Forwarded from Polit.World
Панченко об идеологии путинизма
Издание Re:Russia публикует статью профессора Европейского университета в Санкт-Петербурге Александра Панченко об идеологических нарративах позднего путинизма:
«В эпоху Брежнева коммеморативные ритуалы и практики, связанные со Второй мировой войной, стали приобретать характер гражданской религии, и эта тенденция возродилась в отчасти гипертрофированном виде в эпоху Путина. Поздний советский «культ победы» сочетал представления о спасении мира, искупительной жертве и генеалогии современного общества: предки и ветераны, пожертвовавшие собой на войне, не только спасли мир, но и как бы обеспечили саму возможность мирной и благополучной жизни своих потомков. Исходя из типологии мифологических сюжетов, можно, наверное, сказать, что советский нарратив о Второй мировой войне сочетал черты этиологического, героического и эсхатологического мифов.
Это, по-видимому, и сделало «религию победы» наиболее привлекательной для путинских политтехнологов и пропагандистов, понимавших, что «православное возрождение» не оправдало ожиданий. Помимо прочего, этот метанарратив позволял как бы сгладить память о сталинизме, о роли, которую сыграли в массовых репрессиях предшественники путинского ФСБ, о депортации народов, о послевоенной оккупации стран Восточной Европы и т. п. В известном смысле «религия победы» была своего рода залогом «российской имперской невинности», если воспользоваться входящим в моду термином.
При Путине этот милитаристский культ зажил, так сказать, собственной жизнью, вышел за пределы политической пропаганды и действительно стал значимой частью массовой культуры. Одним из общих мест «религии победы» стала идея воспроизведения войны, иначе говоря — возвращения на поле сакральной битвы между советским добром и нацистским злом. <…>
Еще одним значимым метанарративом эпохи Путина стало причудливое сочетание геополитических фантазий, конспирологии и морального алармизма. В этом отношении постсоветская Россия совсем не уникальна, однако является, вероятно, единственной крупной страной начала XXI века, где радикальная конспирологическая картина мира оказалась настолько популярна не только в массовой культуре, но и в среде политического истеблишмента. Коллективные фантазии на тему борьбы цивилизаций, заговора правительств, экономических элит, религиозных организаций и т. п. вообще довольно характерны для глобальной политической культуры второй половины XX — начала XXI века. Современная Россия при этом отличается особой чувствительностью к воображаемым опасностям этического и ценностного характера: так, скажем, государственная «Стратегия национальной безопасности» многократно упоминает довольно расплывчатые «традиционные российские духовно-нравственные ценности», которым, как предполагается, угрожает «внешняя культурная и информационная экспансия».
…путинский режим и породившее его постсоветское общество не следует считать полностью лишенными идеологии. Здесь сформировались по-своему влиятельные метанарративные модели, отчасти связанные с культурой позднего СССР и вместе с тем довольно типичные для современных антиглобалистских дискурсов. Другое дело, что эти нарративы, идеи и ожидания свидетельствуют о продолжающемся глубоком кризисе, обусловленном довольно банальными и хорошо известными факторами: распадом империи, крахом советской модернизационной модели и сложностью современного информационного общества. Речь, как мне кажется, идет о еще не закончившейся деградации и фрагментации позднесоветской (и в более широком контексте — имперской) символической вселенной».
#конспектПолитРу
Издание Re:Russia публикует статью профессора Европейского университета в Санкт-Петербурге Александра Панченко об идеологических нарративах позднего путинизма:
«В эпоху Брежнева коммеморативные ритуалы и практики, связанные со Второй мировой войной, стали приобретать характер гражданской религии, и эта тенденция возродилась в отчасти гипертрофированном виде в эпоху Путина. Поздний советский «культ победы» сочетал представления о спасении мира, искупительной жертве и генеалогии современного общества: предки и ветераны, пожертвовавшие собой на войне, не только спасли мир, но и как бы обеспечили саму возможность мирной и благополучной жизни своих потомков. Исходя из типологии мифологических сюжетов, можно, наверное, сказать, что советский нарратив о Второй мировой войне сочетал черты этиологического, героического и эсхатологического мифов.
Это, по-видимому, и сделало «религию победы» наиболее привлекательной для путинских политтехнологов и пропагандистов, понимавших, что «православное возрождение» не оправдало ожиданий. Помимо прочего, этот метанарратив позволял как бы сгладить память о сталинизме, о роли, которую сыграли в массовых репрессиях предшественники путинского ФСБ, о депортации народов, о послевоенной оккупации стран Восточной Европы и т. п. В известном смысле «религия победы» была своего рода залогом «российской имперской невинности», если воспользоваться входящим в моду термином.
