«Бумага» написала про моего подзащитного по делу «Весны», Женю Затеева.

Это очень поучительная история о том, почему невиновные могут признавать вину даже в тяжких преступлениях, и почему, даже понимая все возможные последствия, иногда от таких признаний отказываются.

Специфика нашей работы – это ооооочень долгосрочное планирование.

Вступаешь в дело и понимаешь, что тут следствие ещё примерно на 6-8 месяцев, потом суд примерно на полгода, если дело пойдёт быстро и с первого раза. А если вразвалочку и не с первого, то, возможно, затянется на годы.

И вот однажды затянутое на годы дело заканчивается приговором.

Сегодня, например, закончилось (ну, как закончилось – впереди апелляция, но там уже не такая интенсивность работы) дело, в которое я вступила осенью 2022 года.

Осложняющих факторов там было много – тормозящее и нерасторопное расследование (что очень напрягает, когда ты за потерпевших), следователь, которую приходилось натурально караулить, чтобы хоть какие-то документы из неё вытрясти. Множество свидетелей, большинство из которых – защиты. Монументальный процессуальный провал следствия, который заставил суд вернуть дело прокурору.

Ну и самое главное – статья. 132 УК РФ, да ещё и в отношении ребёнка до 12 лет.

С сексуализированным насилием всегда сложно, как и с детьми. И события давние, и особенности детской памяти играют не в пользу обвинения, и процессуальные подвохи в этих делах бывают такие, что нужны опыт и осторожность, чтобы на них не наступить.

Позиция защиты тут почти всегда одна – оговор (либо со стороны ребёнка, либо со стороны родителя/ей, либо всё сразу). И этот предполагаемый оговор приходится разбирать по косточкам, залезая в давние семейные ссоры, многолетней давности передел наследства, фотографии совместных посиделок с тысяча девятьсот лохматого года.

Государственное обвинение в лице прокурора обычно не очень внимательно занимается такими вещами. Это – поле работы для адвоката со стороны потерпевшего.

И вот поле вспахано, приговор прозвучал. Два с половиной года работы были не просто так.

И можно долгосрочно планировать что-то ещё.

Я НИ УМИРЛА ©

По делу Анны Александровой, которую Пушкинский суд приговорил к 5 годам и 2 месяцам колонии за один (!) пост с видео, первично опубликованное z-каналами, апелляция, конечно, будет – жалобы поданы.

Но пока Анну судили за «фейки», администрация СИЗО ещё и отправила её в карцер. За что? За то, что, оставшись без лекарств от хронической боли в спине, Анна в какой-то момент не смогла встать, и поэтому её не смогли конвоировать в судебное заседание. Вот и прикрылись рапортом с карцером.

По этому поводу мы, как и обещали, подали иск. Ждём возражений от СИЗО – посмотрим, как они будут выкручиваться.

Давным-давно, в далёкой галактике (а именно на 2 курсе юрфака) я писала курсовую про соучастие.

И с тех давних времён известно, что если использовать несубъекта (человека, не достигшего возраста уголовной ответственности и т.д.) для совершения преступления, то хитрый использующий уголовки не избежит, а будет считаться исполнителем.

Эта схема известна с кражами, сбытом наркотиков и прочими бытовыми вещами.

Но вот применение этой схемы к заведомо ложным показаниям – это нечто, что в голове у меня не укладывается.

То есть да, начало логической цепочки в фабуле обвинения понятно: берём не достигшую 16 лет потерпевшую и уговариваем дать ложные показания. Так же, как можем уговорить малолетку украсть что-нибудь.

Но потом схема как будто бы даёт сбой. Показания потерпевшего – штука личная и индивидуальная. Как можно дать показания потерпевшего, не будучи потерпевшим – большой вопрос (автозамена предлагает "больной вопрос", и она тоже права).

И в деле, о котором идёт речь по ссылке выше, ситуация у суда, видимо, такая: никакая уголовная статья не подходит, а чувство, что так нельзя, есть. И поэтому суд берет статью, которая лежит поближе, и натягивает её на факты так, как уж получилось.

