:
„Увы! исчезли ихъ хвостишки!“
«Дѣтское веселье», Москва, 1903 г.
#стихи #суровость
Злой Вася
Вася — мальчикъ нехорошій,
съ сердцемъ грубымъ,
съ сердцемъ злымъ:
Все-то бабочкекъ онъ ловитъ,
обрываетъ крылья имъ.
Куръ, гусей увидитъ,
уток — тотчасъ хлыст иль прутъ возьмет,
И давай за ними гнаться, а догонитъ —
хлещетъ, бьетъ,
И мурлыкѣ, другу дома,
нѣтъ пощады отъ него:
Подманивъ кота, онъ
схватитъ, и давай трепать его.
Даже горничная Настя плачетъ от его проказъ:
Чуть не выхлестнулъ недавно ей кнутомъ он правый глазъ…
Много с рукъ сходило Васѣ, озорничать он привыкъ.
Но зато и поплатился жъ какъ на-дняхъ нашъ озорникъ!
Разъ гуляетъ онъ и видитъ: у колодца пьетъ Барбосъ,
Подбѣжавъ къ собакѣ, Вася ей ударъ кнутомъ нанесъ.
Разозленная собака обернулась и тотчасъ
Съ визгомъ боли и досады в ногу Васину впилась.
Глубоко проникнулъ въ тѣло рядъ зубовъ ея двойной.
Вскрикнулъ Вася и пустился окровавленный домой.
Приглашенный докторъ Васѣ лѣчь въ постельку приказалъ
И промыл водою раны и бинтом перевязалъ.
А Барбосъ, какъ побѣдитель, вмѣсто Васи сѣлъ за столъ.
И за Васино здоровье супъ и прочее уплелъ.
Типографія Т-ва И.Д. Сытина, Москва, 1915 г.
#стихи #суровость #котики
Вася — мальчикъ нехорошій,
съ сердцемъ грубымъ,
съ сердцемъ злымъ:
Все-то бабочкекъ онъ ловитъ,
обрываетъ крылья имъ.
Куръ, гусей увидитъ,
уток — тотчасъ хлыст иль прутъ возьмет,
И давай за ними гнаться, а догонитъ —
хлещетъ, бьетъ,
И мурлыкѣ, другу дома,
нѣтъ пощады отъ него:
Подманивъ кота, онъ
схватитъ, и давай трепать его.
Даже горничная Настя плачетъ от его проказъ:
Чуть не выхлестнулъ недавно ей кнутомъ он правый глазъ…
Много с рукъ сходило Васѣ, озорничать он привыкъ.
Но зато и поплатился жъ какъ на-дняхъ нашъ озорникъ!
Разъ гуляетъ онъ и видитъ: у колодца пьетъ Барбосъ,
Подбѣжавъ къ собакѣ, Вася ей ударъ кнутомъ нанесъ.
Разозленная собака обернулась и тотчасъ
Съ визгомъ боли и досады в ногу Васину впилась.
Глубоко проникнулъ въ тѣло рядъ зубовъ ея двойной.
Вскрикнулъ Вася и пустился окровавленный домой.
Приглашенный докторъ Васѣ лѣчь въ постельку приказалъ
И промыл водою раны и бинтом перевязалъ.
А Барбосъ, какъ побѣдитель, вмѣсто Васи сѣлъ за столъ.
И за Васино здоровье супъ и прочее уплелъ.
Типографія Т-ва И.Д. Сытина, Москва, 1915 г.
#стихи #суровость #котики
Тушеніе пожара воловьей шкурой въ Техасѣ
На необъятныя глазу пространства тянутся въ бассейнѣ рѣки Миссисипи преріи или луга, покрытые сочною травою и служащіе обширными пастбищами для многочисленныхъ стадъ рогатаго скота. Въ жаркое время, когда трава подсыхаетъ, пожары въ этихъ мѣстахъ являются настоящімъ бѣдствіемъ. Величественное и ужасное зрѣлище представляютъ тогда горящія преріи, и картинныя описанія ихъ многимъ извѣстны изъ романовъ и разсказовъ Купера, Эмара, Майнъ-Рида и другихъ описателей жизни въ Америкѣ. Вообще же появленіе огня въ преріяхъ составляетъ явленіе заурядное, и когда нѣтъ сильнаго вѣтра и засуха не велика — огонь прекращается самъ собою или тушится безъ особаго труда. Интересенъ способъ тушенія такого пожара въ Сѣверномъ Техасѣ, гдѣ пастухи стадъ, такъ называемые Cow-boys, прекращаютъ огонь по своеобразному способу, который они переняли отъ краснокожихъ индѣйцевъ. Какъ только покажется гдѣ-нибудь на полянѣ огонь отъ плохо потушеннаго костра, неосторожно брошенной папиросы или пепла изъ трубки,— пастухи, кочующіе со своими стадами по сосѣдству, не устремляются къ рѣкѣ или колодцу за водой, а мѣткимъ выстрѣломъ убиваютъ одного изъ воловъ своего стада; затѣмъ, не теряя ни минуты, съ полдюжины подоспѣвшихъ пастуховъ сдираютъ, или, правильнѣе сказать, срѣзаютъ шкуру, такъ чтобы на ней оставалось до 2 вершковъ мяса. Прикрѣпивъ послѣ того свои лассо къ двумъ концамъ сырой и тяжелой кожи съ мясомъ, два пастуха на своихъ быстрыхъ лошадкахъ бѣшено несутся по краю пожара. Тяжелая кровавая шкура тушитъ пламя, не подымающееся слишкомъ высоко. Другіе каубои скачутъ слѣдомъ за ними, чтобы окончательно загасить кое-гдѣ оставшіяся мѣста съ горящею травою. Конечно, подобный способъ тушенія доступенъ лишь тамъ, гдѣ пастухи — отчаянные смѣльчаки, а лошади быстры и выносливы. Бѣшеная скачка длится иногда по нѣскольку верстъ среди огня и густаго дыма и ѣздоки мѣняются не разъ, пока опасность не минуетъ.