При Путине этот милитаристский культ зажил, так сказать, собственной жизнью, вышел за пределы политической пропаганды и действительно стал значимой частью массовой культуры. Одним из общих мест «религии победы» стала идея воспроизведения войны, иначе говоря — возвращения на поле сакральной битвы между советским добром и нацистским злом. <…>
Еще одним значимым метанарративом эпохи Путина стало причудливое сочетание геополитических фантазий, конспирологии и морального алармизма. В этом отношении постсоветская Россия совсем не уникальна, однако является, вероятно, единственной крупной страной начала XXI века, где радикальная конспирологическая картина мира оказалась настолько популярна не только в массовой культуре, но и в среде политического истеблишмента. Коллективные фантазии на тему борьбы цивилизаций, заговора правительств, экономических элит, религиозных организаций и т. п. вообще довольно характерны для глобальной политической культуры второй половины XX — начала XXI века. Современная Россия при этом отличается особой чувствительностью к воображаемым опасностям этического и ценностного характера: так, скажем, государственная «Стратегия национальной безопасности» многократно упоминает довольно расплывчатые «традиционные российские духовно-нравственные ценности», которым, как предполагается, угрожает «внешняя культурная и информационная экспансия».
…путинский режим и породившее его постсоветское общество не следует считать полностью лишенными идеологии. Здесь сформировались по-своему влиятельные метанарративные модели, отчасти связанные с культурой позднего СССР и вместе с тем довольно типичные для современных антиглобалистских дискурсов. Другое дело, что эти нарративы, идеи и ожидания свидетельствуют о продолжающемся глубоком кризисе, обусловленном довольно банальными и хорошо известными факторами: распадом империи, крахом советской модернизационной модели и сложностью современного информационного общества. Речь, как мне кажется, идет о еще не закончившейся деградации и фрагментации позднесоветской (и в более широком контексте — имперской) символической вселенной».
#конспектПолитРу
Forwarded from Polit.World
Дугин-лайт
Философ Сергей Жигалкин («друг Дугина и Джемаля» - представляет его казанская газета «Бизнес-Online») предлагает свою версию глубинных целей СВО:
«…все-таки есть два момента, благодаря которым победа России желанна.
Первый такой. В настоящее время Запад невероятно изощрен в контроле ментальности граждан и противодействии тенденциям, которые могли бы привести к возрождению духовных ориентиров.
Западная пропаганда действует не насильственно, а путем сложной риторики, псевдополемики, в результате добиваясь того, что люди начинают считать им внушаемое своими собственными мыслями, желаниями, убеждениями и надеждами. С теми же, кто не поддается такой обработке, поступают на редкость жестоко.
Общество крайне тоталитарное, свободы практически никакой. И шансов что-либо изменить, в сущности, нет. Ты либо следуешь в общем потоке, либо ты асоциал, маргинал. И это еще в лучшем случае.
Как это ни странно, в России иначе. Свободы здесь больше. Значительно больше. Здесь множество уровней, планов общения, всегда можно найти круг людей, с которыми можно вести какие угодно беседы, не думая ни о какой цензуре. Пропаганда в России слишком проста, однопланова и не касается сложных, серьезных, тем более метафизических тем.
Преследуют в основном оппозиционеров, атакующих власть. До остальных дела нет. Понятно, что их оставляют в покое не из гуманных или каких-либо дальновидных соображений, а просто потому, что не чувствуют в них угрозы.
Поэты, философы, художники, литераторы, эзотерики, музыканты, сектанты и прочие — на них попросту наплевать. Однако мы чувствуем, знаем, что среди многих людей неконтролируемых представлений дремлет сокрытая сила, реальная, которая как-то, когда-то еще может вырваться на поверхность. То есть где-то, когда-то и как-то в России в гомогенном теле нынешней парадигмы может образоваться дыра, через которую ворвется ветер с той стороны, способный захватить человечество… Может быть, этого и не произойдет, но есть шанс. На Западе этого шанса, как представляется, более нет…
И второй момент следующий. В случае победы Россия не то чтобы станет для других стран знаменем, идеалом для подражания. Россия останется собой — такой, какова она есть, но тем самым она станет хорошим примером того, что все-таки это возможно — остаться собой. И другие страны, воодушевленные этим примером, тоже, как я полагаю, захотят и попробуют остаться собой. И это будут уже не колонии, а многополярный мир».