Но уголовный кодекс вроде бы не из латекса сделан, и натягивать его абы как и абы на что просто из чувства, что «это должно быть наказуемо», нельзя.

Ну, или это мне так только кажется.

Если в моей адвокатской жизни заканчивается одно дело, где я представляю потерпевших, то сразу же появляется новое. И снова про сексуализированное насилие над детьми.

Тут вообще всегда есть несколько типовых ситуаций, и одна из них – это когда обвиняемый – отец, отчим, старший родственник (в ту же кучу тренеры, учителя и другие значимые взрослые).

Очень часто защищаются они так: раз потерпевшая не возражала и никому ничего не сказала, значит, ей всё нравилось, и насилия не было.

И чем старше потерпевшая, тем эта защита эффективнее.

И вот в попытке опровергнуть очередное «молчала, значит, нравилось» я внезапно откопала несколько лекал для сравнения.

Во-первых, возраст согласия. У нас в РФ это 16 лет. Второму участнику при этом может быть от 18 до бесконечности. Но в некоторых странах уже додумались до того, что дело не только в возрасте, но и в разнице в нём (и она обуславливает, в общем-то, возможность дать или не дать согласие).

То есть если ему 18, а ей 15, это одна история. А если ему 40, а ей те же самые 15, то другая. В нашем УК при разнице в возрасте меньше 4 лет просто нельзя назначать лишение свободы, но уголовную ответственность это не исключает. А вот так всё устроено, к примеру, в Канаде – меняется сам возраст согласия:

Если разница в возрасте меньше 5 лет, возраст сексуального согласия уменьшается до 14. Если разница в возрасте меньше 2 лет, возраст сексуального согласия уменьшается до 12. Возраст сексуального согласия для анального секса — 18, независимо от разницы в возрасте.

Второе вытекает из пункта про гибкость возраста согласия. В некоторых странах возраст согласия повышается, если речь идёт об отношениях «по вертикали» (со старшими родственниками, опекунами, учителями, Оксимироном).

Так вот, во-вторых, одной из таких стран была Россия. Правда, в XIX веке: возраст согласия как таковой был 14 лет, а вот для отношений с опекуном повышался аж до 21 года. Так что во времена Достоевского Тоцкий из «Идиота» был не только редкостным гадом, но и преступником. А по нынешним – просто гад.

Правда, с растлением несовершеннолетней подопечной уже тогда была процессуальная загвоздка: дело возбуждалось или по заявлению потерпевшей, или по заявлению... да-да, того самого опекуна.

Судебной статистикой за тот период я, к сожалению, не владею, но почему-то мне кажется, что заявлений было не очень много. И отнюдь не потому, что потерпевшим всё нравилось.

Наблюдала сегодня в одном процессе акт, скажем так, слияния органов следствия и прокуратуры.

Государственные обвинители заявили, что хотят исследовать вещественные доказательства. Дело хорошее и правильное, но сложное, требующее участия специалиста (который умеет технику ставить на зарядку и потом её включать – это не каждый может).

Суд заседание отложил, нашёл специалиста с набором кабелей с USB на что угодно.

Но кроме специалиста аж из Москвы приехал целый следователь (за государственный, естественно, счёт, то есть за наш), который немножечко вел это дело в составе следственной группы.

Прокуроры говорят:
– Ваша честь, тут много коробок с вещдоками, мы с ними не знакомы и не знаем, что где лежит. Просим допросить следователя как свидетеля именно на эту тему – что где валяется.

Суд соглашается.

Следователь сообщает, что таки да, некоторые вещдоки осматривал сам, о других знает от коллег, так что сейчас любезно поможет государственному обвинению разобраться в коробках и пакетах.