Журналъ «Нива», 1890 г.
#суровость
На необъятныя глазу пространства тянутся въ бассейнѣ рѣки Миссисипи преріи или луга, покрытые сочною травою и служащіе обширными пастбищами для многочисленныхъ стадъ рогатаго скота. Въ жаркое время, когда трава подсыхаетъ, пожары въ этихъ мѣстахъ являются настоящімъ бѣдствіемъ. Величественное и ужасное зрѣлище представляютъ тогда горящія преріи, и картинныя описанія ихъ многимъ извѣстны изъ романовъ и разсказовъ Купера, Эмара, Майнъ-Рида и другихъ описателей жизни въ Америкѣ. Вообще же появленіе огня въ преріяхъ составляетъ явленіе заурядное, и когда нѣтъ сильнаго вѣтра и засуха не велика — огонь прекращается самъ собою или тушится безъ особаго труда. Интересенъ способъ тушенія такого пожара въ Сѣверномъ Техасѣ, гдѣ пастухи стадъ, такъ называемые Cow-boys, прекращаютъ огонь по своеобразному способу, который они переняли отъ краснокожихъ индѣйцевъ. Какъ только покажется гдѣ-нибудь на полянѣ огонь отъ плохо потушеннаго костра, неосторожно брошенной папиросы или пепла изъ трубки,— пастухи, кочующіе со своими стадами по сосѣдству, не устремляются къ рѣкѣ или колодцу за водой, а мѣткимъ выстрѣломъ убиваютъ одного изъ воловъ своего стада; затѣмъ, не теряя ни минуты, съ полдюжины подоспѣвшихъ пастуховъ сдираютъ, или, правильнѣе сказать, срѣзаютъ шкуру, такъ чтобы на ней оставалось до 2 вершковъ мяса. Прикрѣпивъ послѣ того свои лассо къ двумъ концамъ сырой и тяжелой кожи съ мясомъ, два пастуха на своихъ быстрыхъ лошадкахъ бѣшено несутся по краю пожара. Тяжелая кровавая шкура тушитъ пламя, не подымающееся слишкомъ высоко. Другіе каубои скачутъ слѣдомъ за ними, чтобы окончательно загасить кое-гдѣ оставшіяся мѣста съ горящею травою. Конечно, подобный способъ тушенія доступенъ лишь тамъ, гдѣ пастухи — отчаянные смѣльчаки, а лошади быстры и выносливы. Бѣшеная скачка длится иногда по нѣскольку верстъ среди огня и густаго дыма и ѣздоки мѣняются не разъ, пока опасность не минуетъ.
Журналъ «Нива», 1890 г.
#суровость
Король крысъ
Король крысиный радъ, смѣется,
Когда на столикъ подается
Пирогъ любимый короля:
Въ нем воробьи и трюфеля.
Двѣ крысы чай, вино несутъ,
Конца обѣда въ страхѣ ждутъ:
Принявъ услуги всѣ отъ нихъ,
Котъ на закуску съѣстъ и ихъ.
«Дѣтское веселье», изданіе Т-ва И.Д. Сытина, Москва, 1903 г.
#стихи #котики #суровость
Король крысиный радъ, смѣется,
Когда на столикъ подается
Пирогъ любимый короля:
Въ нем воробьи и трюфеля.
Двѣ крысы чай, вино несутъ,
Конца обѣда въ страхѣ ждутъ:
Принявъ услуги всѣ отъ нихъ,
Котъ на закуску съѣстъ и ихъ.
«Дѣтское веселье», изданіе Т-ва И.Д. Сытина, Москва, 1903 г.
#стихи #котики #суровость
Опасная охота
Тяжело приходится человѣку добывать себѣ хлѣбъ.
Жители морскихъ береговъ не сѣютъ хлѣба, а живутъ тѣмъ, что попадается имъ во время ловли рыбы и охоты за морскими птицами и яйцами изъ ихъ гнѣздъ.
Морскія птицы кладутъ яйца на высокихъ утесахъ, неприступныхъ для человѣка.
На рисункѣ вы видите такого охотника, который виситъ на веревкѣ на страшной высотѣ и цѣпляется за край утеса. Оборвись онъ, упади на землю,— и смерть его неминуема.
Но эта охота кормитъ его и помогаетъ ему прокормитть свою семью. Значитъ раздумывать ему объ опасностяхъ нечего!... Надо работать, чтобы жить!..
Двухнедѣльный журналъ для младшаго возраста «Свѣтлячокъ», подъ ред. А.Ѳ. Ѳедорова-Давыдова, Москва, 1910 г.
#суровость
Тяжело приходится человѣку добывать себѣ хлѣбъ.
Жители морскихъ береговъ не сѣютъ хлѣба, а живутъ тѣмъ, что попадается имъ во время ловли рыбы и охоты за морскими птицами и яйцами изъ ихъ гнѣздъ.
Морскія птицы кладутъ яйца на высокихъ утесахъ, неприступныхъ для человѣка.
На рисункѣ вы видите такого охотника, который виситъ на веревкѣ на страшной высотѣ и цѣпляется за край утеса. Оборвись онъ, упади на землю,— и смерть его неминуема.
Но эта охота кормитъ его и помогаетъ ему прокормитть свою семью. Значитъ раздумывать ему объ опасностяхъ нечего!... Надо работать, чтобы жить!..
Двухнедѣльный журналъ для младшаго возраста «Свѣтлячокъ», подъ ред. А.Ѳ. Ѳедорова-Давыдова, Москва, 1910 г.
#суровость
Литературный альбомъ. Народныя былины. „Бой Ильи Муромца съ Жидовиномъ».