#конспектПолитРу
Философ Сергей Жигалкин («друг Дугина и Джемаля» - представляет его казанская газета «Бизнес-Online») предлагает свою версию глубинных целей СВО:
«…все-таки есть два момента, благодаря которым победа России желанна.
Первый такой. В настоящее время Запад невероятно изощрен в контроле ментальности граждан и противодействии тенденциям, которые могли бы привести к возрождению духовных ориентиров.
Западная пропаганда действует не насильственно, а путем сложной риторики, псевдополемики, в результате добиваясь того, что люди начинают считать им внушаемое своими собственными мыслями, желаниями, убеждениями и надеждами. С теми же, кто не поддается такой обработке, поступают на редкость жестоко.
Общество крайне тоталитарное, свободы практически никакой. И шансов что-либо изменить, в сущности, нет. Ты либо следуешь в общем потоке, либо ты асоциал, маргинал. И это еще в лучшем случае.
Как это ни странно, в России иначе. Свободы здесь больше. Значительно больше. Здесь множество уровней, планов общения, всегда можно найти круг людей, с которыми можно вести какие угодно беседы, не думая ни о какой цензуре. Пропаганда в России слишком проста, однопланова и не касается сложных, серьезных, тем более метафизических тем.
Преследуют в основном оппозиционеров, атакующих власть. До остальных дела нет. Понятно, что их оставляют в покое не из гуманных или каких-либо дальновидных соображений, а просто потому, что не чувствуют в них угрозы.
Поэты, философы, художники, литераторы, эзотерики, музыканты, сектанты и прочие — на них попросту наплевать. Однако мы чувствуем, знаем, что среди многих людей неконтролируемых представлений дремлет сокрытая сила, реальная, которая как-то, когда-то еще может вырваться на поверхность. То есть где-то, когда-то и как-то в России в гомогенном теле нынешней парадигмы может образоваться дыра, через которую ворвется ветер с той стороны, способный захватить человечество… Может быть, этого и не произойдет, но есть шанс. На Западе этого шанса, как представляется, более нет…
И второй момент следующий. В случае победы Россия не то чтобы станет для других стран знаменем, идеалом для подражания. Россия останется собой — такой, какова она есть, но тем самым она станет хорошим примером того, что все-таки это возможно — остаться собой. И другие страны, воодушевленные этим примером, тоже, как я полагаю, захотят и попробуют остаться собой. И это будут уже не колонии, а многополярный мир».
#конспектПолитРу
Forwarded from Polit.World
Транзит: варианты
Юрист и политолог Владимир Пастухов, постоянный участник нашего проекта «После» пишет:
«…я бы отметил, что есть две отчетливо различающихся точки зрения на транзит России в «послепутина».
Та часть экспертного сообщества, которая привыкла доверять приборам больше, чем чувствам, считает, что никакого дна не будет, хотя посадка и может быть жесткой. Страну хорошо протрясет, но не более того.
Центробежные тренды выражены не сильно, элиты аморфны, масса податлива, никаких сильных подземных течений, которые могли бы выйти неожиданно на поверхность, не наблюдается. Поэтому, когда пыль осядет, все сложится как-то иначе и одновременно сильно похоже на то, что было.
Те же, кто привык полагаться на интуицию больше, чем на приборы, слушают «сердце Горы» и отчетливо фиксируют социокультурный инфаркт миокарда. Они смотрят не на текущие показания приборов, а на журнал полетов, который внятно указывает, что лайнер отлетал свое. То есть дело вовсе не в том, что этот конкретный полет проходит более или менее нормально, а в том, что сроки амортизации всех социокультурных подсистем нынешней версии русской цивилизации исчерпаны. Мы находимся в той точке русской истории, когда сразу несколько гигантских ее циклов завершаются, и все кривые на экране исторического монитора стремительно падают в ноль. Если судить по этим графикам, то удар о дно практически неизбежен, несмотря на бодрящие цифры на приборной доске.
Путин в последнем раскладе – не столько причина, сколько триггер. Он не вызвал к жизни, а лишь ускорил и усугубил все деструктивные процессы.
Тем самым он исключил возможность плавного исторического транзита, при котором Россия могла бы «присесть» на дно прежде, чем снова взлететь. Благодаря Путину сыграть в одно касание не получится.
Предстоит штопор и лобовое столкновение с исторической поверхностью и последующий мощный отскок».
#конспектПолитРу
Юрист и политолог Владимир Пастухов, постоянный участник нашего проекта «После» пишет:
«…я бы отметил, что есть две отчетливо различающихся точки зрения на транзит России в «послепутина».
Та часть экспертного сообщества, которая привыкла доверять приборам больше, чем чувствам, считает, что никакого дна не будет, хотя посадка и может быть жесткой. Страну хорошо протрясет, но не более того.
