В июньском номере журнала «Урал» вышли публикации Юрия Казарина, Вячеслава Глазырина, Юлии Токаревой, Александра Шимановского и Степана Самарина – поэтов, тесно связанных с несовременником. «Журнальный зал», к сожалению, восстанавливается медленно, поэтому мы решили поделиться с вами этими стихотворениями в телеграме.

Шестой номер открыла подборка Юрия Казарина «Увидеть снег во тьме».

Следующей в июньском «Урале» идет «Ранимая молитва» Вячеслава Глазырина. В прошлом году в «журнале на коленке» была опубликована часть этой подборки (с иллюстрациями удивительной Нади Захаровой). Но в голове автора эти два небольших цикла связаны неразрывно, поэтому «Колодец» стал частью новой подборки.

В истории новейшей китайской поэзии Чжан Цзао (张枣; 1962-2010) более многих заслуживает кропотливого академического разбора. Помимо ранних шедевров, написанных в начале 1980-х, наибольшую славу поэту принесли пространные и сложно простроенные циклы стихов – главным образом «В диалоге с Цветаевой» (跟茨维塔伊娃的对话) и «Кафка – Фелиции» (卡夫卡致菲丽丝). В целом же его поэтический корпус сравнительно невелик – на сегодняшний день собрано всего полторы сотни текстов, примерно половина которых составляет малый авторизированный канон.

Несмотря на то, что ни одно из предложенных на карточках стихотворений не вошло в единственный прижизненный сборник Чжан Цзао «Письма Вёсен и осеней» (春秋来信), эта выборка вполне может считаться показательной «от противного». Разговор о «невошедшем» – это прежде всего попытка поверить строгость поэта взглядом «извне ремесла». Уже в «Радуге» (虹) видно все богатство палитры модернистских приемов: от «диалогового» письма, до высокого остранения. Такое стремление Чжан Цзао наделить каждое слово максимально доступным удельным весом нередко приводило к афористичности. Отчасти то же справедливо и для «Элегии» (哀歌), конструирующей принципиально проницаемое, почти сквозящее пространство. Каждая ее строка – отражение, весть из другой действительности, и настоящая трагедия в том, что на момент прочтения эта некогда-бывшая «сообщаемая» реальность больше не существует. Получателю остается лишь постараться сберечь ее осколки.

Хронологически стихотворение «Журавль» (鹤; hè) можно считать предпоследним текстом Чжан Цзао. В традиционной культуре Китая «журавль» – один из символов благородства и долгожительства (не сказать – бессмертия). В то же время пунктуационное оформление здесь подталкивает к поиску созвучий – к примеру, среди вопросительных частиц 何 (hé) и/ли 呵 (hē). Подобная «двустворчатость» характерна и для общего фона стихотворения, где сквозь детали частного мира все отчетливее проступают контуры вневременных основ бытия. Наделенный подобным зрением поэт несомненно осознавал меру полученного от судьбы благословления. И отчаянию так и не удалось взять рубеж его слова.

P.S.
В творчестве Чжан Цзао есть и еще один «программный» текст, разрабатывающий образ журавля – «Песнь земли» (大地之歌). В свете вышесказанного цитата оттуда звучит лишь пронзительней:

Человек – это драма, человек никогда не один.
人是戏剧，人不是单个

Иван Алексеев