Ориг. рис. Р. Штейна, грав. Флюгель, журналъ «Нива», 1884 г.
Полная версія былины «Илья Муромецъ»:
Аудіоверсія въ «Яндексъ-Музыкѣ».
Аудіоверсія въ «Podster».
Видеоверсія въ «YouTube».
#суровость
Ориг. рис. Р. Штейна, грав. Флюгель, журналъ «Нива», 1884 г.
Полная версія былины «Илья Муромецъ»:
Аудіоверсія въ «Яндексъ-Музыкѣ».
Аудіоверсія въ «Podster».
Видеоверсія въ «YouTube».
#суровость
Кто убилъ Малиновку?
Кто убилъ малиновку-пѣвунью?:
«Я!—сказалъ сердитый воробей.—
Я убилъ малиновку изъ лука,
Я пронзилъ стрѣлою сердце ей!»
А кто видѣлъ смерть ея, пѣвуньи?
Отвѣчала крошка-мушка: «Я!
Смерть я видѣла малиновки-
пѣвуньи,
Слышала послѣдній вздохъ ея!»
А собралъ кто кровь ея,
пѣвуньи?
Отвѣчала рыбка: «Я была
Подъ водой студёной и
на блюдо
Кровь малиновки-пѣвуньи
собрала!»
А носильщикомъ ея кто
будетъ?
Коршунъ сумрачно
отвѣтилъ: «Я!
Погребутъ ее глухою ночью,—
Буду я носильщикомъ ея!»
А кто будѣтъ провожать пѣвунью?
«Я!—сказалъ печально голубокъ.—
Я оплакивать пѣвунью буду,—
Будетъ стонъ мой тяжекъ и глубокъ!»
А кто сдѣлаетъ покровъ ей новый?
«Я!—отвѣтилъ жукъ.— Своей
Я иголкою сошью изъ нитокъ,
Я сошью покровъ нарядный ей!»
А кто ей копать могилу будетъ?
«Я!—раздался стонъ глухой
совы.—
Я могу ей выкопать могилу
Средь корней муравчатой травы».
А кто слово скажетъ надъ погибшей?
Грачъ отвѣтилъ: «Слово я скажу!
Я скажу прощальное ей слово,
На достоинства погибшей укажу!»
А споетъ кто пѣсни
погребенья?
Дроздъ отѣтилъ: Я ей
буду пѣть!
Буду пѣть я пѣсни
погребенья,
Буду я малиновку жалѣть!»
А кто факелъ понесетъ
за гробомъ?
Конопляночка сказала: «Я!
Понесу я факелъ погребальный
За тобой, подруженька моя!»
А кто будетъ причитать надъ гробомъ?
«Буду я надъ гробомъ
причитать!—
Молвилъ жаворонокъ,—
и высоко
Буду я взиваться и летать!»
А звонить кто будет?
Быкъ отвѣтилъ:
«Буду я звонить въ колокола!
Я могу веревку дергать:
силу
Мнѣ природа мощную дала!
«Кто убилъ малиновку?», Москва, 1895 г.
#стихи #суровость
Кто убилъ малиновку-пѣвунью?:
«Я!—сказалъ сердитый воробей.—
Я убилъ малиновку изъ лука,
Я пронзилъ стрѣлою сердце ей!»
А кто видѣлъ смерть ея, пѣвуньи?
Отвѣчала крошка-мушка: «Я!
Смерть я видѣла малиновки-
пѣвуньи,
Слышала послѣдній вздохъ ея!»
А собралъ кто кровь ея,
пѣвуньи?
Отвѣчала рыбка: «Я была
Подъ водой студёной и
на блюдо
Кровь малиновки-пѣвуньи
собрала!»
А носильщикомъ ея кто
будетъ?
Коршунъ сумрачно
отвѣтилъ: «Я!
Погребутъ ее глухою ночью,—
Буду я носильщикомъ ея!»
А кто будѣтъ провожать пѣвунью?
«Я!—сказалъ печально голубокъ.—
Я оплакивать пѣвунью буду,—
Будетъ стонъ мой тяжекъ и глубокъ!»
А кто сдѣлаетъ покровъ ей новый?
«Я!—отвѣтилъ жукъ.— Своей
Я иголкою сошью изъ нитокъ,
Я сошью покровъ нарядный ей!»
А кто ей копать могилу будетъ?
«Я!—раздался стонъ глухой
совы.—
Я могу ей выкопать могилу
Средь корней муравчатой травы».
А кто слово скажетъ надъ погибшей?
Грачъ отвѣтилъ: «Слово я скажу!
Я скажу прощальное ей слово,
На достоинства погибшей укажу!»
А споетъ кто пѣсни
погребенья?
Дроздъ отѣтилъ: Я ей
буду пѣть!
Буду пѣть я пѣсни
погребенья,
Буду я малиновку жалѣть!»
А кто факелъ понесетъ
за гробомъ?
Конопляночка сказала: «Я!
Понесу я факелъ погребальный
За тобой, подруженька моя!»
А кто будетъ причитать надъ гробомъ?
«Буду я надъ гробомъ
причитать!—
Молвилъ жаворонокъ,—
и высоко
Буду я взиваться и летать!»
А звонить кто будет?
Быкъ отвѣтилъ:
«Буду я звонить въ колокола!
Я могу веревку дергать:
силу
Мнѣ природа мощную дала!
«Кто убилъ малиновку?», Москва, 1895 г.
#стихи #суровость
Морозъ
Смотритъ съ неба мѣсяцъ блѣдный,
Точно серпъ стальной;
По селу морозъ трескучій
Ходитъ самъ—большой.
По заборамъ, по деревьямъ
Вѣшаетъ нарядъ;
Гдѣ идетъ, въ снѣгу алмазы
По слѣду горятъ.
Шапка набокъ, на распашку
Шуба на плечахъ;
Серебромъ сіяетъ иней
На его кудряхъ.
