Когда верхушки неба сомкнутся,
У моего дома будет крыша.
Поль Элюар
Дом моего детства.
Где мой дом? Этот вопрос я очень часто задавала маме, так что в один день мама не выдержала и сказала, твой дом там, где я скажу. Ее раздражала моя чувствительность к смене обстоятельств. Мой дом. Укоренённые в земле люди всегда знают, где их дом. Они не задаются этим вопросом. Дом там, где хранятся все инструменты, чтобы землю возделывать, дом там, где есть утварь, чтобы обработать плоды труда, дом там, где есть кухня, чтобы приготовить плоды труда, дом там, где есть кровать, чтобы отдохнуть от вечного труда и так далее. И даже во сне снится работа. «Алран кайми аки-сухи». Мама в детстве часто называла меня обидным чувашским словом «ҫапкаланчӑк”. Это потому что мне нравилось бродяжничать, убегать куда-нибудь в овраги, прятаться там, читать книги, ложиться на траву и смотреть на небо.
Мой дом. Что это? Я не знаю. Дом, где родился мой отец? Я его никогда не могла назвать своим. Он был лабиринтом комнат и вещей, нагромождением семейных проблем. Дом, где родилась моя мама? Пожалуй, это самое близкое к домашнему. Дом был старым и полным чего-то магического. Ночью было страшно, потому что там в темноте прятались страшные чувашские существа, о которых шёпотом рассказывали бабушка с дедушкой. А напротив дом был овраг, на краю которого когда-то была киреметь. Там стояли заброшенные скелеты деревьев, белесые призраки прошлого.
Дом, где я родилась я вовсе не помню. Мне всегда на него показывали, когда мы проходили мимо. Упрощенный космос деревянного дома, построенного наспех, чтобы заселить отправленных в село учителей.
Дом, куда потом переехала мама со своей семьей. Это была двухкомнатная квартира, стерильное советское пространство, бездушная коробка, покрытая внутри безликими обоями, заставленная такой же стерильной мебелью. Приходилось много трудиться, чтобы обои и мебель приобрели черты уникальности. Маме это не нравилось, наши попытки с сестрой разрисовать обои и художественно ободрать мебель казались ей варварством. «Когда бытие дома преобразуется в человеческие ценности можно ли объяснить это воздействием метафор?»
Следующий дом - очередное переселение. Дом был странным. До нас там жили Свинцовы. Кем они были, я не знаю. Но металлический привкус фамилии будоражил воображение. Мы все время находили следы их жизненного мира: заброшенная книжка, карандаши и ручки, укатившиеся под половицы, какие-то бумажки. Я выросла в Абашево, селе который знает каждый археолог в мире. Скрытый под землей мир другой цивилизации. Ветер в сердце гонит вперед, они ушли, бросили это место, почему? Почему люди бросают свои дома? Потом было еще много домов, но до сих пор нет места, где бы я могла пустить корни. Я семечко, которое не может найти свою землю. «Я хотел бы дом, похожий на дом морского ветра, который трепещет от полета чаек» (Жорж Спиридаки).
У моего дома будет крыша.
Поль Элюар
Дом моего детства.
Где мой дом? Этот вопрос я очень часто задавала маме, так что в один день мама не выдержала и сказала, твой дом там, где я скажу. Ее раздражала моя чувствительность к смене обстоятельств. Мой дом. Укоренённые в земле люди всегда знают, где их дом. Они не задаются этим вопросом. Дом там, где хранятся все инструменты, чтобы землю возделывать, дом там, где есть утварь, чтобы обработать плоды труда, дом там, где есть кухня, чтобы приготовить плоды труда, дом там, где есть кровать, чтобы отдохнуть от вечного труда и так далее. И даже во сне снится работа. «Алран кайми аки-сухи». Мама в детстве часто называла меня обидным чувашским словом «ҫапкаланчӑк”. Это потому что мне нравилось бродяжничать, убегать куда-нибудь в овраги, прятаться там, читать книги, ложиться на траву и смотреть на небо.
Мой дом. Что это? Я не знаю. Дом, где родился мой отец? Я его никогда не могла назвать своим. Он был лабиринтом комнат и вещей, нагромождением семейных проблем. Дом, где родилась моя мама? Пожалуй, это самое близкое к домашнему. Дом был старым и полным чего-то магического. Ночью было страшно, потому что там в темноте прятались страшные чувашские существа, о которых шёпотом рассказывали бабушка с дедушкой. А напротив дом был овраг, на краю которого когда-то была киреметь. Там стояли заброшенные скелеты деревьев, белесые призраки прошлого.
Дом, где я родилась я вовсе не помню. Мне всегда на него показывали, когда мы проходили мимо. Упрощенный космос деревянного дома, построенного наспех, чтобы заселить отправленных в село учителей.
Дом, куда потом переехала мама со своей семьей. Это была двухкомнатная квартира, стерильное советское пространство, бездушная коробка, покрытая внутри безликими обоями, заставленная такой же стерильной мебелью. Приходилось много трудиться, чтобы обои и мебель приобрели черты уникальности. Маме это не нравилось, наши попытки с сестрой разрисовать обои и художественно ободрать мебель казались ей варварством. «Когда бытие дома преобразуется в человеческие ценности можно ли объяснить это воздействием метафор?»
Следующий дом - очередное переселение. Дом был странным. До нас там жили Свинцовы. Кем они были, я не знаю. Но металлический привкус фамилии будоражил воображение. Мы все время находили следы их жизненного мира: заброшенная книжка, карандаши и ручки, укатившиеся под половицы, какие-то бумажки. Я выросла в Абашево, селе который знает каждый археолог в мире. Скрытый под землей мир другой цивилизации. Ветер в сердце гонит вперед, они ушли, бросили это место, почему? Почему люди бросают свои дома? Потом было еще много домов, но до сих пор нет места, где бы я могла пустить корни. Я семечко, которое не может найти свою землю. «Я хотел бы дом, похожий на дом морского ветра, который трепещет от полета чаек» (Жорж Спиридаки).
Дихотомия между древним и современным прекрасна. Но бесшовная интеграция истории и современности причудливее и как будто значительнее, потому что в этом чувствуется невероятная сила витальности. Как природа, захватывающая архитектуру, питающая ее какой-то другой жизнью, не запланированной, не контролируемой, существует и другое искусство современности. Феномен художественных проектов, направленных на традиционную культуру, вне традиционных медиумов, интересует меня с момента, как я познакомилась с Юлей, той, что придумала Чувашскую биеннале. Ее вопрошания о том, как «чувашское» может сосуществовать с «современностью» (в смысле искусства, а не вообще, конечно) порождали во мне бунтарское: конечно, может, еще как может. Как? Непонятно. Но надо делать, а там разберемся, само сложится, доверимся процессу, художественному чутью всех, кто верит, что такая комбинация может существовать. Создавая сосуд, создаешь и его содержимое. Теперь уже таких сомнений нет. Теперь другое, какую дорогу выбрать, как не прервать то, что начато, какие перспективы открывать. Оттуда и множество сомнений, множество вопросов. 13 ноября в 19.00 мы открываем новый сезон биеннале, объявляем тему и куратора. Приходите в Чувашский драмтеатр, мы будем вас ждать.
Спасибо всем тем, кто пришел вчера. Было очень душевно. Спасибо за ваши вопросы и живой интерес.