И разбираются они так:

– Так, – говорит следователь, – этот телефон осмотрен, он вам не нужен.
– Хорошо, – соглашаются прокуроры, – не нужен.
– А вот из этого пакета исследуем плакат, значки и наклейки.
– Конечно, – вторят прокуроры, – исследуем.
– А здесь на планшете картинки интересные, сейчас зарядим и включим, – заявляет следователь, он же свидетель, превращаясь ещё и немного в специалиста.
– Включим! – радуются прокуроры.

Следователь, он же свидетель и немножечко специалист, чувствует, как его серенький спортивный костюм начинает приобретать глубокий синий цвет прокурорской формы.

А я сижу и мечтаю. Мечтаю, как я не знакомлюсь с вещественными доказательствами, а просто в нужный момент вызываю откуда-то мужчину в спортивном костюме (хотя нет, в моих мечтах он одет поприличнее), и он канцелярским ножом вскрывает все коробки и делает всё за меня. И за государственный счёт.

Sweet dreams are made of this, who am I to disagree?

Словосочетание «Совет молодых адвокатов» я всегда читала как «ВЛКСМ», и особого желания вливаться в эти ряды не было. Да и чем там эти ряды занимались? Раздачей друг другу медалек за соревнования по боулингу, возложением цветов куда ни попадя, декламацией торжественных речей, на жизнь и быт простого адвоката не влияющих никак?

Но потом внезапно в питерской палате всё поменялось.

Вы мне сейчас скажете, мол, да, Настя, конечно, поменялось – в совет молодых адвокатов пришли твои друзья, вот ты и говоришь теперь совсем по-другому.

Ну да. Друзья и пришли. А я их, знаете ли, не зря годами подбирала среди лучших адвокатов этого города.

И вот получился совет этих самых молодых, которые во главу угла поставили не выдачу грамот себе любимым, а обмен опытом и качественные учебные мероприятия, полезные, на самом деле, не только молодым, но и уже не молодым (типа меня).

И ещё эти несколько лет мои друзья делали очень важную вещь – давали тем, кто только-только получил статус, сеть контактов. Миграционное право, медицина, патенты, запрос в КС? Всё есть. Всё обсудим, поможем, порекомендуем, поддержим.

Теперь эти несколько лет (то есть срок полномочий СМА в нынешнем составе) подходит к концу. И сейчас я вешаю сюда ссылку на их последнюю дискотеку. Можно сказать, выпускной молодых адвокатов.

Скоро молодые будут совсем новые и ещё более дерзкие, а пока давайте проводим тех, кто буквально собрал комьюнити питерских молодых адвокатов с нуля.

Мы много раз спасали эту собаку, и в этот раз хотим сделать то же самое. Никогда не злоупотребляю репостами в этом канале, но сегодня пришёл тот день, когда пора.

Альбина и моя собака тоже, и оставаться в стороне я не могу.

#журналистское

Всем привет, сегодня я тут с совершенно неожиданным контентом для этого канала. Настолько неожиданным, что к нему сложно подступиться.

Любому журналисту надо, помимо чувства важности того, что ты делаешь все же иметь причину для возвращения домой. Иначе на работе такой важной и нужной можно завязнуть типа навсегда.

И вот моя причина, собака Альбина, белый сеттер, 11 лет или больше (никто не знает, ведь она из приюта) сейчас попала в стационар и ждёт переливания крови.

Да-да, это пост о том, что если кто-то может скинуть сотку, то  я был бы страшно признателен (учитывая количество нулей в счёте от ветеринарки). Я никогда таким не пользовался, но мои друзья сегодня закидали постами в своих каналах и дали кто сколько мог. Кажется совершенно нечестно в своём канале делать вид, что помощь мне не нужна, так как именно сегодня - нужна.

В общем, повторюсь, если кто может чуть подкинуть на спасение этой красавицы... То я в неоплатном долгу.

Просто по моему номеру +79117102965. Любой банк

Когда-то давно, когда я ещё работала по назначению, от меня впервые в жизни отказался подзащитный.