Онъ идетъ; а самъ очами
Зоркими глядитъ:
Видитъ онъ,—вотъ, у калитки
Дѣвица стоитъ…
Поглядѣлъ, тряхнулъ кудрями,—
Звонко засвисталъ—
И предъ дѣвицей любимымъ
Молодцемъ предсталъ.
„Здравствуй, сердце!.. здравствуй, радость!“
Онъ ей говоритъ;
Самъ же жгучими очами
Въ очи ей глядитъ.
„Здравствуй, Ваня! что ты долго?
Я устала ждать
На дворѣ такая стужа
Что не въ мочь дышать…
И морозъ рукой могучей
Шею ей обвилъ,
И въ груди ея горячей
Духъ ей захватилъ.
И въ уста ее цѣлуетъ—
Жарко, горячо;
Положилъ ея головку
На свое плечо.
И очей не сводитъ зоркихъ
Онъ съ ея очей;
Рѣчи сладкія такія
Тихо шепчетъ ей:
„Я люблю тебя, дѣвицу,
Горячо люблю,
Ужъ тебя ли лебедицу
Бѣдую мою!“
И все жарче онъ цѣлуетъ,
Жарче, горячѣй;
Сыплетъ иней серябристый
На нее съ кудрей.
Съ плечъ дѣвичьихъ душегрѣйка
Съѣхала долой;
На косѣ нависъ уборомъ
Иней пуховой.
На щекахъ горитъ румянецъ,
Очи не глядятъ,
Руки бѣлыя повисли,
Ноги не стоятъ.
И красотка стынетъ—стынетъ..
Сонъ ее склонитъ…
Блѣдный мѣсяцъ равнодушно
Ей въ лицо глядитъ.
И.В. Суриковъ
#стихи #суровость
Смотритъ съ неба мѣсяцъ блѣдный,
Точно серпъ стальной;
По селу морозъ трескучій
Ходитъ самъ—большой.
По заборамъ, по деревьямъ
Вѣшаетъ нарядъ;
Гдѣ идетъ, въ снѣгу алмазы
По слѣду горятъ.
Шапка набокъ, на распашку
Шуба на плечахъ;
Серебромъ сіяетъ иней
На его кудряхъ.
Онъ идетъ; а самъ очами
Зоркими глядитъ:
Видитъ онъ,—вотъ, у калитки
Дѣвица стоитъ…
Поглядѣлъ, тряхнулъ кудрями,—
Звонко засвисталъ—
И предъ дѣвицей любимымъ
Молодцемъ предсталъ.
„Здравствуй, сердце!.. здравствуй, радость!“
Онъ ей говоритъ;
Самъ же жгучими очами
Въ очи ей глядитъ.
„Здравствуй, Ваня! что ты долго?
Я устала ждать
На дворѣ такая стужа
Что не въ мочь дышать…
И морозъ рукой могучей
Шею ей обвилъ,
И въ груди ея горячей
Духъ ей захватилъ.
И въ уста ее цѣлуетъ—
Жарко, горячо;
Положилъ ея головку
На свое плечо.
И очей не сводитъ зоркихъ
Онъ съ ея очей;
Рѣчи сладкія такія
Тихо шепчетъ ей:
„Я люблю тебя, дѣвицу,
Горячо люблю,
Ужъ тебя ли лебедицу
Бѣдую мою!“
И все жарче онъ цѣлуетъ,
Жарче, горячѣй;
Сыплетъ иней серябристый
На нее съ кудрей.
Съ плечъ дѣвичьихъ душегрѣйка
Съѣхала долой;
На косѣ нависъ уборомъ
Иней пуховой.
На щекахъ горитъ румянецъ,
Очи не глядятъ,
Руки бѣлыя повисли,
Ноги не стоятъ.
И красотка стынетъ—стынетъ..
Сонъ ее склонитъ…
Блѣдный мѣсяцъ равнодушно
Ей въ лицо глядитъ.
И.В. Суриковъ
#стихи #суровость
Это полная версія стихотворенія Ивана Захаровича Сурикова. Во времена СССР творческое наслѣдіе этого народнаго самородка цензурировали. Подробнѣе мы объ этомъ разсказывали здѣсь.Зимой
Разъ зимой, въ морозъ трескучій,
Сиротинка изъ села
За дровами въ лѣсъ дремучій
Потихоньку побрела.
Долго по лѣсу блуждала,
Сбилась бѣдная съ пути,
Трудно дѣвочкѣ усталой
И замерзшей путь найти.
Вдругъ изъ чащи ей навстрѣчу
Вышелъ дѣдъ-Морозъ сѣдой,
И повелъ такія рѣчи
Старецъ въ ризѣ снѣговой:
„Ахъ, дитя, вѣдь ты устала,
Здѣсь въ лѣсу не легокъ путь,
Отдохни, какъ ты, бывало,
Здѣсь садилась отдохнуть!
Сядь, сомкни на мигъ рѣсницы,
Приклонись къ сѣдому пню,
Грезъ къ тебѣ я вереницы,
Сновъ чудесныхъ пригоню!“
И, склонясь, дитя уснуло
На сѣгу, среди березъ,
И стоитъ надъ ней угрюмо
Дѣдъ безжалостный Морозъ.
Спитъ дитя въ постели сѣжной,
Такъ ей кажется тепло.
А на утро вѣтромъ холмикъ
Надъ уснувшей намело…
Ф.М. Пестряковъ. Журналъ для дѣтей старшаго возраста «Задушевное слово», 1899 г.
#стихи #суровость
Разъ зимой, въ морозъ трескучій,
Сиротинка изъ села
За дровами въ лѣсъ дремучій
Потихоньку побрела.
Долго по лѣсу блуждала,
Сбилась бѣдная съ пути,
Трудно дѣвочкѣ усталой
И замерзшей путь найти.