Центробежные тренды выражены не сильно, элиты аморфны, масса податлива, никаких сильных подземных течений, которые могли бы выйти неожиданно на поверхность, не наблюдается. Поэтому, когда пыль осядет, все сложится как-то иначе и одновременно сильно похоже на то, что было.
Те же, кто привык полагаться на интуицию больше, чем на приборы, слушают «сердце Горы» и отчетливо фиксируют социокультурный инфаркт миокарда. Они смотрят не на текущие показания приборов, а на журнал полетов, который внятно указывает, что лайнер отлетал свое. То есть дело вовсе не в том, что этот конкретный полет проходит более или менее нормально, а в том, что сроки амортизации всех социокультурных подсистем нынешней версии русской цивилизации исчерпаны. Мы находимся в той точке русской истории, когда сразу несколько гигантских ее циклов завершаются, и все кривые на экране исторического монитора стремительно падают в ноль. Если судить по этим графикам, то удар о дно практически неизбежен, несмотря на бодрящие цифры на приборной доске.
Путин в последнем раскладе – не столько причина, сколько триггер. Он не вызвал к жизни, а лишь ускорил и усугубил все деструктивные процессы.
Тем самым он исключил возможность плавного исторического транзита, при котором Россия могла бы «присесть» на дно прежде, чем снова взлететь. Благодаря Путину сыграть в одно касание не получится.
Предстоит штопор и лобовое столкновение с исторической поверхностью и последующий мощный отскок».
#конспектПолитРу
Forwarded from Polit.World
Несложившееся имперство
Политолог Григорий Голосов пишет в журнале «Холод»:
«Иногда говорят, что суррогатом национализма в России могла бы стать империалистическая идеология территориального расширения, так называемое имперство.
Должен отметить, что те империалистические идеологии, которые действительно доминировали в мире до Второй мировой войны, обычно включали в себя этническую составляющую.
Скажем, британский империализм был бы невозможен без тезисов о том, что (1) моральное и материальное превосходство британской нации, ее способность нести «бремя белого человека», оправдывает территориальную экспансию и (2) для самих британцев империя — это полезное, экономически выгодное предприятие, ведущее к обогащению народа.
Можно ли убедительно сформулировать подобные тезисы применительно к внешней политике современной России? Я сомневаюсь. Центральное место в оправданиях «имперства» занимает примитивный ресентимент, бесконечное и однообразное перечисление обид, нанесенных России ее зарубежными «партнерами» в более или менее отдаленном прошлом, а также воспоминания о былых победах. Кроме того, националистические чувства пытаются подогревать тезисом о том, что «сильную» (то есть угрожающую соседям) Россию будут «бояться, а значит — уважать». Боюсь, здравый смысл делает этот тезис сомнительным даже для далеких от политики людей, не обделенных хоть каким-то жизненным опытом. Дворового хулигана многие боятся, но никто его не уважает.
Подводя итоги, констатирую, что идеология российского режима — глубоко консервативная, лишенная сколько-нибудь конкретного содержания и внутренней связности, попросту неубедительная. Иной идеологии у этого режима быть не может».
#конспектПолитРу
Политолог Григорий Голосов пишет в журнале «Холод»:
«Иногда говорят, что суррогатом национализма в России могла бы стать империалистическая идеология территориального расширения, так называемое имперство.
Должен отметить, что те империалистические идеологии, которые действительно доминировали в мире до Второй мировой войны, обычно включали в себя этническую составляющую.
Скажем, британский империализм был бы невозможен без тезисов о том, что (1) моральное и материальное превосходство британской нации, ее способность нести «бремя белого человека», оправдывает территориальную экспансию и (2) для самих британцев империя — это полезное, экономически выгодное предприятие, ведущее к обогащению народа.
Можно ли убедительно сформулировать подобные тезисы применительно к внешней политике современной России? Я сомневаюсь. Центральное место в оправданиях «имперства» занимает примитивный ресентимент, бесконечное и однообразное перечисление обид, нанесенных России ее зарубежными «партнерами» в более или менее отдаленном прошлом, а также воспоминания о былых победах. Кроме того, националистические чувства пытаются подогревать тезисом о том, что «сильную» (то есть угрожающую соседям) Россию будут «бояться, а значит — уважать». Боюсь, здравый смысл делает этот тезис сомнительным даже для далеких от политики людей, не обделенных хоть каким-то жизненным опытом. Дворового хулигана многие боятся, но никто его не уважает.