Дело было, грубо говоря, «на одну трубку»: молодой человек подвыпил и повздорил с сотрудниками полиции. Ну, и ударил одного из них на эмоциях. Это насилие в отношении представителя власти, уголовка. Подзащитный признался, раскаялся и готов был идти в суд за 30 тысячами штрафа.

Оставалось только одно – ознакомиться с делом. Правда, к тому моменту, как я приехала в отдел, дело всё ещё хранилось, скажем так, россыпью. Листы не пронумерованы, том не сшит.

Подзащитному, конечно, было в целом наплевать на это. Но в протоколе не зря пишется сакраментальное «с материалами уголовного дела в прошитом и пронумерованном виде», и ежели я такое подписываю, то эту прошитость и пронумерованность своей подписью подтверждаю.

Поэтому выход есть: шило, нитки, карандаш. А я никуда не тороплюсь, могу подождать, пока следователь сделает то, что должен.

Вместо этого, правда, следователь отложил нашу встречу на следующий день. В который подзащитный вдруг внезапно от меня отказался, потому что не хочет ругаться со следствием. И вручил мне напечатанное (интересно, кем) заявление об отказе от моей помощи в связи с наличием противоречий в позиции.

Мы, конечно, общими усилиями доработали формулировку. У меня до сих пор где-то в архивах лежит рукописный текст, где подзащитный говорит следующее: «Отказываюсь от услуг адвоката Пилипенко А.В. в связи с тем, что она отказывается подписывать протокол ознакомления с делом, которое находится в непрошитом и непронумерованном виде».

Следователь направил в адвокатскую палату новую заявку, в дело пришел другой защитник, а я с радостью распрощалась с обоими – и со следователем, и с бывшим подзащитным. На момент прощания дело так и лежало на столе следователя россыпью.

Отказ, замена и прочие свистопляски заняли два дня. А ведь можно было потратить максимум полчаса на шитьё.

Сегодня я узнала, что и этот следователь теперь стал адвокатом. Интересно, попался ли ему на экзамене вопрос про порядок ознакомления с материалами уголовного дела?

Девушка за соседним столиком в кофейне (рассказывает подруге, видимо, про свидание):

– ...Он хоть и юрист, но смешной и не умничает.

Теперь вот думаю, неужели мы так и выглядим для неюристов – скучными занудами?

(удержалась от реплики "он просто криминалист")

Где-то между прениями по «историческим фейкам», вторым отложением неотложного заседания и встречей, напоминающей сложнозакрученные шахматы на четверых, мой мозг окончательно закоротило.

Вместо невнятных обрывков прошедшего и ожидаемого, которые снятся мне в последнее время где-то ближе к звону будильников, в голове собралось весьма элегантное и почти литературное попурри.

Началось с того, что во сне я проснулась в полуразрушенной общаге коридорного типа. Попытавшись налить себе воды из чайника, я поняла, что она вся мыльная. По логике сна это значило, что кто-то из постояльцев сливает воду с мылом в питьевую. И надо найти, кто именно это делает – чтобы сделать внушение и прекратить водопроводные диверсии.

И поиски придется проводить почему-то мне, кому ж ещё. А на сквозную сюжетную нить обхода комнат общежития нанизывались истории их жителей:

Судья, которая пьёт водку с приставами и боится, что в областном суде об этом узнают. Агрессивная президент какой-то региональной адвокатской палаты, грозящая мне судимостью за стук в её дверь. Адвокат, которого в годы учебы в Великобритании научили неправильно готовить яичницу (скрэмбл, а не православную глазунью). Стажёры, которых пожилой адвокат с тросточкой учил курить махорку (я сказала, что тоже хочу, и со мной поделились).

Источник мыльной воды я, кажется, так и не нашла (или виноваты были стажёры?), но так ли это важно?

Всё-таки не каждую ночь смотришь микс Уэса Андерсона с Алексеем Балабановым.

А потом утром встаёшь, едешь в суд, и там – если сравнивать с сегодняшним «мыльным» сюжетом – всё оказывается не так уж и абсурдно.