Вдругъ изъ чащи ей навстрѣчу
Вышелъ дѣдъ-Морозъ сѣдой,
И повелъ такія рѣчи
Старецъ въ ризѣ снѣговой:
„Ахъ, дитя, вѣдь ты устала,
Здѣсь въ лѣсу не легокъ путь,
Отдохни, какъ ты, бывало,
Здѣсь садилась отдохнуть!
Сядь, сомкни на мигъ рѣсницы,
Приклонись къ сѣдому пню,
Грезъ къ тебѣ я вереницы,
Сновъ чудесныхъ пригоню!“
И, склонясь, дитя уснуло
На сѣгу, среди березъ,
И стоитъ надъ ней угрюмо
Дѣдъ безжалостный Морозъ.
Спитъ дитя въ постели сѣжной,
Такъ ей кажется тепло.
А на утро вѣтромъ холмикъ
Надъ уснувшей намело…
Ф.М. Пестряковъ. Журналъ для дѣтей старшаго возраста «Задушевное слово», 1899 г.
#стихи #суровость
Какъ котъ сметаны поѣлъ
Жили-были мышки,—
Сѣрыя пальтишки.
Жилъ еще котъ,—
Бархатный животъ.
Пошелъ котъ къ чулану
Полизать сметану,—
Да чуланъ на задвижкѣ,
А въ чуланѣ мышки…
Сидитъ котъ передъ дверцей,
Колотится сердце,—
Войти нельзя!
Вотъ запѣлъ котъ,—
Бархатный животъ,—
Тоненькимъ голосишкой
Въ родѣ мышки:
„Эй вы, слышь!
Я тоже мышь,—
Больно хочется ѣсть,
Да подъ дверь не пролѣзть…
У вас тамъ много въ стаканѣ,
Вымажьте лапки въ сметанѣ,
Да высуньте подъ дверку.
Скорѣй, глухія тетерьки!
Я полижу,
Спасибо скажу…“
Повѣрили мышки
Коту-плутишкѣ,
Высунули лапки…
А котъ—цапъ!...
Со всехъ лапъ…
Вытащилъ за лапки,
Сгрѣбъ въ охапку
И въ ротъ!
Саша Черный, «Тукъ-тукъ!», рисунки В. Фалилеева, 1913 г.
#стихи #суровость
Жили-были мышки,—
Сѣрыя пальтишки.
Жилъ еще котъ,—
Бархатный животъ.
Пошелъ котъ къ чулану
Полизать сметану,—
Да чуланъ на задвижкѣ,
А въ чуланѣ мышки…
Сидитъ котъ передъ дверцей,
Колотится сердце,—
Войти нельзя!
Вотъ запѣлъ котъ,—
Бархатный животъ,—
Тоненькимъ голосишкой
Въ родѣ мышки:
„Эй вы, слышь!
Я тоже мышь,—
Больно хочется ѣсть,
Да подъ дверь не пролѣзть…
У вас тамъ много въ стаканѣ,
Вымажьте лапки въ сметанѣ,
Да высуньте подъ дверку.
Скорѣй, глухія тетерьки!
Я полижу,
Спасибо скажу…“
Повѣрили мышки
Коту-плутишкѣ,
Высунули лапки…
А котъ—цапъ!...
Со всехъ лапъ…
Вытащилъ за лапки,
Сгрѣбъ въ охапку
И въ ротъ!
Саша Черный, «Тукъ-тукъ!», рисунки В. Фалилеева, 1913 г.
#стихи #суровость
Чужой медъ не сладокъ
— „Сестрица, въ этой бочкѣ медъ, —
Такъ Машу Ѳеденька зоветъ,—
Нетрудно намъ на обручъ стать!“—
И стали лакомки лизать.
Лизнула Машенька разокъ,—
Свалилась съ бочки на песокъ.
Не удержавшись на рукахъ,
И Ѳедя въ бочку — чебурахъ!
Онъ головою въ медъ попалъ
И, какъ въ болотѣ, тамъ застрялъ,
Лишь башмаки одни торчатъ,
Какъ пара спугнутыхъ галчатъ,
У бочки пасѣчникъ живетъ,
Онъ сторожитъ пахучій медъ.
Заслышавъ дѣтскій шумъ и плачъ,
Въ окошко смотритъ бородачъ.
У бочки Манечка стоитъ.
Рыдаетъ дѣвочка навзрыдъ
И тащитъ за ноги она
Изъ меда Ѳедю шалуна.
Пронюхавъ, что случилось тутъ,
Въ прискочку лакомки бѣгутъ…
Вотъ влѣзъ одинъ, вотъ, влѣзъ другой,
А тамъ, нагрянули толпой!
А нашъ Ѳедюша, на бѣду,
Отъ пятъ до макушки въ меду!
Онъ сладкимъ сталъ, онъ липким сталъ,
И рой дѣтей къ нему присталъ—
И ну, лизать и тормошить…
Что дѣлать Ѳедѣ? Какъ тутъ быть?
И, вотъ, отъ жадныхъ, злыхъ дѣтей
Онъ побѣжалъ… Скорѣй, скорѣй!
Бѣжитъ шалунъ, какъ ураганъ,
За нимъ, въ догонку, вражій станъ, —
Несутся сотни злыхъ дѣтей,
Какъ вереница журавлей.
Надъ быстро мчащейся толпой
Вдругъ зажужжалъ пчелиный рой,
Раздались крики: „ай, пчела!“—
И впрямь, летуньямъ нѣтъ числа.
Онѣ жужжатъ и жалятъ въ ротъ,
И въ носъ, и въ щеки, мстя за мѣдъ,
За медъ, сбираемый съ цвѣтовъ
Среди полей, среди луговъ.
Вотъ улетѣлъ пчелиный рой
Въ уютный улей, въ домикъ свой,
Но не прошло минутъ семи, —
Что сталось съ нашими дѣтьми!
