Ревун
На белый свет большого маяка
Слетаются ночные облака,
И шепчутся, и строятся по кругу,
Как мотыльки, как тени на челе,
Как паруса ахейских кораблей,
Натянутые жадно и упруго.
И следует по небу лунный челн,
Легко пронзая копьями лучей
Недвижную поверхность вод бездонных,
Чтоб цепкий взгляд на время отыскал,
Меж хищными перстами черных скал
Кружение русалок и тритонов.
И ниже, на границе темноты,
Как шпили замков острые хребты
Он видит, обмирая и не веря,
Обводы исполинских плавников,
Гигантских лап, и ребер, и клыков,
И голову чудовищного зверя.
Вот зверь спешит к сиянью маяка,
Вокруг него бессчетные века
Вздымаются подобьем истуканов,
И стаи переливчатых тунцов
В сравненьи с ним, как россыпь леденцов
На бархатистом брюхе океана.
И он восходит, и в ночи ревëт,
И крик его таранит небосвод,
Как зимний шторм, как трубы волчьей вьюги,
Как грозные архангелов рога,
Как самый одинокий ураган,
Скитающийся в поисках подруги.
Кричи для нас неведомый ревун
В сиянии холодных долгих лун,
И в час глухой, безвидный и беззвездный.
Наш разум - это рукотворный свет,
И мир вокруг на миллионы лет
Мучительно-прекрасен и непознан.

Письма февралю

Жара плывёт, Луна идёт в зенит,
Комар звенит и мысль моя звенит
Едва-едва, как мелкая монета.
Мне нужно спать, но всё-таки не сплю,
Я письма шлю родному февралю,
Как будто бы с другого континента.
И я пишу: Привет тебе, привет!
Здесь снега нет, мороза тоже нет,
А лёд бывает лишь на дне бокала.
Здесь пьют вино и ездят на такси,
Здесь отродясь не видывали зим
И никогда не спят под одеялом.
Здесь люди беззаботны и легки.
Им не нужны полынные стихи,
Мерцание и шепот в полумраке,
И я гляжу на этих симпатяг,
И думаю, не лучше ли вот так,
Чем вечные сомнения и страхи?»
И мне в ответ пульсирует жара,
И бог приходит в звоне комара
То по-китайски, то по-абиссински,
Над крышами мурлычет лунный кот,
И города гигантский теплоход,
Заходит в август, точно в порт приписки.

Возле Амура
Видит багряные сны
Желтая рыба.

Второе хинкальное

А вы мне громко говорили.
Должно быть, важное чего-то,
А я вплывал в пивной делирий
Слоном, а может кашалотом.
В бокале пузырилась пена,
Шумел кабак, как будто море.
Я клал вам руку на колено
И думал: слон кита заборет.
Моя рука, шальная лодка,
Плыла в таинственные дали.
Когда б здесь подавали водку,
Я заказал бы к ней хинкали.
И я кормил бы вас хинкали,
А вы бы их красиво ели,
И слон с китом не замечали,
Кода рука достигнет цели.
Но в, этом месте, вот непруха!
Одно лишь пиво и сосиски.
Вы мне влепили оплеуху,
И удались по-английски.
И я ножом сосиску мучал,
А слон с китом уснули вроде.
Вы правы, дорогой поручик,
Порой, бывает и по морде!

Скажи, мой друг, к чему прямая речь,
Когда в лицо задует "Wind of change"
С отчетливым сентябрьским послевкусьем?
Мы прочитаем это между строк,
Как ты читала школьникам урок,
А после виски колбасой закусим.
Да и без виски тут отвал башки
Надеть косуху, мчаться в Петушки
Когда в листве горит оттенок лисий,
Оставив городское шапито
Забраться в глушь и там чесать котов
Под заводные ритмы AC/DC.

Вчера на канале ОТР вышла передача о Герберте Уэллсе с моим участием https://otr-online.ru/programmy/svet-i-teni/

Семинарист
Встает высокий смуглый старик, терзая в руках листок.
Он говорит, что начал писать в семидесятые и поночалу - в стол
Потом набрался смелости и отнес тетрадь в газету "Передовица".
Они напечатали его стихи на самой последней странице,
Рядом с кроссвордом, где по
вертикали - камышовый кот,
А по горзионтали - "то, что от бабушки убежало".
Старик протягивает мне листы и говорит: " Вот...
Подборка... разберите меня, пожалуйста".
Разбери меня, милая... разоблачи!Напиши меня в стол или в ящик -
Просит дряхлеющий Вертер беременную Алису. Но та молчит.
Алиса беременна настоящим.
А я родился в олимпийском восьмидесятом.
Я лысеющий юноша с бородой и мне неловко,
Что старик седой доверяет себя на перековку в руки, которых не было и в помине, когда он начал писать свои первые строки.
Я думаю о картине... младших Брейгелей, на которой розовый дым сирени выдыхает кувшин крутобокий.
Если присмотреться, то видно, что не все бутоны еще раскрылись. У некоторых - жизнь впереди,
А другие так и останутся сомкнуты до конца, высохнут и осы-пят-ся...
На подол. Но лишь в сочетании с ними прелесть сирени насыщенней и полнее.
Так на фоне бездонности пустоты отчетливо видно звезды.
Я читаю его подборку и вижу стихи подростка.
Только вместо мальчика высокий и смуглый дед.
Но в поэзии нет надбавок за выслугу лет.
И в конце-концов это было бы унизительно.
Лучше патоки - правда... Горькая, как не крути.
Я жму ему руку... Я говорю:
"Вы в самом начале пути".

НОВОСТИ: «Метро готовится к зиме: в вестибюлях станций установят шесть тысяч вторых дверей»

Ах, лето-лето, шашни сквозняка,
Июля легкомысленные ласки,
И дверь в метро распахнута, легка.
Вторая дверь - совсем иной закваски.
Она крепка как щит, как бастион,
Бывалый воин в шлеме и кольчуге,
Перекрывая выход на перрон,
Вторых дверей бессмертный легион
Встает навстречу холоду и вьюге.
И мы в метро от холода скорей
Укроемся, как в теплую берлогу,
Под мужественный скрип вторых дверей,
Спеша и согреваясь понемногу.
И мысль одна, как лёгкий мотылек,
Порхает, ускользая от мороза,
Что лето отдыхает под землёй,
В вагонах громыхает под землёй,
Июльские воспитывая грозы.
И походя воспитывая нас,
Чтоб в круговерти станций и вагонов
Мы летний получали мастер-класс,
Вникая в диалектику сезонов,
И засыпали, кольцами кружа,
Гранитный лабиринт шагами меря,
Покуда вход надежно сторожат
От волка, от зимы и от ножа
Вторые нераспахнутые двери.

26 октября ждем гостей в муз-подвале Российской государственной библиотеки для молодежи (РГБМ)