Обожаю, когда журналисты связывают несвязываемое.

На самом деле прокурор отказалась от части обвинения, конечно, не из-за сокращённого рабочего дня. Но как красиво было бы, если бы да!

За последние две недели один и тот же следователь дважды просил суд арестовать одного и того же человека. И дважды отзывал ходатайство.

Нюанс: арест планировался заочный.

А УПК не позволяет заочно арестовывать кого попало – только тех, кого объявили в международный или межгосударственный розыск.

Нюанс номер два: чтобы реализовать розыск за пределами РФ, нужно, чтобы то, что Россия считает преступлением, считалось бы им и на территории других стран.

А в РФ, как мы понимаем, есть некоторое количество статей УК, до которых за рубежом ещё не додумались. И, соответственно, зарубежные коллеги наших правоохранителей не горят желанием искать тех, кто по их меркам и не преступник вовсе.

И вот поскольку в межгосударственный розыск с такой статьей обвиняемого не объявишь, следствие придумало хитрую формулировку: в постановлении о федеральном розыске в скобочках добавляется "межгосударственный".

Если проводить аналогию, то это как "председатель ТСЖ (король)". Немножко как бы разные вещи.

И вот уже на второй попытке избрать заочную стражу спрашиваю у следователя:

– Кому вы поручили межгосударственный розыск?
— Оперативникам УМВД по Н-скому району.

В общем, ходатайство о заочном аресте следователь отозвал. Опять.

Сколько времени мог бы он потратить вместо этого на реальные следственные действия по реальным делам? Сколько времени освободилось бы у судей на обдумывание хороших, законных, мотивированных решений?

Про себя уж не говорю, мне хотя бы было от души смешно, так что свою порцию продлевающих жизнь позитивных эмоций я получила.

Даже подзащитному сама по себе заочная мера пресечения погоды бы не сделала. Розыск влияет на жизнь, уголовное преследование само по себе – тоже. А вот мера – нет.

Я почти уверена, что будет и третья попытка добиться бессмысленного заочного ареста. Зачем? Наверное, надо куда-то тратить излишки времени.

Серьёзные темы и новости будут, наверное, завтра. А пока давайте про хиханьки и хаханьки.

Итак, есть три предмета для шуточек и мемов (если хотите модных слов – три тропа), которые мне никак не понять.

Первое – это шутки про экзистенциальный ужас, накрывающий живое человеческое существо, когда ему нужно попросить водителя маршрутки остановиться. Говорят, некоторые готовятся к этому испытанию остановки за три.

Второе, наверное, родственное первому – это желание, чтобы кто-то взрослый и ответственный поругался за тебя в регистратуре поликлиники. Ну и в любом присутственном месте, где живая очередь встречается с электронной.

И третье – это отвращение к своему голосу в записи, и вытекающее из него желание никогда больше не говорить вслух ни слова, раз уж люди слышат тебя так.

И вот я думаю: а нормальное отношение ко всему вышеперечисленному – оно вырабатывается с юридической практикой, или просто в юристы идут те, кому не страшны боссы маршруток и поликлиник?

А ещё в протоколе допроса законного представителя есть отличная строчка:

«Виновной Ветошкину В.В. в совершении преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 330.1 УК РФ _____»

Рада, что в этой графе всё-таки был поставлен прочерк. А то, неровен час, и законные представители начнут за нас высказываться о признании вины.

Ох уж эти альтернативные познания в уголовном процессе от уважаемых процессуальных оппонентов.

Выяснила я тут, что законный представитель обвиняемого не выражает его позицию, потому что представляемым лицом не связывался и позицию не согласовывал, о чем говорит на допросе, не стесняясь.

Заявляю отвод законному представителю.

Следствие ответает, цитирую:

Пилипенко А.В. данными своими действиями нарушены права и законные интересы представителя обвиняемого, чьи интересы она должен защищать.

И это я здесь подрываю всякие нормы и нарываюсь на дисциплинарку, или всё-таки незаконный представитель?