Раздулись лица, какъ блины,
От носа, щекъ и до спины
Хоть въ кровь все тѣло разотри,—
Вездѣ болячки, волдыри!
Всѣ хоромъ стонутъ и вопятъ…
Но кто-же въ этомъ виноватъ?
Конечно, Ѳедя. Шалуну
Досталось больно за вину.
Ощипанъ онъ, растерзанъ онъ,
Платка и курточки лишенъ,
И плачетъ горько, давъ зарокъ —
Не льститься больше на медокъ.
«Андрей ротозѣй и пять затѣй его друзей», изданіе товарищества М.О. Вольфъ, С-Петербургъ, 1892 г.
#стихи #суровость
— „Сестрица, въ этой бочкѣ медъ, —
Такъ Машу Ѳеденька зоветъ,—
Нетрудно намъ на обручъ стать!“—
И стали лакомки лизать.
Лизнула Машенька разокъ,—
Свалилась съ бочки на песокъ.
Не удержавшись на рукахъ,
И Ѳедя въ бочку — чебурахъ!
Онъ головою въ медъ попалъ
И, какъ въ болотѣ, тамъ застрялъ,
Лишь башмаки одни торчатъ,
Какъ пара спугнутыхъ галчатъ,
У бочки пасѣчникъ живетъ,
Онъ сторожитъ пахучій медъ.
Заслышавъ дѣтскій шумъ и плачъ,
Въ окошко смотритъ бородачъ.
У бочки Манечка стоитъ.
Рыдаетъ дѣвочка навзрыдъ
И тащитъ за ноги она
Изъ меда Ѳедю шалуна.
Пронюхавъ, что случилось тутъ,
Въ прискочку лакомки бѣгутъ…
Вотъ влѣзъ одинъ, вотъ, влѣзъ другой,
А тамъ, нагрянули толпой!
А нашъ Ѳедюша, на бѣду,
Отъ пятъ до макушки въ меду!
Онъ сладкимъ сталъ, онъ липким сталъ,
И рой дѣтей къ нему присталъ—
И ну, лизать и тормошить…
Что дѣлать Ѳедѣ? Какъ тутъ быть?
И, вотъ, отъ жадныхъ, злыхъ дѣтей
Онъ побѣжалъ… Скорѣй, скорѣй!
Бѣжитъ шалунъ, какъ ураганъ,
За нимъ, въ догонку, вражій станъ, —
Несутся сотни злыхъ дѣтей,
Какъ вереница журавлей.
Надъ быстро мчащейся толпой
Вдругъ зажужжалъ пчелиный рой,
Раздались крики: „ай, пчела!“—
И впрямь, летуньямъ нѣтъ числа.
Онѣ жужжатъ и жалятъ въ ротъ,
И въ носъ, и въ щеки, мстя за мѣдъ,
За медъ, сбираемый съ цвѣтовъ
Среди полей, среди луговъ.
Вотъ улетѣлъ пчелиный рой
Въ уютный улей, въ домикъ свой,
Но не прошло минутъ семи, —
Что сталось съ нашими дѣтьми!
Раздулись лица, какъ блины,
От носа, щекъ и до спины
Хоть въ кровь все тѣло разотри,—
Вездѣ болячки, волдыри!
Всѣ хоромъ стонутъ и вопятъ…
Но кто-же въ этомъ виноватъ?
Конечно, Ѳедя. Шалуну
Досталось больно за вину.
Ощипанъ онъ, растерзанъ онъ,
Платка и курточки лишенъ,
И плачетъ горько, давъ зарокъ —
Не льститься больше на медокъ.
«Андрей ротозѣй и пять затѣй его друзей», изданіе товарищества М.О. Вольфъ, С-Петербургъ, 1892 г.
#стихи #суровость
Участь Ермака
«… Казаки на возвратномъ пути, расположились ночевать в шатрах, оставив лодки у берега, близ Вагайского устья на Иртышѣ. Ночью поднялась буря, дождь какъ изъ ведра лилъ. Но казаки спали богатырским сномъ, татары напали на нихъ и перерѣзали ихъ всѣхъ, не успѣли казаки и за оружіе взяться, только одному изъ нихъ удалось бѣжать и добраться до Искера. Самъ Ермакъ вскочилъ было на крики, бросился къ судамъ своимъ, но перепрыгивая съ лодки на лодку, оступился и упалъ въ бурныя волны Иртыша; подаренныя царемъ кольчуги стѣсняли его и были причиной его погибели. Такъ вотъ каковъ былъ горькій конецъ героя. 13 [23 – по н.с.] августа 1584 г. татарин, Янинъ, ловя рыбу, замѣтилъ въ водѣ человѣческія ноги; онъ закинулъ петлю и притянулъ къ берегу трупъ. По желѣзнымъ латамъ, украшеннымъ на груди золотымъ орлом, сбѣжавшіеся татары узнали Ермака. Вытащили его изъ воды и впродолженіе шести недель не хоронили его. Ругались они надъ нимъ и пускали въ него свои стрѣлы. Самъ Кучумъ пріезжалъ увѣриться, что Ермакъ умеръ, и казаки и стрѣльцы остались какъ безъ головы. Похоронили Ермака и въ честь его съѣли 30 быков, а одежду его раздѣлили между собой.
Но не долго, впрочемъ, процарствовал Кучумъ въ своей вновь занятой столицѣ, на казацкихъ могилкахъ — царскіе воины уже шли въ Сибирь, ибо путь къ ней был уже проложенъ».
Журналъ «Нива», 1876 г.