Подводя итоги, констатирую, что идеология российского режима — глубоко консервативная, лишенная сколько-нибудь конкретного содержания и внутренней связности, попросту неубедительная. Иной идеологии у этого режима быть не может».
#конспектПолитРу
Forwarded from Polit.World
Антигосударственник по природе
Блогер Павел Пряников пишет:
«Последние события в среде уехавшей оппозиции показывают, что россияне органически не могут самоорганизовываться. Никакие – даже образованные и богатые. Даже в условиях Запада, где нет таких ограничителей, как в России (спецслужбы, цензура, низкопоклонство перед начальником и т.п.) – т.е. нет т.н. «Среды». Эта «Среда» - в самом россиянине.
Один раз могло бы быть случайностью, но четыре раза, нынешняя четвёртая волна политической эмиграции на Запад – закономерность (на самом деле шесть волн, если считать от Герцена и далее через Плеханова к позднецарским эмигрантам).
По массовости нынешняя 4-я волна напоминает белогвардейскую, и с ней лучше всего сравнивать (прогитлеровская после ВМВ и диссидентская были малочисленней). Вся среда заражена срачами и самоуничтожением. И на внешнем контуре (как у белой эмиграции – за кого быть, за Гитлера, за Сталина, за Англию), и на внутреннем. «Умри ты сегодня, а я завтра» и «Человек человеку волк» продолжает работать и в эмиграции. <…>
Единственный шанс на существование таких оппозиционных групп – это только уйти под крыло спецслужб, преимущественно ЦРУ. Как это и было с прежними волнами эмиграции. Чтобы появился внешний Начальник и навёл иерархию («порядок»). Будь то НКВД, Гестапо, ЦРУ или даже японская разведка (как это было с самой сплочённой в истории оппо-группой – НТС; но, правда, в середине пути НТСовцев тоже перехватило под управление ЦРУ).
Если смотреть шире, то всё это показывает: россиянин – антигосударственный человек по своей природе, стихийный анархо-капиталист, глубинный либертарий на основе т.н. воли. Его социальная среда обитания – только большая семья (деревня, т.е. хутор на 1-3 двора), как это было до тех пор, пока начальство насильно не согнало народ в крепостнические колхозы в XVI-XVII веках. Всё, что вне большой семьи – враг и чужак. Нет не только коллективизма, но и способности устроить горизонтальную иерархию. Как только появляется сгусток воли, россиянин бежит от государства и иерархий».
#конспектПолитРу
Блогер Павел Пряников пишет:
«Последние события в среде уехавшей оппозиции показывают, что россияне органически не могут самоорганизовываться. Никакие – даже образованные и богатые. Даже в условиях Запада, где нет таких ограничителей, как в России (спецслужбы, цензура, низкопоклонство перед начальником и т.п.) – т.е. нет т.н. «Среды». Эта «Среда» - в самом россиянине.
Один раз могло бы быть случайностью, но четыре раза, нынешняя четвёртая волна политической эмиграции на Запад – закономерность (на самом деле шесть волн, если считать от Герцена и далее через Плеханова к позднецарским эмигрантам).
По массовости нынешняя 4-я волна напоминает белогвардейскую, и с ней лучше всего сравнивать (прогитлеровская после ВМВ и диссидентская были малочисленней). Вся среда заражена срачами и самоуничтожением. И на внешнем контуре (как у белой эмиграции – за кого быть, за Гитлера, за Сталина, за Англию), и на внутреннем. «Умри ты сегодня, а я завтра» и «Человек человеку волк» продолжает работать и в эмиграции. <…>
Единственный шанс на существование таких оппозиционных групп – это только уйти под крыло спецслужб, преимущественно ЦРУ. Как это и было с прежними волнами эмиграции. Чтобы появился внешний Начальник и навёл иерархию («порядок»). Будь то НКВД, Гестапо, ЦРУ или даже японская разведка (как это было с самой сплочённой в истории оппо-группой – НТС; но, правда, в середине пути НТСовцев тоже перехватило под управление ЦРУ).
Если смотреть шире, то всё это показывает: россиянин – антигосударственный человек по своей природе, стихийный анархо-капиталист, глубинный либертарий на основе т.н. воли. Его социальная среда обитания – только большая семья (деревня, т.е. хутор на 1-3 двора), как это было до тех пор, пока начальство насильно не согнало народ в крепостнические колхозы в XVI-XVII веках. Всё, что вне большой семьи – враг и чужак. Нет не только коллективизма, но и способности устроить горизонтальную иерархию. Как только появляется сгусток воли, россиянин бежит от государства и иерархий».
#конспектПолитРу