#суровость
«… Казаки на возвратномъ пути, расположились ночевать в шатрах, оставив лодки у берега, близ Вагайского устья на Иртышѣ. Ночью поднялась буря, дождь какъ изъ ведра лилъ. Но казаки спали богатырским сномъ, татары напали на нихъ и перерѣзали ихъ всѣхъ, не успѣли казаки и за оружіе взяться, только одному изъ нихъ удалось бѣжать и добраться до Искера. Самъ Ермакъ вскочилъ было на крики, бросился къ судамъ своимъ, но перепрыгивая съ лодки на лодку, оступился и упалъ въ бурныя волны Иртыша; подаренныя царемъ кольчуги стѣсняли его и были причиной его погибели. Такъ вотъ каковъ былъ горькій конецъ героя. 13 [23 – по н.с.] августа 1584 г. татарин, Янинъ, ловя рыбу, замѣтилъ въ водѣ человѣческія ноги; онъ закинулъ петлю и притянулъ къ берегу трупъ. По желѣзнымъ латамъ, украшеннымъ на груди золотымъ орлом, сбѣжавшіеся татары узнали Ермака. Вытащили его изъ воды и впродолженіе шести недель не хоронили его. Ругались они надъ нимъ и пускали въ него свои стрѣлы. Самъ Кучумъ пріезжалъ увѣриться, что Ермакъ умеръ, и казаки и стрѣльцы остались какъ безъ головы. Похоронили Ермака и въ честь его съѣли 30 быков, а одежду его раздѣлили между собой.
Но не долго, впрочемъ, процарствовал Кучумъ въ своей вновь занятой столицѣ, на казацкихъ могилкахъ — царскіе воины уже шли въ Сибирь, ибо путь къ ней был уже проложенъ».
Журналъ «Нива», 1876 г.
#суровость
Человечѣскія жертвы въ древней Мексикѣ
Древне-мексиканская цивилизація, съ ея причудливыми, оригинальными формами, долго оставалась какой-то темной загадкой для ученыхъ. Только въ послѣднее время, благодаря переводамъ испанскихъ историковъ, современниковъ Фердинанда Кортеса, и археологическимъ находкамъ, удалось ближе ознакомиться какъ съ обычаями, так и съ религіозными воззрѣніями древнихъ Ацтековъ, странно соединявшихъ въ своемъ народномъ характерѣ возвышенныя чувства съ обрядами самыми кровожадными и дикими. Къ послѣднимъ принадлежитъ и извѣстная особенность древне-мексиканского культа, строго требовавшего при всѣхъ чрезвычайныхъ событіяхъ и праздненствахъ человѣческихъ жертвоприношеній. Такъ восшествіе на престолъ каждаго новаго царя ознаменовывалось бойней многочисленныхъ плѣнниковъ, и Аксаякатль, преемникъ знаменитаго Монтезумы, даже началъ тотчасъ же по воцареніи войну съ сосѣдними племенами, чтобы пріобрести побольше жертвъ для предстоящаго своего коронованія. Такой же политики держался и послѣдующій царь Ахитцатль, ознаменовавшій свое царствованіе постройкой громаднаго храма, при торжественномъ освященій котораго, по словам Торквемады, было принесено въ жертву богамъ до 72,324 плѣнниковъ…
1) Ошейникъ для головы жертвы 2) Жертвенная ваза. 3,6 и 8) Входъ въ жертвенный храмъ. 4) Жертвенный ножъ. 5) Изображеніе лица жертвователя, обтянутое кожею жертвы.
Журналъ «Нива», 1883 г.
#суровость
Древне-мексиканская цивилизація, съ ея причудливыми, оригинальными формами, долго оставалась какой-то темной загадкой для ученыхъ. Только въ послѣднее время, благодаря переводамъ испанскихъ историковъ, современниковъ Фердинанда Кортеса, и археологическимъ находкамъ, удалось ближе ознакомиться какъ съ обычаями, так и съ религіозными воззрѣніями древнихъ Ацтековъ, странно соединявшихъ въ своемъ народномъ характерѣ возвышенныя чувства съ обрядами самыми кровожадными и дикими. Къ послѣднимъ принадлежитъ и извѣстная особенность древне-мексиканского культа, строго требовавшего при всѣхъ чрезвычайныхъ событіяхъ и праздненствахъ человѣческихъ жертвоприношеній. Такъ восшествіе на престолъ каждаго новаго царя ознаменовывалось бойней многочисленныхъ плѣнниковъ, и Аксаякатль, преемникъ знаменитаго Монтезумы, даже началъ тотчасъ же по воцареніи войну съ сосѣдними племенами, чтобы пріобрести побольше жертвъ для предстоящаго своего коронованія. Такой же политики держался и послѣдующій царь Ахитцатль, ознаменовавшій свое царствованіе постройкой громаднаго храма, при торжественномъ освященій котораго, по словам Торквемады, было принесено въ жертву богамъ до 72,324 плѣнниковъ…
1) Ошейникъ для головы жертвы 2) Жертвенная ваза. 3,6 и 8) Входъ въ жертвенный храмъ. 4) Жертвенный ножъ. 5) Изображеніе лица жертвователя, обтянутое кожею жертвы.
Журналъ «Нива», 1883 г.
#суровость
Сосѣди
Вышелъ нашъ хомякъ изъ норки
И наткнулся на ежа,
А синичка гусеничку
Истребляетъ не спѣша.
«Пріятели и непріятели», 1909 г.
#стихи #суровость
Вышелъ нашъ хомякъ изъ норки
И наткнулся на ежа,
А синичка гусеничку
Истребляетъ не спѣша.
«Пріятели и непріятели», 1909 г.
#стихи #суровость
Немыслимое. Зубной врачъ
Мать:
— Боже мой, дѣти! Что вы тут дѣлаете? Почему Ваня плачетъ?
Старшая дѣвочка:
— Ничего, мамочка. Мы играемъ въ зубные врачи, а гадкій Ваня не даетъ себѣ вырывать зубъ и оретъ, как сумашедшій!
Журналъ «Дѣтскій смѣхъ», 1908 г.
#суровость
Мать:
— Боже мой, дѣти! Что вы тут дѣлаете? Почему Ваня плачетъ?
Старшая дѣвочка:
— Ничего, мамочка. Мы играемъ въ зубные врачи, а гадкій Ваня не даетъ себѣ вырывать зубъ и оретъ, как сумашедшій!
Журналъ «Дѣтскій смѣхъ», 1908 г.
#суровость
Нападеніе свиней на бумажникъ
У одного мясника на островѣ Фіопіи, сопровождавшаго по желѣзной дорогѣ партію купленных имъ свиней, упалъ бумажникъ съ кредитными билетами. Свиньи бросились на него и мгновенно все пожрали. Мясникъ убилъ свиней и извлекъ изъ ихъ внутренностей куски кредитных билетовъ, которые оказалось возможнымъ возстановить.
Журналъ для дѣтей младшаго возраста «Задушевное слово», 1910 г.
#суровость
У одного мясника на островѣ Фіопіи, сопровождавшаго по желѣзной дорогѣ партію купленных имъ свиней, упалъ бумажникъ съ кредитными билетами. Свиньи бросились на него и мгновенно все пожрали. Мясникъ убилъ свиней и извлекъ изъ ихъ внутренностей куски кредитных билетовъ, которые оказалось возможнымъ возстановить.
Журналъ для дѣтей младшаго возраста «Задушевное слово», 1910 г.
#суровость
Похороны птички
Сколько радости и веселья доставляла этимъ дѣтямъ пѣвунья-птичка. И съ какимъ стараніемъ и любовью убирался за то всегда ее маленькій домикъ-клѣтка. Но вдругъ не стало птички. И ее осиротѣвшая хозяйка, идетъ съ клѣткой въ рукахъ, позади ея похоронной колесницы, а рядомъ съ ней ея маленькой братишка; онъ несетъ птичкѣ послѣдній даръ — букетикъ цвѣтовъ.
Какъ только не стало пѣвуньи птички, глубоко огорченная дѣвочка выдвинула тѣлежку, вычистила ее, наложила въ нее подушечекъ, прикрыла чистой куклиной простынькой, украсила цвѣточками и положила сверху свою любимицу. Но прежде, чѣмъ похоронить ее, она созвала всѣхъ лучшихъ другей, распредѣлила имъ мѣста въ погребальной процессіи и вечеркомъ, когда закатывалось солнце, золотя своими послѣдними лучами засыпающую природу, она повезла ее хоронить. Впереди всѣхъ идетъ маленькій мальчикъ и несетъ знамя, на котором на скоро вышили имя птички, за мальчикомъ идут двѣ дѣвочки, одна поетъ, другая, повязанная платочкомъ, держа одной рукой дышло погребальной телѣжки, исполняетъ роль наемной плакальщицы. Собаченка, слыша ея хныканья, неудержимо лаетъ. От второй группы, состоящей изъ двухъ дѣвочекъ и двухъ мальчиковъ, отдѣлилась третья дѣвочка и, присѣвши на траву подлѣ цвѣтковъ, набираетъ въ свой фартучекъ самые красивые изъ нихъ. Мальчикъ, убѣжавшій впередъ, исполнилъ свою роль могильщика и, опираясь на желѣзную лопатку, ждетъ птичку на вѣчный покой, а она лежитъ поднявши лапки, на мягкой постели. Защемило сердечко бѣдной дѣвочки, когда она увидѣла приготовленную могилку. Слезы покатились неудержимо одна за другой. Может быть птичка эта была ея первой любовью и первой тяжелой утратой.
Журналъ «Иллюстрированный вѣстникъ», 1877 г.
#суровость #песики
Сколько радости и веселья доставляла этимъ дѣтямъ пѣвунья-птичка. И съ какимъ стараніемъ и любовью убирался за то всегда ее маленькій домикъ-клѣтка. Но вдругъ не стало птички. И ее осиротѣвшая хозяйка, идетъ съ клѣткой въ рукахъ, позади ея похоронной колесницы, а рядомъ съ ней ея маленькой братишка; онъ несетъ птичкѣ послѣдній даръ — букетикъ цвѣтовъ.
Какъ только не стало пѣвуньи птички, глубоко огорченная дѣвочка выдвинула тѣлежку, вычистила ее, наложила въ нее подушечекъ, прикрыла чистой куклиной простынькой, украсила цвѣточками и положила сверху свою любимицу. Но прежде, чѣмъ похоронить ее, она созвала всѣхъ лучшихъ другей, распредѣлила имъ мѣста въ погребальной процессіи и вечеркомъ, когда закатывалось солнце, золотя своими послѣдними лучами засыпающую природу, она повезла ее хоронить. Впереди всѣхъ идетъ маленькій мальчикъ и несетъ знамя, на котором на скоро вышили имя птички, за мальчикомъ идут двѣ дѣвочки, одна поетъ, другая, повязанная платочкомъ, держа одной рукой дышло погребальной телѣжки, исполняетъ роль наемной плакальщицы. Собаченка, слыша ея хныканья, неудержимо лаетъ. От второй группы, состоящей изъ двухъ дѣвочекъ и двухъ мальчиковъ, отдѣлилась третья дѣвочка и, присѣвши на траву подлѣ цвѣтковъ, набираетъ въ свой фартучекъ самые красивые изъ нихъ. Мальчикъ, убѣжавшій впередъ, исполнилъ свою роль могильщика и, опираясь на желѣзную лопатку, ждетъ птичку на вѣчный покой, а она лежитъ поднявши лапки, на мягкой постели. Защемило сердечко бѣдной дѣвочки, когда она увидѣла приготовленную могилку. Слезы покатились неудержимо одна за другой. Может быть птичка эта была ея первой любовью и первой тяжелой утратой.
Журналъ «Иллюстрированный вѣстникъ», 1877 г.
#суровость #песики